Бессердечный

  Август близился к своему окончанию. Листья деревьев были все еще зелены, но по вечерам становилось прохладнее. Приближение осени на жителей Тэнебриса навевало тоску, а на кого-то лень – убирать поля и урожай в огородах так не хотелось, но богатая часть города, конечно же, не знала таких забот. Семья Кавалли тоже не была удручена огородными хлопотами, но это только в этом году. Они приехали в середине лета, когда высаживать что бы то ни было уже поздно, так что Агата была настроена стать заядлой огородницей только на следующий год. Но поскольку на зиму запасать что-то нужно было, она послала Анну на рынок за огурцами, помидорами и всем тем, что можно засолить и закатать в банки и бочки. Агата бы отправила двух служанок для этого дела, но ей было невыносимо смотреть, как Анна уже какую неделю не выходит из дома и все дни проводит в удрученном состоянии. Сначала девушка пробовала читать книги, но какой-нибудь герой обязательно напоминал ей Глена, после чего она тут же закрывала книгу и убирала обратно в застекленный шкаф. Потом Анна пробовала отвлечься рисованием, но и тут какой пейзаж не нарисуй, рука сама по себе выводит силуэт Леви. Это ее раздражало, в прочем, как и сам Глен. С того самого дня они больше не виделись. Чем больше дней проходило, тем больше Анна думала о нем. Неужели все так закончится? Действительно ли она себе все придумала, и у Глена нет к ней никаких чувств? Чего вообще хотелось ей? Ее до сих пор удивляют те слова, что она говорила ему в тот день. Откуда такая смелость? Да и вообще, в какой момент она стала ожидать не просто приятельских отношений, а отношений романтических? После спасения на балу? После встречи на обрыве? Она же его терпеть не могла, так что же случилось? Как не горько ей было признавать, Глен успел за такой короткий срок засесть у нее в голове и даже прокрасться в сердце. А ей в отношении его этого не удалось. Конечно, в его кругах полно девушек и богаче и красивее. Зачем ему смотреть на Анну? Он честно сказал, что не влюблен в нее. Сразу внес ясность, а не позволил усугубиться ситуации потом. Разве он виноват в этом. Так к чему обижаться? Потому что вселил в нее ложные надежды? Да, хотя бы поэтому.

– Ты слышишь меня? – спросила Агата. Анна перевела на нее взгляд. Надо же задумалась, стоя на пороге дома. – Говорю, вот тебе корзинка, в нее все и клади. Деньги я тебе уже дала?

– Да, они в моем кошельке в кармане платья, – ответила Анна, похлопывая по правому карману.

– Ну, хорошо, помнишь, что купить? Если нет, в корзинке список есть.

– Хорошо, до встречи, – девушка на прощанье развернулась и зашагала по щебневой дорожке.

Городской рынок располагался рядом с площадью. Анне не очень хотелось идти в ту сторону, ведь в поле ее зрения обязательно попадет улица «Толстых карманов», а там и восьмой особняк. Девушка тряхнула головой, прогоняя надоедливые мысли о нем. «Пора уже жить своей жизнью, а то получается так, что без него у меня и жизни-то никакой нет! Было бы из-за кого переживать. Глен Леви, пффф, несносный, избалованный... индюк! Все, прочь из головы». И Анна, исполняя задуманное, смотрела по сторонам и думала о том, что видела. О людях, которые снуют туда сюда по своим делам, о луже, в которую наступил спешащий куда-то мальчик, о цветочном горшке, который уронила женщина, раскрывая ставни, о дырявой шляпе идущего впереди мужчины. Обо всем, что ее окружало. Она уже приближалась к рынку, как заметила знакомую спину.

– « Ну, нет, нет. Это не он, не смотри, иди вперед», – думала Анна, зная, что ошибается. Она не перепутает облаченную в дорогой сюртук спину ни с чей другой. Глен Леви шагал впереди нее, ловко лавируя между прохожими, хотя это прохожие обходили его, нежели он сам. Леви шел в противоположную сторону от своего дома. В его правой руке было два букета цветов. Какие именно цветы, девушка не разглядела. Ее охватило любопытство. Куда Леви, такой нелюдимый человек, может идти, да еще и с цветами? Может быть, Анна ничего о нем и не знает. То, что он ведет скрытный образ жизни, она узнала из слухов. Тем не менее, она решила отложить поход на рынок до лучших времен и отправиться вслед за ним. Если так делал Глен, почему же ей нельзя? Она, не так умело обходя людей, шла за ним, стараясь не потерять его из виду. Анна заметила, что сюртук Глена по цвету не отличается от одежды других, поэтому она избрала себе ориентиром цветочные букеты. Ей пришлось притормозить потому, что Леви на секунду остановился и повернул голову в левую сторону, будто кого-то ища. Он слабо улыбнулся, как показалось девушке, и двинулся дальше.

Так они миновали площадь, но все равно было непонятно куда он идет, потому что и обрыв располагался в другой стороне. Дома постепенно становились все меньше, толпы людей все редели. Идти незаметней стало труднее, Анна приходилось отставать на большее расстояние. А то что Глен ни с того ни с сего замедлил шаг, добавило ей проблем.

– «Что я вообще делаю? Мне до него не должно быть никакого дела! Меня мама ждет с огурцами, а я тут дорожную пыль собираю», – думала Анна, когда проходила мимо дорожного указателя с надписью «Тэнебрис». – «Если ему надо за город, что ж на карете не едет?».

По обеим сторонам дороги вырос лес. Густые ветки склонялись над головой девушки, еле-еле пропуская солнечный свет. Камни под ногами громко хрустели, что требовало снова увеличить расстояние между ней и Гленом. Скоро он свернул с большой дороги на маленькую тропинку, петляющую между стволами деревьев. Теперь Анна могла, по крайней мере прятаться за ними, если он вдруг обернется. Хотя за все это время он не обернулся ни разу. Анна про себя радовалась тому, какой она хороший следопыт, раз он до сих пор не заметил ее. Девушка, разумеется, не знала, что Глен узнал о ее присутствии еще на площади. Сначала он думал, что они оказались в одном месте случайно, но потом быстро убедился, что с каждым его шагом биение ее сердца не отдаляется, а становится ближе.

– «Нужно обернуться и сказать, чтобы не шла за мной. Нужно обернуться и сказать. Обернутся. Ну же, скажи! Ей нельзя за мной идти, так что остановись и скажи», – думал Глен всю дорогу, но вопреки своим мыслям, он продолжал идти и вести незнающую Анну за собой.

Вскоре вдалеке девушка заметила черную медную арку, которая смотрелась на фоне зеленой листвы весьма одиноко, будто ее сюда случайно забросила жизнь. Когда Анна миновала арку, она, наконец, поняла, куда пришла, следуя за Гленом. Кладбище. По обеим сторонам тропинки выросли каменные плиты и надгробия. Анна сглотнула. Ей никогда не нравилось бывать на кладбище, ее всегда окутывали страх и оцепенение. Она чувствовала себя лишней, будто пришла туда, куда ей нельзя. Ведь кладбище – пристанище мертвых, не живых. Анне захотелось подбежать к Глену и ухватится за рукав его сюртука, чтобы почувствовать себя в безопасности. Но она отдернула себя от этого порыва, да и выдавать свое присутствие пока рано, поэтому она продолжала идти, держась на приличном расстоянии. Глен шел по одному ему известному маршруту то идя, прямо, то поворачивая в сторону. Вид серых могил его совершенно не пугал, чего нельзя сказать о девушке. Скоро он дошел до участка, располагавшегося на приличном расстоянии от других могил и огороженного высоким остроконечным забором с каменными столбами по углам. Глен открыл калитку, вошел, и оставил ее открытой. Пройдя между рядами надгробий, он остановился у тех, что располагались в тени плакучей ивы.

– Может быть, медведю стоит уже подойти ближе, как думаете? – спросил Глен видимо у тех, кого давно погребла земля. Он намеренно говорил громче, чтобы Анна, все еще стоявшая за калиткой его услышала. На ее лице отразилось удивление. Он в самом деле говорит о ней? Или кого он подразумевает под медведем? Он повернулся к девушке лицом. Его позабавило, как быстро она спрятала глаза, как будто это сделает ее невидимой. – Я знаю, что ты идешь за мной от самой площади, Ани.

–Чем же я себя выдала? – вопрошала девушка, все еще не решаясь переступить за забор. Она не была уверенна, что ей можно зайти на территорию родового захоронения Леви. Кованную табличку с фамилией она прочитала на медных воротах. Глен понял, почему она медлит и кивнул, после чего девушка зашла.

– Много чем. Я бы сказал, что ты крадешься как слон, но слоны передвигаются бесшумно, а вот медведь, который ломится через чащу, весьма тебе подходит, – ответил он и отвернулся от Анны. Когда она встала рядом с ним, Глен положил один букет на одну плиту, а другой на другую. Теперь она смогла, наконец, разглядеть цветы. Букет ярко-фиолетовых гиацинтов и пурпурных амарантов, кажется. Анна удивилась, что вспомнила их названия, учитывая ее скудные познания в ботанике. Глен молчал, и пока длилось молчание, девушка успела прочитать надписи на высоких мраморных надгробиях.

«Вивьен Леви, 12 декабря 1825 – 29 августа 1867.

Верный муж и заботливый отец.

Потомок основателей

Вместо тебя всегда говорили цветы»

«Дэйна Леви, 15 апреля 1830 – 17 июня 1867 года.

Мать, жена

Ты всегда говорила одно, а сердце твердило другое»

– Почему ты принес два разных букета цветов? – спросила Анна первое, что пришло ей в голову, после осознания сегодняшней даты. 29 августа.

– Потому что то, что я хочу сказать отцу, отличается от того, что я хочу сказать матери.

– Ты говоришь о языке цветов? – удивилась Анна. – Неужели ты знаешь значение любого цветка?

– Большинства из них точно. Пришлось изучить книгу отца по флориографии, чтобы понять его.

– И как? Ты смог его понять?

– Чего я до сих пор не понимаю так это то, почему в общении с моей матерью он просто не говорил через рот, а использовал этот никому не нужный язык цветочков. Ему же было известно, что она знает из флориографии только то, что красная роза – символ любви и страсти, – говорил Глен, сжимая и разжимая кулаки. Он никому не рассказывал о своих родителях, а теперь вдруг говорит, да так легко, будто в этом нет ничего особенного. Что с ним творит эта девушка?

– А что означают гиацинты и амаранты? – спросила Анна, кивая в сторону лежащих букетов. Глен не спешил отвечать. Он все еще боролся с собой. Он вроде бы планировал оттолкнуть от себя Анну, а теперь, наоборот, подпускает непростительно близко. « Цветы нередко могут сказать за человека больше, чем он готов рассказать сам», – часто повторял Вивьен Леви сыну. Раньше Глен только издавал смешок на это заявление, но теперь ему было не до смеха. И почему он выбрал сегодня именно эти цветы? Да еще и расщедрился для матери на букет, чего раньше не было. Можно, конечно, соврать. Анна весьма доверчива и не поставит под сомнения его слова, но она не заслуживает с его стороны больше вранья, чем он и так на нее обрушивает, храня свой секрет. Не так страшно обнажение телесное, как обнажение души. Если он расскажет ей значение этих цветов, наверняка встретит с ее стороны жалость, а это не то, что он хочет получить. Он себя не жалел, так почему это должен делать кто-то другой? И все же...

– Фиолетовый гиацинт означает глубокое раскаяние и сожаление. Я знал о матери то, что не посчитал нужным рассказать отцу... А амарант – отражение чувств матери, ее отчаянные попытки вызвать у отца ревность, потому что для нее это было бы лучшим доказательством его любви.

– А твой отец, что не любил твою мать? – спросила Анна.

– Любил, но за что я так и не смог понять. Проблем можно было бы избежать, если бы они просто рассказали друг другу о своих чувствах. Отец говорил языком цветов, которые не понимала моя мать, а она в свою очередь просто не понимала, как ей заслужить любовь отца. Она также не знала, что ей не нужно ничего заслуживать.

– Почему же, если ты все это знал, не подтолкнул их? – снова задала вопрос девушка, а потом подумала, не слишком ли жесток ее вопрос.

– Я понял это лишь после их смерти, а до этого... у меня были другие...дела, – ответил Глен, проводя рукой по макушке и шее. – Пойдем, тут больше нечего делать.

Он отошел и обернулся на девушку, ожидая, что она последует за ним, но она стояла на том же месте.

– Я ... у меня есть один вопрос, если ты не захочешь отвечать, я пойму, но все же мне интересно знать...

– Что тебя интересует? – вздохнул Глен, понимая, что от подробного рассказа ему все равно не отвертеться.

– Что случилось с твоими родителями? И почему между их кончиной такой короткий промежуток?

– Ты задала уже два вопроса, – усмехнулся Глен. Ему не было смешно. Рассказывать ему совершенно не хотелось. Полностью историю четы Леви в целом мире знал только он, если он расскажет, таких людей будет двое. Хочется ли ему делиться такой несчастливой историей? Его личной историей. – Зачем тебе это знать?

– Мне хочется больше знать о тебе, – честно ответила Анна. Прошлая обида сошла на нет. Ее тянет к этому человеку, и пусть это не взаимно, она готова поддаться влечению. А может быть, у Глена были причины, чтобы соврать? Возможно, когда-нибудь, она узнает и это.

– Давай выйдем с территории кладбища. Тут не далеко есть завалившееся дерево, сядем там, и я тебе расскажу, – ответил Глен. Он знал, что после того, как расскажет ей все, не сможет держаться от нее на расстоянии. Не сможет отдалиться. Не захочет. Он шагал рядом с Анной в манящую и пугающую неизбежность, которую столько времени избегал.