Бессердечный

  Завтракая на следующий день, Анна заглядывала в окно. Неужели Глен не придет и сегодня. Он же обещал. Агата с хитрым прищуром наблюдала за дочерью, но та не замечала столь пристального наблюдения. Она вообще ничего не замечала, кроме шагов и постукивания копыт, раздающихся с улицы.

– Опять его ждешь? – не выдержала Агата давящего молчания.

– Нет...да, жду. Ведь он обещал.

– Ну, зна0авда. Если Глен не пришел вчера то, наверное, у него возникли дела или что-то случилось.

– Да что у толстого кармана может случиться? Только если он вдруг обанкротился, тогда да , это проблема. А так, живет бед не знаючи. Мог и зайти раз обещал, или написать, мол, «извините, Анна, сегодня меня не ждите».

– Ну, хватит, мам. У него тоже забот много, мог и забыть, – ответила Анна, а сама подумала, ч00000000то он и правда мог написать короткую записку, это занимает не так много времени. Грусть все больше места заполняла в ее душе. Неужели она так быстро привязалась к этому человеку? «Так. Нужно выбросить его из головы», – решительно подумала Анна, вставая из-за стола. Но не успела девушка покинуть кухню, как из сада пришла служанка и протянула ей конверт. Анна развернула его и, когда она распознала знакомый по0000000000000черк, сердце ее забилось быстрее от волнения. Будь здесь Глен, ему бы точно пришлось заткнуть уши.

Здравствуй, Анна. Я прошу прощения, что я не выполнил данного тебе обещания и не пришел тебя проведать. Как твое здоровье? Ты не заболела? Я не буду оправдываться, скажу только, что вчера был занят, а потом... ну вот уже оправдываюсь. Лучше бы взять новый лист и написать сначала, ну да ладно. В общем, я заеду сегодня. И если твое здоровье тебя не подвело, я бы хотел пригласить тебя к себе, мое предложение об уроках игры на рояле все еще в силе. Хотя, если ты предпочтешь мою библиотеку, я против не буду. Хочется верить, что ты ждешь нашей встречи, так же как и я.

Глен Леви, твой приятель

P. S. Хотя я все еще надеюсь на повышение.

При прочтении последнего предложения Анна громко прыснула. Агату удивила такая реакция, и если до этого она убирала со стола, делая вид, что ей не особо интересно, то сейчас она тут же подскочила, не в силах больше сдерживать свое любопытство.

– Ну что там? Кто пишет? Леви?

– Да, он. Пишет, что скоро за мной заедет. Пригласил меня к себе, – ответила Анна, беззаботно складывая лист письма пополам, чтобы внимательные глаза матери не прочитали постскриптум.

– Ох, опять? Ну настойчивости ему не занимать. Иди надень тогда, что-нибудь получше. А то в таком виде сойдешь за его служанку.

– А что с этим не так? – Анна оглядела свою белую блузу и темно-коричневую длинную юбку. – Мне нравится, как я выгляжу. Если ему не понравится, то это его проблема.

Агата спорить не стала, она поняла, что от разговоров с ее дочерью о внешнем виде женщины уже нет никакого толку.

***

Письмо было отправлено кучером больше получаса назад, а Глен так и не изменил своего положения. Он сидел за своим письменным столом в гостиной и размышлял, постукивая пальцами по деревянной поверхности, будто по клавишам рояля. Вчера он по возвращении от Росси хотел поехать сразу к Анне, а потом вдруг передумал. Стал размышлять, зачем ему это? Он узнал, какое у нее сердце. Прочувствовал на себе ее презрение к нему, какое было в самом начале их знакомства, а потом благодарность и признательность за спасение. Испуг, когда Родарри заявился к ним домой. Радость, когда она увидела его спину на обрыве. Смущение рядом с ним. Желание помочь и выслушать. В мгновения, пока ее сердце покоилось в его руках, он с головой погрузился в ее мысли и чувства. Он утонул в смене эмоций и состояний. Столько разнообразия, столько жизни. Не одна девушка так не поражала его. Если не считать Жюли. Но с ней поражение было с привкусом горечи и боли, а в случае Анны поражаться было приятно и интересно. Она с первой встречи завладела его вниманием, как Глен не старался это отрицать. Думал, это очередная девушка, чье сердце снова пополнит его коллекцию. Он чувствовал жгучее нетерпение от того, что у него так долго не получается завладеть ее сердцем. Сколько можно возиться, в конце-то концов, у него есть и другие дела. На балу Леви планировал попытать удачу в карете, когда они поедут домой, но это было до момента, как он потерял ее из виду в бальной зале. Сначала он не обращал внимания, все оглядывался в поисках новой жертвы, раз с этой такая морока, но потом до его ушей долетел бешенный сердечный стук. На фоне других он выделялся, в нем чувствовалась не радость или скука, как у большинства женщин на балу, а страх и испуг. Глен стал расхаживать с любопытством между людьми, пытаясь угадать, чье же сердце так неистово бьется. В голове мелькнула догадка, которая стерла с его лица легкую улыбку. Анна. Это же ее сердце! Как он не понял сразу, за все время, что они были наедине, он, казалось бы, выучил его ритм. Он стал пробираться через группы гостей, следуя за этим биением. Ему не составило труда абстрагироваться от биения других сердец, но голоса, смех, шуршание женских юбок мешали ему сосредоточиться. Когда он вышел на балконную площадку, посторонние звуки стихли, и он, наконец, услышал сердце Анны более отчетливо. В каком приступе страха оно заходилось. Вот-вот, девушка лишится сердца и без помощи Глена.

– Что же с ней такое? – спрашивал себя он. Его глаза еще не привыкли к темноте, но он знал куда идти и без зрения. А потом все как в тумане. Беседка, два силуэта, один нависший, а другой вжавшийся в колонну, словно хочет быть ею поглощенным, если только так можно спастись. Вспышка ярости. Как у него чесались кулаки! А испуганная растрепанная Анна. Все у него внутри сжалось при виде нее. Он был обеспокоен и вместе с тем удивлен от того, что обеспокоен. Что это с ним такое творится? Когда это его заботила судьба потенциальных жертв? Но Леви уже тогда знал, что девушка не будет его жертвой, но заведенная привычка все равно толкала его, чтобы он довел дело до конца. И он довел. И что же? Теперь в дальнейших встречах нет никакого смысла, так почему же Глен хочет увидеть Анну? Хочет продолжать с ней общение? И почему шутка про повышение показалась ему сначала забавной, а потом показалась не такой уж и шуткой.

Он устало провел рукой по волосам. Слишком много мыслей. Там на задворках разума еще и плескалось чувство вины из-за Эмина. За то время, что они были друзьями, хоть Глен никогда и не называл себя другом Гвидо, ни в мыслях, ни в разговорах, он к нему привязался. Его постоянное присутствие, его старания сблизится с Леви. Все это Глену очень льстило.

– Надо попросить Фониту поставить здесь вазу с нарциссами, – хмыкнул он, признавая присущее ему себялюбие.

Он взглянул на большие напольные часы. Давно пора было выезжать. Он тянул до последнего. Сам же пообещал приехать, а если и в этот раз он не сдержит обещания, то Анна совсем в нем разочаруется, чего ему не хотелось, как он сам с трудом признал.

К нему пришла Фонита, сказав, что карета готова.

– Как долго возится этот лентяй! – заметил Леви, наводя порядок на чистом столе. Поправил стопку бумаг со счетами, достал и снова убрал перо из подставки.

– У вас что-то случилось?

–Нет, с чего ты взяла? – он кашлянул, вставая. – Поставь на мой стол вазу с нарциссами, будь добра.

– Вам лучше подойдут мальвы*, – ответила служанка, не противясь смене темы.

– Ты, должно быть, шутишь? – Глен изогнул бровь. – Чем обусловлен твой выбор?

– Вам лучше меня известно, что я имею в виду.

– На что ты намекаешь? Что я заинтересован Анной?

– Это очевидно, – улыбнулась Фонита.

– Какая наглость! Так разговаривать со своим господином! – несмотря на слова, зол он не был, он не сердился и не ругал девушку. Просто снова принял на себя роль строгого работодателя, каким он уже не был. По крайней мере, не в сторону Фониты. – Я запрещаю трогать вещи отца и в чем-либо меня упрекать. Вижу у тебя слишком много свободного времени, самое время вернутся к своим прямым обязанностям.

– Тогда я пойду в цветочную лавку, – поклонилась Фонита и повернулась к выходу. «Хоть он и сказал все шутливо, про вещи Вивьена Леви он не шутил. Говорила Руфина, чтобы я не трогала книгу».

– Да забудь о них, я передумал. Не хочу видеть сегодня цветы, – Леви помрачнел. Вспоминать Вивьена ему было по-прежнему тяжело. – И еще, не говори больше со мной на языке цветов.

Такое разрешено только одному человеку, его отцу, а значит, уже никому.

– Простите, господин, – улыбка пропала и с лица Фониты. Она, сама того не желая, надавила на больную точку. Да и вообще снова говорила с Леви больше, чем того требуют отношения господин-подчиненная, вопреки наставлениям сестры.

Глен стянул со спинки стула свой темный сюртук и повесил его на сгиб руки. Потом, посмотрев на палящее солнце в окне, повесил его обратно.

Пропуская мимо ушей ворчание кучера, который опять сетовал на то, что его господин слишком разъездился, Глен сидел в карете, размышляя почему в ней не открываются окна. Он был готов думать о каких угодно пустяках, лишь бы не размышлять о своих назревающих чувствах к Анне, которых, по его мнению, не было.

В доме Кавалли Агата встретила его с привычным радушием и радостью. Они обменялись несколькими общепринятыми фразами, пока из кухни не вышла Анна. Глен мельком оглянул ее, и чтобы надолго не задерживать свой взгляд, вернул свое внимание к ее матери. Анна только коротко с ним поздоровалась. При виде него ее охватило смущение. Она снова вспомнила свой сон. Поцелуй во сне. Неужели она хочет этого, ведь, как говорят, нам сняться наши желания? После того, как обмен любезностями закончился, Агата проводила дочь и Глена до самого экипажа. Глен усадил Анну в карету, толкнул в бок кучера, который успел задремать, и они, наконец, поехали.

По дороге они почти не разговаривали. После пары фраз наступало продолжительное молчание и так по кругу, пока экипаж не заехал во двор восьмого особняка.

– Доброго дня, господин, госпожа Анна, – в унисон поздоровались сестры, когда вошел их хозяин с гостьей.

– Хочешь выпить по чашке чая или сразу приступить к музыке? – спросил Леви у девушки.

– Я думаю чай можно попить после игры. Я давно не играла на клавишах, хочется быстрее вспомнить.

– О, так ты умеешь?

– Разумеется, прежде чем девушка выйдет в свет, ей обязательно нужно научиться петь или играть на музыкальном инструменте. Ты, что думал, в целом Тэнебрисе только ты умеешь играть на рояле?

– Я так не думал, скажешь тоже, – фыркнул Глен. – Пойдем, продемонстрируешь мне свой талант пианиста.

Они поднялись на второй этаж под удивленные взгляды служанок. Их очень удивила дружеская манера их общения. И если Фонита обрадовалась, что ее господин начинает открываться девушке, к которой он не равнодушен, то Руфина сочувствовала Анне, ведь не ровен час, она узнает его секрет и тем самым ее сердце будет разбито.

На третьем этаже Анна огляделась. Она не была еще здесь. Большие окна, колонны, коридор с комнатами, где-то там есть комната Глена. Анна подошла к черному лакированному роялю, подняла клап, провела по бело-черным клавишам. Глен жестом указал ей на банкетку, и девушка послушно села.

– Давай, покажи, как хороши твои навыки, – сказал Глен, открывая крышку рояля и фиксируя ее положение. Он облокотился на край инструмента, так чтобы хорошо видеть и девушку и клавиатуру инструмента.

Анна неуверенно улыбнулась, положила ладони на клавиши и замерла. Она перебирала в своей голове пьесы, которые играла раньше. Наконец, остановившись на той, которую помнила лучше всего, она расположила руки на нужных клавишах. Глен внимательно следил за тем, как девушка медленно перебирает по клавишам и старался угадать мелодию. У него это скоро получилось. Девушка иногда ошибалась, от чего Глен ненамеренно морщился. Гувернантка Елена так его натренировала, что он теперь не ошибается сам и не выносит ошибок других. Но игра Анны не вызвала у него раздражения. От ее внимания не ускользнула периодически возникавшая гримаса Глена. Она убрала руки с рояля и сложила их на груди. Ей хотелось хлопнуть крышкой, но она сдержала себя, все-таки это дорогой инструмент и ей не принадлежавший.

– Что не так? – спросил Леви, поднимая в удивлении брови. Он услышал учащение сердцебиения, но не смог понять причину.

– А то! Я давно не играла, а ты вместо того, чтобы проявить чувство такта только и делаешь, что морщишься, как сухофрукт!

– Что? – он совершенно опешил и выпрямился. – Сухофрукт? Как меня только не называли, но это что-то новенькое.

Он от души рассмеялся. Анна, закатив глаза, ждала, пока его приступ смеха закончится. Когда это произошло, Глен увидел перед собой хмурое лицо девушки.

– Хорошо-хорошо, – он примирительно поднял руки. – Прости, виноват. Я морщился не специально. Я понимаю, что ты давно не играла и не осуждаю тебя за ошибки.

– Ладно. Но это не отменяет того, что ты сухофрукт.

– Тебе понравилось так меня называть, Ани? Так уж и быть позволю тебе это, – усмехнулся Глен и зашел за спину девушки, склоняясь над ней. – Сейчас твой учитель покажет, как это делается.

Он, заключив Анну в кольцо своих рук, аккуратно взял ее ладони, расположил их на нужные клавиши, а потом положил свои руки поверх ее. Он надавливал на ее пальцы, а те в свою очередь продавливали клавиши рояля. Мелодия лилась из растворенной крышки инструмента, заполняя собой все пространство третьего этажа. Глен ловко перемешал руки Анны с одной октавы на другую, успевая контролировать ее пальцы. Это давалось ему с трудом. Сердце девушки стучало у него в ушах все сильнее и сильнее, ему хотелось закрыть глаза и слушать его биение вечно. Никогда ему так не был приятен этот стук, как сейчас. Никто ему не был так приятен, как Анна. Никто не был для него таким желанным. Жюли. Да, но это не то. Бурление юности. Теперь все гораздо сложнее, глубже. Глен поморщился. Ему не понравилось сравнивать Жюли и Анну, поэтому первую он отбросил в самый пыльный угол своего сознания, сосредотачиваясь на той, кто сидит перед ним. С огорчением он отметил, что пьеса подходит к концу. Они сыграли финальный аккорд. Пора было бы уже убирать руки, но Глен не двигался. Анна сделала это первой. Ее руки плавно выскользнули из-под его ладоней и легли на колени. Она обернулась к нему. Подняв голову, девушка нашла его взгляд.

– Вышло очень неплохо, правда? Я бы смогла и сама, но спасибо за обучение.

– Всегда пожалуйста, – ответил Глен, отступая. Он отвел взгляд, замечая, что не хочет этого делать. «Заблудился в лесу». – Ну, что теперь я заслужил повышение? – ляпнул он, забыв подумать.

– Фи! Известно ли вам, что романтические отношения ученицы и учителя весьма возбранимы. Такое не допустимо! – шутила Анна, но когда увидела серьезное лицо Глена, улыбка пропала с ее лица.

– Ваша матушка не платит мне за уроки, Ани. Да и смею заметить, мы с вами состоим в приятельских отношениях, – вздохнул Глен.

– Я слышу недовольство? Неужели ты хочешь чего-то большего? – спросила Анна и поднялась с банкетки, поворачиваясь к нему. Он уже успел отойти к окну. – Ты только шутишь про повышение или же действительно хочешь, чтобы наши отношения окрасились в другой оттенок?

– А чего хочешь ты, Анна?

– Не переводи все на меня. Я хочу услышать сначала твои намерения.

Глен молчал. Он не собирался переводить их разговор в такое русло. Разумеется, он шутил. Но это не значит, что шутка была ложной. Он хотел попробовать быть с Анной, но... его секрет, чулан полный сердец. Если между ними начнется нечто большее, чем простое увлечение, ему станет невыносимо хранить свой дар и все сердца, что он украл, в тайне. Если Анна узнает, все рухнет в одночасье. Не сможет рухнуть то, чего нет. А значит...

–У меня их нет, – ответил Глен, не отрывая взгляд от окна.

– Мне кажется, тот поцелуй служит прекрасным доказательством твоих намерений, – произнесла Анна. Она не была полностью уверена, был ли поцелуй на самом деле или он остался в границах ее сна, но ее возмутило то, как Глен всегда проявлявший настойчивость вдруг идет на попятную. Леви обернулся на нее.

– Какого поцелуя, Анна? Не помню, чтобы мы заходили так далеко, – хоть внешне он и был спокоен, в мыслях он не мог не задаваться массой вопросов. Почему она помнит? Помнит ли что-то еще? Как теперь ему выкручиваться из этой ситуации?

– Тогда на обрыве. После того, как ты завязал мне шляпу ... ты меня поцеловал. Я думаю, что приятели так не делают, но если у тебя иное мнение, то я не вижу причин больше об этом говорить, – проговорила Анна. Она гордо подняла подбородок, ожидая, что скажет на это Леви.

– Ну и бурная у тебя фантазия, Анна. Я не понимаю, чего ты от меня ждешь, – он развел руками. В мыслях он хотел просто откусить себе язык, если это единственное, что заставит его замолчать. – То ты говоришь, что повышения мне стоит ожидать только в своих мечтах, то теперь сама хочешь быть не приятелями, а кем? Возлюбленными? Теперь ты еще и придумываешь то, чего не было. В отношении тебя я всегда держал себя в руках, не переступая грань дружбы. Так чего же ты хочешь?

– Ничего я не придумала! Я просто хочу понять, что между нами происходит. Наши встречи мало похожи на приятельские в последнее время.

– Ты что не веришь в дружбу между мужчиной и женщиной?

– Верю, но не в нашем случае.

– Каков же наш случай? Просвети меня, Анна. – «Замолчи. Замолчи. Замолчи!» – Уж не влюбилась ли ты в меня?

Щеки Анны покраснели то ли от смущения, то ли от злости. Какой надменный тон. Глен никогда не разговаривал с ней так. Даже в их первую встречу. Неужели она так ослепла? Стоило Глену ее спасти от Гвидо, тень которого до сих пор преследовала ее за каждым углом, как его образ в ее глазах чуть ли не светится ореолом. Она ждет с ним встречи, допускает его прикосновения. Неужели и правда влюбилась? А он? Неужели просто играл с ней? А теперь просто возьмет и растопчет ее чувства? Ну, нет!

– А вы сами, Глен Леви? Разве не очарованы мной? Приглашаете на балы, к себе домой. Помогаете мне и спасаете меня. Насколько мне известно, мужчина не будет так из кожи вон лесть, если женщина ему безразлична.

– Ты видишь только то, что хочешь видеть, Анна. Я не влюблен в тебя, – отчеканил Глен, смотря девушке в глаза. « В любом случае, уже не важно вранье это или нет».

– В таком случае могу сказать то же самое, – Анна отвернулась от него и направилась к лестнице. Глен проводил ее взглядом, останавливая его на ее развивающихся прядях, на ленте, завязанной на волосах, на юбке, край которой колыхал сквозняк из растворенных окон, на ее злом лице, на спине, на груди, где трепыхалось сердце от досады и боли. Боли, которую он причинил. Боли, которую не мог не причинить.

Вскоре внизу раздался приглушенный хлопок двери. Глен снова обернулся к окну и увидел, как Анна широкими шагами идет по брусчатой дороге к воротам. Вот она уже переступила за территорию его двора и оказывается на уличной дороге. Через некоторое время ее маленькая фигура пропадает с поля его зрения, но он как стоял на том же месте, так и стоит. Вдруг его ушей коснулся стук. Идет Фонита. По лестнице раздались ее шаги. Глен в раздражении вздохнул, но, прислонившись спиной к стене, стал ждать ее прихода. Ее фигура показалась на лестнице. Служанка нашла его глазами и несмело подошла.

– Ты хочешь что-то сказать мне, Фонита?

– Да, господин, я закончила накрывать на стол к обеду.

– Как ты, наверное, смогла заметить, в нем уже нет необходимости. Сам я не голоден.

Фонита понимающе кивнула, но уходить не собиралась. Глен терпеливо ждал, сложив руки на груди.

– Можно задать вам вопрос? – наконец, спросила она и, пока ее господин не ответил отказом, продолжила. – Почему Анна Кавалли так быстро убежала? Вы оттолкнули ее?

– Фонита-Фонита, ты забываешься. Ты моя служанка, я не обязан перед тобой отчитываться. Хватит пытаться залезть ко мне в душу, хватит пытаться водить со мной дружбу! Послушай свою сестру и не переступай границы дозволенного твоим положением. Да я ее оттолкнул! – выпалил он, хотя до этого не собирался откровенничать со служанкой. – Потому что ты знаешь, что будет в противном случае. Она убежит также как убежал Эмин, также, как убежала ты! По-другому не будет. Пусть лучше она убежит сейчас по менее значительному поводу, чем потом, когда окажется в моем чулане и узнает про мой дар. Это ты хотела услышать? Услышала? Теперь уходи, пока я не сорвался еще и на тебя.

– Но может в этот раз все будет по-другому. Я же не отвернулась от вас, так, может быть, Анна...

– Не будет ничего по-другому, Фонита, – Глен силился говорить спокойно, ему не хотелось кричать на ту, кто всегда приходил, когда ему было плохо. Он ценил ее. Как служанку и как друга. – Ты это другой случай. Тебе с сестрой нужны деньги, я их вам даю, я запугал вас, чтобы вы не болтали, но ты все равно боишься меня. Боится и твоя сестра. Когда вы будете готовы уйти, я не буду вас держать.

– Господин...

– Не нужно. Когда все денежные вопросы будут улажены, когда твоя сестра выйдет замуж за этого как там его, вы можете быть свободны. Я смогу найти кого-нибудь вам на замену. Ну, или всем займется кучер, не помню, как его зовут. Хотя он умеет только ворчать, вряд ли ему понравятся новые обязанности.

– Грегори это, конечно, мало обрадует.

–Грегори? Хм, он похож на Грегори. Неприятный ворчливый тип.

– Почему же вы его наняли, раз он вам не нравится?

– Он не любит попусту болтать. Бухтит и ругается, но не треплет языком за зря. Не сует свой нос, куда совать не положено – качество, которое мне было нужно от нанятых мною людей. Исполняет свою работу, редко напоминает о себе, я даже имя его забыл. Идеальный работник.

– Теперь вспомнили, – улыбнулась Фонита.

– Да, но не ровен час опять забуду, ‒ Глен устало провел рукой по волосам. – Прости, что накричал на тебя. Ты заслуживаешь лучшего к себе отношения. Как служанка и как девушка.

– Ну что вы, господин, – на ее лице отразилось смущение.

– А что я? – глаза Глена хитро сверкнули. – Твоя сестра скоро выходит замуж, а что насчет тебя? Есть у тебя женишок? Или, может быть, женишки?

– Да скажете тоже, – усмехнулась Фонита, махнув рукой. Ее сердце забилось чуточку бытрее.

– Так-так, рассказывай. Раз ты даешь мне всякие советы, то и я могу надавать парочку. Кто занял твое сердце, Фонита? С моими советами он быстро падет к твоим ногам.

– Никто, его не занял, господин, – ответила она, улыбаясь. Глаза Глена встретили ее прямой взгляд, в котором читалась грусть. Леви понял, что она солгала. И понял почему.

– Ну что ж, если понадобятся мои советы, ты знаешь, где меня найти, – он прошел мимо нее, положив руку ей на плечо. Жест немого извинение и сочувствия.

– Конечно, господин.

– Спасибо за разговор, – оглянулся Глен на лестнице.

*Мальва на языке цветов означает «истерзанный любовью».