Бессердечный

Из воспоминаний Глена

Март 1855 года.

В этот пасмурный день семилетний Глен проснулся поздно. Хоть его и будила гувернантка. Она стаскивала его с кровати, повышала голос, пугала матерью – всё бесполезно. С самого детства он вставал тогда, когда хотел сам. Наконец, сжалившись над надоедливой теткой, маленький Леви встал с кровати и отправился умываться. Сделав самостоятельно все утренние дела, он спустился в столовую, где уже завтракали его родители. Прием пищи проходил в молчании, как впрочем, и всегда. Только присутствие Глена давало повод для бесед.

– Доброе, утро. Опять поздно встаешь? – спросил отец. Вивьен Леви всегда первым начинал разговор.

– Доброе утро, да, отец, – коротко ответил Глен, уткнувшись в тарелку с кашей.

– Почему ты не встаешь, когда тебя будит Эстер?

– Она мне не нравится, поэтому я не хочу ее слушаться, – мать на такие слова сына лишь фыркнула, но в воспитании сына участвовать снова не собиралась. Вивьен Леви же нахмурился. Не по-настоящему.

– Ты говоришь так о каждой гувернантке. Мы за месяц сменили их уже семь раз. Учти, эта последняя.

– Да, пожалуйста. Все равно они мне не нужны. Я могу учиться сам. Они только отвлекают меня, задавая по нескольку раз одни и те же вопросы, как будто я не могу ответить с первого раза. Да и знаю я ответы на все их вопросы,– проговорил мальчик. Он был не по годам умным ребенком.

– Какой в семье Леви гений-то растет, однако, – только и ответил Вивьен.

Остаток завтрака прошел в обычном молчании. Отцу удавалось завести минутный разговор только когда Глен садился за стол, потом же общение сходило на нет. Доев нелюбимую кашу, мальчик убежал на третий этаж, в комнату. Так и проходили его дни. Друзей у него не было, он всегда был один. Разговаривал маленький Леви только с прислугой, которая заходила прибираться в его комнате. Он задавал разные вопросы служанкам, а те охотно ему отвечали. Это были единственные его собеседники, которым было искренне жаль мальчика, родившегося хоть и в богатой, но несчастной семье.

Чета Леви поселилась в доме на улице «Толстых карманов» стразу же после свадьбы. Дом перешел по наследству от отца жениха, а тому в свою очередь от его отца. Поэтому восьмой дом был испокон веков собственностью старинного рода Леви. Брак был по расчету. Две богатые семьи объединились, чтобы стать еще более богатой и влиятельной. Хотя у одного из супругов все-таки были чувства. Вивьен Леви, можно сказать, женился по любви, только вот жена совсем не отвечала ему взаимностью.

Дэйна Леви была женщиной горделивой и властной. Красота ее была пленяющей, мужчины не отступали от нее ни на шаг. Этим она и пользовалась. До свадьбы Дэйна любила проводить время в обществе мужчин и после бракосочетания она не изменила своим привычкам. Каждый день в доме семейства Леви бывали разные мужчины, приходили они только к госпоже. В доме некуда было приткнуться от большого количества слуг, а ту ещё и посторонние ломились в дом. Вивьен знал, чем занимается жена, но ничего с этим не делал. В таких случаях говорят, что любовь слепа. Друзья Вивьена пытались ему указать на многочисленные измены жены, но он никак не реагировал. У него было оправдание: Если она счастлива, то пусть себе, делает, что нравится. Единственное, что ему было нужно от жены, это дети. Но Дэйна терпеть их не могла, поэтому в день свадьбы жениху так и сказала: «Наследников от меня не жди». Но через три года совместной жизни еще живая мать Дэйны вместе со свекровью так надоела просьбами о внуках, что та рада была походить девять месяцев с животом. Родив, она наняла кормилицу и больше не принимала в судьбе новорожденного мальчика никакого участия. Даже имя придумывала не она, а Вивьен, который был безумно рад рождению сына. Он днями и ночами не отходил от колыбели Глена, пусть у него и были другие дела. А Дэйна снова продолжила приглашать посторонних мужчин в дом, едва оправилась от родов.

– Вот развела бордель! – сплетничала между собой прислуга дома, – А этот муженек даже в ус не дует. Такую в ежовых рукавицах держать надо! А он как тряпка, честное слово.

– Да уж, точно. Забрал бы ребенка и уехал куда подальше. А на худой конец выгнал бы змею из дома, больно прижилась здесь. Нашел бы себе более подходящую, а то зря такой красавец пропадает, – в этом не ошибались. Старший Леви был высок и хорош собой, светлые вьющиеся волосы, а маленькие усы придавали ему особый шарм. Поэтому многие на него и заглядывались, но Вивьен оставался верен жене, несмотря на то, что та верна ему никогда не была.

В этот день в дом опять пришел мужчина. Глен видел его, когда после обеда уходил снова в свою комнату. Тот поднимался по лестнице и с призрением глядел на мальчика. Из своей комнаты навстречу сыну вышла Дэйна.

– Иди, погуляй пока в саду. Нечего тут шляться без дела, – повелительным тоном приказала она.

– Я тоже здесь живу, поэтому имею право быть тут, – ответил Глен, смотря на нее со всей детской серьезностью.

– А ну, не спорь с матерью. Маловат еще. Пошел, я сказала.

– Какая ты мне мать? Так просто, тетка какая-то. Даже эта Эстер заботиться обо мне больше, чем ты за все мои семь лет, – Глен хотел было еще что-то сказать, но Дэйна дала ему неслабую пощечину, от чего он пошатнулся и замолчал. Не проронив ни слова, ни слезинки, он развернулся и спустился в гостиную.

– Что у тебя щека красная? – спросил, сидящий на диване, Вивьен с газетой в руках.

– Ничего.

– Как это ничего. Дай посмотрю, – отец пододвинулся ближе к сыну и обеспокоено начал рассматривать алое пятно. Увидев след тонких и изящных пальцев, он быстро встал с дивана.

– Где мать?

– Наверху, – ответил Глен. Вивьен направился к лестнице. Глен что-то сказал, дабы остановить отца, но тот его уже не слышал. Он зашел в комнату, в то время как Дэйна медленно спускала бретель платья со своего плеча. Рядом с ней на кровати сидел пришедший мужчина, который пожирал ее взглядом, ловя каждое движение.

–Попрошу вас немедленно удалиться, – сухо сказал ему Вивьен. Тот было воспротивился, но под гневным взглядом Леви он покорился и покинул комнату, больше уже не возвращаясь.

– Ну и что ты, позволь спросить, делаешь? – недовольно спросила Дэйна, быстро поправляя бретельку и выпрямляя спину. В янтарных глазах вместе с недовольством будто бы мелькало что-то еще. Торжество? Радость?

–Хотел бы я спросить то же самое у тебя. Зачем ты ударила Глена?

– Сам виноват, нечего было грубить матери, – бросила она, помрачнев еще больше.

– Если б ты только вела себя соответствующе этому званию, Дэйна, – грустно заметил Вивьен. Она закатила глаза. Когда Вивьен в очередной раз говорит о сыне, Дэйна пропускает его слова мимо своих ушей и мимо своего сердца.

–День за днем слова от тебя не дождешься, а тут взгляните на него! Впервые вломился ко мне в спальню! И ради чего? Чтобы опять болтать об этом ничтожном насекомом? Печешься о нем даже больше кормилицы со всеми няньками! Смешно смотреть на тебя, настолько ты жалок!

– Ну и зачем ты так к нему жестока? Ничтожное насекомое? Как ты можешь так называть своего сына? Неужели по отношению к Глену в твоей душе нет ни капли теплоты? – вопрос за вопросом. Но Вивьен понимал, что ответов он не получит никогда. Дэйна молчала, потупив взгляд. На лице ее проступило раздражение.

– Если все сказал, тогда выметайся.

– И на что я надеялся? – вздохнул Вивьен. Он устало провел рукой по светлым волосам и направился к выходу. В дверях он снова повернулся к жене. – Больше не смей и пальцем прикасаться к моему сыну. Я прощаю тебе это в первый и последний раз.

Дэйна лишь презрительно фыркнула ему в след. Едва захлопнулась дверь, она повалилась на кровать. Несмелая слеза покатилась по ее щеке, а взгляд в темной комнате ухватил вазу с цветами. Гортензии. И какой смысл дарить цветы, если тебе все равно? Она не найдет ответ на свой вопрос. Дэйна Леви не знает язык цветов.

Весь остаток дня она не покидала своей комнаты. Идти ужинать тоже отказалась. Служанок пришедших к ней с подносом по просьбе Вивьена, она спровадила, накричав. Он же провел этот день с сыном, играя с ним в саду. От людей, пришедшим для решения рабочих дел он отмахнулся и попросил придти в следующий раз. А ночью Вивьен, как уже давно повелось, улаживал маленького Глена спать, рассказывая сказку.

Гортензия на языке цветов соотносится с фразой «прошу, вспомни обо мне», а также означает искренность и надежду.