Охотники & Вампиры. Начало

Венгрия, апрель 1844 год

Ночь всегда тихая и спокойная по сравнению с неугомонным днем. Она окутывает улицы атмосферой таинственности, изменяя восприятие очертаний зданий и деревьев. Иногда она придает им вид прекраснее, скрывая все видимые днем изъяны, а иногда, наоборот, эти простые предметы принимали с ее помощью зловещую форму, будоража воображение всевозможными страхами.

Ночью ты начинаешь прислушиваться к малейшему шороху. Ты мучительно напрягаешь слух, чтобы уловить в глубокой тишине неведомый звук. А когда ты его услышишь: в твоей груди уже бешено стучит сердце, в венах будто бы застыла кровь, ты задерживаешь дыхание, боясь пропустить повторения этого звука, с надеждой определить его источник. Спустя мгновение, которое всегда кажется вечностью, твои легкие наконец сжимаются, чтобы с трудом выпустить остатки задержанного воздуха. Ты понял природу звука, и что ничего не представляет для тебя угрозы... Пока.

Для вампиров нет ничего роднее ночи. Она прекрасна в своей безучастности к происходящему. Взирая на землю своими миллионами белых глаз, в отличие от дня, ночь не стремится бороться с окружающим мраком.

Мужчина тяжело сглотнул, спиной вжавшись в сырую шершавую стену дома в узком темном проеме между двумя зданиями. Одну руку он прижимал к своему животу. В том месте одежда пропиталась теплой липкой кровью. Острая боль, которая исходила от поврежденных внутренних органов, утихла и теперь отдавалась лишь глухими отголосками. Во рту мужчины пересохло, и он испытывал жажду, которую не смогла бы утолить вода. Он облизал потрескавшиеся губы, языком цепляясь за отросшие острые клыки.

Какая ирония: хищника гонят его потенциальные жертвы. Топот ног о брусчатку улиц выдавал ему местоположение преследователей. Сколько их было? Вампир прислушался. Казалось, пятеро.

Но было ли это много или мало? Они двигались группой, совершенно не пытались тихо передвигаться, а их «шепот» гвалтом отдавался в его ушах. Похоже, что это были простые наемники, а не охотники.

– Мало, – одними губами произнес мужчина.

Несколькими минутами ранее они застали его врасплох в снимаемой им в байзеле комнате. Тогда у него не было времени понять, кто были его «гости», но теперь он знал, что ему не составит труда справиться с этими людьми.

Покинув свое укрытие, он тенью промчался вдоль улицы назад, к своим преследователям. Мужчина шмыгнул в очередной проем и затаил дыхание. Их шаги слышались совсем близко. Не успели они поравняться с ним, как остановились. Грубые голоса наемников шептали проклятья, затем кто-то из них сказал:

– Он не мог далеко уйти! – заскрежетал голос наемника. – Я вспорол ему брюхо.

– Что ж тогда он так бодренько сбежал? – угрюмо ответил прокуренный голос другого.

– На что ты намекаешь?

– Только на то, что кто-то тут заливает, – съязвил второй наемник.

– Ты сам видел хлынувшую кровищу! Любой был бы уже покойником...

– Ага, что ж тогда мы за мертвечиной бегаем?

– Да ты!..

– Заткнитесь! – сквозь зубы прошипел третий наемник. – Ранить его в живот недостаточно.

– Что значит «недостаточно»? – спросил первый. – Я точно повредил ему парочку внутренностей.

– Если бы у вас не ветер гулял в башке, то вы бы вспомнили, что нам сказали. Ему нужно проткнуть сердце или снести голову.

– За идиотов нас держишь? – второй подошел к третьему и толкнул его в грудь. – Умный, да? – тот лишь хмыкнул, еще больше подливая масла в огонь. – Как вообще такой хиляк стал наемником?

– А как такой придурок еще жив? – спросил третий. Несмотря на голосистых напарников, он еще ни разу не поднял голос, говоря лишь шепотом. – Чем больше шума ты подымаешь, тем больше одолжения ему делаешь.

– Что ты сказал?!

Второй схватил хиляка за грудки и уже занес кулак, чтобы вмазать тому, когда их разняли двое оставшихся.

– Перестаньте! Мы так не получим вознаграждение.

– Он прав, нам нужно найти его, или прощайте наши денежки.

Второй сплюнул в сторону и, оттолкнув хиляка, нехотя отпустил его. Тот лишь отряхнулся и поправил на себе одежду, демонстративно показывая, что все угрозы, направленные в его сторону, нисколько на него не подействовали, несмотря на то, что его противник был в два раза крупнее него самого.

– И что мы будем делать? – спросил первый наемник.

– Я предлагаю разделиться, – спокойно ответил тот, которому минуту назад хотели разукрасить лицо. Он совершенно не вписывался в свою компанию, так как его движения были плавными, осанка – ровной, и стоял он не грузно, как его напарники, а чувствовались гибкость и легкость.

Кряхтя, группа разделилась. Когда их шаги удалились, вампир вышел из проема и направился вслед за самым шумным. Со вспыльчивыми всегда легче всего было справиться. Нужно было поторапливаться – скоро рассвет.

С давних пор излюбленным приемом вампиров было свернуть шею. Для этого не нужно было иметь при себе оружия. Благодаря силе, которую вампиры приобретали после обращения, даже женщина-вампир в рукопашном бою с мужчиной-человеком сражалась с ним почти на равных.

Когда шейные позвонки наемника хрустнули, вампир впился клыками в основание его шеи. Наконец он сможет утолить жажду – регенерация брюшной полости забрала у него много сил. Однако лицо мужчины скривилось от привкуса алкоголя в крови человека. Ах, зачем же эти люди портили себе здоровье этим чертовым спиртным? Конечно, вампиров волновало сколько не их здоровье, а вкус крови. Если бы вампиры знали в то время, что такое керосин, они бы поняли, что кровь пьяниц на вкус ни лучше, да и, разбавленная спиртным, не обладает много большей пользой.

Пуля, выпущенная из револьвера, разрезала пространство и стремглав вошла в спину без того уже мертвого наемника. Тот, более не поддерживаемый своим убийцей, рухнул на землю. В этой гробовой тишине выстрел прозвучал как взрыв, который затем подхватило хлопанье крыльев разбуженных птиц на ближайших деревьях.

Вампир, в последнюю секунду успев отскочить, смотрел на своего противника. Тот, кого напарники назвали «хиляком», стоял напротив, держа в вытянутой руке револьвер.

Вампир вытер рукавом рубахи кровь со своих губ и хрипло произнес:

– Охотник, да?

Мужчина ничего не ответил, а лишь направил оружие на вампира.

– Что же охотник потерял среди дилетантов?

При свете на мгновение выглянувшей из-за облаков луны можно было разглядеть, как охотник скривил губы.

– Я с мразью не разговариваю.

Нисколько не оригинальный ответ. Чего еще можно было ожидать от охотника? Вампир развел руками и сказал:

– Извини, забыл какие охотники напыщенные.

Раздался второй выстрел. Для чуткого вампирского слуха он звучал оглушающе. Вампир чувствовал, как в висках пульсировала кровь, пока пуля неуклонно приближалась к нему. Он улавливал ее движение, которое казалось замедленным благодаря нахлынувшему на вампира адреналину. Уклонившись от пули, мужчина метнулся к противнику.

За вторым выстрелом последовал третий, и пуля застряла в неровном стволе дерева позади. В ближайших домах слышался скрип деревянных половиц и беспокойные шаги. Разбуженные шумом люди зажигали свечи, желтый свет от которых горизонтальными полосками показывался сквозь закрытые ставни.

Какое-то мгновение чувствовалось только прикосновение раскаленного металла к коже прежде, чем плечо вампира пронзила боль. Четвертая пуля прошла сквозь левое плечо мужчины с такой легкостью, как будто бы ее препятствием была не плоть, а жидкость.

– Осталась одна пуля? – произнес вампир сквозь стиснутые от боли зубы, держа охотника правой рукой за горло. Горячее от выстрелов дуло револьвера упиралось вампиру в грудь. Теперь вблизи запах пороха стал отчетливее. – Смотри, не промахнись, охотник.

Раздался щелчок – охотник на своем кольте отвел большим пальцем курок. Голоса и суматоха в зданиях стали слышнее, а по брусчатке эхом отдавался стук лошадиных копыт.

– Не промахнусь, – прохрипел из сдавленного горла мужчина и нажал на спусковой крючок.

Солнце только-только принялось вступать в свои владения, разделяя небо и землю бледно-розовой полосой горизонта. Звук нервных шагов разносился по ярко освещенному свечами кабинету. На покрывшемся красными пятнами злобы, обрюзгшем лице пожилого мужчины сверкали маленькие, заплывшие жиром глаза. Прихрамывая на правую ногу, он продолжал гневно шагать взад и вперед, не обращая внимания на своего стоящего рядом внука.

Мужчина резко остановился и развернулся к молодому человеку:

– Ты упустил его, – спокойно сказал он, но его внук знал, что́ стояло за этим спокойным голосом. Чем больше старик злился внешне, тем бесчувственнее становился его голос. Артур Палфалви вздохнул, а затем продолжил: – Так почему же ты жив?

Молодой человек не ответил. Его руки были привычно сомкнуты за спиной, как у маленького ребенка, которого отчитывают взрослые. Только он уже не был мальчишкой. Его пустой взгляд был направлен вперед, и он даже не пытался его на чем-то сфокусировать.

– Я спросил, почему ты жив! – разделяя каждое слово, повторил дед. В его голосе не было ни малейших ноток теплоты, а лишь холод, который мог бы заморозить целое озеро. Артур сказал это с омерзением, что не могло возникнуть никаких сомнений в трактовке его вопроса.

Янош вновь не смог выполнить приказ и убить вампира. Заключался ли этот провал в скудности его умений? Будь так, он бы не простреливал семь мишеней из десяти на тренировках. Его мастерство было не идеальным, но уж точно не скудным.

С пелёнок ему воспитали отвращение ко всем вампирам, но причина, по которой он должен был их убивать, ему была неясна. Каждая книга истории, общей или семейной, которую он находил в домашней библиотеке, казалась ему написанной однобоко. В записях всегда говорилось о жестокости и чудовищности вампиров, о том, как они сжигали целые деревни, третировали ее жителей, совершая над ними немыслимые пытки, и о том, как приходил герой-охотник и спасал жителей, обезглавливая монстра. Эти истории более походили на какой-нибудь сказочный роман, чем на сухое и достоверное описание исторических событий.

Как-то отец рассказал Яношу историю о вампире, который помог тонущему маленькому ребенку. Казалось бы, простое проявление доброты, которое может быть присуще человеку, но уж никак не вампирам из тех книг, в которых они были зачинателями всех войн и присущих этим войнам бед.

Более того, тайное нарушение самими же охотниками договора о временном перемирии между Гильдией и Советом никак не вписывалось в общую картину беспощадности оных.

Вновь не дождавшись ответа, мужчина залепил своему внуку пощечину.

– Отвечай!

Янош Палфалви перевел взгляд на своего деда. Он никогда не испытывал теплых чувств к этому растолстевшему от малоподвижности брюзжащему существу. Когда-то, во времена своей молодости, когда он еще охотился на вампиров и не получил травму ноги во время одного из заданий, Артур наверняка выглядел по-другому, но Янош не мог представить его ни в каком ином образе, чем в нынешнем. Тем более, что даже нагружая и без того травмированную ногу, он не пытался бороться со своим излишним весом.

Молодой человек поджал губы в тонкую линию, отказываясь отвечать. Сморщив в ответ нос, Артур отвернулся и захромал к своему столу.

– Сколько бы я не посылал тебя на задания, ты умудряешься провалить большую часть из них, – Артур взял со стола листок с портретом вампира, наподобие тех, которые часто подписывают «Разыскивается», и потряс его, указывая внуку пальцем на изображение. – А что на этот раз? Ты не справился с каким-то жалким десятилеткой!

Артур Палфалви скомкал листок и швырнул его под ноги Яноша. От негодования у старика тряслись руки. Обратившийся около десяти лет назад вампир был еще слаб, по сравнению с вампирами постарше. Сила вампира приходит со временем, достигая своего пика в возрасте ста лет после обращения. Его внук не справился с таким простым заданием.

– Зря я не послушал твоего дядю, – спустя пару минут произнес Артур, стоя спиной к Яношу и опираясь руками о стол, – когда он сказал, что ты такой же, как твой отец.

Янош ухмыльнулся. Из уст его деда это сравнение должно было звучать как оскорбление, но он всегда принимал его за комплимент. Ни его дед, ни его дядя, ни даже его младший брат не понимали, как может быть комплиментом сравнение с таким человеком как его покойный отец, опозоривший их семью, будучи жалким охотником.

Артур развернулся и, смотря внуку прямо в глаза, ровно произнес:

– Но даже твой дядя ошибся. По крайней мере, твой отец догадался умереть.

Он словно выплюнул последние слова. Может ли человек, так говорящий о своем покойном старшем сыне, считаться отцом? Он был скорее рад увидеть своего отпрыска на смертном одре, чем живого, продолжающего «позорить» их род.

Артур вглядывался в лицо своего внука, пытаясь понять, насколько хорошо он задел его чувства. Однако, Янош уже долгое время научился не воспринимать ни упреки своего деда, ни его оскорбления, ни что-либо другое, что исходило от этого отвратительного подобия человека. Раньше, маленьким мальчиком, он дрожал во время каждого такого разговора с дедом, но те времена закончились. Перед чем ему стоило испытывать страх?

– Проваливай! – прошептал Артур. – У меня больше нет внука, которого зовут Янош Палфалви. Он погиб сегодня, выполняя задание. Я не желаю видеть в своем доме постороннего.

Когда Янош вывел из конюшни коня, он остановился. Его мать, невысокая и тощая, закутанная в теплую темную накидку поверх домашнего шелкового капота, ждала его перед входом в конюшню. Ее щеки раскраснелись то ли от утреннего мороза, то ли от тщательно вытертых перед встречей слез.

Она подошла к сыну и потянулась к нему своими исхудавшими руками, чтобы заключить его в прощальные объятья. Вышла ли бы она замуж за того же человека, если бы знала, на какую судьбу обрекает своих детей? Вероятно, что с тех пор как она узнала об охотниках и вампирах, не проходило и дня без беспокойства о своем супруге, а затем и о своих детях. Их брак был заключен по расчету, но со временем она научилась любить своего мужа.

Женщина прижала к груди своего сына. Ее объятья были слабыми, и Янош впервые осознал, какой хрупкой была его мать. Она всегда казалась сильной. Даже после смерти их отца, она находила в себе силы поддерживать своих детей, стараясь сделать все возможное, чтобы хоть как-то облегчить уготованную им судьбу. Но вскоре перенапряжение и болезнь одолеют ее тело, и это, быть может, последний раз, когда он видит свою мать.

– Куда ты поедешь? – спросила женщина. Она почувствовала, как ее Янош пожал плечами. – Ты же помнишь моего двоюродного брата Отто? Ты можешь на время остановиться у него. Я напишу ему письмо, чтобы предупредить. Он не откажется тебя приютить.

Янош кивнул. Его мать отстранилась, понимая, что она не может задерживать сына. На ее бледных дрожащих губах появилась слабая улыбка.

– Береги себя.

По ее напряженным желвакам и сдвинутым бровям, мужчина понял, что она сдерживала слезы, стараясь даже сейчас казаться крепкой, чтобы не волновать сына и приободрить его. Янош не мог не улыбнуться. Если в этом доме и было что-то хорошее, то только его мать – самый дорогой ему человек.

– И Вы берегите себя, мама.

Женщина отошла, чтобы дать ему забраться на лошадь. Она больше не могла ничего сделать для своего старшего ребенка. Из ее детей он больше всех походил на своего отца, и не только внешностью, но и своим упрямством и добротой. Если бы только он родился в другой семье, которая не знает ничего ни о вампирах, ни об охотниках...

Теперь у него не было ни дома, ни семьи. Но почему тогда, сейчас, когда он скакал на лошади по грунтовой дороге, удаляясь от своего родного места, он свободно расправил плечи и облегченно вздохнул, словно с него сняли тяжелый груз, который весел на нем с самого рождения? Янош впервые ощущал на сердце доселе неведомую легкость и свободу.

Он ни разу не обернулся, чтобы в последний раз бросить взгляд на поместье, в котором провел всю свою жизнь.