Охотники & Вампиры. Начало

Австрия, май 1844 год

Часы пробили только четыре часа вечера, но на улице уже было темно из-за свинцовых туч, плотно застилавших небо. Дождь вперемешку с градом упорно барабанил по оконному стеклу. В камине небольшой гостиной потрескивал огонь. Изредка эта монотонная тишина нарушалась сильными раскатами грома, и белый свет молний врывался в не зашторенные окна, на мгновение освещая даже самые дальние уголки комнаты.

Пока погода снаружи бушевала, в удобных креслах, стоящих напротив теплого пылающего камина, расположились три человека... не человека – вампира. Тень, падающая от языков пламени, играла на их лицах, а глаза блестели, отражая красно-желтый свет разожжённого огня.

Одна юная фигурка передернула плечами и сильнее укуталась в теплый клетчатый плед – бывало, вампиры мерзли даже летом, а сейчас была поздняя весна.

В этой уютной атмосфере вновь раздался голос Мирославы – она читала стихи своим родителям. Они внимательно слушали ее: мать вышивала, а отец, скрестив на груди руки, смотрел на камин.

Вдруг раздался стук в дверь и в комнату вошли.

– Г-н Валейко, Вам пришло письмо от г-на Ливингстона, – сказал дворецкий, подойдя ближе. У него на серебряном подносе лежал кремового цвета конверт, скрепленный черным сургучом.

Святослав взял поднесенный ему конверт, и, вскрыв его, быстро пробежал по письму глазами. Наконец он произнес:

– Джеймс Ливингстон хотел бы посетить нас со своим другом завтра около одиннадцати.

– Он сейчас в Австрии? – удивилась его жена. Они не виделись с Ливингстоном с тех самых пор как покинули Соединенное Королевство около семидесяти лет назад. – Он написал, кто этот друг? – поинтересовалась Елизавета, на что тот лишь отрицательно покачал головой, перечитывая строки.

– Почему его визит столь ранний? – спросила Мирослава. Вампиры редко вставали раньше обеда из-за палящий лучей утреннего солнца, когда как во второй половине дня солнечный свет был не столь губителен для них.

– Он хочет успеть навестить нас перед своим отъездом. – Отдавая дворецкому письмо, Святослав приказал ему: – Ответьте, что мы с радостью примем г-на Ливингстона и его друга у себя в гостях.

В ожидании своего гостя Альфред фон Эренштайн мерял шагами свой кабинет. Остановившись возле письменного стола, он взял лежащее на нем раскрытое письмо. Вновь прочитав его содержимое, мужчина скривился.

– Diese Jäger fangen ja schon wieder an! [(нем.) Эти охотники опять за свое!] – пробормотал он, складывая листок и пряча его в стол.

Раздался стук в дверь. Дворецкий сообщил:

– Herr Ehrenstein, Herr Livingston ist gekommen. [(нем.) Г-н Эренштайн, прибыл г-н Ливингстон.]

– Lass ihn herein. [(нем.) Впустите его.]

Едва войдя в кабинет, Ливингстон бодро воскликнул, протягивая Эренштайну руку:

– Приятно тебя видеть, Альфред!

– Я рад видеть, что ты в порядке, Джеймс, – ответил на приветствие тот, пожимая предложенную руку.

– Да, ты не представляешь насколько прав! – Джеймс потер пальцами переносицу, все еще улыбаясь. – Чуть не умер в этот раз. – Заметив, как лицо его друга вмиг стало серьезным, он успокаивающе похлопал того по плечу: – Нет причин для беспокойства, Альфред. Как видишь, я не мертвее любого живого.

Заверения Джеймса нисколько не успокоили мужчину. Обойдя стол, Эренштайн сел на стул и пригласил присесть своего друга.

– Теперь ты можешь мне все рассказать, – сказал Эренштайн. Нагнувшись вперед к столу, он подпер свой подбородок рукой, приготовившись внимательно слушать.

– К сожалению, тут пока мало, что рассказывать. – Ливингстон вздохнул, удобно раскинувшись в кресле и закинув ногу на ногу.

– Просто скажи мне, что ты узнал.

– Я посетил несколько мест в Австрийской империи, и везде слышал, что охотникам не нравится, что в последнее время в имперском правительстве стало много вампиров.

– Не то, чтобы там было меньше охотников. – Эренштайн недовольно скривил губы.

– Сами того не подозревая, Император и Меттерних благоволят вампирам. И ты же знаешь этих охотников, они не будут довольны, пока полностью не избавятся от нас. – Разведя руками, сказал Ливингстон. – Они думают о нас как о мерзости, которая приносит зло людям.

– Однако я не помню, чтобы мы хоть раз что-нибудь планировали против них, – холодно произнес мужчина. – Так что они замышляют?

– Вызвать революцию.

– Эти чертовы охотники! Они даже не жалеют простых людей, – цокнув языком и выругавшись, воскликнул Эренштайн. Ливингстон ошеломленно смотрел на своего друга, хлопая своими серыми глазами. За их более, чем пятидесятилетнее знакомство, он знал, что Альфред не из тех, кого легко было вывести из себя. Столь бурная реакция несомненно отражала насколько эти надоедливые охотники в последнее время сидели у того в печенках.

В войнах, которые разгорались последние несколько десятилетий, погибли множество вампиров, но в основном их дети – необращенные, которые не обладают никакими вампирскими особенностями до своего обращения. Теперь же охотники собирались устроить революцию. Вампиры никогда не могли похвастаться огромной популяцией в отличие от людей, а охотники всегда с радостью способствовали их истреблению.

Большинство вампиров убивало всего единожды во время процесса обращения, когда у необращенного вампира впервые появлялась жажда крови. Причина была в том, что ни один вампир не мог контролировать себя во время этого процесса. Он неосознанно находил себе жертву и выпивал ее кровь без остатка, утоляя свою первую жажду. Но люди считают их исчадиями ими самими же созданного ада, не замечая, что друг друга они убивают значительно чаще.

– Ты собираешься сообщить Совету?]– спросил Ливингстон.

– Нет, по крайней мере, пока нет. Они устроят суматоху, и мы не сможем узнать больше.

– Возможно... это и к лучшему, – протянул Джеймс, задумчиво потерев рукой свой щетинистый подбородок. – Много умных вампиров из Совета погибло в последних войнах, оставив только слабаков и нытиков. – Тяжело выдохнув, он наклонился вперед и сомкнул руки. – Я тебе уже говорил, что хочу, чтобы ты стал Лидером? Я думаю, что ты получишь поддержку многих.

– Да, много раз. – На испытующий взгляд своего друга, Эренштайн устало произнес: – Ничего не изменилось, Джеймс, и никогда не изменится. Я не хочу иметь ничего общего с его членами более, чем уже имею.

– И взгляни на себя, неспособного перестать влезать в неприятности. – Ливингстон ухмыльнулся и прищурился, отчего морщинки в уголках его глаз стали отчётливее. Затем он безнадежно покачал головой. – Знаешь, Альфред, иногда я задаюсь вопросом, всегда ли ты так беспокоился о других. Если да, то я могу понять, почему ты не хочешь стать Лидером после всех этих десятилетий головной боли. Я просто думал, что, занимая высокий пост, у тебя будут больше развязаны руки.

Эренштайн задумался над упоминанием своей заботы о других. Он точно не всегда был таким, по крайней мере свои первые два века, пока его родители не погибли в Тридцатилетней войне. Эгоистичный до крайней степени, он был избалован своими родителями как единственный и долгожданный ребенок. Ему стоит признать, что его «детство» в то время изрядно затянулось. Зная только, какой Альфред был сейчас, Ливингстон не за что бы ни поверил своему другу, расскажи он о своей «молодости».

Наконец Эренштайн сказал:

– I doubt that, as I wouldn't be able to act without taking into account all the consequences. Hunter Guild would have made sure about that... [(англ.) Сомневаюсь, так как не смог бы действовать, не учитывая всех последствий. Гильдия Охотников позаботилась бы об этом...]

Ливингстон поднял руку, останавливая своего друга. Он облокотился на один из подлокотников кресла и подпер свою голову рукой.

– Я больше не буду тебя просить быть Лидером. Давай, лучше поговорим о чем-нибудь другом. – Задумавшись, Джеймс спросил: – Что ты думаешь о чете Валейко?

Брови Альфреда поползли вверх.

– И что я должен думать?

Его друг пожал плечами.

– Откуда мне знать? Они мои друзья, но я давно их не видел, поэтому мне любопытно твое мнение. Никаких обид – скажи мне как есть.

Тяжело вздохнув, Эренштайн откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Какое-то время слышались только шум ливня за окном и равномерное тиканье напольных часов. Альфред постукивал указательным пальцем по поверхности письменного стола.

– Если ты хочешь услышать правду... – с расстановкой произнес он. Открыв глаза, мужчина посмотрел в сторону, а затем перевел внимательный взгляд на собеседника. – Я слышал, что г-н Валейко хочет стать членом Совета.

– Серьезно? – Джеймс резко выпрямился в кресле, удивившись услышанному. На его лбу появились длинные морщинки. – Я никогда не думал, что его это интересовало.

– Сейчас интересует. Я наблюдал за ними в течение всего бала, и он времени зря не терял, знакомясь с членами.

Джеймс запустил руку в свои иссиня-черные, с проглядывавшейся кое-где сединой волосы. Он глубоко задумался о том, что услышал. Теребя свои доселе аккуратно уложенные волосы, а затем, переместив свою руку к губам, мужчина произнес:

– Ты все еще собираешься завтра поехать со мной и встретиться с ними?

– Да. Почему нет? В любом случае, после я собирался тебя проводить и позаботиться о своих других делах в Вене.

В ответ Ливингстон медленно кивнул.

– Я смогу что-либо сказать только после того, как увижу их. – Он замолчал,а затем прибавил: – Однако,я надеюсь, они не сильно изменились.