Глава 3.5. Невеста
А пока анархисты готовились к бунту, Софья суетилась и готовилась к собственной свадьбе. Она ждала этого казалось так долго, но уже через пару дней она выйдет в зал в роскошном белом платье под руку с любимым дедушкой и заключит выгодный равный брак с, признаться, симпатичным ей мужчиной. Эдуард эти дни был так заботлив, так участлив к подготовке, что она просто не могла этого не заметить и не утвердиться в своём решении быть с ним вместе до конца, по крайней мере, его жизни.
Перед свадьбой традиционно предстояло ещё одно немаловажное событие – девичник. Мигрени от него не меньше, чем от подготовки к свадьбе. И пусть русский народ продумал его давным-давно за неё, волнения не поубавилось – чего стоило только пустить одну Лизавету в бани.
Не упуская деталей, после трапезы и плясок, дамы сели плести косы. Талантливая до, кажется, всего рукоделия Лизавета заплетала Софье короткую косу и сама же расплетала её ей. Оказалось, что напевы знала только старомодная Виктория, поэтому и пели девичьи голоса следом за ней. Конечно, изначально графиня хотела упустить эту деталь – крестьянам надо, пусть они и занимаются, а они достаточно состоятельны, чтобы вместо прощания со своей девичьей жизнью просто наесться до отвала. Однако, княжна настаивала:
- Традиции на то и есть, что придуманы кем-то мудрым! Они непременно должны быть соблюдены, иначе брак будет несчастливым.
Благодаря тем же традициям, девичник продолжался в банях, откуда пол ночи звучали всплески воды, женский смех и шелест веников. На каких традициях в бане настаивала Лизавета, конечно, стоит умолчать, поскольку читатель сочтёт их неприемлемыми для благородных девиц.
Ещё век назад оставались и сторонники того, что на девичниках нужно не смеяться, а плакать по невинности девушки, но в этот век, а тем более день никто и думать об этом не хотел, однако была и та, кто сдержаться не могла из чувств собственных. Больше слёз, конечно, пролила не прощающаяся со своей девичьей жизнью стойкая Софья, а сестра её Татьяна, никак не принимающая такой «потери».
- Софья, да как же Вы уедите? Как же Вы нас оставите? – шмыгала она носом, убиваясь и утирая слёзы шёлковым платком. До того чувств своих она не показывала, но вечер в бане и градус алкоголя разгорячил её саму.
- Татьяна, ну что Вы! Я и не собираюсь Вас покидать, буду навещать Вас так часто, что надоем, видеться после каждого собрания кружка! Молю Вас, только не ревите, душа моя, Вы рвёте моё сердце, - уверяла её Софья, но остановить этот поток они уже не могли, пока сама Татьяна не выдохлась, а вскоре и вовсе заснула на диванчиках самая первая.
Поутру Лизавета и Татьяна помогали с атласными лентами на роскошном белом платье по новой моде, а Виктория подбирала украшения, с блеском в глазах осматривая каждое из них (стоит отметить, что украшения и всякие девичьи блестящие брюлики вызывали у неё дикий интерес, словно сороку, что жаждет всё утащить в свою коллекцию). Последний штрих – белоснежная фата легла на лицо Софьи, покрывая его от жениха.
- Фата, Софья Денисовна, появилась ещё в Древней Греции, - учила её Виктория Станиславовна, словно и сама там была и лично видела их свадьбы, бережно поправляя аксессуар. – Древние греки покрывали лицо невесты, дабы жених, увидев её внешность, не сбежал. А Вам это знаете, очень пригодится.
- Эдуарду Феодосьевичу и бежать уже некуда, он уже отправил шкатулку с драгоценностями и отнёс кольца в церковь, - возражает Татьяна.
Софья лишь хмыкает и, судя по этому вздоху, за тонким слоем ткани она закатила глаза.
- То-то Вы ещё не замужем, смею усомниться, что на собственной свадьбе Вы не забыли эту традицию.
- Ну Вам же объясняю, а Вы смеётесь. Сейчас фата потому и белая, что символизирует невинность!
- Молю Вас, душа моя, какая невинность! Заканчивайте своё горевание по прошедшему и дайте мне на себя взглянуть. Вы б ещё вспомнил царя Гороха, - Софья слепо ведёт руками, и Татьяна живо помогает, убирая с лица её фату.
- Софья, ну что вы там копошитесь, - кричит с первого этажа торопливая Галина Сергеевна. – Мы везде опоздаем! Какая безответственность, так и про собственную свадьбу забудешь, пока собираешься!
Весь небольшой городок трубил о свадьбе монархистки, как о главном торжестве, ещё одной значимой датой для города. Разве что анархисты засели в своём лесном домишке и не высовывали нос лишний раз в скопище монархистов. Из прочих безразличных оставался Илларион Феодосьевич. На злость его пробирала лишь от мысли о том, что поместье теперь не только ни его, так ещё и нужно делить его теперь уже с молодожёнами.
- Вы не представляете, каких усилий мне стоило добиться этой свадьбы, - говорил ему Эдуард, подходя к церквушке. - Не можете молчать – езжайте домой сейчас же и не позорьте мою бедную голову. Играть симфонии вы будете в кабаке, здесь же никаких выступлений мне не надобно. Просто один день сыграйте порядочного человека!
- Не первый раз, Эдуард Феодосьевич, разберусь. Вы ведёте себя непотребнее меня и сейчас трясётесь, как банный лист.
- О! Со своей свадьбой Вы уже разобрались! К моей прошу мер не применять, просто останьтесь в стороне от этого торжества.
Зелёные и синие купола блестят на солнце. Казалось, оно выглянуло для одного лишь этого союза, своим появлением смерив метель и холодные ветра. День выдался поистине тёплым и прекрасным. Рыхлый снег блестел, напоминая такое же роскошное и белоснежное платье невесты, вороны ютились на ветках вдали от церквушки и не думали приближаться и касаться празднества.
Внутреннее дорогое убранство церкви радовало глаз. Всё казалось родным, знакомым, а главное – не существующим во времени. Даже когда было совершенно тихо, казалось, что отовсюду доносятся ангельские пения. На деревянных стенах располагались иконы. Святые будто присматривали за всеми, кто там находился, брали их под своё крыло и оберегали. Света было немного, основное освещение составляли свечи и открытые деревянные ставни, сквозь которых пробивался этот свет.
Отовсюду доносился запах растительности и благовоний, лёгкая дымка заволокла помещение после утренней службы. Ещё не все люди ушли, но женщина, работающая здесь столько, сколько себя помнила, уже хлопотала, мыла полы, готовилась к проведению венчания. Временами она устало выдыхала, размышляла о чём-то произносила тихое: «Прости меня, Господи», - смотря на распятие Иисуса Христа, и продолжала свою работу, кряхтя.
Старый священник в богослужебном одеянии вышел к алтарю, расположил на нём священное писание, поцеловал главную икону и перекрестился, медленно поднимая к плечам, лбу и чреву свои морщинистые руки. Достав белый платок, он утёр пот со лба и, еле шевеля губами, произнёс уже что-то совсем невнятное.
Было немного душно, отчего гости, разошедшиеся по церквушки, вздыхали. Кавалеры приподнимали свой фрак, дамы обмахивались веерами и периодически перешёптывались между собой. Мертвенно бледная толпа заполнила церковь и ожидающе смотрела по сторонам. Появление невесты вызвало радость и восторг – скорее из-за того, что это означало начало торжества.
Церковные венцы погрузили на головы брачующихся. Сдерживая свою радость, Софья выглядела всё такой же серьёзной и властной пред глазами людей. Казалось, обряд длился целую вечность. И вот, после троекратного оглашения, священнику подали кольца. Самолично он одел их на пальцы жениха и невесты. Официально теперь Софья получила статус замужней дамы, и оставалось только гадать, пошатнёт ли это «Сиерру-Морену» или ничего не изменит, как утверждает сама графская дочь.
Покончив с ритуалом, люди неспеша вышли на воздух, поздравляя Софью и Эдуарда с началом новой жизни (кто-то даже искренне). Татьяна же была смурна, как никогда, и Софья Алексеевна не могла этого не подметить. Улыбаясь и поправляя свои золотистые кудри, она приблизилась к ней, утянув за собой сонную и несколько растерянную Наталью, с которой дотоле делилась своим восторгом от вида православной церкви.
- Вы знаете, - шепчет им Татьяна, - мне тревожно.
- От чего же? – интересуется Софья. При взгляде её карих глаз сразу кажется, что ей не интересен и скучен этот разговор, но интонационно она проявила самое что именно есть участие.
- Одиноко станет в особняке, тихо... да и не приедет она больше: дела по дому, заботы, а там и ребёнок. Скоро и кружок ей будет не по времени.
- Вы не переживайте, ещё ничего не случилось, - возражает Наталья, но Татьяна косится на так, будто вовсе не то ожидала услышать.
- Послушайте, обязательно приедет, более того – мы не раз соберёмся вместе за чашкой чая. Брак ведь не смерть, - уверяет её она. – Тем более Софья Денисовна сегодня хотела бы быть счастливым. Надеюсь, и я такой буду, только бы Григорий скоро вернулся. Он не ответил ещё ни на одно письмо, что я ему написала! Может, и не вернётся вовсе он.
- Что Вы! – просит её Татьяна, охотливо меняя тему. – Вернётся, обязательно вернётся.
- Просто письма с фронта не дошли ещё. Вы ведь знаете, как работает наша почта. Разом все придут, и последние ночи до его возвращения Вы скоротаете, читая его добрые слова, - поддакивает Наталья, будучи сама неуверенная в своих словах.
- Как бы мне хотелось в это верить! – произносит Софья и поджимает губы, сдерживая слёзы. – Как меня тронула эта свадьба, красивая пара молодых! – наконец говорит она, утирая платком собственные слёзы горечи, и один лишь Бог знал, о чём горевала она на самом деле.
Подъезжая к особняку, люди успокоились в ожидании дальнейшего приглашения, и иллюзорно общее волнение поутихло. Встретили молодых караваем, солью, плясками и песнопениями. Замотавшись в делах с утра, Софья Денисовна заметно подустала, однако главное торжество только начиналось. Внутри уже накрыты длинные столы с торжественным обедом: стоят на них мясо, торты, соль, пироги и многие яства, бедным горожанам недоступные. По бокалам гостей разливали алкоголь.
Всматриваясь с сомнением в красную жидкость, Наталья присмотрелась к её густоте и покосилась на Софью Алексеевну. Не успела она ничего сказать, как торопливая служанка, до того накрывавшая на стол, спешно подбежала к ней и принесла свои извинения, заменив бокал – якобы испортилось, не заметили. В качестве главного блюда на столах подано мясо с кровью и карпаччо, но ни к чему из этого Наталья даже не притронулась – от одного вида её подташнивало. Должно быть, говядина.
Ковыряя овощи в тарелке, она заговорилась с Софьей Алексеевной, что принялась рассказывать ей о своих любимых десертах, а было их немало.
Прочие гости предпочитали поздравлять молодых, говорить о делах кружка, обсуждать свою собственную семейную жизнь. Татьяна оставалась молчалива и недоступна до праздника.
- Душа моя, Вам дурно? - поинтересовалась Софья, но ответа получить не успела. Гости настаивали: «Тост!». Сергей Константинович поднял бокал и произнёс короткий тост:
- Душа моя, родная кровь, ты знаешь, как я люблю тебя, что желаю только счастья! Я счастлив от одной мысли о том, что теперь кто-то составляет твою радость, любит тебя также и оберегает, что теперь у тебя есть вторая душа, с которой тебя ждёт процветание. Горько!
Веселье продолжилось, зал снова заполнили голоса людей. Они пили, смеялись, чокались, стучали вилками по тарелкам, а Сергей Константинович склонился к уху Софьи и продолжал:
- Мне снилось сегодня, будто я тебя маленькую качаю на руках. Должно быть, то моё волнение. Не ожидал я, что и ты так быстро вымахаешь. Мы и глазом моргнуть не успели! – шептал он.
Вскоре его стало совсем плохо слышно - заиграла музыка, молодые вышли танцевать, а после к ним присоединились и другие пары, что пришли на торжество. Даже Сергей Константинович подошёл к жене своей и галантно подал ей руку, по такому поводу приглашая на вальс.
Смотря на счастливые пары, Софья Алексеевна лишь тихо вздыхала, Татьяна накрыла её ладонь своей.
- Если б было возможно, я бы пригласила Вас, - шутливо произнесла она, вызвав улыбку у подруги такой глупостью, отвлекая её от дурных мыслей.
Возвращаясь чуть взмокшим после танца, чтобы выпить, оставив невесту в окружении подруг, Эдуард взглянул на унылого брата.
- Что-то Вы не веселы. Снова болеете?
- Благодарю за беспокойства, мне теперь гораздо веселее и свободнее, чем Вам.
- Что-то по Вам не видно. Хотя что Вам: всё, чем Вы можете тешить себя без женского внимания – мнимой свободой.
- Послушайте, для любой в этом зале будет честью станцевать со мной. Они только и ждут моего приглашения.
- Так уж и ждут! Не смешите меня, взгляните на себя.
Признаться – Илларион поистине был красив: высокий, широкоплечий, постриженный по последней моде и одетый «с иголочки» блондин с тёмными бездонными глазами и родинкой на своей щеке, по которой его примечали. Черты лица его были аккуратными и до того правильными, в отличии от его брата, а потому сейчас было доказать ему, что его холостой статус его не красит, доставляло Эдуарду удовольствие.
- Вы правы, я пойду, - вдруг говорит Илларион, огибая раскрасневшегося брата. Глаза его падают в толпу, ища даму статную и симпатичную, вроде Виктории Станиславовны, но, воссоединившись с Дарьей Алексеевной, она словно затерялась в толпе. Быть честным, вряд ли княжна вообще оказала бы ему такую честь, а не упасть в грязь лицом перед братом было сейчас не маловажным моментом.
Взгляд его находит ту, что точно отказать ему не сможет, хотя и в танцах, казалось бы, не заинтересована.
- Добрый вечер. Не ожидал Вас увидеть здесь, Наталья Владимировна, в издательстве сегодня выходной?
Наталья же окидывает его недоверчивым с ноткой строгости взглядом.
- Добрый вечер. А Вы что, уже закончили разыгрывать сонаты в кабаке и решили посетить менее постыдный вечер? Вашу карму это не очистит.
- Снова Вы язвите, будто опасаетесь меня. Есть за что.
- Что за глупости! – щёки её залились краской то ли от злости, то ли от волнения, то ли от смущения. – К тому же, с незнакомым мужчиной даме неприлично вот так просто вести беседы.
- Прошу меня простить, тогда давайте познакомимся. Насколько я знаю, даме будет неприлично отказать мне в танце. Вас ведь здесь никто не сопровождает? Будьте добры, Вашу ручку, - говорит он и вытягивает ей раскрытую ладонь.
- Ваши... склонности действительно заставляют начать меня опасаться, - говорит она, наконец улыбнувшись и вложив его руку в свою.
- Какие склонности?
- Принуждать дам к танцу и затаскивать их в свои кареты.
- Как Вы злопамятны, в тот вечер я оказал Вам услугу! Вы не правы, у меня Вы вызываете один лишь восторг.
- От чего же Вы льстите? Надеетесь, что я опубликую Ваши стихи? – она, конечно, снова шутит, но взгляд его серьёзен.
- Можете не сомневаться во мне, в Вашу кантору я в жизни не пойду, не надёжно.
- А что надёжна?
- Когда издательство принадлежит мужчине, а Вы занимаетесь хозяйством.
- Какая дерзость! А Вы только начали составлять о себе хорошее впечатление.
- Не обижайтесь, Вы сопротивляетесь, но скоро сами поймёте всё. Вашего очарования и ума на то хватит.
Но слова его Наталью не вдохновляли, и она озиралась по сторонам, как бы быстрее увильнуть от этой компании. Быстрая, ритмичная музыка разливается по залу. Люди, будто очарованные, танцуют ритмично, в такт, не отставая друг от друга, будто всю жизнь готовились к тому моменту.
Пробираясь через толпу в компании низкой и шустрой Виктории Станиславовны, Дарья Алексеевна спешила к молодожёнам.
- Софья Денисовна, хотелось бы лично поздравить Вас и Вашего мужа. Желаю вам крепкого брака, чтобы жили Вы в ладу друг с другом.
- Благодарю, - Софья натягивает улыбку.
- Как Вам идёт это платье, прелесть!
- Вы точно знаете толк в одежде. Как дела в Вашем бутике?
- Благодарю, всё отлично.
На этом этот формальный диалог был окончен, цель выполнена, и Дарья снова обращает свой взгляд на Викторию.
- Признаться, платья в моём бутике симпатичнее.
- Действительно? Я как раз ищу новое платье на вечер одной леди.
- У меня есть несколько отличных платьев, которые очень бы Вам пошли!
- Признаться, это сложно. Мне мало что идёт и нравится.
- У Вас просто не было хорошего советчика! Будьте уверены, я Вам подберу то, что идеально подчеркнёт Вашу фигуру. Вы приезжайте!
- Благодарю. Я приеду в компании Ли... Елизаветы Дмитриевны.
- Это та рыжая монархистка?
- Именно так, моя хорошая подруга. Уверена, она тоже не против себе что-нибудь присмотреть.
- Почему она сегодня не на вечере? Я думала, она будет с Вами.
- Мы и приехали вместе, просто она затерялась в толпе после ужина! Одному Богу ведомо, что она сейчас творит, но точно не скучает, коли всё ещё не присоединилась к нам!
Выловить раскрасневшуюся и подвыпившую Елизавету удалось лишь после торжества, когда большая часть гостей расходилась по своим каретам, благодаря хозяйку дома за тёплый приём и вкусную пищу. Гости переговаривались, обсуждали прошедший ужин и завтрашнее собрание «Сиерры-Морены» без тех, кто воротит нос от вида крови.
Дольше всех с невестой прощалась Татьяна: долго обнималась с сестрой и не могла никак выпустить её из своих объятий, пока Софья Алексеевна и Наталья Владимировна любезно не забрали её, сопроводив в карету Овчинниковых и отправив домой.
Постепенно окна особняка потемнели, всё говорило о том, что свадебное торжество подошло к концу, и молодые могут остаться вдвоём.