Искра солнца

Мука туманом взлетала вверх от резких движений Хикари. Тесто, присыпанное белым порошком и поначалу прилипающее к столу, постепенно становилось все более эластичным. Рин завороженно смотрела на опытные руки Хикари, сильными, но экономными движениями месившие упругий ком кремового цвета.

– Почему ты не вернешься работать в «Лакомый кусочек»? – вырвалось у Рин.

Голос охрип от долгого молчания, и она глотнула воды из стоящего рядом стакана. Хикари пошла на кухню сразу же, как они с Реем закончили свой рассказ, а волк, сославшись на усталость, ушел в свою комнату. Рин постаралась выкинуть из головы взгляд, который он кинул на нее перед тем, как скрыться в коридоре. В тот миг, когда их глаза встретились, Рин отвернулась.

Сначала она решила остаться в гостиной. Свернувшись калачиком на кресле, она лениво размышляла о том, как преподнести новость Кристоферу и что теперь делать со встречей с куратором новообращенных. В доме было тихо. Прогретый за день, он прямо-таки дышал жаром, и Рин, разморенная теплом, начала уплывать в темноту. Где-то на краю сознания все еще крутились мысли, а тревога и сомнения грызли душу, но Рин с каждой секундой дышала спокойнее. Пока с улицы не раздался хруст сломавшейся ветки.

Вырванная из дымки сна Рин дернулась всем телом и широко распахнула глаза. Этот звук был до дрожи похож на тот, что она слышала несколько дней назад. Сердце в панике билось в горле, пока Рин пыталась вспомнить. Наконец ей удалось выудить из памяти тот миг, когда ее слуха коснулся похожий хруст.

Это был переломившийся от неестественно сильных судорог позвоночник мужчины, умершего от рук Черни.

Рин зябко поежилась и обхватила себя руками. Бархатные тени в углах, на которые она до этого не обращала внимания, будто ощетинились и потянулись к ней своими щупальцами, готовясь обратить реальность в столь знакомый кошмар.

Рин почти что вбежала в кухню. Теплый свет, льющийся оттуда, мягко растекался по воздуху. От фигуры Хикари, сосредоточенно мешавшей что-то в плошке, веяло таким уютом, что Рин едва не разрыдалась. Все еще напуганная, она сжала дрожащие пальцы в кулаки и молча села на табуретку. Хикари ничего не спрашивала, но на ее губах отпечаталась понимающая полуулыбка.

– Не знаю, – ответила она. – Может, и вернусь. Но мы с мадам Армроуз слишком разные. Для нее кулинария – это штамповка того, что в скором времени превратится в деньги. И главное, чтобы еда была красивой. Вкус – второстепенное. Как она любит говорить: «Главное, чтобы купили, так как за надкушенную выпечку мы денег не возвращаем». Мне это не подходит.

Рин качнула головой. Она знала об этом, но также и о том, что Хикари долго печалилась из-за своего увольнения. Дом Хьюго был далеко от «Лакомого кусочка» и ходить туда три раза в неделю рано утром перед уроками было невозможно. Но даже когда школа была закончена, Хикари все равно не вернулась в пекарню.

– Уже решила, куда будешь поступать? – глядя, как она раскатывает тесто, спросила Рин. – Месяц остался до начала экзаменов.

– Нет. Я не уверена, что вообще хочу идти в университет. По крайней мере сейчас.

– Аналогично, – протянула Рин и искоса посмотрела на Хикари. – А что насчет Академии? Ты не думала, ну, снова начать колдовать?

Хикари вытерла испачканный в муке подбородок, но в итоге еще больше размазала белый след. Она продолжала сосредоточенно раскатывать тесто, будто и не слышала вопроса. Рин залпом допила воду, уже жалея о том, что вообще подняла тему.

С того раза, когда Хикари рассказала о гибели родителей, они ни разу не заговаривали об ее Искре. Нередко Рин ловила себя на том, что прислушивается к внутренним ощущениям, отыскивая там маячок, сигнализирующий о магии. И тот никогда не подводил, упорно показывая – маг рядом. Это одновременно и успокаивало, и приносило боль: Хикари казалась совершенно обычным человеком, и иногда Рин боялась, что выдумала тот разговор. Однако вместе с уверенностью, что это не так, приходила застарелая боль от того, что когда-то Хикари соврала ей. Как бы Рин ни старалась, забыть этого она не могла.

Когда она уже решила, что Хикари так и не ответит, та наконец заговорила:

– Нет, Рин. Не хочу, чтобы магия присутствовала в моей жизни. Исходила от меня, точнее. Основы я знаю, так что держу свою Искру в узде. А в повышении мастерства я не нуждаюсь.

– Понятно. Я не хотела тебя обидеть.

Хикари перестала возиться с тестом и посмотрела на Рин.

– Я не обиделась. Не вижу ничего обидного в том, что ты у меня об этом спрашиваешь. Мы же лучшие подруги, помнишь? А это в том числе значит, что мы можем задавать друг другу самые личные вопросы.

Рин ответила легкой улыбкой. Хикари вновь принялась раскатывать пышную массу, пытаясь добиться тонкой пластины.

– Как там Рей?

Рин устало нахмурилась. Она не хотела думать о Рее. Он должен был понять, как много значит для нее доверие. Ее отталкивали слишком много раз, и Рин редко подпускала кого-то настолько близко, чтобы чувства укоренились в сердце. С Реем она совершила эту ошибку.

– Я же вижу, что между вами что-то происходит, – мягко сказала Хикари. – Расскажи.

– Да не о чем рассказывать. Между нами ничего нет, если ты об этом. Не думаю, что нравлюсь ему.

Хикари застыла и удивленно уставилась на Рин.

– Ты о чем? Конечно, ты ему нравишься.

Рин закатила глаза, ненавидя себя за тот интерес, который всколыхнулся в душе при словах Хикари. Та не могла знать, нравится ли Рин Рею, и все же она жадно уцепилась за эту подачку.

– Он смотрит на тебя, когда думает, что этого никто не замечает. Из кожи вон лезет, пытаясь тебе угодить. Да он с вашей первой встречи стремится обратить на себя твое внимание. Помнишь, ты рассказывала мне, как вы первый раз пошли вместе на пробежку? – Рин нехотя кивнула, и Хикари подняла вверх испачканный палец. – Не думаю, что он тогда случайно оказался на веранде. И все следующие разы выходил бегать одновременно с тобой тоже не случайно. А еще он явно сгорает от ревности, когда Джон пытается с тобой флиртовать. Ты нравишься ему, Рин. И я не понимаю, что мешает вам просто поговорить.

Рин печально усмехнулась. Она тоже этого не понимала. Флиртовать или болтать было легко. Даже разговор по душам о прошлом не был настолько тяжелым, как признание в своих чувствах. Оно напоминало Рин пластырь на ране. Его необходимо было резко содрать, чтобы после кратковременной боли нанести лечебную мазь, но Рин все боялась сделать решающее движение. Потому что вместо мази на ранку могла попасть соль.

– Поступки говорят больше, чем разговоры, – наконец сказала Рин, вновь вспоминая то, как Рей отшатнулся. – Кроме того, не уверена, что готова к этому. Ни к его симпатии, ни к равнодушию в романтическом плане. Я... Хьюго умер, и я не могу вот так просто...

Рин махнула рукой, предоставляя Хикари самой понять, что она не может сделать. Та была единственным человеком, с кем Рин могла поговорить об этом. Единственным, кто, даже если бы не понял Рин, все равно бы поддержал ее.

– Еще слишком рано, – тихий голос Хикари будто превратился в дым, струйкой поднимающийся к потолку. – Но иногда семена, посаженные в период дождей, вырастают самыми крепкими деревьями.

Рин непонимающе моргнула, пытаясь вникнуть в метафору. Уставший после долгого дня мозг не хотел работать, и до Рин только лишь спустя несколько секунд дошло, что Хикари говорит не о реальных семенах.

– Иди спать, – ласково посоветовала Хикари, заметив остекленевший взгляд Рин и написанную на ее лице усталость. – Это был долгий день, тебе надо отдохнуть. И да, чуть не забыла. Не споткнись у порога в свою комнату

– А что там? – насторожилась Рин.

– Мой подарок на день рождения. Решила раньше подарить, потому что, когда его увидела, сразу же подумала о тебе. Нет, – заметив, что Рин уже открыла рот, собираясь вывалить на нее кучу вопросов, отрезала Хикари. – Ничего не скажу, сама увидишь. Нос главное не разбей.

Рин заинтригованно кивнула и, пожелав Хикари спокойной ночи и заранее поблагодарив за таинственный подарок, поплелась к себе в комнату. Несмотря на любопытство, сил, чтобы идти быстро, она в себе не нашла.

Открыв дверь, Рин вздрогнула. Причудливые тени затанцевали на стенах и потолке, и отбрасываемый их сюрприз показался ей сгустком острых игл. В свете, льющемся из коридора, Рин мигом узнала, что это, и ее губы растянула широкая улыбка.

Щелкнув выключателем, она присела на корточки перед кактусом и осторожно провела пальцем по одной из колючек. Та была достаточно острой, чтобы пустить кровь, будь Рин более невнимательной.

Неожиданно она заметила лист, вырванный из того самого блокнота, который они с Хикари купили для записок. Тот был прикреплен к горшку стикером и с легкостью оторвался, когда Рин за него потянула. Котенок на рисунке в нижнем углу играл с клубком шерсти, а сама бумага была исписана мелким, аккуратным почерком Хикари.

Рин подняла горшок и с осторожностью поставила его на подоконник, туда, где кактус имел бы доступ к яркому солнцу. После этого она плюхнулась на кровать и, подогнув ноги, взяла записку. Глаза легко скользили по строчкам, без труда разбирая знакомый почерк Хикари.

Однако с каждым новым словом Рин читала все медленнее, и ее губы кривились от странного чувства, начавшего грызть сердце. Оно распространялось по всему телу, заливалось в самые потаенные уголки души, пока не заполнило Рин полностью. И только тогда пришло осознание, что затопило ее. Это был щемящий свет, одновременно разгоняющий тьму, но и высвечивающий все царапины, покрывающие душу.

Однажды, когда земля еще была молода и по ней ходили боги, творя чудеса и исполняя самые заветные желания своих созданий, на свете появился кактус. Его нежная кожица была ничем не защищена, ведь кактус не видел в этом необходимости. Он доверял миру и, несмотря на слова взрослых растений, живущих рядом, с детской непосредственностью считал, что ничто не сможет причинить ему вреда. Он не хотел закрываться от породившего его мира.

В один из дней, когда рассвет был наиболее прекрасен, на головке кактуса распустился цветок, по красоте затмевающий розу – признанную королеву всех растений. Это бескорыстное проявление признательности, восхищения перед всем сущим завораживало. Маленький кактус хотел порадовать мир, сделать его еще более красивым, чем он был до этого.

Однако вместо птиц, на которых он часами смотрел в надежде поговорить и хоть отдаленно почувствовать ту свободу и вольность, из которой состояли пернатые летчики, его заметили голодные ламы. Их привлекла не только невинная прелесть цветка, но и сочная мякоть кактуса. Ламы повадились каждый вечер приходить к тому месту, где он рос, и бедняжка-кактус очень страдал от их укусов. И тогда он впервые за свою короткую жизнь стал задумываться о том, что мир, возможно, не так добр, как он думал раньше. Он начал мечтать о том, чтобы у него появилась хоть какая-то защита от жестокости и одиночества, которое он нередко испытывал.

И вот однажды с вершины горы, у подножия которой жил кактус, донесся какой-то шум. Это наперегонки мчались гепард и камень. Гибкая кошка отставала, но все же не сдавалась. Кактус в восторге смотрел на то, как мелькали ее лапы, как струной вытягивалось длинное тело в мощных прыжках. Заметив восхищенный взгляд, гепард закричал: «Если задержишь камень, я буду у тебя в долгу!»

Кактус радостно согласился. Он мог попросить у гепарда защиту, и тогда никто не смог бы его обидеть. Когда камень пролетал мимо, кактус склонился и поймал его лепестками своего цветка. От удара они выгнулись, став напоминать воронку. Гепард же первым прибежал к финишу и выиграл состязание.

– Я в долгу у тебя, – подойдя к кактусу, проговорил зверь. – Если бы не ты, я проиграл бы гонку и опозорился перед другими гепардами. Скажи, что я могу сделать для тебя?

– Сделай меня сильным, – взмолился кактус. – Таким, чтобы никто не смог меня обидеть. О, уважаемый гепард, я мечтаю стать одной из тех птиц, которые летают в вышине. Они кажутся такими далекими и прекрасными, над ними будто не властны боль и одиночество. Небо подарит мне силу, я знаю. Прошу, преврати меня в орла!

Гепард грустно покачал головой.

– Но я не могу. Ничто не в силах изменить твою природу.

– В таком случае мне от тебя ничего не надо, – через силу улыбнулся кактус. Ему было неприятно, что гепард не понимал его желания и ответил отказом, но в глубине души он признавал, что это просто невозможно. Огромное и прекрасное солнце никогда не сумеет понять маленькую искорку. – Я рад, что ты выиграл гонку. И буду благодарен, если ты когда-нибудь навестишь меня снова.

– Я навещу, – пообещал гепард и убежал, но кактус знал, что видит его последний раз в жизни. Его всегда оставляли, и единственными существами, которые не прекращали приходить к нему, были голодные ламы.

Наступил сезон дождей, и с утра до вечера небо было затянуто тучами, а нескончаемые потоки влаги лились на землю. Кактус дрожал, не имея возможности спрятаться от проливного дождя, однако его цветок стал еще ярче и насыщенней. Ламы не приходили уже несколько дней, и ранки на когда-то нежной, а сейчас покрытой рубцами и шрамами кожице затянулись.

Неожиданно тучи рассеялись, и выглянувшее солнце ярко сверкнуло в голубом небе. Маленький кактус прикрыл глаза, на несколько мгновений ослепнув от его сияния. Когда же зрение вернулось к нему, он увидел перед собой саму Файреру. Рядом с богиней стоял знакомый гепард и приветственно дергал кончиком хвоста.

– Ну здравствуй, маленький кактус, – ласково улыбнулась Файрера и коснулась зеленоватой кожицы. – Мой спутник сказал, что ты мечтаешь превратиться в орла и улететь. К сожалению, даже мне не под силу менять природу вещей. Ты кактус и навечно останешься кактусом. Но я могу подарить тебе то, что сумеет защитить тебя, не поменяв при этом твоей сути.

– О великая богиня, – заговорил маленький кактус, когда к нему вернулся дар речи. – Я благодарю тебя. Но я хочу стать птицей не только для того, чтобы улететь от своих проблем. Я хочу стать свободным.

Файрера ласково улыбнулась, и кончики ее пальцев заискрились от магии.

– Свобода не в высоком полете или быстром беге, маленький кактус. Свобода в том, чтобы быть собой. Это величайшая свобода, которую никто не сможет у тебя отнять.

При ее словах маленький кактус почувствовал что-то странное. Оглядев себя, он понял, что его тело покрылось сотнями тонких иголочек, которые казались полупрозрачными в сильных лучах солнца.

– Колючки защитят тебя, – пояснила Файрера, и от ее улыбки повеяло материнским теплом. – Однако помни, что в глубине души ты остался прежним маленьким кактусом с нежной кожицей и открытым сердцем. Не позволяй иглам затмить твой прекрасный цветок. Не забывай, почему он вырос.