Злополучная мушка
Из под штофового вишнёвого балдахина звучал чарующий грудной голос. Он нарочито грубел на партиях Тезея и Лизандра и взлетал на пару октав, становясь елейно тонким, когда доходила очередь до Гермии. Черноволосый юноша, облокотившись на одну из множества подушек, аккуратно перелистывал страницы, изредко проверяя бодрствует господин или же уснул.
- Надоело…сколько можно? - психанул Алекс, и Ликс, послушно отложив томик Шекспира, привстал.
- Лекарь опасался, что простудная лихорадка возобновится, поэтому убедил милорда Этьена запереть тебя дома…
- Проклятый костоправ! – вспылил Алекс, - сказал, что я рехнулся.
- Вы нажрались, как скоты, - не преминул напомнить Ликс, - и этот олух Ян без зазрения совести выбросил друга, словно пыльный мешок перед воротами, не потрудившись даже слуг позвать. После ваших возлияний и не такое привидется. Странно, что померещился волк, а не святой Франциск со всей своей братией – Мари взывает к нему по сто раз на дню…
Ликс беззлобно подтрунивал, а Алекс издал глухой стон и, запрокинув голову, в отчаянии уставился в деревянный резной полог кровати.
- Дело не в вине… подобных волков здесь сроду не водилось, - хотел выговориться, но как будто не мог найти определения своим чувствам Алекс и от того раздражался, - взгляд его был совсем не звериный, скорее человеческий – жестокий, испытывающий…голодный.
Ликс озадаченно оглядел напряжённого юношу в длинной ночной сорочке с воротничком, украшенным цветочной вышивкой, и устало вздохнул.
- Всему виной алкоголь и богатая фантазия, твоя впечатлительность…- низкий голос Ликса услаждал слух, маленькая ладошка, скользнув под сорочку, огладила бедро Алекса, - через пару дней бал в Шалюсси…маркиз весь замок на уши поставил - приказал подготовить лучшую лошадиную пару, заказал костюмы в городе. Развеешься и забудешь обо всех страшилках.
Алекс неровно задышал и закусил полную губу, когда тёплая мозолистая ладошка под сорочкой, не довольствуясь простым поглаживанием, сомкнулась на крайней плоти.
- Интересно на какие шиши, кто оплатит их наряды? - огрызнулся Алекс, - полагаю я, женитьбой на богатой кляче, подобранной отцом?
Алекс оттолкнул Ликса и перевернулся на бок.
- Никто мне не верит, даже ты…- горько упрекнув, он укутался в одеяло до шеи и обиженно буркнул, - уходи.
В поместье Шалюсси, заложенное в устье рек Брианс и Лигур, служившее маяком заблудшим в дремучих лесах Лиможа, воскресным утром в едином порыве устремились сливки отборнейшей местной знати. Богатые упряжи торжественно бряцали на взмыленных жеребцах, кареты, поочерёдно останавливающиеся на парадном дворе, хвастались золотом гербов, лилий и причудливых вензелей. Бароны, графья и маркизы всех мастей и рангов, раскладные ступени под весом которых со скрипом проседали, неторопливо вылезали из экипажей и, вливались в распахнутые важным дворецким в белоснежной ливрее двери, заполняя величественные залы Шалюсси подобно морскому приливу, затопляющему прибрежную линию. В высоких потолках звенело эхо живой музыки и бесчисленных голосов, гостиные, украшенные свежими цветами, поражали воображение. Мускус, амбра, лаванда, флердоранж с перчаток и париков, вееров, порхающих без устали, создавали коктейль, способный свалить с ног неопытного искателя светских развлечений, но Алекс, слывший любимчиком здешнего общества, к ним не относился. Нетерпеливо постукивая каблучками потасканных ботинок, словно рвущийся на волю щенок, юноша, освободившийся наконец из под домашнего заключения, жаждал веселья и внимания. Прогуливаясь по залам, Алекс очаровательно улыбался дамам, стыдливо прикрывающим обнажённые напудренные декольте веерами, учтиво кланялся знакомым и соседям, подавляя смешки. Парики, белила, румяна на мужчинах казались смехотворными, но модой, законодателем которой являлся король и его двор, пренебрегать считалось дурным тоном. Однако вкусы Алекса всё же редко ей соответствовали. Собранные в хвост светлые локоны, убирать под парик которые преступление, ангельское личико без единого изъяна, не нуждающееся в пудре, неимоверно статный в своём скромном зелёном комзоле, обшитом золотом, он умудрялся свой стиль сохранять, а порицания избегать. Красоте, юности прощается многое, вот и причуды маркиза Бонневаля расценивались не иначе, как оригинальность и сумасбродность, свойственные юному возрасту.
- Маркиза Помпадур оказывала ему почести…
- Осторожно, за подобные предположения можно попасть в Бастилию, король наш вспыльчив и ревнив…
Заговорщицкий шёпот доносился отовсюду. Из обширных цветников здешних сплетниц, компаний за карточным столом.
- Как Делоржу в голову взбрело продать родовое поместье первому встречному? Всего неделю в Лиможе, а уже обзавёлся землёй…
- Он из свиты короля, баснословно богат, почему нет...
- Чушь, выскочка, поднявшийся на торговле специями…
Алекс нахмурился. Незнакомец, о котором сплетничали все, начиная с глухой старушки графини Манморанс до слуг, с которым перезнакомилась добрая часть Лиможа, а некоторая успела и рассориться, являлся невидимкой. По крайней мере, Алекс был единственный, кто ни разу его не видел. После пары часов разговоров, сплетен и домыслов о неуловимом госте, любопытство снедало Алекса и тот ещё раз с досадой осмотрел зал. Этьен с Элеонор окучивали баронессу Де Суассон высокую осанистую, несмотря на преклонный возраст даму с выцветшими голубыми глазами, который год безуспешно вывозящую невзрачных, словно моли на пыльной антресоли, дочерей в свет. Венсан, которому вино развязало язык, важно заложив большой палец за пояс килот, хохотал с дружками над скабрезными анекдотами.
- Он умопомрачительно хорош, - оглушила громким шёпотом ухо Алекса блондинка и, обвив руку, повисла на нём.
Совсем молоденькая, со вздёрнутым носиком, серыми живыми глазками и русыми кудряшками, в лимонно жёлтом платье девушка щебетала словно экзотическая птичка.
- Аннет обмолвилась, что лошадь её повредила ногу, и Кристоф тотчас предложил кобылу из своих конюшен, а ещё поклялся, что в скором времени устроит бал. Бал, Ксанд, разве он не чудо?
- Не имею удовольствия знать, но исходя из твоего описания, кузина, он кладезь добродетели и совершенств, - Алекс не удержался от саркастичного смешка, - совсем недавно ты так же восторгалась кюре Добюсоном из Сан Кюлакского прихода, надеюсь, целомудренность этого также безмерна.
Девушка густо покраснела и хлопнула юношу веером по плечу.
- Фи, Ксандр, ты груб сегодня... возможно одна из сестриц Де Суассон исправит вредный характер и вернёт тебе благодушие, - хитро сощурилась девушка и рассмеялась, когда на изменившемся лице Алекса нервно дёрнулся глаз.
Проказница упорхнула, а Бонневаль сделал глоток вина и мысленно выругался - похоже маневры отца, задавшегося целью женить младшего сына на богатой наследнице знатной фамилии не остались без внимания.
- Не предполагал обнаружить вдали от столицы столь редкий экземпляр, - Алекс резко развернулся, опешив от того, насколько бесшумно, буквально из воздуха, возник мужчина.
Тот невозмутимо подпирал колонну в сторонке и не сводил с него пытливых глаз. Алекс еле удержался от того, чтобы не опустить стыдливо голову - очевидно, что диалог с кузиной тот отлично слышал, если только не был глуховат на оба уха.
- Мы до сих пор не представлены друг другу, - произнёс незнакомец, - барон Кристофер Брансак.
Мужчина подошёл ближе и Алекс сконфуженно поклонился. Окажись барон карикатурно щегловат и напыщен, Бонневаль набрался наглости, сарказм его мгновенно наточил бы ножи, но в том, как назло, не нашлось ни капли придворного шика, вульгарного бахвальства. Смуглая ровная кожа, не тронутая белилами, шелковистые, покладистые каштановые волосы, забранные, как и его в хвост, белый строгий воротничок рубашки вместо кружевных жабо и элегантных узлов и угольно чёрный дорогой, сидящий на внушительной фигуре как влитой камзол, единственным украшением которого являлись золотые пуговицы с чеканкой в виде головы волка. От открытого бесцеремонного взгляда, что разил, словно ятаган, озноб бежал по телу.
- Александр Бонневаль…- всё еще находясь в замешательстве от того, что мужчина, проигнорировав правила приличия, представился лично, прохладно ответил юноша.
- Я знаю, кто вы, - от такой явной демонстрации самоуверенности, полного отсутствия манер воспламенилось бы и промокшее насквозь дерево.
Дубина - слухи не врали…- закипал Алекс. Мужчина, милейше улыбнувшись, наклонился к юноше и доверительно изрёк.
- Ничего прекраснее в жизни не встречал, а повидал я достаточно…
- Не пойму о чём вы, барон, - угрюмо поджал губы Алекс.
- О здешней флоре, естественно, - наивно воскликнул Брансак, но в глазах его явственно плясали чертята.
- Тосканская пурпурная жимолость с лоснящейся желто коричневой корой, ярко розовая красавица эспарцета, увядающая к вечеру, синие кисточки люцерны Монпелье…в ваших горах можно сорвать цветок богов каменную гвоздику - символ верной любви, пронесенной через года. Они беспорно прекрасны, Алекс, но все как один уступают вам в красоте.
Юноша застыл столбом и побледнел, а незнакомец, будто увеличивался в размерах, наступал, тягучий голос его туманил мозг, аромат парфюма окутывал горечью ветивера, хвойной смолой кедра, возбуждающе щекотал обоняние. Алекс сопротивлялся наваждению, концентрировался на акценте, отдающем бархатистой брутальностью, гадая откуда мужчина родом, но быстро сдался. Ни возраста, ни родины Брансака он не распознал. Испанский говор корсиканца, лаящий Гасконца или напевный Марсельца - французские диалекты он раскусывал на лету, частенько потешая этим талантом друзей, но сейчас тушевался. Возможно от того, что гипнотические глаза, глубокие, словно два убаюкивающих моря, не отпускали ни на миг.
- Я не девица на выданье, чтобы расточать мне комплименты, барон. Вы либо ошиблись, либо напились, - выдавил хрипло Алекс, в горло которого будто запихнули охапку колючек.
- Бросьте, неужели никто не пытался до меня, учитывая бедственное положение вашей семьи? - выразительно округлил глаза Брансак, и зал поплыл перед Алексом, но щекотливую тему барон благоразумно не стал развивать, - вы не ошиблись в оценке моей целомудренности, маркиз, но как истый венецианец могу вас уверить - у капризной дамы этой, как у всего на этом свете есть цена. Назовите свою, Александр, - продолжал он, а юноша сжал кулаки и сцепил от злости зубы, - я с лёгкостью расстался бы с целым состоянием, чтобы завладеть по настоящему уникальным цветком. Поверьте, вы ни разу о сделке не пожалеете, я умею обращаться с особо хрупкими и деликатными экземплярами...
Увещевательный тон, откровенно покровительственный окончательно взбесил Алекса.
- Если это шутка, то низкопробная, не соответствующая статусу придворного вельможи. Вы лишь подтверждаете россказни сплетников, - негодовал Алекс, ему не терпелось уколоть барона в отместку, но на невозмутимом лице мужчины не дрогнул ни мускул.
Если тот и жалел о нанесённом юноше оскорблении, то великолепно это скрывал.
- И о чём же судачит местная знать? - насмешливо поинтересовался Брансак, тем самым задевая Алекса ещё больше.
Искренне полагавший, что это он бунтарь, нарушитель традиций Алекс с оторопью глядел на того, кто играючи подрывал фундамент всего, на чём общество зижделось и чувствовал себя при этом неоперившимся птенцом, нелепым ребёнком, устроившим бурю в стакане воды. Как этот тип пролез на самый верх, обзавёлся титулом, нажил богатство и получил власть, выказывая откровенное пренебрежение аристократии и этикету в принципе, в голове не укладывалось.
- О многом, например о том, как мелкий веницианский торгаш, удачно сплавивший шафран ко двору, совравший о принадлежности к флорентийским родственникам королевы, выманил у короны баронство, - выпалил Алекс и запнулся, густо краснея.
Это было низко и малодушно, к тому же не особо действенно, потому что Брансак, хищно улыбнувшись, опасно приблизился, но порыв обидеть зазнайку Алекс не сумел побороть.
- Если триста галер для провинциальных дворян мелочь, то обитать они должны в Версалях, на которые здешние полуразршенные халупы не очень то похожи, - глаза отливали сталью, но озорство из них никуда не делось, казалось, стычка с Бонневалем чрезмерно Брансака забавляла, - Венецианская купеческая гильдия оскорбилась бы, узнав, как о них отзываются французы и непременно потребовала сатисфакции…только вот незадача, всех, кто осмелился бросить подобное мне в лицо, я давно с превеликим удовольствием отправил к праотцам.
С лица Алекса схлынула вся кровь. О дуэлях гадкого барона сплетничали не меньше, чем о богатстве - кажется, суть была в том, что дьявол не проиграл ни одной.
- Не расстраивайтесь, - заметив волнение юноши, заверил мужчина, - корона от их преждевременной кончины потеряла немного. Признаться честно, скорее я оказал ей неоценимую услугу.
- Вы ошиблись на мой счёт, проявили неуважение, барон, и я отплатил вам той же монетой. Думаю, на этом пора закончить, позвольте откланяться, - с достоинством, собрав всё своё мужество произнёс Алекс, но Брансак снова выбил почву из под его ног одним единственным вопросом.
- Мушка под левым глазом, вам известно её значение? - лаская восторженным взглядом, неожиданно спросил он.
Бонневаль тонул в нём. С трудом, преодолевая чудовищное давление вод, выкарабкивался из под накрывшей с головой пенистой бурлящей волны на воздух, который при каждом вдохе полосовал болью лёгкие. Словно из пустой бочки, издалека в сознание проникали смешки, возгласы, возвращались отталкивающие запахи, мутные фигуры гостей обретали чёткие формы. Спасаясь от его глаз, Алекс скосился ниже, на губы. Тонкая, чуть изогнутая верхняя, выдавала надменность, полная нижняя сладострастную ненасытность натуры, ястребиный взгляд же утверждал в её неукротимой воле. У Алекса предательски засосало под ложечкой. Пожалуй, впервые он ощутил на собственной шкуре какого это - поменяться местами с охотничьим трофеем, загоняемой бесправной жертвой, фактически едой.
- Что? - беспомощно ляпнул он, несмотря на то, что родинка была самая, что ни на есть настоящая и Кристофер, скорее всего об этом знал.
- Мушка на лбу - неприступность…- снисходительно улыбнулся Брансак.
Они стояли так близко друг к другу, что комзолы их соприкасались, Алекс мог рассмотреть в мельчайших деталях волчью пасть на золочёных пуговицах, оценить гладкость оливковой кожи Брансака, скульптурную, отдающую чем - то крайне порочным резкость его черт. Могучая сила, запечатанная в комзоле, будто томилась в неволе, ждала момента ринуться наружу и смести Алекса, словно песчинку. Ему нечем было дышать, в ушах гудело, а ноги вросли в пол, стали как ватные.
- В уголке рта – готовность к флирту…
Брансак перевёл алчный взгляд со лба, на котором выступили капельки пота, на пухлые розовые губы и сердце Алекса запрыгало, как на батуте от горла до желудка, словно заведённое.
- На носу - призыв к смелым действием, - на тон ниже, интимнее поведал мужчина и яростно выдохнул ему в ухо, - а под левым глазом, как у вас, приглашение в постель…
Ушат холодной воды обрушился на Алекса, шлепок пощёчины, так и не прозвучавший, на которую не хватило сил, ещё долго отзывался в его шальной голове. Спасла честь Бонневаля хохотушка кузина с подругами, что словно стайка соек закружила Брансака в вихре вопросов. Тот вынужден был обороняться подобно взятому в плен аборигенами конкистадору и, воспользовавшись ситуацией, Алекс улизнул, но тут же угодил в иной капкан. Графиня Де Суассон с дочерьми завладели Алексом до конца вечера. Элеонор, с обворожительной улыбкой приведшая его на заклание, благообразно отмалчивалась, отец расписывал многочисленные достоинства сына, а две дочери графини краснели, как варёные раки, пряча полуулыбки за гигантскими веерами из лебяжьего пуха. Алекс жалко барахтался в вялой светской беседе, вспотел от натуги, затылок его горел огнём. С отчаянием провожал он спины друзей, гогочущих и беспечных, но те, бессердечные, проходили мимо. Наполнив бокалы вином, шумная компания ввалилась в зал с карточным столом, и Алекс совсем скис, лишившись последней надежды.
- Четыреста акров охотничьих угодий, - раздувался от гордости изрядно набравшийся отец, а графиня удовлетворённо кивала, стреляя на старшую дочь глазами, - Бонневали - отцы основатели Лиможа, это не шутки…
Алекс готов был провалиться под землю с каждым заплетающимся словом, вылетающим изо рта Этьена, но помимо стыда за родителя, неловкости от того, что выставлен на аукцион, словно племенной жеребец, снедало беспокойство. Ощущение, что за ним пристально следят, не покидало ни на минуту. Вымотанный, он гневно повернулся, натыкаясь на вальяжно подпирающего колонну Брансака, смотрящего прямо на него. Алекс мотнул головой, вспыхнув, как маков цвет. Мерзавец бесстыдно наслаждался его прелюдным унижением.
- Невестке моей несказанно повезёт, - сболтнул Этьен, икнув, и к ужасу Алекса не рухнул замертво на пол, а продолжил, - я упомянул, что род Бонневалей состоит в родстве с герцогами Наварскими?
- С самой незначительной ветвью, о которой те препочитают лишний раз не упоминать …- убийственным ледяным тоном добавил Алекс, мысленно проклиная Шартрез, все сорта настоек, сочувствующую рядом мать и чёрта Брансака, не упустившего, конечно, ни фразы из эскапады отца.
Щёки пылали, казалось кто-то намерился прожечь в нём дыру. Алекс не осмелился бы взглянуть в сторону барона ещё раз, но готов был поклясться, проницательные тёмно - карие глаза мужчины смеялись.
Сквозь густой табачный дым едва проглядывались камзолы, парики, взмывающие азартно руки. Кадриль* требовала внимательности, но вино порядком бродило в юных герцогах, баронах и виконтах. Они в пух и прах проигрывались и безбожно матерились.
- Слепой баран, Монси, твоя очередь, - ударив игрока в плечо, прорычал верзила в колготках и обшитом стразами длинном комзоле.
Четвёрка игроков взорвалась хохотом, посыпались ругательства, зашуршали над крошечным столиком карты.
- Не грусти, до завтра всё позабудется…- утешал Ян расстроенного Алекса, хмуро наблюдающего у стенки за игрой.
- Бедность доставляет хлопот, но по крайней мере у Бонневалей оставалось их достоинство…. до сегодняшнего вечера, - с горечью посетовал он, а Ян дурашливо толкнул его, чтобы растормошить.
- Все только и болтали о бароне, его несметных богатствах. Бонневали - белая кость Лиможа, Брансак же таинственный незнакомец на службе у самого короля, - мечтательно пропел Ян, - думаешь, у него и впрямь имеется гарем из сотни восточных наложниц и пиратская флотилия?
Гости постепенно разбредались, прощались с хозяевами. Венсан, подхватив отца, под озабоченное ворчание Элеонор вёл того к выходу. Этьен, махая руками, декламировал стихи, не упуская шанса поведать каждому встречному о королевском родственнике, и Алекс, едва не плачущий от стыда, отвернулся.
- Придворный выскочка, мерзавец, в котором нет ни грамма совести и чести. Таким плевать на людей, кроме наживы, денег их ничто не беспокоит. Хватит нести чушь, Ян, неужели и ты купился, как дитя на глупые сказки?! - отчитал друга юноша и, желая покончить наконец с разговорами о Брансаке, этим нескончаемым ужасным вечером, скомкано попрощавшись, выскочил из зала.
Во дворе поместья царила неразбериха. Неповоротливые, утомлённые явствами, обильным питьём гости неохотно забирались в тяжеловесные кареты. Грохот колёс сменялся конным ржанием и новый экипаж занимал место отъехавшего. Конюхи покрикивали на лошадей, слуги друг на друга, помогая грузным вельможам взобраться, приподнимая пышные юбки дам, лакеи в стёганых ливреях сновали под ногами. Внезапно во всеобщей толкотне раздался душераздирающий вой и гости, расступившись по мановению руки, затихли. Алекс вытягивал шею, но не мог разобрать, что стряслось. Сбежав по лестнице, он протиснулся через плотное заграждение из шелестящих шелком камзолов и кринолиновых юбок и замер от ужаса. Один из слуг, совсем ещё подросток, корчился на земле. Плечевая кость бедолаги неестественно выгнулась, рубаха промочилась кровью. Осоловевшие глаза парня закатывались, изо рта вырывались булькающие стоны вперемешку с хрипами. Внезапно, от кружка вельмож отделилась черная фигура. Брансак склонился над несчастным, приложил пальцы к вене на шее, ощупал плечо. Парень, взревев, от болевого шока потерял сознание.
- Понадобится помощь, - бросил Бан, приподнимая его.
Слуги испарились в считанный момент, кто-то побежал за лекарем, кто-то отпаивал особо впечатлительных барышень и подносил нюхательные соли. До бедолаги никому не было дела. Веера замахали с удвоенной силой, мужчины высокомерно вскидывали подбородки, поддерживая своих дам, возжелавших досмотреть спектакль до финала, под локоть. Знати не пристало нянькаться с чернью, тем более, что слуги частенько по неосторожности или по пьяни попадали под колеса, эка невидаль. Алекс порывисто шагнул вперед, но Этьен стоящий неподалёку, немного протрезвевший от свежего вздуха, угрожающе вытаращил на него красные глазищи. Алекс, пихнув одного, затем другого, решительно продрался через толпу и присел на корточки рядом с Брансаком. Изучающий, жёсткий взгляд вперился в него, оценивая - не разревется ли позорно, как девчонка, не грохнется от вида крови в обморок. Алекс побагровел от смущения, но Брансак, видимо сделавший лестный для юноши вывод, схватил его ладонь и прижал к сочащейся ране.
- Держи крепче. Нужно вправить кость до прихода лекаря, - коротко приказал он, и Алекс кивнул...
Под пальцами его растекалась влага, глухо, барабанной дробью отбивало аккорды чужое сердце. Пот струился на лбу, пока Алекс, затаив дыхание, благоговейно следил за выверенными, виртуозными руками Брансака. Тот буднично, словно ежедневно подрабатывал костоправом, нащупал верное положение, и хрустнув суставами взревевшего бедолаги, вставил кость на место. Зафиксировав ладонь Алекса на пульсирующей ране, мужчина выпрямился. Кинувшись к стоящей неподалёку даме, вцепившись за оборку верхней юбки, он с треском отодрал её под возмущённые охи и отборную брань.
- Что вы себе позволяете, это неслыханно…- вступился спутник графини Де Ков за её честь, но барон, не обращая на негодования внимания, вернулся к лежащему на земле юноше, обмотал тканью плечо и верхнюю часть груди.
За тактичностью, мягкостью ловких рук, таилась неимоверная мощь, за точностью движений несомненное знание, и Алекс восхищённо ловил каждый их взмах.
- Вы молодец, несчастный обязан вам жизнью…- тихий голос Брансака заставил Алекса вздрогнуть.
Тот аккуратно поймал его вымазанную в крови ладонь, перевернул и трогательно провел по ней большим пальцем. Алекс обомлел, еще немного и мужчина, наклонившись, коснулся бы её губами. Огонь необъяснимой жажды разгорался в глазах Брансака, чувственный рот приоткрылся и Алекс, словно ужаленный, вырвав ладонь, вскочил на ноги. Гости неодобрительно гудели, объявились слуги с лекарем, а Этьен грубо поволок сына к карете, ненавистно шипя.
- Позор на мою голову. Если графиня откажет, нам конец. Остолоп, паршивец…
- Этьен, у мальчика доброе сердце…- еле поспевала за ними Элеонор, а Венсан услужливо поддерживал мать под локоть.
- К лешему доброту, она добудет деньги? – бубнил Этьен, впихивая сына в карету и залезая следом.
От смурных лиц Бонневалей веяло усталостью и разочарованием. Этьен сокрушался, что графине о возмутительной выходке сына доложат недоброжелатели, переживал о брачных соглашениях, которые они закрепили устно и второпях. Слово, что воробей, взмывший с ветки, письменный договор, скреплённый печатями – золото, залог процветания целого рода. Венсан тут же вырубился, Элеонор, безмолвно плача, разрывалась между долгом перед мужем и жалостью к непутёвому сыну. Все мы восхваляем добродетель и послушание, но симпатии матери всегда на стороне того, кто больше остальных изводит её душу тревогами и заботами. Одаривая отпрыска короткими, любящими взглядами Элеонор тяжко вздыхала, а Алекс, не в состоянии сидеть смирно, потерянный и взбудораженный выглянул в окно, подставляясь прохдадному ночному ветру, обернулся на почти скрывшееся на фоне парковых деревьев поместье. Горячечное воображение сыграло злую шутку или то и впрямь была явь, он различил одинокую чёрную фигуру за воротами, которая с каждый лошадиным шагом уменьшалась, пока не превратилась в чёрное крошечное пятно, слабо мерцающее в густой зелени листвы.
Кадриль - карточная игра, прородительница виста.
