Бессердечный

     Большие часы в гостиной не успели пробить и семи, а по всему особняку уже вовсю разносились душераздирающие аккорды. Глен играл на рояле, когда был в не лучшем расположении духа. Сегодня был именно такой день. Стены особняка слышали только произведения унылые, печальные, грустные, иногда даже как будто бы озлобленные. Глен никогда не играл ничего радостного, веселого или вдохновляющего. Через клавиши рояля он пропускал все угнетающие чувства, это было для него подобно медитации. Одно произведение под его пальцами сменялось другими, и это продолжалось на протяжении нескольких часов, пока у Глена не уставали пальцы либо же ему просто надоедало. Завтрака сегодня ждать не стоило, потому что у прислуги был сегодня выходной. Иногда сестры оставались в особняке, а иногда покидали его примерно часам к одиннадцати и возвращались ближе к вечеру. Глен все это время пребывал в полном одиночестве. Даже кучер уходил куда-то, хотя и появлялся он достаточно редко, Глен даже забыл, как его зовут. Основная работа кучера состояла в поддержании приличного состояния экипажа. Самим же экипажем он не управлял, так как Глен редко куда-то выбирался. Леви в основном ходил пешком, хоть это и не престало столь богатому и знатному наследнику. Но все равно никогда не знаешь, вдруг срочно надо куда-то поехать, а экипаж весь заржавел и развалился.

Зайдя в столовую, Глен обнаружил на столе приготовленный завтрак. Яичница, жареный бекон, салат, свежие вафли, кофе, пусть уже и остывший. Он слегка улыбнулся. Такие презенты ему часто устраивала Фонита. Она вставала в выходной день раньше него, приходила на кухню и готовила ему завтраки. При этом Леви мог прекрасно готовить и сам, но такие приготовления от Фониты всегда поднимали ему настроение. Он быстро поел и отнес грязные тарелки на кухню. Потом Глен спустился, намереваясь выйти прогуляться по-утреннему Тэнебрису, но сидящий на диване чья-то фигура, заставила его остановиться.

– Ну и что ты здесь опять забыл? – спросил Леви, нахмуря брови.

–Давно не виделись, Глен. Я же говорил, что еще приду, – ответил ему Эмин, оборачиваясь в его сторону. – И вот я здесь.

– Что на этот раз? – хозяин дома прошел в гостиную и встал напротив своего друга, сложив руки на груди.

– Не присядешь?

Эмин указал ему рукой на диван. Глен закатил глаза и сел в кресло на против, откинувшись на кожаную спинку и закинув ногу на ногу.

– Как поживал Глен Леви эти несколько дней?

– Прекрасно, пока кое-кто снова не вломился ко мне в дом. Зачем пришел? Не светские же беседы вести.

– Хочу поговорить как друзья. В последнее время мы только и делаем, что препираемся. Я пришел мириться.

– Мы вроде не ссорились.

– Нет, Глен. Но я был обижен на тебя в тот день. Ты наговорил мне много обидных слов, я приставал к тебе с недовольствами твоим характером. Оба были хороши. Подумав эти дни, я понял, что в дружбе важно принимать человека таким, какой он есть. Поэтому, каким бы ты несносным гордецом ни был, ты мой друг, и я принимаю тебя со всеми недостатками, – на одном духу высказался Эмин.

– Речь наивного мальчишки, – вздохнул Глен. – Ладно, черт с тобой. Каким бы ты дураком ни был, я тоже принимаю тебя.

Эмин счастливо улыбнулся.

– Надо это отметить!

– С утра могу предложить только чай. Или кофе, – лениво говорил Глен, положив подбородок на ладонь.

– Для такого повода нужно вино. Неси свое любимое красное!

– Я не пью по утрам. А ты плохо переносишь алкоголь. Разве нет?

– От одного бокала я точно не опьянею, – со всей серьезностью заверил его Эмин.

– Н-да? Напомнить, как ты чуть не свалился под стол на вечере у семьи Картери после двух бокалов шампанского, если бы не...

– Если бы ты не удержал меня и не проводил домой! – закончил за него Гвидо. – Это говорит о том, какой ты замечательный друг!

– Да я просто сжалился над тобой. Ты бы видел себя. Я боялся, что ты неминуемо опозоришься, и все двери знатных семей закроются для тебя навсегда.

– Никакой жалости не было на твоем лице, я точно помню! Ты только посмеивался надо мной и говорил: «Дружище, ну ты даешь, снова напился как свинья, твоя жена будет этим очень огорчена!». Хотя никакой жены у меня пока нет, да и напиваться не входит в мои привычки. Я просто проспорил приятелю!

– Надо же, помнишь. А я хотел как-нибудь припомнить тебе твой позор перед молодой девушкой. Ну, ты еще успеешь учудить. Уже представляю твои пунцовые щеки и уши.

– Ты, Глен, за чаем собирался? – спросил у него Эмин, взглядом смотря на подушку, намекая, что бросит ее в Леви, если тот не перестанет паясничать.

– Я тебе, что служанка? И года не хватит, чтобы выплатить мне жалование, – Глен поднялся с кресла.

– Ой ли! Какая дорогая прислуга нынче! Все ваша голубая кровь рода Леви?

– Слышу нотки зависти, Гвидо, – коротко рассмеялся Глен и направился готовить чай.

–Глен Леви сам обсуживает гостей. Кому расскажешь, не поверят! Весь Тэнебрис думает, что у тебя прислуги человек сто.

– Дельные слухи! – сказал он, открывая двойные двери в коридор. – Сто человек точно не позволят тебе сюда заявляться.

Эмин сидел на диване и ждал его возвращения. Когда он в очередной раз переставлял ногу, под его ботинком что-то захрустело. Эмин нагнулся и поднял серебряную цепочку, на которой болтался резной ключ. Он в недоумении огляделся и его взгляд наткнулся на дверь под лестницей, которую он, кажется, раньше не замечал.

– Глен не хочет вина, а я ему все равно принесу, – Эмин поднялся с дивана и направился к двери. Вставил ключ, с радостью отметил, что он подошел, повернул его несколько раз, и дверь открылась. – Ну и какие же вина хранятся в погребах толстого кармана?

Он хотел было шагнуть в темное пространство, но вспомнил о фонаре, стоящем на письменном столе Леви. Эмин быстро пересек холл, переходящий в гостиную, подошел к столу и взял фонарь. У входа в чулан он его зажег и стал спускаться по лестнице. Под ногами он насчитал пятнадцать каменных ступенек, прежде чем оказался на деревянном полу. Перед его глазами предстала довольно просторная комната, стены которой снизу до верху занимали деревянные стеллажи с маленькими ящичками, в центре которых были круглые ручки. Эмина удивил такой способ хранения вина. Он огляделся.

В центре помещения располагался еще один письменный стол, на поверхности которого стопками лежали толстые блокноты и листы исписанной бумаги, давно пожелтевшей. Случайно взглянув наверх, Эмин обнаружил торчащий в потолке крючок. По своей догадке, молодой человек повесил на него фонарь.

– И какой человек будет сидеть в погребе и заполнять всякие бумажки? Ну, посмотрим, что у него тут за запасы, – сказал сам себе Эмин и направился к стеллажу слева, потирая в предвкушении руки. Он обратил внимание, что на каждом ящичке были выжжены слова, видимо названия вин и прочего алкоголя. В таком скверном освещении молодой человек не хотел ломать себе глаза, поэтому открыл первый попавшийся и запустил туда руку. Но вместо ожидаемого горлышка бутылки он вытащил на свет ... сердце. Настоящее живое алое сердце, которое билось у него в руках. Глаза Эмина округлились от ужаса, он вскрикнул и, выронив сердце из рук, упал на пол. Судорожно отползая, он наткнулся на другой стеллаж у стены, и, осознав, что и там, возможно, лежат окровавленные сердца, заставил себя подняться на ноги. Его бледное лицо покрылось капельками пота, он поворачивался на месте и помутневшим взглядом оглядывал комнату, ища выход. Ему не хватало воздуха. Эмин закрыл уши, ему казалось, будто со всех сторон он слышит это страшное «тук-тук-тук-тук». Наконец, его глаза выхватили в темном пространстве дверной проем, который занимал только что вошедший Глен. В его янтарных глазах мелькнул испуг. Страх. Но все это быстро сменила сосредоточенность, Эмин, обуреваемый своими чувствами, не заметил этого.

– Глен... Глен...что это... такое? – его голос дрожал. Он смотрел на друга, жадно ожидая его слов.

– Для начала успокойся, – Леви протянул руки вперед и начал подходить к Эмину. Тот от него отшатнулся и наткнулся на стол. Лежащие на нем бумаги, разлетелись в разные стороны. Эмин немного пришел в себя.

– Как я могу успокоиться, когда увидел это! – он указал пальцем на сердце, которое лежало на полу у стеллажа. Глен оглянулся, и, подойдя, взял сердце в руки. Хоть оно и пережило падение, оно все еще пульсировало. С сердцем в руках он подошел к Эмину.

– Как бы тебе не было противно и страшно, послушай, – свободной рукой он схватил Гвидо за шею и заставил его стоять смирно. В раскрытой перед ним ладони он держал сердце, показывал. – Хоть ты и не способен этого увидеть, я тебе все равно скажу: это сердце сплошь покрыто черными пятнами и прожилками. Это значит, что девушка, которой оно принадлежало черствая и испорченная пороками. Что с сердцем, что без него она одинаковая. Зачем ей сердце, если им она не пользуется?

Эмин вопреки страху и омерзению взглянул на сердце. Но в его глазах оно как было кроваво-красным, таким и осталось.

– Убери его от меня! – Эмин снова замахал руками. Глен его послушно отпустил и, чтобы больше не нагонять на него страху, убрал сердце на место. – Ты что псих? Если ты видишь на сердцах того, чего нет, тебе пора сходить к врачу! Черные пятна! Да ты спятил! Ты просто сумасшедший маньяк!

– Не могу с тобой согласится.

– Тогда кто тебе дал право забирать у них сердца, раз уж на то пошло? И как ты это делаешь? Ты вырезаешь их из груди? Почему тогда оно все еще бьется? – Эмин уже наполовину оправился от шока, чтобы задавать вопросы.

– Мне нравится твоя любознательность, – отметил Глен, улыбаясь. Гвидо эта улыбка показалась скорее оскалом. – Скажем так, красть сердца моя способность. Не спрашивай, как я о ней узнал. И так для тебя информации будет слишком много. Все сердца в этой комнате, принадлежат девушкам, которым они не нужны. Они так и продолжают сейчас жить себе свою жизнь, ни о чем не подозревая. Хотя Сандра жаловалась на некую пустоту, но в каждом случае все, конечно же, индивидуально.

– Что? Ты и у Сандры... вот почему она заболела, – с каждым словом голос Эмина становился тише.

– Да, смотри, – бросил Глен, схватил друга за рукав и потащил к стеллажу. Он выглядел так, будто показывал какую-то забаву. Таким видел его Эмин. – Давай посмотрим, что у нас тут есть... «Ренета Калья», «Селестина Верро», «Арасели Форрер», а вот, «Александра Росси»!

Глен открыл небольшой шкафчик и достал из него сердце. Темно-бордовое с черными пятнами и сосудами, от него исходило даже черное свечение. Но таким его видел только Глен. Для Гвидо оно ни чем не отличалось от предыдущих: такое же алое, такое же жуткое, также бьется.

– Эмин, в это и трудно поверить, но ты попытайся, – попросил Глен наставительным тоном, обхватывая другой рукой Эмина за плечи. – Оно черное, и даже светится своей чернотой, будто напоказ. Она знает, что плохой человек, и совсем не стыдится этого. Я тебе уже не один раз говорил: будь Сандра достойной девушкой, было бы ее сердце таким отвратительным?

Его голос был до ужаса спокойным. Будто он показывал не сердце живого человека, а картину на стене. Эмин переводил взгляд с Глена на сердце и обратно. Леви отпустил его и повернулся к стеллажу, чтобы положить сердце на место.

– Об увиденном советую молчать. Вероятность, что тебе поверят, мала, но я не желаю тебе загреметь в сумасшедший дом.

– Тебе туда дорога, – ответил Эмин, покосившись на сердце Александры. Поборов приступ отвращения и ужаса, он в одно мгновение оказался рядом с Гленом и выхватил сердце у него из рук. Толкнув его в сторону, Гвидо побежал к выходу.

– Ну, что за идиот? Если сердце забрал я, то и вернуть его обратно могу только я! – крикнул ему вдогонку Леви, но Эмин его уже не слышал. Глен присел на корточки и начал собирать разбросанные листки бумаги. – Еще доведет до инфаркта бедную Росси, маяча перед ней ее же сердцем. Но к этому времени он скорее вообще его раздавит.

Покинув чулан, в дверной скважине он нашел ключ. Заперев дверь, он повесил цепь себе на шею и спрятал ее под одежду. Не успел он и сделать пару шагов, как входная дверь распахнулась.

– Господин, мы с сестрой видели Эмина Гвидо. Он так быстро бежал, чуть не сбил нас с ног, – с порога заговорила Фонита, завидев хозяина. Вид ее был обеспокоенный. За ней в дом зашла сестра. На Руфину беготня молодого человека особого впечатления не произвела.

– Вы сегодня рано. Неужели закончили все дела? – его слова походили на упрек. Он прошел мимо служанок в гостиную, чтобы поставить на место фонарь.

– Да мы сделали, все что хотели, – ответила Руфина. – С вашего позволения мы пойдем.

Она поклонилась и направилась к лестнице, в ожидании взглянув на сестру. Фонита покачала головой. Та на это лишь закатила глаза и удалилась одна.

– Неужели господин Гвидо все узнал? – служанка не смело последовала за ним в гостиную.

– Знатное получилось представление. Да, он узнал.

– И как он отреагировал?

– Лучше, чем я себе представлял. Он хорошо держался. Настолько, что стащил сердце Сандры Росси.

– И вы так просто позволили?

– А что еще я мог сделать? Если бы я чуть сжал руку, он бы наверняка его раздавил, пытаясь вызволить. Лучше пусть побегает с ним какое-то время, а потом вернется со слезами на глазах с просьбой вернуть его ей.

– Мне очень жаль, – сочувственно проговорила Фонита.

– Да, мне тоже жаль Эмина. Его бы жизнь сложилась иначе, не подружись он со мной.

– Мне жаль вас, господин, – уточнила она, смотря прямо в его янтарные глаза.

– Меня? Глупышка Фонита, как ты можешь жалеть меня? Разве я не вижу страх в твоих глазах, каждый раз, когда ты меня видишь? Разве не видел, как ты сама бежала из чулана? Не зачем передо мной храбриться и уж тем более лицемерить. Скажи, что, несмотря на мое обещание, ты боишься, что я украду твое сердце, пока ты спишь! Каждый день! Скажи, что я чудовище, Фонита! Ну же, давай! – голос Глен сорвался на крик.

– Не скажу.

Глен порывисто возник прямо перед ней. Их разделяли каких-то десять сантиметров. Он навис над девушкой, смотря в ее распахнутые темно-карие глаза.

– Не скажу, – повторила Фонита. – Вы не выбирали такой дар.

– Откуда тебе знать? – фыркнул Глен и увеличил между ними расстояние. – Я не рассказывал тебе, как получил его. Не нужно пытаться оправдать мои поступки, хоть я и, как ты выразилась, получил дар, у меня все же есть выбор не использовать его. Однако, разве я выбрал это? Нет, Фонита. Поэтому ответь, притворяешься ли ты передо мной, потому что боишься, или говоришь правду.

– Я сказала вам правду. Несмотря на ваши поступки, я вас не боюсь.

– В таком случае ты глупа даже больше, чем Эмин. Ладно, хватит об этом, оставляю тебя заниматься своими делами, – ответил ей Леви и проследовал к лестнице. Фонита же направилась на кухню. Путь на кухню лежал через буфетную, поэтому проходя там, она достала чайник и чашку одного из многочисленных сервантов. На кухне она поставила на огонь воду для чая. Пока девушка что-то искала в шкафу, до ее ушей долетели резкие аккорды рояля. Неважное у господина настроение, отметила про себя Фонита. Наконец она достала из шкафа поваренную книгу и принялась ее листать. Найдя нужный рецепт, служанка стала перемешаться по кухне и доставать из разных ее углов необходимые ингредиенты, а затем кидать их в фарфоровый чайник. Вода вскоре закипела, и она залила ею все найденные травы. Когда она укутывала чайник полотенцем, дверь кухни открылась.

– Вот ты где, а я тебя ищу, – на пороге появилась Руфина. – Что ты здесь делаешь? Чай? Он попросил?

– Нет, я сама решила заварить ему.

– Зачем? Сегодня наш выходной, ты не обязана работать.

– Просто хочу его подбодрить. Ты же слышала, его друг...

– Это нас не касается! – Руфина повысила голос. – С каких пор ты о нем печешься? Ты что влюбилась?

– Нет! – в знак протеста Фонита замахала руками. – Я хочу ему помочь, кажется, ему больно внутри, хоть он и не показывает.

–От нас требуется выполнять работу прислуги, а не водить с ним дружбу! Ты в своем уме? У него целый чулан набит сердцами, только представь, сколько девушек в мире живут без сердец и даже не знают об этом! А что, если бы среди них оказались и мы?

–Но господин обещал, что...

– Да! За наше молчание! Он купил нас, а нам нужны деньги, – Руфина подошла к сестре и взяла ее за руки. – Послушай, огонек, нам с Робином осталось совсем немного собрать. Когда мы поженимся, я смогу больше здесь не работать. Пообещай, что уйдешь со мной, а не останешься с ним, пожалуйста. Мы с Роби купим дом, ты тоже с нами сможешь жить, он уже согласился, мы говорили об этом. Вместе найдем себе другую работу, конечно, такого жалования мы не найдем, но главное, что мы будем как можно дальше от него. Фонита, пожалуйста, пообещай мне.

– Чай уже заварился, – она мягко высвободила свои руки из рук сестры.

– Не уходи от ответа.

– Я не знаю, Руфина. Хоть Робин и согласен принять меня в ваш дом, то это только из-за тебя, я не хочу вас стеснять.

– Ты не будешь. Но если ты не хочешь, можешь вернуться к родителям, – затараторила Руфина.

– И зачем тогда мы покидали родительский дом? Чтобы снова туда вернутся? Ты знаешь, как папа относится к тому, что мы вообще работаем? Сам он уже не в состоянии работать, но то, что он живет на деньги дочерей, задевает его гордость. Вот если бы были сыновья, он бы так не ворчал. Я люблю папу, как и ты, но жить с ним под одной крышей уже невозможно. Мы уже не дети, и он уже не сильный добрый мужчина, а ...ворчливый ... дряхлый старик, – последние слова ей дались с трудом. Она сглотнула слезы. – Пойми, Руфина, у тебя есть Робин. У меня же нет того, кто бы меня защитил, мне не куда и не к кому пойти, если я отсюда уйду.

Сестра обняла ее, положив ее голову себе на плечо.

– Я тебя поняла. Прости меня, огонек. Знай, что чтобы не случилось, я не оставлю тебя одну.

– Спасибо. Я тоже буду с тобой.

– Люблю тебя.

– И я тебя.

Сестры разомкнули объятия.

– Ладно, неси этому чудовищу свой чай, раз тебе так хочется. Но не думай, что я буду одобрять ваше сближение. Не первый раз я вижу, как ты идешь к нему навстречу. Фонита, каким бы добрым или еще каким он тебе не казался, помни о том, сколько девушек повелось на его чары, раз он весь чулан набил их сердцами. Он играет с тобой, а ты и рада быть его игрушкой. Подумай об этом, – договорив, Руфина погладила сестру по плечу и покинула кухню. Фонита осталась в одиночестве. Она сняла полотенце с чайника и налила чай в чашку. Но вместо того, чтобы отнести его своему господину, она отхлебнула чай сама. Действительно успокаивает, как и было обещано в рецепте. Как хорошо, что Фонита нашла эту старую книгу. Нет, к Глену Леви она сегодня не пойдет.