Bloodline

На разобранной кровати полукругом выстроились бархатные футляры самых разнообразных форм и размеров. Крышки были открыты, и тонкие бледные пальчики пренебрежительно порхали от отдного украшения к другому, как если бы перебирали не первой свежести овощи в деревенской лавке. Сравнение кощунственное. Изделия на велюровых подушечках разве что слепец или завистник квалифицировал вторым или, что совсем не выдерживало критики, третьим сортом. То были шедевры, произведения искусства. Даже весьма приблизительная стоимость их поражала воображение, заставляла ладошки потеть. Губы юного маркиза во время тщательного осмотра подозрительно подрагивали, выдавая объяснимый трепет. Шутка ли, обзавестись после первой и единственной встречи поклонником, осыпающим драгоценностями, словно арабский шейх? Алекс забыл про веселье и балы, не посещал их больше, даже на чай к соседям перестал ездить, шестым чувством угадывая, что везде и всюду непременно натолкнётся на настырного барона. Вынужденное заточение, по правде, не особо тяготило, бегать от Брансака стало азартным хобби, вроде охоты, но Алекс никогда не признался бы даже самому себе, что получал от их тайного противоборства удовольствие и обругал любого посмевшего подобное предположить. Мучительный, томный вздох вырвался из его горла. Раздражённо, словно из под палки, вынул он из углубления коробочки перстень и надел на безымянный палец. Выставил ладошку перед собой, повертел, любуясь тем, как преломляются солнечные лучи на рубиновом глазе змейки, и высокомерно фыркнул. Дизайн отличался оригинальностью, если не сказать уникальностью. Три золотых кольца, скрученных спиралью, венчала голова змеи. Вещица на заказ, определённо с интригующей историей, но полюбопытствовать о ней было не у кого, ведь Брансака Алекс всячески игнорировал. Личность того, для кого оно предназначалось, несомненно яркая и скандально независимая - такой вывод напрашивался сразу, ведь носить подобное осмелился бы далеко не каждый. Алексу импонировал выбор Брансака - тот изощрённо льстил, задевая тонкие струны его свободолюбивой, бунтарской натуры - и в то же время досаждал. Даже заочно барон производил неизгладимое впечатление, провоцировал на эмоции - это будоражило, не на шутку пугало. Впрочем и в малодушии Бонневаль никому, в том числе себе, сроду не признался бы. Бриллиантовая с изумрудами цитернадель*, восхитительно гармонирующая с густыми русыми волосами - женская безделица, или роскошный рубиновый бант для жабо в форме распустившегося цветка - каждое украшение, словно вызов, на грани жестокого оскорбления, стереть которое дозволялось лишь кровью и преступного, сладостного идолопоклонства. Порывисто захлопнув одну за другой крышки футляров, Алекс в изнеможении распластался на подушках - белая свободного кроя рубаха бурно вздымалась, лицо горело огнём, в голубых глазах его разгуливалась буря. Невыносимый, отвратительный человек, даже отсутствуя, тот, словно дьявол совращал, умудрялся занимать все его мысли...

- Простите, милорд...- в приоткрытой двери возникла голова Феликса, - Мари просила передать, что леди Франсуаза с друзьями ожидает вас...

Слуга с подозрением оглядел разноцветные футляры, странную позу господина, лежащего на кровати в высоких ботфортах, в выходных облегающих брюках цвета бирюзы и простой рубахе, и брови его мрачно сошлись на переносице.

- Я сообщу, что Вам нездоровится...

- Приведу себя в порядок и спущусь, Ликс, всё хорошо.

Феликс закрыл дверь и настороженно наблюдал за перемещениями господина по спальне. Пока тот одёргивал костюм, расчёсывал золотистые пряди перед зеркалом, Ликс ревностно изучал обстановку - коробки с драгоценностями, стопку надушенных записок, высившихся на краю трюмо. Подписаны те были витиеватым красным и таинственным Б. К. Когда обеспокоенный взгляд мазнул по тонким пальцам Алекса, Ликс судорожно сглотнул. Вещица стоимостью в целое состояние. Навязчивость, расточительность подарков недвусмысленно намекали как на намерения поклонника, так и на статус и парень загрустил. Нищему слуге нечего противопоставить богатству. У Ликса за душой не водилось ни франка, зато та всецело принадлежала одному Алексу. Оставалось надеется, что для юного гордеца несчастное преданное сердце конюха представляло хоть какую - то ценность...

- Их приносят каждый день - завидная настойчивость, - язвительно отметил он, забирая гребень из рук Алекса и бережно расчёсывая золотистую прядь.

- Скорее невиданная наглость, - цыкнул Алекс, теребя массивное кольцо.

Он выгибал, отводил ладонь, пытаясь отыскать недостаток, желая разочароваться, но как назло лишь сильнее прикипал - кольцо словно задумали специально для него. Оно идеально соответствовало его вкусу, и на палец село, как влитое, словно кто-то и мерки не забыл снять. Сдавшись, Алекс досадливо закусил губу - очевидно, Брансак полагал, что в состоянии купить абсолютно всё, в том числе понравившегося разорившегося провинциального аристократа. По крайней мере - уныло шутил Бонневаль, теперь достоверно известно, что стоит он баснословно дорого. Такое себе утешение...Алекс с отвращением сорвал кольцо. Перекрутившись в воздухе, оно покатилось по деревянной поверхности и глухо брякнуло о подставку зеркала.

- Кто - то должен обучить нахала манерам. Это невыносимо, в конце концов...

- Ксандр!

Франсуаза повисла на Алексе, счастливо улыбаясь и вереща. Тот, отстранился, покружил её, оценивая наряд - зеленую амазонку, перчатки до локтей и кокетливую шапочку с перьями на боку. Девушка сияла, оживляя бойкостью вековые стены Бонневальского замка, словно солнышко.

- Прелестно выглядишь, кто сопровождает вас на прогулке, виконт Ботье?

- Не угадал, - хитро улыбнулась девушка, - барон Брансак предложил заехать к кузену - беспокоился о твоём здоровье, сетовал, что не отвечаешь на письма. Ох, Ксандр, этот мужчина сама доброта и галантность....

Не обращая внимания на обескураженное лицо кузена, Франсуаза без устали щебетала до тех пор, пока друзья её не показались в дверях.

- Полагаю, вы наговорили обо мне гадостей, Франсуаза, у брата вашего выражение лица такое, будто он встретил дьявола с рогами....

Вкрадчивый насмешливый голос, мягкая улыбка Брансака вывели Алекса из оцепенения и обескуражили. Месяц пребывал он в блаженной уверенности, что замок Бонневалей - неприступная крепость, куда без приглашения не сунется враг, и снова феерически просчитался. Самоуверенности и дерзости барона он почти завидовал.

- Возможно, нам не рады - заявились без приглашения, толпой...- заволновался Брансак, и глаза Алекса зло сощурились - вот же проныра, наглец, ни стыда, ни совести - однако проявил вежливость, положенную радушному хозяину.

- Что вы, барон, Бонневали славятся своим гостеприимством...

На ослепительную улыбку Брансака, образовавшую милейшие ямочки на щеках, Алекс ответил кислой и вымученной. Уголки губ едва дрогнули, чтобы тут же трагично сникнуть. Однако отсутствие воодушевления барона ничуть не смущало. Казалось того в принципе мало что в жизни способно было смутить, он фонтанировал энергией и оптимизмом.

- Вы чрезвычайно любезны. Франсуаза поведала о паре достойнейших жеребцов в конюшне Бонневалей, если вы не против небольшого представления...по правде, мне нетерпелось взглянуть на них хотя бы глазком.

- Барон страстный фанат скачек. Конечно Алекс не против, к чему церемонии между друзьями...- огорчённо оправдывала и протестовала Франсуаза, Алекс же подавил порыв грубо заткнуть кузине рот.

Франсуаза и Агнес, как две курицы кудахтали вокруг безпринципного Брансака, а тот вертел глупышками по своему осмотрению, лицемерил напрополую, не стесняясь даже Алекса, прекрасно осведомлённого, что к лошадям истинная причина их спонтанного визита не имела никакого отношения.

Однако, сожалеть, проклинать вездесущего барона было поздно. Бонневалям нанесли официальный визит и по правилам этикета поприветствовать гостя спустились хозяева замка. Алекс быстро сообразил, что посещением конюшни дело не ограничится и оказался прав. За формальной беседой и знакомством последовала экскурсия по замку, а затем и приглашение на обед, завершения которого истерзанный морально Алекс ждал как манны небесной. Надо отдать должное, собеседником Брансак оказался превосходным, когда не преследовал цели обидеть оппонента или затащить в постель. Кузина с Агнес охали над его историями из многочисленных путешествий, хихикали, прикрывая рты над шутками и розовели от изысканных комплиментов, заглядывали в рот, внимая каждому слову, и родители им не уступали, прося всё новых баек из придворной жизни. Вброшенная невзначай ремарка о том, что отныне они с Бонневалями соседи, прогремела финальным аккордом спектакля, закрепив блистательную победу Брансака. Родители, кузина и Агнес, захлёбываясь восторгом, пели тому нескончаемые дифирамбы и готовы были рукоплескать. Алекс едва не закатил глаза, припомнив, что на западе земли Бонневалей и впрямь граничили с имением Делоржа и удручённо констатировал - отныне дом его не крепость, потому что правом посещать замок в любое время дня и ночи Брансак только что без труда заручился. Когда тот отказался от приглашения на ужин, сославшись на неотложные дела, на душе Алекса хоть немного отлегло - у наглеца всё же завалялись крохи совести, чтобы пожалеть свою безвинную жертву. Весь день он провёл, как на иголках, отражая алчные ласкающие взгляды, краснел, бледнел, едва на стену не лез от злости и бессилия. Закатить барону скандал значило раскрыть родным глаза на посягательства, что было совершенно неприемлимо. Алексу оставалось терпеть, да натужно улыбаться, утешаясь тем, что ситуация могла сложиться гораздо хуже. Глупышка сестра с подругой, родители, рассудок которых затуманило богатство барона и его мнимые манеры, неплохо справлялись с ролью щита, частично отвлекали и обезвреживали Брансака. Останься они наедине, Алекс точно растерялся и обязательно напортачил бы, страшно представить до чего уединение могло их довести...

- Александр не против проводить нас в конюшню? Я наслышан о Буцефале, мечтаю увидеть его в деле...

Настроение Алекса, стойко пережившего обед из трёх блюд, не успев воспарить, рухнуло об земь. Он полагал, что о фальшивой причине их визита все давно позабыли.

- Разумеется, барон, Алекс отменный наездник, сами убедитесь...

- Ни минуты не сомневался в исключительных талантах вашего сына, маркиз...

Брансак одарил мягкой полуулыбкой, от которой Алекс густо, до шеи покраснел и, закашлявшись, сам не зная от чего, смущённо отвёл глаза.

- Конь великолепен, Алекс, ничуть не уступает моему Цезарю, но в скачках важен навык наездника. Уверены, что хотите выставить его в этом году? Возможно, вас ждёт поражение...мне будет неприятна победа ценой задетой гордости, вы порой чрезмерно чувствительны...

Сознание Алекса заволокло кровавой пеленой и кулаки самопроизвольно сжались. Такой нападки ни один житель Лиможа не снёс бы. Бахвальство Брансака, ладонь которого размеренно, любовно оглаживала мощный чёрный лошадиный круп, было совершенно несносным. Буцефал слыл жемчужиной Лиможа, Алекс безмерно им гордился, холил и всячески лелеял. Редкая масть, безупречный окрас, несокрушимый бойцовский нрав жеребца принёс тому славу и множество предложений о продаже. Однако Алекс скорее ногу бы себе прострелил, чем расстался с любимцем. Возможно, не управляйся он виртуозно с лошадьми, не обладай талантом, навыком верховой езды, сплавил коня за бешеную сумму другому, но Алекс в округе считался непревзойдённым наездником, причём абсолютно заслуженно. Снисходительный тон барона, намёки на провал на скачках Алекс расценил, как заносчивость и мигом воспламенился. Брансаку без особого труда удавалось завести его с полуоборота буквально на пустом месте.

- Вы так в себе уверены, барон? Неужели никто из придворных смельчаков ни разу не бросил вам вызов?

- Бросали, но удача отворачивалась от них. Желаете испытать свою?

Реакция Алекса была молниесносной и предсказуемой, настолько мальчишеской, наивно пылкой, что Брансак невольно улыбнулся. То была улыбка умиления, но Алекс почернел словно сизая грузовая туча и упрямо поджал полные губы.

- Я не против испытать ваше мастерство, - отчеканил он и добавил, - победитель тот, кто доберётся до границы ваших земель первым.

Глаза Брансака сверкнули. Неожиданно потеряв всякий интерес к коню, он приблизился к Алексу вплотную.

- Я купец, маркиз, и спорю исключительно в корыстных целях...

Предупреждение, обещание, раззадорившее взбалмошного Алекса донельзя.

- Чего вы хотите? - прошипел он.

Безумие спрашивать мужчину, месяц заваливавшего тебя драгоценностями и едва ли не прямым текстом заявившего о своих грязных намерениях, но Алекс, гордость которого невольно задела высокомерность барона, к этому моменту совершенно не владел собой и туго соображал. Эмоции, азарт захлестнули юношу, хотя поразмысли тот как следует, непременно задался вопросом, а не провоцируют ли его намеренно?

- Желание, исполните то, о чём я вас попрошу, Александр?

Голос Брансака размывался в пространстве, отдавался эхом в ушах. Алекс вновь ощущал на себе чудовищное давление, сродни громадной волне, опрокидывающей на лопатки. Дышать становилось тяжелее, глаза мужчины проникали в самую душу, овивали путами - гигантскими щупальцами, подчиняли. У Алекса не получалось избавиться от морока, разлепить ссохшиеся внезапно губы.

- Дда...обещаю.

Как только слова против воли слетели с языка, Алекс уже о них жалел. Солнечное сплетение кольнуло отвратительным предчувствием, но отступать было поздно - кашу эту он сам по дурости заварил.

- Замечательно, - сыто промурчал Брансак, словно выиграл и предвкушал грядущую награду.

- Феликс, подготовь лошадей, - твёрдо приказал очнувшийся Алекс, не глядя на замершего в сторонке конюха, и крепко сжал в руке хлыст.

Конюх послушно вывел двух оседланных жерецов и протянул Брансаку поводья. Горящий взгляд исподлобья полоснул барона чистой ненавистью, но тот, помедлив, всё же принял их, понимающе усмехнувшись.

- Надеюсь этот достаточно резвый и выдержит небольшой забег.

Конюх сухо кивнул. Не пожелав распространяться о Гастоне, не дав совета и не хлопнув того на удачу по крупу, он засеменил в конюшню. Брансак и Алекс, под одобрительные возгласы дам направились к воротам. Решётка с лязгом поднялась, но маркиз внезапно остановился. Сомнение на его лице сменилось стальной решимостью. Коснувшись плеча Брансака, он протянул ему свой повод.

- Как хозяин я проявил неучтивость, барон. Лошади не привыкли к вам, а значит слушаться будут неохотно, это даст мне существенную фору. Нечестная победа не приносит ни почестей, ни радости. Берите Буцефала, а я поскачу на Гастоне. Оба жеребца превосходны, на результат смена коня никак не повлияет.

Брансак сосредоточенно следил за смущением, красившим щёки в розовый, горделиво вскинутым подбородком, чарующим глазам, подернутым кружевным льдом, словно два замёрзших зимних озера, не скрывая откровенного восхищения и страсти. Алекс, сконфуженно забрав поводья из его рук, вскочил на коня и покинул пределы замка, и Брансак, опомнившись, ринулся следом. Под конское ржание, топот копыт двое, вздымая пыль на мосту, рванули в едином порыве навстречу ветру и вскоре миниатюрными силуэтами мелькали на бескрайнем полотнище равнины. В решётку ворот намертво вцепился выбежавший из конюшни, как ошпаренный Феликс. Бесполезно тряся её, он пытался разглядеть в пыли всадников, но тех уже и след простыл.

- Милорд, стойте! Остановитесь! Александр!

Ветер яро бил по лицу, кровь, перенасыщенная адреналином, бурлила, но Алекс продолжал одержимо подгонять коня. Тот, едва касаясь копытами земли, вспарывал её, разбивая на десятки мелких комьев. Боковым зрением он едва замечал деревья, крестьянские постройки, пока те не слились в мутное пятно. Спустя время Алекс начал уставать, взмыленный конь под ним хрипеть, но деревянное низкое ограждение, скорее для скота, нежели человека, всё явственнее вырисовывалось на горизонте - победа маячила перед носом, совсем близко. Обернувшись на Брансака, пытающегося перекричать свистящий ветер, махающего рукой, он победно усмехнулся. До границы оставались жалкие метры, но так и не добравшись до неё, сделав впечатляющий кульбит в воздухе, Алекс грохнулся ничком на землю. Лошадь, словно извиняясь, перебирала высокими ногами и качала головой, тыкала мокрым носом хозяина в плечо. Из под подпруги по блестящему крупу стекала струйкой кровь....

- Алекс!

Брансак влёт спрыгнул с коня и, склонившись над юношей, осторожно перевернул его. Распахнув плотный сюртук, он приложил ладонь к бледной щеке и снова настойчиво позвал..

- Алекс...

Тот лишь протяжно простонал.

- Где болит, можешь приподняться?

Алекс попробовал встать, но боль в ноге отозвалась во всём теле судорогой, и зажмурившись, он откинулся обессилено на руки барона. Тот бережно ощупав его, немного успокоился.

- Хорошо, не двигайся. Скорее всего вывих. Я не надолго, позову на помощь...

Брансак исчез из вида, но отсутствовал, как и обещал, недолго. Отправив крестьянина с поручением в имение, барон вернулся, а вскоре подоспела карета. Через час Алекс возлежал, словно римский император на позолоченной кровати в окружении гор атласных подушек, на одной из которых покоилась и его перебинтованная до бедра нога.

- Доктор прописал покой, тебе лучше задержаться на какое - то время...слугу с запиской к Бонневалям я отослал. Ответа пока нет, но не думаю, что они решатся навестить нас вечером. Довольно поздно для визита, учитывая твоё состояние.

- От вывиха не умирают, не преувеличивай, - огорчённо фыркнул Алекс, он не обратил внимания, когда и как они с бароном перешли на ты, случилось это естественно, и уже казалось обоим само собой разумеющимся.

Брансак еле удержался от улыбки, его так и подмывало уверить Алекса, что всё будет хорошо, укутать в объятия этого несносного гордеца. Крису, прожившему не одну сотню лет, он виделся чудным ребёнком, находкой, откровением. Броня светского повесы, наследника известной фамилии обернулась невесомой, словно венецианская органза вуалью, а под ней таилось настоящее сокровище. Которое не купить ни за какие деньги, но можно завоевать, не огнём и мечом, не отвагой, не наглостью и не дорогими подарками, но искренней заботой и любовью.

- Драгоценности я отослал. Прошу не поступать так впредь. Вы, возможно, поддались заблуждению, и я вас не виню, барон. Да, для Бонневалей наступили не лучшие времена, семья моя в плачевном состоянии, но подачек я не принимаю и продавать себя даже ради благосостояния родных, не стану. Откажитесь от своей затеи, барон, направьте усилия на кого - то, кто оценит щедрость и старания...я не тот, кто вам нужен.

Алекс жутко нервничал. Костяшки сцеплённых пальцев побелели, щёки наоборот лихорадочно горели, смятение его, замешательство Брансак ощущал на расстоянии. Оно разливалось сладким ядом по венам, вдыхая жизнь в омертвевшие ненужные органы. Нечто подобное он испытывал лишь однажды, впервые напившись человеческой крови и также, как в ту проклятую для него ночь благоговейно взирал на чудо. Чужое сердце отбивало громогласные аккорды, ангельскими псалмами услаждая острый слух. Брансак различал пылинки, оседающее на его мраморной коже, даже самый незначительный, редкий оттенок лазури в небесных глазах, каждую микро трещинку на розовых губах. Каждое подобное открытие сулило неописуемое счастье, которым он не желал делиться, с которым не мог помыслить когда-нибудь расстаться и которое страшился ненароком потерять. Наполнив на четверть бокал, приготовленный вместе с ужином, дожидающимся своего часа на столике, вином, Брансак предусмотрительно разбавил его водой. Стоя к кровати спиной, он незаметно провел ногтем по своему запястью, и пара капель крови упали в напиток. Развернувшись, он подошёл и сел на край кровати, всучил вино в руки Алекса и не сводил глаз, пока тот не осушил бокал подчистую. Только тогда ястребиный хищный взгляд мужчины потеплел, оттаял. Перехватив изящные пальчики, Брансак с удовольствием отметил, что Алекс замер. Ладонь уверенно легла на нежную скулу, барон подался к нему всем телом и накрыл охнувшие, приоткрытые губы своими. Лёгкий, ни к чему не обязывающий поцелуй перерос в требовательный и жадный, но прекратился, едва раздался болезненный писк. Брансак скосился на повреждённую ногу юноши и отстранился, но всё же аккуратно, целомудренно ужалил поцелуем лебединую шею. От хрипловатого шёпота, щекочущего кожу, страстного признания его Алекса бросило в жар.

- Сейчас я вижу, как никогда отчётливо, Алекс... всё это время мне нужен был лишь ты.

Примечание

Цитернадель * - (от нем. zittern - "дрожать", и nadel - "булавка") - женское ювелирное украшение для причесок XVIII в, представляла собой шпильку-заколку на пружинках.