Душа для Вампира

Маркус призывал грозу. Он сидел за домом, чертил на земле круги и шептал духам приказы. Пусть шаманы вызывают дождь заклинаниями, он — отдает приказы духам. Подчиняясь его воле, они гоняли по небу клубы испарений. Мелкие облака поначалу собирались в тучи, постепенно темнели. Потом скучивались и становились ещё больше похожи на перевернутое море. Оно наслаивало волны, пряча лазурь за вздыбленными боками туч. Те похрапывали, валунами наползали друг на друга, недовольно хрипели и кашляли.

Когда им стало тесно, то одна, то другая начинала зло рокотать, выбрасывая в воздух ветки молний, грозно раздувала щеки и щерилась чернотой. Рокот усиливался, гром становился резче, молнии — ярче. Казалось, небо одновременно роняло сотни металлических тарелок, они с грохотом сыпались на каменный пол, оглушали, заставляя невольно вжимать голову в плечи.

Маркус любил дождь. Тысячи падающих капель успокаивали, а сегодня он был особенно взвинчен. Завтра — её первая проверка, Антон изолирован, и Верховный впервые был не уверен в успехе. Верховный почти жалел, что выбрал жертву не столько для казни, сколько для проверки Анны, но менять ничего не собирался. Нужно узнать всё сразу, если сломается — на корню отсечь слабый стебель и больше не тратить на неё силы. Легко и просто. Отчего же тогда так муторно внутри? В ней ли только он не уверен?

Вампир вздохнул и резко обрушился дождь. Поток стал стеной, больно ударил по плечам, пригнул Вампира к земле. Марк не сопротивлялся, пропустил сквозь себя энергию бури, запрокинул голову. Духи вспарывали небо грохотом и светом.

Он закрыл глаза, разумом проник в дом. Анна рвалась оттуда прочь, и его невидимый демон следовал за ней по пятам. Вот она открыла дверь, выбежала в дождь. Ей тоже было беспокойно, и страх окутал ее грязноватым облаком. Дух Маркуса потянулся было к ней, чтоб успокоить, и остановился. А Анна уже запрокинула голову, слегка развела руки, подставляя ладони воде, словно подсознательно готовая к каре, желающая и зовущая её. След яда пульсировал, наливался алым, и по телу вампирши рождалось пламя. Анна стояла в огненном свете, глубоко вдыхая восторг и выбрасывая наружу страх. Она тоже любила дождь.

Гром распорол тишину, разорвал короткий покой. Маркус поздно понял, что молния летит к ней. Не случайно, — вампирша позвала её!

Верховный бросился во двор. Не успеет же! Но едва увидел Анну, — замер. Она пылала, и купол из пламени отбил удар прочь. Ток, утратив силу, пробежал по пальцам, защита рассыпалась искрами, стала подыматься вокруг Анны людскими силуэтами. Маркус не мог их посчитать, потому что отовсюду души прибывали снова и снова, трогали друг друга руками и из серых неожиданно становились золотыми.

Он действительно ей не нужен, она справится сама. Со всем, чтобы он не придумал.

***

Машина выехала за город. По плохо прокатанной проселочной дороге, въехала в лес. На ухабах трясло и подбрасывало, хоть Верховный и вел непривычно медленно. Анну мотало, подташнивало, и она несколько раз успела пожалеть, что отказалась от лишней порции его крови.

Вскоре деревья расступились, и путникам открылась обширная поляна. Посреди неё стояла старая церквушка с замшелыми бревнами и ветхими стенами. Автомобиль остановился. Вышел Маркус, Анна поспешила за ним. На фоне луны строение смотрелось пугающе: сквозь щели пробивались лунные блики, расчерчивая тьму замысловатыми узорами. Вампирша поёжилась.

— Боишься? — не без удовольствия спросил Вампир.

Анна не стала ему отвечать. Ее страх ожил, стал совсем реальным, и она уже не раз успела пожалеть, что ввязалась в эту игру. Вампир, наверное, должен быть беспристрастным и бесчувственным, но к ней, похоже, это не относилось. Что ей жизнь, если сейчас она идет на убийство ради призраков, которых почти не знает? И неизвестно еще, стоят ли их будущие встречи с прошлым ее жертв. И Антон её ненавидит...

Верховный с усилием приподнял дверь. Та скрипнула и отворилась, но ожидаемого запаха затхлости не было. Пахло свежей сосной и смешанным людским потом. Знаний Анны не хватило, чтобы определить, скольким людям принадлежит запах, но удалось выделить знакомый, вампирский, — с нотками кожи и металла.

Вошли внутрь, прошли к алтарю, где в молельной комнате пряталась ляда в подпол. По узкому крутому проходу спустились вниз, и Верховный, распахнул еще одну дверь, за которой Анну ослепил неожиданно яркий свет, и она зажмурилась. Донеслись приглушенные голоса, по спине её пробежал холодок, затряслись и онемели пальцы. Это реальность, а не сон, — сегодня кто-то погибнет от её руки и память не сотрёт произошедшее.

В большой квадратной комнате ослепительный эффект усиливали белоснежные плиточные стены. Свет будто отражался от них, множился и делал пространство бездонным. С Маркусом вполголоса заговорил Игорь — один из вампиров Павла, а Анна всё стояла у двери, как собака, которую не пустили в дом.

Маркус, заметил её неловкость, приблизился, взял за руку.

— Ты как? — спросил он. В его тоне Анне чудилось беспокойство.

— Не знаю. Я, наверное, не смогу убить, Марк, прости...

— У тебя еще есть возможность отказаться. Стоит только сказать мне "да", — шепнул Вампир, и блеск его глаз изменился.

Анна вдруг вспомнила души тех, кого он убил. Они сразу теряли прошлые очертания и становились одной из чешуй его уродливых змей. Издевательство! А потом представила, как Маркус прикоснётся к ней руками, судорожно ищущими боль, как станет приближать влажные губы, жаждущие проникнуть в плоть. Анна "увидела", как раньше, очень давно, в момент чужой смерти его глаза меняли цвет и мгновение души, наполнившей тело, отражалось таким всплеском силы, что Вампир терял человеческий облик.

— Ко мне переедешь, — съязвил Марк. Девушка мелко задрожала. Вампир склонился к ней: — Не разочаровывай меня. И Антон всё ещё мой. Неужели он так мало стоит?!

Конечно, много. Но разве человек, которого она не знает, стоит мало?!

— Нет! — резко отчеканила Анна, её губы предательски дрогнули, по щеке прочертила след слеза. Ох, эти всплески эмоций! Скоро и Марк догадается о её положении. Что он тогда скажет? Нужно бы нарыдаться так, чтоб больше не хотелось. — Только у меня одна просьба... Мне потом нужно побыть наедине. Ты меня отпустишь?

— Отпущу, — нехотя огласился Вампир. Взгляд его стал ленив и безмятежен.

Верховный беззвучно щелкнул пальцами, и двое мужчин в черном с закрытыми лицами волоком вытащили на середину комнаты женщину со связанными за спиной руками. Сами отступили подальше. Анна не могла отвести взгляд от её лица, запоминая черты: темные взлохмаченные волосы с проседью, худое лицо и тонкие губы. Вампирша всё пыталась поймать её взгляд и не могла. Несчастная оборачивалась по кругу, напрасно разыскивая в лицах присутствующих следы сострадания.

— Кто она? — тихо спросила Анна.

— Ты мне расскажешь. Когда убьешь, душа её расскажет всё сама. Только умей слушать, — Маркус протянул грубый охотничий нож.

На громкий голос Вампира жертва обернулась, уставилась на Анну с ужасом и отчаянием. За всё время она не проронила ни слова. Нема? Вампирша посмотрела обреченной в глаза. Ей почудилась некая тень. Возможно, Маркус запретил ей говорить? Лишил голоса, но оставил возможность чувствовать и думать? Как узнать?

Губы Верховного нервно подёргивались, Анна взяла нож

— Отпусти её, — сказала она.

— А ты уверена, что услышав ее крик, убьешь? — меланхолично уточнил Вампир.

Она была ни в чём не уверена, но кивнула. Как-то же она убивала тех мужчин. Может, спасительное забвение вернётся, и она не вспомнит, как всё произошло.

Женщина всхлипнула, резко обрела голос, стала причитать, молиться, умолять, напрасно вглядываясь в закрытые черствые лица вампиров. Анна пыталась оглохнуть и не могла. "Успокой её, ты можешь. Коснись руки, посмотри в глаза и всё произойдёт само. Лишить жизни можно без боли. Только ударить всё равно придётся", — дух шептал настойчиво, быстро. Волнение перерастало в ток, мелко било по пальцам, по венам разливалось тепло.

Анна приблизилась к жертве, присела на корточки, протянула ладонь. Та вдруг бросилась вперед, уперлась подбородком ей в ключицу:

— Ты не убьешь меня, правда ведь? Не убьешь? Мне нужно домой, у меня там дети... Маленькие... Егорке три только...

— Замолчи, — перебила Анна, удивляясь бесчувственному тону, отстранилась, прикоснулась к её щеке, посмотрела в глаза. Что проверяет Маркус? Что ему нужно?

Она почувствовала, как одна из душ скользнула по руке к жертве, вселилась, и та сразу стихла, стала покорной и молчаливой.

— Заканчивай фарс, — нетерпеливо поторопил Маркус. Нервничает? Но разве не этого хотел?

"Только не думать! Избавиться от мыслей и сделать все быстро. Иначе нельзя. Иначе не смогу". "Подзови её душу, — вмешался дух. — Разверни к ней запястье и представь, как душа медленно касается тела. Когда станет тепло — бей!"

Анна сглотнула, развернула к жертве пульсирующие венки и почти сразу почувствовала острое тепло, нервами бьющее по венам. Сгусток чужой души стал собираться в глазах обреченной.

Глаза вампирши налились неожиданной нежностью и желанием заботы, и Анна с легким удивлением осознала, что будто отрешилась от собственного тела. Ее покинули мысли и ощущения, а дальнейшие события она стала наблюдать, будто со стороны.

Анна заставила женщину подняться, почти сразу ощутила тепло от рукояти и, зажмурившись, всадила нож в чужой живот. Удивилась легкости, с которой он пронзил тело. Рукам стало жарко. Захотелось отряхнуть их, смыть кровь, но жертва ещё не умерла. Она согнулась, мычала, боль и страдание отражали только глаза.

Вампирша выдернула оружие, наотмашь ударила по горлу. Алый фонтан брызнул в сторону, тело конвульсивно дернулось и упало.

Анна почувствовала внутри чужую душу, медленно перевела глаза на стену и по груди остро полоснула боль. Дыхание перехватило, вампирша захрипела, упала на колени, судорожно, по-рыбьи, глотая воздух. Невыносимо тошнило и хотелось соли. "Кровь!" — запоздало вспомнила она и быстро облизала пальцы. Новый дух внутри затих.

В глазах на мгновение потемнело и запульсировали калейдоскопом яркие картинки чужой жизни: женщина, мужчина, дети. Совсем маленькие! Они остались перед глазами, даже когда свои ощущения восстановились. Вампирша медленно встала, сделала глубокий вдох и взглянула в сторону мертвой. Заставила себя посмотреть, чтобы больше никогда не забыть, кем стала, убив невинного человека. Слабый голос разума: "Не смотри", — она отшвырнула. Должна видеть, во что превратилась. Её никто не заставлял.

Только теперь Анна поняла, зачем здесь такие белоснежные стены: на них отчетливей блестит кровь, а потеки, оставленные ею, будто тянутся бесконечно. Вокруг тела, уже разлилось бордовое озеро с различными переходами цвета, — от ярко-алого до почти черного, — брызги собрались на полу алыми бусинами. Лицо, слава Богу, прикрыто волосами.

— Н-да... Я не думал, что ты сможешь, — с каким-то разочарованием протянул Маркус.

— Всё? — голос вампирши был удивительно спокоен. Верховный смотрел в её глаза и улыбался.

— Когда вернёшься, расскажешь мне о ней всё, что узнаешь. Самое важное, — почему я выбрал её. И только тогда будет всё.

Маркус приблизился.

— Тебе было больно? — прошептал Вампир, наклонившись к ее уху и, кажется, лизнул. Она брезгливо отодвинулась.

— Было, если тебя это утешит. — ядовито шепнула Анна.

— Тогда ты еще не готова к убийству вампира. Слишком мала.

— Я буду готова, когда нужно. Но ты должен мне одиночество, — отчеканила вампирша.

— Я ничего тебе не должен. Твой Учитель прав: ты слишком юна и импульсивна, чтобы остаться одной. Боюсь, глупостей натворишь, а нам за тобой потом убирать. Прошу тебя, отправляйся домой, завтра посмотрим, что с тобой делать. Игорь тебя отвезет, — приказал Маркус. Он знал, куда она пойдёт. Нужно было расставить духов по местам.

***

Анна чувствовала, что шлейф убийства скользит по пятам, приоткрывая потустороннюю дверь, сужая границы и сжимая палача в кольцо. Едва авто замедлялось, она ощущала отовсюду взгляды, выедающие душу, и десятки сущностей осуждающе качали головами. Перед глазами стояло видение: глаза умирающей, а в них — зеркальное отражение троих разновозрастных детей.

Анна зябко дрожала.

— Знобит? — спросил Игорь и прикоснулся к ледяной ладони. — Ты, если справиться не можешь, поговори с ней. Первые убийства всегда болезненные. Потом полегчает.

Анну осенило:

— Первые?! Сколько считается первыми?

— Ну, пять-десять. По-разному. У девчонок — не знаю.

Кого можно расспросить, Анна раздумывала недолго:

— А Павел в городе?

— Да. Зачем тебе?

— Завези меня к нему. Нужно.

— Но Маркус...

— Маркусу я напишу записку. Если то, о чем я предполагаю, верно, то он знает, куда я еду.

***

В доме карателей было темно и тихо. Поначалу Анна подумала, что никого нет, если бы слуги не сказали, что хозяин дома. Она постучала в комнату Павла, но никто не ответил. Зато из гостиной слегка кашлянули. Вампирша приоткрыла дверь. Каратель лежал на диване с закрытыми глазами

— Привет.

Павел слегка приоткрыл глаз, лениво гляну на неё:

— Привет. Чего тебе?

— У меня есть вопросы.

— Марк, — коротко ответил вампир.

— Я хочу спросить у тебя.

Он вздохнул, сел, уперев локти в колени и склонив голову:

— Спрашивай.

— У тебя были вампирши?

— Да.

— Сколько убийств считаются первыми? Когда они перестают чувствовать души?

— Человек восемь. Девочки привыкают удивительно быстро.

— Сколько... подозрительных убийств было, пока я не появилась снова?

— За те три месяца? Я точно не помню. Пятнадцать-двадцать, где-то так.

— Вы с Антоном уверены, что это я?

Вампир долго молчал, потом заговорил снова:

— Антон не уверен, а я — да.

— Почему?

— С такими, как ты, души остаются сами. Кто сделал последний удар — неважно. Если укусила ты — выбор делает душа. У тебя особый... внутренний пульс.

— А если я убью сейчас и все равно продолжу чувствовать? Что это значит?

— Что ты никогда не станешь привычным вампиром. Так и будешь метаться от человека к демону, — Павел поднялся, подошел к бару, налил себе выпить. Предложил ей, но вампирша отказалась. — Не сойди с ума, Анна. Если тебе нужно убить, я могу пойти вместе с тобой.

Анна ненадолго задумалась. Внутри билась новая душа. Что-то не так. Вампирша быстро вспомнила последний год, и решение пришло скоро:

— Не надо, спасибо. Дай мне только денег, пожалуйста. Хочу гульнуть без Марка, — нервно улыбнулась она.

— Он тебе башку оторвёт, — хмыкнул Павел, потёр кольцо на пальце, прислушался к чему-то, подошел к сейфу и достал толстую пачку банкнот.

— Не оторвёт, мы с ним договоримся, — Анна сузила глаза, разглядывая особенно темные закутки комнаты. Как и в избе казалось, что оттуда за нею наблюдают.

— Хватит? — Павел протягивал ей деньги, Анна испуганно посмотрела на него:

— Да, я верну, спасибо.

— Забудь. С Марком сочтёмся. Анна, — он взял её за руку, — что с тобой творится? Антон тебя не узнает, живёшь... с ним. Ты хоть счастлива?

— Не знаю. Ничего со мной не творится, — она мягко высвободилась. — Желание жить оказалось сильнее, чем я предполагала. А я и так не уверена, что мне много отпущено.

— Маркус не добил тебя потому, что Антон купил тебе жизнь. Он знал, что ты в подвале, но не мог туда попасть. Маркус закрыл ходы, выставил духов. Он угрожал снами и пытками. Не на нас, на других. У Антона не было выбора, и он пошел на эту сделку. Если бы он не согласился уйти, когда рядом с тобой появился Верховный, пострадали бы другие.

— Ты? — Анна не удивилась его признанию, потому что и сама об этом догадывалась. Но, похоже, и Павел не знает всего.

— И я тоже. У Антона есть потомки. Не здесь, по всему миру. Понимаешь, о чём я?

— Понимаю. Спасибо, что рассказал.

— Это уже почти не тайна. Раз Маркус начал проверки, все идет к итогу, — вампир долго посмотрел ей в глаза: — Верь, что Антон тебя любит.

— Я знаю, — Анна отвела взгляд.

Каратель порывисто привлек её к себе:

— Береги себя, слышишь? — девушка кивнула и ушла.

— Доволен? — спросил каратель, через окно наблюдая, как она направилась в город.

Черная тень в углу качнула подобием головы.

— Зачем тебе это?

— Антон и правда знал, что она жива, — прошелестел приспешник Маркуса. — Чувствовал. Пришлось потрудиться, чтобы забыл. И он попросил бы о ней, только мне от него ничего не нужно, а терять его не с руки. Чьё имя будет наводить столько страха на вампиров и держать их в подчинении одним своим упоминанием, если умрет Главный Каратель?! Ты же не хочешь им быть.

— Не хочу, — буркнул Павел.

— Без него огонь Анны гаснет. И если сейчас он ей так нужен, то пусть берёт. Подумаешь, отдалилось мое счастье.

— А Антон? Он же поймёт, что ты соврал.

— С ним договоримся. Сколько там нужно Карателю? Всё, что нельзя, он уже и так знает.

***

Едва скрылся карательский дом, пространство поплыло. Резко смазались дома, окна, блики света. Анна вдохнула густой тяжелый воздух, плотно осевший в легких. Кружилась голова, темнело перед глазами, и вампирша помотала ею, восстанавливая зрение. Не помогло. Язык отек, заполнил рот и стал инородным. В ушах назойливо звенело.

Анна пошатнулась, не заметила, как оказалась на коленях. Чужой разум перехватывал восприятие, вытеснял вампиршу прочь из собственного тела. Больно кололо в пальцах, сводило мышцы и крутило суставы, дико хотелось пить. Сделать бы усилие, подняться, сбросить наваждение... Анна не могла.

Тошнота подкатывала к горлу, обжигала пищевод кислотой. Больно сводило желудок. Девушка накрыла его ладонью. Пальцам стало горячо, под ладонью расползалось кровавое пятно...

Она очнулась, когда пальцы сжали холодную ручку двери. Анна поморгала, припоминая, как сюда попала. Знакомые стены, запах, — всё родное. Не её, — убитой!

Девушка закрыла глаза. Воображение живо нарисовало русоволосого мальчика. Своего, теплого, пахнущего пирогами и молоком. Интересно, сколько ему? Три? Пять? Что он любит кушать, и когда теперь засыпает? Читают ли ему сказки перед сном? А остальным детям? Что девочкам сказали о маме?

Мысли путались, мешались в воспоминаниях голоса, имена, лица. Анна не сообразила, когда постучала. От топота детских ног закололо сердце. Но открыл черноволосый парнишка, деловито сообщил, что нужная семья дома.

Пока шла по коридору, вампирша мысленно спорила с убитой. Та, нехотя назвалась Ульяной, и подробности жизни упоминала с трудом. Анна десять раз пожалела, что пришла.

Сначала из комнаты вышла девочка лет девяти с большими васильковыми глазами, худеньким скуластым личиком и копной золотистых волос, заплетенных в небрежную косу. Она исподлобья посмотрела на незнакомку и надула губки. Следом появилась её худенькая круглолицая сестра, года на три меньше, и уже знакомый Анне, светловолосый мальчонка из чужих воспоминаний. Последним вышел чернявый небритый мужчина: осунувшийся, сникший, чужой.

Анна дернулась было навстречу, почувствовав боль от того, что никто из детей к ней не бежит, но вовремя вспомнила, что нахлынувшее чувство чужое, — не она их мать, и к ней они не побегут.

Короткое знакомство, обмен дежурными фразами. Врала она неумело: сбивалась, повторялась, бормотала какую-то чушь. Главное, — оставить им деньги и поскорее уйти, иначе близкая к истерике душа, прорвётся наружу.

Анна соврала про то, что сидела с Улей в камере, что обещала передать весточку. Достала деньги, протянула ему. Федор — муж убитой ею Ульяны, — отшатнулся.

— Что это? Не возьму! — тень страха затемнила его лицо. — Мне это не нужно, не положено. Эту подачку оставьте себе!

— Вы не поняли, — Анна неловко дотронулась до его руки, стараясь отдать сверток. — Это детям. И никто меня ни о чем не просил. Она просто обмолвилась, что дети остаются сиротами... Я только обещала проведать. У меня есть возможность помочь вашей семье, только и всего... И связи есть. Обо всём договорюсь. Не светите ими только. Всё в память о... ней. — Анна не стала называть имя, чтобы не раскиснуть прямо тут.

Федор нахмурился, нехотя взял узелок и с тоской посмотрел назад.

— Спасибо, — совсем поник он. — Улечка была... — он сглотнул подступившие слёзы.

Анне хотелось прикоснуться к нему, успокоить, сказать, что все будет хорошо. Но что она могла сказать? Они потеряли жену и мать, что хорошего может быть после такого? У вампирши заскулила душа, она кивнула.

— Простите... Мне тяжело. Я пойду, — глотая слезы, Анна поспешила к выходу.

— Мамаська! Мама! Не уходи! Я стану халосим, самым послушным. Только останься! — по коридору, визжа, спешил Ульянин Егорка. Спотыкаясь, всхлипывая и отбиваясь от сестер, пытавшихся его поймать.

Анна обернулась, и он пулей влетел в ее объятья, повис на шее, уткнулся мокрым личиком в шею. Она инстинктивно прижала его к себе, приласкала, гладя по спинке и голове. В ту же секунду сердце, екнув, разорвалось, рассыпалось по телу и осколки жемчужинами полились из глаз.

— Ну-ну, маленький. Что ж ты? — только и смогла прошептать Анна, заставив голос звучать спокойно.

А внутри все рвалось, колючими иголками врезалось в тело, и теперь вампирша сто раз согласилась бы умереть, лишь бы этот мальчонка не остался сиротой. Неужели он видел душу своей матери?! Как? Почему?

Федор тронул ее за руку, пытаясь мягко забрать сына, стал бормотать извинения. Ребенок взвыл, забил руками и ногами, вцепился в побелевшую вампиршу еще крепче. Она взяла его за пухленькие ручонки, попыталась оторвать, но сил отказаться от его прикосновений, было слишком мало — по телу молоком разливалась незнакомая материнская нежность. Она обволакивала глупую вампиршу, подчиняя себе, останавливая от безумного поступка — разлуки с беззащитным крохой, нуждающемся в маме.

Нет! Анна заставила себя рывком расцепить его руки, почти бросила в объятья отца. Мальчик забился, стал изворачиваться, пытаясь высвободиться и вновь помчаться к Анне.

— Мама! Мамаська! Юбимая! Венись! — истошно орал он.

Задохнувшись от нового приступа паники и боли, Анна попятилась, нащупала дверь и спиной вывалилась на площадку. Не помнила, как сбежала вниз, как оказалась на улице и помчалась прочь. Перед глазами застыла картина отчаявшегося, остервенело отбивающегося ребенка, напрасно зовущего маму, которая больше никогда не придет.

И в ответ на застывшее воспоминание, боль разъедала Анну изнутри, разрывала и выворачивая так, что тошно было дышать.

Она бежала, не разбирая дороги не ощущая, как внезапный дождь режет лицо. Буря набрасывалась на нее с таким остервенением, будто хотела разорвать на части. Но напрасно голодный воющий ветер цеплялся зубами за полы плаща, тянул их, стараясь отодрать кусок побольше. Анна не замечала ничего вокруг, — ни воя, ни капель-уколов, ни полыхающих молниями глаз разъяренного неба.

Вампирша очнулась только дома. Не у Маркуса, — у Антона! Помедлив, метнулась в конюшню, выпустив черного рысака и, не седлая, выскочила на нём в грозу. Прижавшись щекой к, исходящему паром, телу животного, Анна дала волю слезам. Она его почти не направляла, — конь скакал на восток, увозя за Москву. Туда, где равнодушный город не услышит отчаянного крика разорвавшейся души; где исчезнет сероватым бликом осколок материнского сердца, насильно оторванного от ребенка; где в вампире навсегда умрет человек и останется лишь оболочка с окаменевшим сердцем, закрытым для любых чувств; где Вселенная скроет вампиршу от посторонних глаз и никому вовеки не выдаст тайну её проклятия.

Почти у самой кромки леса Анна скатилась с лошади, упала ничком, уткнувшись в намокшую, вспаханную ливнем, землю, и зарыдала. Вцепилась руками в остатки бедной поросли, выдрала ее с корнем и впилась ногтями в распоротые земляные бока. Хотелось дотянуться до земляного сердца, сжать его пальцами, отдавая невыносимую мучительную боль.

Анна взвыла. Крик, смешался со всполохом молнии и оглушительным громовым раскатом, резанул по горлу соляной сталью, обжег грудь изнутри и иссяк, перейдя в глухой гортанный рык. Смешался со слезами и горькими бессмысленными ударами кулаков.

Ослабев от крика, Анна заставила себя подняться. Сквозь толщу дождя было почти ничего не видно, и она пошла наугад. Что толку стонать, когда все, самое ужасное, уже произошло?

Вокруг гнулись и со стоном ломались ветки, листья шептали людскими голосами, капли шумели в кронах, но Анна ничего этого не замечала. Она молила только о том, чтобы силы поскорее закончились, в голове перестали наслаиваться воспоминания.

Стоило остановиться, и перешептывались внутри совесть и вина, било ознобом, тело требовало крови. Анна была не готова повторить убийство. Антон ошибся, — не стать ей настоящим охотником, не избавиться от человеческих чувств.

Она все брела и брела, не разбирая дороги, путаясь в корнях и травах. Одежда давно промокла насквозь. Через несколько часов Анна совсем ослабла, без сил и эмоций упала на землю. Еще какое-то время кожа воспринимала иголки дождя, потом мир завертелся и исчез, а с ним покинули ее страхи, терзания и голоса.