Бессердечный

      То, что Глен проспал первую половину дня, его не сильно расстроило. Все самое интересное его ждало вечером. Вчера ночью, погруженный в свои записи, он вспомнил, что Ада Дарлинг проводит очередной бал, как раз намеченный на уже сегодняшний день. Там он надеялся застать одну из своих жертв, так как не раз видел ее в доме у Ады. Ее жизнь без сердца напоминала механизм, который ни на секунду не сбился с привычной работы. Девушка также вставала по утрам, также посещала балы, также отваживала от себя женихов, также восхищалась вечной старой девой Адой.

Глен решил посетить сегодняшний бал, чтобы начать возвращать сердца тем, у кого он их украл. Дожидаясь вечера, он неспешно позавтракал, считай, пообедал, во время этого снова листал свои записи и составлял план, который состоял из полного имени девушки, месте, где он забрал ее сердце и каких-то пометок о том, помнит он их в лицо или же нет. Просидел он так до самого вечера, полностью поглощенный своей идеей. Опомнился только, когда Фонита напомнила ему, по его же просьбе, когда будет нужно собираться на бал. Он поднял на нее взгляд, быстро сгреб все в кучу, хотел было отнести в чулан, но махнул рукой и бросил все обратно на обеденный стол. Впервые он собирался не так усердно, как всегда. Пригладил волосы, накинул на себя фрак с глубокими карманами, и отправился к дому Ады, перед этим зайдя в чулан за сердцем девушки.

Придя, Глен, как и в прошлые разы, радушно поприветствовал хозяйку особняка, а потом занял свою привычную позицию – у фуршетного стола с бокалом красного вина. Нужную девушку он заприметил танцующей с каким-то не особо привлекательным молодым человеком. Что удивительно, потому что раньше она выбирала только избранных красавцев. Вот Глен и нашел нарушение в ее слаженном механизме – отсутствие сердца отбило у нее способность выбирать привлекательных мужчин среди прочих. Он подождал пока танец закончится, а потом подошел к девушке, которая продолжала стоять на том же месте, где ее оставил кавалер.

– Доброго вечера, вы же Эмилия, я угадал?

–Да, именно так. А вы...Леви? – спросила она, вяло и совершенно без интереса.

– Позвольте вас кое-кому представить. Мой друг давно хотел с вами познакомиться. Он ждет нас в коридоре, – Глену было в общем-то все равно под каким предлогом ее увести из зала, впрочем как и самой девушке. Она как марионетка, любой может дернуть за ниточку и она исполнит все, что от нее хотят. Отсутствие сердца лишает и воли. Девушка кивнула, приняла протянутую руку и зашагала под руку с Гленом.

Проворно огибая скопления людей, он вывел ее из залы и завернул в безлюдный коридор. Пройдя немного еще он нашел нишу, в которой стоял бюст греческого бога и которая не в первый раз помогала Леви скрываться от людей. Легонько толкнув Эмилию в углубление, он дернул за висящий шнур, и шторы по бокам ниши закрылись. Снова не собираясь возиться, Глен вытащил из потайного кармана бархатный мешочек с сердцем, вытряхнул его на ладонь и вернул его хозяйке. Пока девушка приходила в себя, часто моргая, Глен уже вышел из укрытия и побрел обратно в залу, чтобы попрощаться с Адой.

– Вы тоже заметили? Они сами не свои, будто подменил их кто. Дочь моего знакомого лежит постоянно в кровати, врач ничего вразумительного не говорит, только, уходя, все причитал, что не мог ни какими способами услышать ее пульс, даже там где сердце бьется.

– «Потому что его там и нет», – подумал Глен, проходя мимо двух болтающих женщин. Он замедлил шаг, чтобы еще немного послушать. Странно, что он раньше не слышал подобных разговоров. Хотя причина в том, что он давно игнорирует все окружающие его разговоры.

–Мужчины же не страдают таким недугом.

– Это потому что, вы по природе отличаетесь слабым здоровьем, нежели мы, – подключился к разговору какой-то мужчина. – Любой порыв ветра и вас сразила простуда.

Женщины на это лишь фыркнули, Глен же закатил глаза, и отправился искать хозяйку, потому что больше ничего интересного он не узнает. Девушку, про которую он слышал только что, Леви вспомнил. В своем списке он записал и ее имя и адрес. Попрощавшись с Адой, Глен быстро покинул особняк. На сегодня его миссия выполнена. На завтра у него план тоже был намечен. Свой день он закончил приятной ванной и полноценным сном.

Так проходили все следующие дни Глена. Он то выбирался на балы, то с утра наведывался в гости к девушкам, чтобы вернуть им сердца. Зависело от образа жизни, которого придерживались девушки. Кого-то он настиг просто на прогулке в парке, долго приходилось бродить с пострадавшей между деревьями, чтобы найти невидимый другим уголок. Глен так увлекся своей целью, что совсем забыл об Анне. Последний раз они виделись тем вечером в ее комнате, а это было две недели назад. На самом деле он не переставал думать о ней ни на минуту, просто запретил себе ее видеть, пока не выполнит план. Пусть и прошло две недели, а сердец он вернул только четыре, а по его подсчетам он лишил сердец около тридцати тэнебритских девушек. Леви злился на себя, когда день проходил в пустых поисках. Ему приходилось спрашивать у общих с девушками знакомых, где тех можно найти. Кто-то охотно ему все разбалтывал, а кто-то упирался, из-за неприязни. Оказалось, что одна девушка переехала в другой город, и ему пришлось отложить ее на конец недели, а к этому времени вернуть сердце какой-нибудь другой, поблизости. Такие поиски и беготня по городу его выматывали. Он часто пропускал приемы пищи, и поздно ложился спать. Составление списков также продолжалось. Список девушек из Франции, из Италии, из Америки и так по каждой стране, где бывал Глен. Он каждый раз, садясь за стол, проклинал себя за мотания по всему земному шару.

Пока Глен занимался всем этим, он не думал о том, что запрещая себе видеться с Анной, он ограничивает не только себя, но и ее. Она давно поправилась, написала Глену записку, что ждет его у себя, потом, когда ответа не получила, написала еще одну, не зная, что они пылятся у него на письменном столе в гостиной, куда Руфина складывает всю почту и другие документы. Глаза Глена уже как две недели не читали ничего, кроме его личных дневников и списков с женскими именами и прочими заметками. Анна снова не знала, что ей думать. Он не в первый раз так пропадает. Она не хотела, чтобы отсутствие Глена как-то сказывалось на ее настроении, поэтому эти две недели она всячески себя занимала. То помогала матери с заготовками на предстоящую зиму, но помогала с уборкой, то просто читала. Когда же уже пошла третья неделя, а Глена она так и не увидела и не получила от него ни строчки, объясняющей его исчезновение, начала тревожится. Предупредив Агату, что уходит, Анна надела теплое пальто, перчатки, берет и сама отправилась к Глену.

На улице было довольно зябко, небо заволокло тучами. Анна шла, а под ее ногами шуршали сухие листья. Люди, летом ходившие не спеша, сейчас шли быстрым шагом, чтобы как можно быстрее добраться до дома, при этом мерзнуть меньше времени. Анна тоже следовала этому принципу, а потому шла торопливым шагом, не смотря по сторонам, как обычно она это делает. Вскоре показалась площадь и улица «Толстых карманов», а затем и особняк Глена. Девушка прошла по двору и остановилась у двери, в нерешительности. Она разминала замершие ладони, в поисках звонка, признаков которого не было. Анна не могла вспомнить был ли он вообще. Ведь раньше они с Агатой как-то же вошли. Она все же постучала в дверь, не надеясь, что ее услышат сестры-служанки или же сам хозяин, а затем, открыв дверь, зашла. Девушка застыла на пороге и уставилась на Глена, который вышел из двери под лестницей с кипой разных бумаг и потертых книг. На его лице выступило неподдельное удивление с примесью волнения. Он быстро закрыл дверь на ключ, повесил его на шею, а потом повернулся к Анне с лицом, будто его застали на месте преступления.

– Анна? Что ты здесь делаешь? Я совсем не ждал сегодня гостей, – говорил он, направляясь в гостиную. Там он оставил на столе все, что было у него в руках, а потом торопливо подошел к Анне, помогая ей снять пальто.

– Насколько я знаю, ты никогда их не ждешь, – сухо ответила она. – Где ты пропадал все эти недели?

– Я был занят, – протараторил Глен, вешая ее пальто на вешалку. – Руфина, Фонита, приготовьте чай и принесите его в столовую!

– Что с тобой? Ты какой-то странный. Что-то случилось? – спросила Анна, вглядываясь в его встревоженное лицо, пока он вел ее вглубь особняка.

– Все в порядке, – он глубоко вздохнул и резко успокоился, вернув себе самообладание.

– Если все в порядке, почему не отвечал на мои записки? Я писала тебе.

– А, правда? Так вот о каких письмах говорила Руфина, – Глен покосился на письменный стол, мимо которого они только что прошли. За своими дневниками он еле разглядел уголки конвертов. – Прости, я так увлекся делами, что забыл обо всем на свете.

– А что за дела?

– Да потом как-нибудь расскажу, – отмахнулся Глен, открывая перед ней дверь в столовую. Он усадил ее за стол, а сам сел напротив. – Ну, а чем ты занималась?

– Помогала маме по дому и с заготовками, а еще думала. Я переживала о том, что ты решил расстаться со мной.

– Что? Почему? – искренне удивился Глен и подался вперед к девушке. – Если это из-за того, что я долго не навещал тебя, так это потому, что правда был занят.

– Не по этому. Когда я проснулась после того вечера, тебя уже не было. Я сначала подумала, что это правильно, чтобы тебя не застала мама, а потом ты не появлялся все эти дни, и я решила, что ты больше не хочешь быть со мной. Ведь я отказала тебе в близости, а ты хотел и...

– Анна, ты сейчас серьезно? – Глен встал из-за стола, обошел его и сел на стул рядом с Анной. Он накрыл ее руки своими, перед этим подняв за подбородок ее опущенную от смущения голову.

– Да, я правда об этом переживала. Ты так неожиданно всегда пропадаешь, что я не знаю, что и думать.

– Отношения строятся на доверии, ты знаешь? – сказал он и захотел откусить себе язык. – Признаюсь, я виноват, что забыл о тебе на все это время и ушел в тот вечер, ничего не сказав. Я мог бы оставить тебе записку, но как-то об этом не подумал. Больше такого не повторится.

Он притянул ее руки к губам и поцеловал пальцы.

– Рада, что мы все решили, – ответила Анна и улыбнулась. – Ты вообще сильно занят? Я не отвлекаю тебя?

– Да нет, что ты. Остальные дела не так срочны, так что я так уж и быть выделю тебе время, – лукаво улыбнулся Глен, отпуская руки Анны.

Как раз в это время в столовую вошли сестры. Руфина несла поднос с чайником и фарфоровым сервизом, а Фонита поднос с меренгами и кусочками яблочного пирога. Служанки накрыли на стол, разлили чай по чашкам, пожелали господину и его гостье приятного аппетита, а затем удалились. Во время чаепития Глен и Анна мило болтали друг с другом, обсуждая новости Тэнебриса, приближающиеся холода и что только ничто. Когда Анна все же решилась уточнить чем же таким все это время занимался Леви, он опять ответил уклончиво про документы, счета, доходы и прочую бухгалтерию.

– Какие у тебя вообще доходы? Не подумай, что я считаю твои деньги, просто интересно как твоя семья стала такой богатой.

– Ну, в первую очередь, как основателям города нам выделялись и выделяются деньги из общего городского бюджета, который в общем-то и пополняется благодаря семьям основателей. Еще я являюсь владельцем шахт, где добываются драгоценные камни, вместе с тем ювелирной мастерской, отеля на площади, ну и бутика сладостей. Последнее было прихотью матери. А ну и еще меня можно считать членом городского совета, но я не появлялся ни на одном собрании лет так с... никогда, хотя мне стабильно присылают приглашения два раза в месяц.

– Так много всего. У тебя и правда много всяких обязанностей.

– Когда я тебе все перечислил, до меня тоже дошел масштаб всего, – потер Глен шею и отвернулся к окну. За все это время к своим прямым обязанностям он и не приступал, потому что был занят кое-чем другим. «Надо было слушать нудеж Руфины. Там, наверное, целая гора всего, хоть три года разгребай». Он глубоко вздохнул, подпирая щеку рукой.

– Но раз то, что ты делаешь, вносит такой вклад в развитие Тэнебриса, почему на тебя все смотрят с предубеждением и осуждением? Твой отель принимает гостей, твои шахты и ювелиры украшают шеи и пальцы здешних дам, а их дети едят твои сладости. Так почему же твоя репутация столь скверна?

– Эх, Ани, на отеле, шахте, и даже на пресловутой лавке с конфетами не висит табличка «собственность Глена Леви», все это лишь на бумажках, к которым у этих людей нет и не может быть доступа. Чаще они не видят дальше своего носа и не хотят признавать чьи-то заслуги, кроме своих. Ну и я не пекусь о своей репутации и не кричу на каждом углу: «Видали отель – это мое!».

Так они разговаривали, пока чайник не опустел. Анна засобиралась домой, Глен, разумеется, отправился ее провожать.

Когда они проходили мимо чулана, Анна покосилась на дверь.

– Кстати, а куда ведет эта дверь? В погреб? Когда я пришла ты вышел оттуда и выглядел как будто испуганным.

– Я? Испуганным? Ха, Ани, ну у тебя и фантазия. Пойдем, не забивай голову всякой ерундой, – Глен легонько подтолкнул ее в спину, поторапливая.

– Нет, ну, правда, что там? – вывернулась она из-под его руки.

– Винный погреб.

– А можно посмотреть?

–Зачем? Не знал, что ты такая любительница выпить, – усмехнулся Глен.

– Я нет, но ты же любишь красное вино. Мне интересно, какие марки тебе нравятся. Чтобы когда мы поженимся наливать тебе вечерами, – протараторила Анна, а затем прикрыла рот рукой, не ожидая, что произнесет нечто подобное.

– А слуги на что? Пойдем, кажется, скоро дождь пойдет, – он остановился, оглядываясь на Анну, которая замерла на месте.

– Ну пойдем, я хочу посмотреть.

– Там сыро, простудишься еще, а ты недавно только переболела.

– У меня не настолько слабое здоровье, – нахмурилась девушка.

– Н-да? А кто недавно валялся в кровати, потому что попал под дождь? Я тоже был с тобой и остался здоров.

Анна пихнула его в бок.

– Почему ты такой вредный? Ну, можно посмотреть?

– Ани, что ты так уперлась? В моем доме полно мест попривлекательнее, а ты хочешь спуститься в темный холодный погреб.

– Это ты почему так уперся? Обычно ты мне не отказываешь, а тут прям противишься. Ты там что-то прячешь?

– Нет.

–Тогда почему испугался, когда увидел меня, еще и на ключ дверь закрыл. От кого? От меня что ли?

– Я не испугался, – ответил он, сложа руки на груди, выдавая этим свое напряжение. Он думал быстро отвести внимание Анны от чулана, но понял, что зря недооценил ее настойчивость.

– Я все видела. Ты так же как сейчас отмахнулся и сделал вид, что ничего не произошло. Твое поведение сегодня очень странное.

– Тебе кажется. Давай, пойдем я тебя провожу.

– Нет, сначала покажи мне погреб.

– Зачем?

– Хочу, – она, подражая Глену, сложила руки на груди и вздернула подбородок.

– Это тупиковый разговор, пойдем, – он протянул к ней руку, пытаясь увести к выходу, который был так близко, но ужасно далеко. Каких-то пять больших шагов.

– Не тупиковый, если ты не покажешь, что ты там прячешь. Не ты ли говорил, что в отношениях важно доверие? А своим поведением ты только увеличиваешь мое любопытство.

– Когда говорил, не думал, что это отнесется ко мне, – прошептал он. – Ты туда не пойдешь. – Сказал он уже в голос.

– Не переживай ты так за мое здоровье, – мягко сказала Анна, почувствовав его раздражение. Она подошла к нему и хотела положить руки ему на плечи, чтобы успокоить. Девушка уже была готова отказаться от своей глупой затеи, если бы не поступок Глена. Он, думая, что Анна хочет снять с него цепочку с ключом, резко скинул ее руки с себя, а потом схватился за ключ сквозь слои одежды. Девушка пошатнулась и отпрянула на несколько шагов. Ее глаза округлились, она совсем не ожидала, что Глен может ее так грубо оттолкнуть. Она не знала, что ей сказать, потирая ушибленные руки.

– Прости, я не хотел, – тотчас опомнился Глен, несмело делая к ней шаг. Анна не позволила ему приблизиться, немного отдалившись.

– Ты что думал, что я заберу у тебя ключ? – тихо спросила она. – Неужели ты там хранишь не только вино? Или его так много, что я приму тебя за алкоголика?

– Нет, но... я не хочу, чтобы ты туда спускалась, – вымучено произнес Глен. С его лица слетели все маски. Он был напуган и встревожен, не зная как сберечь свой секрет от Анны. – Пожалуйста, Анна, не надо. Пойдем, я провожу тебя домой.

– Ты сам говорил про доверие, Глен, немного двулично с твоей стороны, – она вздохнула. Девушка видела с каким страхом в глазах он смотрит на нее. Как бы ей не было любопытно, она решила отступить. – Но раз ты действительно не хочешь показывать, что у тебя там, то ладно. Прости, что так настаивала, мне не следовало так упираться. Я пойду одна не нужно меня провожать. В конце концов, не думаю, что ты прячешь там чернокожих рабов или на худой конец чьи-то трупы.

Она слабо улыбнулась своей шутке и зашагала к выходу. Глен же уставился в ее уходящую спину. На миг перед его глазами возник образ трещины, что разрастается между ними с каждым шагом девушки. Между ними пролегла тень недоверия, он сам ее проложил своими поступками. Он представил, что если Анна переступит порог его особняка, то она уйдет навсегда. Он потеряет ее. Леви принимал решение доли секунды. Он быстро сдернул цепочку с ключом со своей шеи, обогнал Анну, и, взяв ее за руку, вложил в раскрытую ладонь ключ. Девушка удивленно вскинула брови.

– Не нужно, я же сказала. Если там что-то важное для тебя, то я подожду, пока ты будешь готов открыться мне. В конечном счете, наши отношения длятся не так долго, чтобы беспрекословно доверять друг другу все свои тайны.

– Другого момента не будет. В любом случае потом я точно не решусь сделать это снова. Так что бери ключ, открывай дверь, а я схожу за фонарем.

Глен быстро зашел за ее спину, направившись в гостиную. На его лице застыла мученическое выражение. Он покрылся испариной, казалось, его тело била дрожь, а шаги были до безумия медленные и неловкие. Но вопреки своему представлению, шел Глен с обычной своей скоростью и прямой спиной. Пока он дрожащими руками взял со своего заваленного бумагами стола фонарь, Анна уже открыла дверь и ждала его на входе. Глен встал напротив нее и глубоко вздохнул, собираясь с силами. Он прошел первым и подал руку Анне, чтобы помочь ей спуститься. Так медленно в свете фонаря они ступали по каменным ступеням. Анна все силилась заглянуть Глену в глаза, но он смотрел прямо перед собой или оглядывался на ее ноги, чтобы убедится, что она не собирается упасть. Когда они оказались внизу, Глен повесил фонарь на подвесной крюк. Он отошел к стене, давая девушке возможность оглядеть пространство. В слабом свете в середине комнаты Анна ухватила взглядом письменный стол, заваленный всевозможными записными книгами, распухшими от чернил и сырости.

– Ты что ведешь свои дела здесь? – спросила она. – Почему же не в гостиной?

– Нет дела я веду как раз на том столе. Здесь я просто храню свои дневники от лишних глаз, – ответил Глен. Он стоял, сложив руки на груди.

– Ну они же все испортятся в этом погребе. Тебе стоило бы хранить свои воспоминания более бережно.

– Мне все равно, что с ними случится, главную свою функцию они выполняют – дают возможность разгрузить голову, а там пусть хоть плесенью зарастут.

Хоть Глен так и сказал, дневники были ему теперь нужны как никогда. Благодаря информации в них он раз за разом выходит на след своих прошлых жертв, чтобы вернуть им украденное. Даже если сегодня эта цель станет для него бессмысленной, он все равно закончит начатое. Пока он размышлял, Анна прошла за стол и провела рукой по корешкам его дневников, сложенных неровной стопкой. Она насчитала штук двадцать с небольшим, это не считая тех, которые Глен отнес наверх и положил на стол в гостиной. Закончив с осмотром, Анна подняла голову. Ее любопытный взгляд встретился с потерянным взглядом Глена.

– Ты как будто бы побледнел, – проговорила девушка, подходя к нему ближе. – Все же я не вижу здесь ничего такого уж страшного, чтобы так переживать. – Не думал же ты, что я сразу примусь читать твои мемуары?

Анна улыбнулась. Ей хотелось вызвать у Глена ответную улыбку, но он был не настроен ни на улыбки, ни на, что либо еще. В эту секунду он предпочел бы умереть, лишь бы Анна не узнала. Лишь бы не разочаровалась. Лишь бы не возненавидела. Время для него тянулось невыносимо медленно. Пока он считал секунды до своего конца, Анна смотрела то на него, то на высокие стеллажи.

‒ Я могу открыть какой-нибудь ящик?

Глен вздрогнул от неожиданного вопроса. Он думал дать ей самой, не знающи, вытащить сердце, либо же показать ей самому из своих рук. Он вспомнил реакцию Эмина. Он тогда чуть не умер от страха.

– Знаешь, давай я сам тебе... – он застыл на месте, Анна, пока он размышлял, открыла один ящик и запустила в него руку. Глен в испуге дернулся к ней.

– Ой, пусто, – промолвила девушка, поворачиваясь к нему. Глен выдохнул и оперся спиной на стеллаж. – Ты чего это?

– Сил моих больше нет, – ответил Глен, проводя руками по лицу. – В общем, то, что ты сейчас увидишь, повергнет тебя в ужас, но дай мне все объяснить. Пожалуйста.

Анна молча кивнула, поддаваясь его настроению и голосу полному мольбы. Глен оттолкнулся от стеллажа и развернулся к нему лицом. Бегло просмотрев выгравированные имена, он отыскал не пустой ящик, открыл его и достал содержимое. Прикрывая двумя ладонями сердце он медленно, не хотя, повернулся к Анне, а затем развел ладони. В блеклом свете фонаря девушке не удалось сразу разглядеть, что было у него в руках. Она наклонилась, услышала размеренное постукивание, и ведомая любопытством прикоснулась к все еще неопознанной вещи. Она тут же в испуге отдернула руку, почувствовав под пальцами что-то мокрое и склизкое и шевелящееся. Анна отшатывается от Глена, прижимая руку к груди. Девушка смотрит на алое сердце, не моргая, свободной рукой она ощупывает стеллаж, ища опору и путь к отступлению. Глен убирает сердце обратно в ящик и делает к девушке нерешительный шаг.

– Глен, объясни, что это? Ты... сердце... человека? Мне показалось, что оно бьется. Какой бред, – еле произносит Анна. На ватных ногах она поворачивается к стеллажу и открывает первый попавшийся ей ящик. На дне она видит такое же сердце, которое только что показывал ей Леви. У нее темнеет в глазах, пока она трясущейся рукой открывает следующий ящик. Ноги у нее подкашиваются, и Глен успевает ее подхватить, пока она не упала в обморок. Он отводит ее к столу и усаживает в мягкое кресло. Анна пытается убрать его руки с себя, но у нее не получается.

– Анна, пожалуйста, выслушай меня.

– Нет, не хочу, – она схватилась за голову, пытаясь придти в себя.

– Пожалуйста, – в мольбе он опустился перед ней на колени, не смея к ней прикоснуться.

– Ты убил их да? И вырезал их сердца? То же самое ты сделаешь со мной? Нет, я уйду. Пусти меня, – Анна рывком поднимается с кресла, но снова в него падает, не в силах стоять на ногах.

– Нет, они живые. Все эти девушки жи...

– Девушки? Почему только они? Как это возможно? Живые трупы? Ты морочишь мне голову. Ты страшный человек, – она прячет лицо в ладонях, и облокачивается на стол. – Я хочу уйти.

Анна говорит шепотом, но Глен слышит ее. Слышит, как заходится ее сердце, как стучит от испытываемого ужаса и боли.

– Анна, пожалуйста, выслушай меня.

– Не хочу тебя слушать, ‒ девушка мотает головой. – Все это время ты прятал здесь какой-то анатомический театр.

– Дай я все объясню. Я сказал все они живые, Анна. Просто их сердца хранятся здесь и продолжают биться.

–Просто? Просто, Глен! – девушка подняла голову и наконец встретилась с ним взглядом. – Что ты несешь! Как такое возможно, чтобы сердце билось не в теле человека, а отдельно от него?

– Ты сама видела. Я сам понимаю, что звучит это странно и не только странно, но и жутко, но тем не менее это так! Это мой дар. Я могу слышать биение женских сердец, понимать их чувства, извлекать их сердца и видеть все их воспоминания.

Анна смотрела на него сверху вниз как на умалишенного. Она думала, что сама недалека от этого состояния.

– Откуда у тебя такой дар, если он и правда у тебя есть?

– В детстве я спас от побоев цыганку и она каким-то образом наградила меня такой способностью в знак благодарности. Она сказала загадать желание, я загадал, она и исполнила его так.

– Ты думаешь, я поверю?

– Но это правда! – воскликнул в отчаянии Глен, совсем опускаясь на пол.

– Хорошо, – примирительно сказала Анна, с жалостью глядя на его мучения. Она заметила это изменение в себе и поспешила от этого отмахнуться. Она сжала руки в кулаки. Сначала она выслушает все до конца, а потом решит любить его или все же ненавидеть. Ну или пожалеть сумасшедшего убийцу, если он все же таковой. – Расскажи мне все, а я тебя выслушаю.

Глен стремительно поднялся и хотел было взять руки Анны в свои в благодарность, но девушка их отдернула. Глен кивнул, и, заламывая от напряжения руки, начал свой рассказ.

– Я тебе рассказывал уже про свою мать...

Леви рассказал о причине такого желания. О том, как узнал про дарованную цыганкой способность. О том, как он учился ее применять. О том, как извлек первое сердце. Про сердце матери он хотел сначала не рассказывать, но потом решил, что если говорить правду, то до конца. Объяснил, что он видит сердца не так как видели бы их обычные люди. Рассказал про их черноту, про то, что все сердца в его «коллекции» порочные в своем черном цвете.

– И что за всю жизнь ты не встретил ни одной девушки с чистым сердцем? – скептически поинтересовалась Анна, слушая его рассказ. Глен не отвечал, упершись взглядом в пол. Анна видела, как он сомневается отвечать ли ему или нет.

– Встретил, – только и ответил Глен. Анна подняла брови в ожидании продолжения. – Это ты.

Закончил Глен и поднял голову. В свете лампы удивленные глаза девушки показались ему самым прекрасным, что он видел в своей жизни. В нем зародился страх, что он видит эти глаза, цвета лесной чащи, в последний раз. Сравнение само возникло в его голове, благодаря потревоженным воспоминаниям. « И все-таки я потеряю свой лес».

– А когда ты...? – Анна не смогла закончить вопрос, представляя страшную картину, как Глен вырывает у нее сердце, а она этого даже не замечает.

– На обрыве. В тот день, когда ты пришла туда, после прогулки с Хантером.

– Почему я ничего не помню? – задала Анна риторический вопрос. Глен уже объяснил ей весь процесс и его последствия. – Это произошло, когда ты меня поцеловал? Ты лишь пытался отвлечь внимание?

– На самом деле я, правда, хотел тебя поцеловать, а потом из-за привычки не смог удержаться, – ответил Глен и отвел взгляд на стеллажи, которые стали ему отвратительны. Как он только раньше выносил их.

– Почему же ты не забрал его себе, как остальные?

– Потому что оно чистое. Зачем его забирать? Я забирал у тех, кому сердце и так не нужно. А поскольку я натыкался только на таких, то и насобирал только черные сердца.  Возможно, я просто зациклился на плохих девушках, что не видел никаких других. Хотел доказать сам себе, что все женщины одинаково порочны. Но видать, главный грешник это я, – медленно протягивал Глен каждое слово, смирившись со своей участью, которую уже успел себе нарисовать. Ярких цветов в его палитре не оказалось. Он словно был на исповеди. Голос его был размеренным и мертвенно спокойным. Наконец, он поднял голову и посмотрел Анне в глаза.

– Ты рассказал мне все?

– Да, вроде все. Правда, я не сказал, что после того вечера, когда я залез к тебе в окно, я принял решение возвратить все сердца, которые украл. Но я не хочу себя обелять в твоих глазах, а просто констатирую факт. Я продолжу их возвращать. Закончу в Тэнебрисе, а потом уеду.

– Надолго? – вырвалось у Анны. Она прикусила губу.

– Ну, пока не верну все сердца французским девушкам, итальянским, американским, китайским, ну и так далее. Думаю, года на два-три. Как пойдет, – Глен глубоко вздохнул и поднялся с колен. – Можешь идти, Ани. Позволь так назвать тебя в последний раз. Я не буду вымаливать у тебя прощения, не думаю, что заслуживаю его. Удерживать тебя я не буду, не имею права. Если захочешь всем рассказать, пожалуйста, я не буду тебя винить. Позови, полицию, я их встречу, все покажу, и со спокойной совестью отправлюсь гнить в тюрьму. Ну, или что там мне нужно будет делать. Да пусть хоть казнят у меня во дворе. Дойдешь до выхода или тебя проводить? Глупый вопрос, ты не хочешь, чтобы я тебя провожал, – усмехнулся Глен. Все это время он смотрел Анне в глаза. Его губы тронула слабая, обреченная улыбка. Он снял с крючка фонарь, протянул его девушке так, чтобы не касаться ее кожи, а затем отошел от нее на приличное расстояние, засунув руки в карманы. Так он дал понять, что не тронется с места, пока она не уйдет.

– Прощай, Анна.

Девушка поднялась с кресла, посмотрела на неподвижную фигуру Глена, и, не сказав ему ни слова, быстро зашагала к выходу.

– Я люблю тебя, – тихо произнес Глен, но, разумеется, его признание не достигло Анны.

Леви подождал, пока шаги девушки стихнут, входная дверь издаст свой хлопок, а потом без сил рухнул на холодный деревянный пол. Он лежал неподвижно, лишь грудь его вздымалась от слабого дыхания, а веки то и дело смаргивали подступающие слезы. Вскоре темная холодная комната забрала тепло своего обладателя, но Глен не замечал, что замерзает. Он закрыл глаза и решил лежать до тех пор, пока не превратится в труп. Пока его не раздавит и не умертвит чувство вины. Раскаяния. Злость на самого себя.

Вдруг его слух уловил медленные шаги. Глен было подумал, что возвращается Анна, он открыл глаза и приподнял голову, чтобы ее увидеть. Сначала он увидел спускающийся желтоватый свет фонаря, а потом и Фониту, державшую его прямо перед собой. Он разочарованно опустил голову на пол с приглушенным стуком.

– Уходи.

– Господин, вставайте, вы замерзнете, – проигнорировав просьбу, сказала служанка, садясь перед ним на корточки.

– Мне все равно, я этого хочу. А тебе здесь делать нечего.

Фонита не сдвинулась с места. Глен помолчал некоторое время, а потом спросил, не видела ли она Анну.

–Я застала ее в гостиной, она как раз ставила фонарь на стол. Я хотела у нее спросить, где вы, господин, но она тут же убежала к выходу, не попрощавшись. Потом я увидела открытый чулан и все поняла.

– Ты являешь поразительные умственные способности, – буркнул Глен. – Тебе-то самой не противно сидеть здесь со мной?

– Нет, – только и ответила Фонита. Она поставила фонарь на пол, а сама села, подложив под себя пышную юбку своей формы.

– Не говори ерунды, – снова отозвался Глен, хотя с удивлением отметил, что девушка говорит правду. Ее сердце бьется спокойно, так, если бы она разговаривала со своим добрым другом, который всегда придет ей на помощь и защитит от опасностей. Леви скривился от таких умозаключений. Разве он такой человек? Через какие розовые очки она на него вообще смотрит? Даже не так. Через сколько слоев розовых очков.

– Господин, пойдемте, вы уже совсем замерзли.

– Фонита, уйди! – чуть громче сказал Глен.

– И чего вы добьетесь, если будете бревном лежать на холодном полу?

Глен не ответил. Он еще некоторое время полежал, уткнувшись лицом в каменный пол, а потом поднялся, протягивая Фоните руку.

– Ты с ума сошла, решила себя застудить и лишить возможности иметь детей?

Служанка удивленно уставилась на своего господина и в небольшом смущении подала руку. Леви помог ей встать, подобрал с пола фонарь и, пропустив служанку вперед, пошел за ней следом по лестнице. Уже наверху он отдал Фоните фонарь, чтобы она положила его на место, а сам закрыл чулан на ключ, который все это время был в замочной скважине. После этого он по привычке хотел снова повесить ключ себе на шею, но передумал и оставил его в двери. Уже вернувшаяся служанка остановилась у колонны арки и, переминаясь с ноги на ногу, наблюдала за своим господином.

– Ты хочешь обозвать своего хозяина еще как-нибудь? – поинтересовался Глен, оборачиваясь к ней.

– Нет, я хотела спросить, как вы? Вы очень хорошо держитесь, – отметила Фонита.

Глен сухо усмехнулся.

– Разумеется, не в порядке, – ответил Леви, проходя к лестнице. Он поднялся на второй этаж, потом на третий. Едва преодолев последнюю ступень, Глен рухнул на колени, а потом, задрав голову, издал истошный крик и ударил кулаками об пол. Ему хотелось срочно что-то сломать, но как назло под рукой ничего не оказалось. Возможно, он специально ушел подальше от всего. На площадке под большим окном он увидел свой черный рояль. Но испортить его у Глена рука не подымится. А вот сорвать тяжелые шторы с окон это вполне можно. Правда, сестры потом замучаются их вешать обратно, да и они их недавно стирали. Глен даже не мог позволить сломать себе что-нибудь, поэтому все, что он мог это кричать и бить руками об пол, пока красная ковровая дорожка не стала на тон краснее.

На его крик прибежала Фонита и попыталась поднять Леви с пола, но ее сил не хватило, чтобы сдвинуть его и с места.

– Да что ж вы делаете, господин? Успокойтесь, пожалуйста, еще не все потеряно, – не оставляла Фонита свои попытки.

– Да как не все потеряно, когда все к чертям покатилось! Всё! К чертям!

Каждое слово сопровождалось новым ударом кулаков об пол. Вскоре силы иссякли, и Глен слова рухнул на пол, перевернувшись на спину и накрыв рукой, согнутой в локте, глаза со снова набегающими слезами. Каким жалким он себя чувствовал в этот момент. Да и вообще все время, пока Анна находилась в чулане и с каждым мгновением все ближе подбиралась к раскрытию его тайны. Как ему было страшно. А сейчас все уже кончено. Он ее потерял навсегда. Да и как будто он в серьез поверил в то, что такой человек может быть счастливым и вообще заслуживать счастья. Разумеется, нет! Чем он думал, когда собирал свою коллекцию? Ну бессердечные эти девушки, и что? Какое Глену до этого всего дело? Он же решил, что сделать этих девушек бессердечными буквально это благородно и справедливо! А теперь он пожинает плоды собственных плодов!

Пока Глен пребывал в своем самоуничижении, Фонита вздохнула и, привычным жестом поправив юбку, присела на ступеньку рядом с ним. Ей хотелось как-то облегчить его муки, помочь, но как это сделать она не знала, поэтому все, что она могла делать – сидеть рядом с ним. Тихо и преданно.

– Зачем ты со мной возишься, Фонита? – через некоторое время спросил Глен, решив прервать свои нерадостные размышления.

– Потому, что хочу, – был короткий ответ. Глен хмыкнул, не убирая с глаз руки. Ему не хотелось показывать своей служанке покрасневшие от слез глаза, хотя она и так видела его уже во всех состояниях, и, тем не менее, так падать в ее глазах он не хотел. В глубине души он боялся, что даже его верная послушная служанка отвернется и покинет его, оставив совсем одного. От него ушел Эмин, а точнее убежал, ушла и Анна. Если уйдет и Фонита, Глену остается только последовать их примеру, но уйти из этого мира. Он сам не заметил, как привязался к своей служанке. Сначала он не обращал на Фониту и Руфину никакого внимания, главное чтобы работу свою выполняли. Руфина так и осталась на этой ступени приязни, а вот ее младшая сестра прошла дальше. Глену нравились их частые разговоры, а ее несмелая забота тронула его, как он не отрицал и не напускал на себя пренебрежительный вид. Поэтому он так много спускал ей с рук, позволял подшучивать над ним и спорить, хотя их отношения господина и слуги такого не предусматривают, разрешил приютить кошку, хотя этих животных он на самом деле не очень любил, да еще и черную. И, пусть сестры до конца не были в этом уверены, а спросить боялись, Глен не видел их сердца. Ему было достаточно услышать их сердцебиение, чтобы согласиться принять их на работу.

– Ну и чем я заслужил это?

– Своей добротой.

– Чего? – Глен поднялся на локте и уставился в спину сидящей Фоните. Она заметила его движение и повернулась к нему лицом. – Ты пока спускалась в чулан, головой не ударилась?

– Нет, – она улыбнулась. – Вы не видите себя так, как вижу вас я. Да, сначала я вас боялась, мне было страшно оставаться рядом с вами, но потом вы открылись мне с новой стороны. Когда разрешили оставить Эриду, когда сами собрали осколки ею же разбитой вазы. Как переживали из-за господина Гвидо, я тоже помню. Кроме того, после встречи с госпожой Анной вы изменились. И как оказалось к нам с сестрой ваше отношение было с самого начала хорошим. Назначили высокое жалование, еще и надбавку Руфине, когда узнали, что она собирается замуж. А и выходные вы нам предоставили. Едва ли другие слуги в особняках на этой улице могут похвастаться такими условиями. Еще многое спускаете мне с рук, например, мое излишнее любопытство. Еще  разговариваете со мной не как со своей прислугой, а почти как с равной себе. Вас интересует мое мнение, вы всегда внимательно слушаете, что я говорю, какой господин так слушает своих слуг? Все это время вы пытались показать свое пренебрежительное отношение, но со временем я разгадала, что вы лишь притворялись. Вам тяжело дается показывать свои истинные чувства. Будто вы стыдитесь их, словно вас осудят за них, – закончила Фонита, и как она и сказала, Глен слушал ее очень внимательно.

– Да, Фонита, как будто это у тебя мои способности.  Правда, не думаю, что Анна сможет найти во мне столько всего хорошего.

– Я уверена, она хотя бы попытается, – улыбнулась Фонита.

– Но подожди, – встрепенулся Глен, – в своей оде восхваления меня ты не коснулась важного аспекта – моего дара и чулана напичканного сердцами девушек. А я уж, было, почти поверил, что я такой замечательный. Ты сказала мне лишь то, что я хотел бы услышать.

Глен вздохнул и снова лег на спину, будто показывая, что этот разговор окончен, однако если бы он был котом, то его уши были бы точно повернуты в сторону служанки. Ему было интересно, что Фонита возразит на его слова. Он хотел, чтобы она возразила.

– Главное, что теперь вы видите в этом проблему. Раньше вам было все равно. И теперь вы, поняв, свои ошибки, начали возвращать сердца их владелицам. Когда-нибудь чулан будет полностью пустой, и вас больше не в чем будет упрекнуть. Да, разумеется, воровать чужие сердца – не хорошо. Но с другой стороны, в мире есть люди и похуже: убийцы, насильники, изменщики, опиумные наркоманы, да и прочие развратники, – вы точно не входите в число этих людей. Что касается вашего дара, вы им пользовались, потому что он у вас есть. В привычке людей использовать то, что им дано. В этом ничего плохого нет. Неизвестно как бы поступили другие люди, будь у них ваш дар. Вам не в чем себя упрекать, запомните это.

Глен, слушая речь своей служанки, улыбался, но улыбку он прятал, как и глаза, в изгибе руки.

– Ладно, убедила, – произнес он, поднимаясь с пола. – Хватит валяться, возможно, как ты говоришь, еще не все потеряно. Спасибо, Фонита, можешь идти.

Он посмотрел на все еще сидящую на ступеньке служанку с улыбкой, в его янтарных глазах читалась благодарность. Фонита пару мгновений отвечала ему на взгляд, пока не опомнилась и не вскочила, отряхивая свое платье.

– Да, конечно, господин, – ответила она и, поклонившись, зашагала вниз по лестнице.

Делать Глену было особо нечего, да и ничего ему не хотелось. С невозвращенными сердцами он будет разбираться завтра, а сейчас он направился на балкон, чтобы подышать свежим воздухом и еще раз обо всем подумать.

Фонита же в это время направлялась в кухню, чтобы, наконец, приготовить хозяину тот самый успокаивающий чай, который не смогла ему отнести в прошлый раз. Ей очень хотелось приготовить ему этот чай. За все это время девушка не раз листала и рассматривала ту поваренную книгу, даже выучила рецепт чая наизусть, но из-за боязни забыть какой-нибудь ингредиент, она все равно обращалась к книге. К аккуратным строчкам, выведенным чьей-то заботливой рукой, к рисункам, которые сопровождали написанное. Автор книги, наверное, рисовал их, чтобы книга не выглядела такой унылой. Закончив с приготовлениями, Фонита, поставила чашку чая на меленький поднос и направилась к Леви.

Сначала она постучала в дверь его спальни, но он окликнул ее с балкона, и она осторожно направилась к нему. Раньше Фонита никогда не боялась ничего разлить или уронить, ее движения были плавными и уверенными, отточенные долгой работой служанкой, но теперь почему-то ее руки дрожали, и чай был готов вот-вот вылиться за бортики чашки.

– Я не хочу тебя упрекать, Фонита, но вино подают не в такой посуде, – пошутил Глен, подойдя к служанке и забирая у нее чашку, чтобы она точно ничего не расплескала.

– Это чай, господин, – ответила девушка, и сложила руки с подносом за спиной.

Глен издал напускной возглас разочарования и, немного подув, отхлебнул горячий напиток. Глаза его в удивлении округлились, брови чуть приподнялись. Перед глазами замаячили забытые люди и воспоминания.

– Откуда ты знаешь этот чай? – спросил Глен и снова быстро отхлебнул, сомневаясь в своих выводах. Нет, вкус такой же, как и приготовленный ею. Как давно это было!

– Во время очередной уборки на кухне, я нашла в буфете потайной шкаф. Там была поваренная книга, из которой я и вычитала рецепт этого, как в ней писалось, успокаивающего чая. Мне казалось, ее написал человек, которого вы должны были знать, – рассказала Фонита, а потом, чтобы навеять Глену неизвестные ей воспоминания, добавила. – Там еще была небольшая приписка, будто этот чай «помогает успокоить...

– «поехавшую от стресса крышу», – закончил за нее Леви и рассмеялся. – Да, это точно ее книга. Она всегда так говорила, когда поила меня им.

– Можно спросить, про кого вы говорите, господин? – спросила Фонита, давно снедаемая любопытством. Она радовалась, что реакция Глена оказалась как раз такой, какой она от него ждала. И она бы очень расстроилась, если бы вкус чая оказался для него совершенно пустым, не значащим ничего.

– Про мою бабушку по линии отца, Агрепину Леви. Она любила экспериментировать с едой и придумывать рецепты. Когда мне случалось бывать у бабушки с дедушкой в гостях, я часто видел, как она, сидя в гостиной, пишет рецепты в поваренную книгу. Видать в очередной свой визит она положила ее в тот потайной ящик. Ведь раньше она здесь жила, а после свадьбы моих родителей, они с дедом отдали этот особняк им, а сами переехали. Теперь их, конечно, уже нет. Интересно, спрятала ли она еще что-нибудь.

Глен рассказывал и пил чай, наслаждаясь каждым глотком. Фонита слушала его и тихо радовалась. Леви по ее сердцебиению понял, как она довольна своим поступком.

– Да, Фонита, целый день ты со мной возишься, аж прямо стыдно. Повезет же твоему мужу, – добавил он, делая очередной глоток и меж тем наблюдая за реакцией служанки из-за краев чашки.

– Да полно вам, – ответила она и зарделась. Глен услышал учащенное сердцебиение.

– Так-так-так, Фонита, неужели меня скоро покинешь и ты? Неужели и ты нашла себе жениха? Не отстаешь от сестры, молодец!

– Да ну вас, господин, – девушка отвернулась и спешно покинула балкон. – Чашку заберу потом.

– Не нужно, я сам отнесу, – ответил Глен, после того, как его приступ смеха закончился.

Так он медленно пил чай, прислонившись к мраморным перилам и думал о том, что его ждет потом. Увидит ли он Анну слова? Сможет ли она его, если и не простить, то хотя бы понять? Чуть-чуть? Заслуживает ли он ее понимания? Хотя бы чуть-чуть?