Душа для Вампира

Нью-Йорк

Элис его боялась. И сколько бы Марон не убеждал себя в обратном, сколько бы она это не скрывала, вампир все равно чувствовал, как порой девочка дрожит от его близости. Его все чаще охватывала нетерпеливая нервозность, желание ускорить движение их жизни, пойти наперекор, забросив условности и порядок. Но шанс потерять ее душу, был слишком велик.

Свита изредка приносила вести с Союза, и они оставляли в душах смолянистый осадок недовольства. У Маркуса уже вступил в игру Диего, а значит, Вампир уверен, что не ошибся. Но Марон слишком хорошо знал своего брата. Если все верно, сам Маркус проверять ее не станет, придет за помощью к нему, как к младшему брату. И уж тогда Марон сумеет убедить его, что не Анна, а Элис настоящий феникс.

— Тебя что-то гложет, Марон? — тонкие пальчики Элис легли на его плечи.

— Меня всегда что-то гложет, ты же знаешь.

— Это из-за меня? — она положила головку на его плечо. Он повернулся и щека коснулась маленькой ладони. Вампир закрыл глаза.

— Как ты могла подумать такое? — прошептал он.

— Когда уже можно будет управлять душами? — нетерпеливо посетовала она. — Ты уже нашел того, кто болен, и на ком мне можно попробовать силы?

— Элис, мы говорили об этом. Еще слишком рано.

— Но ведь у... ммм... Маркуса уже есть девочка. А я знаю обо всем этом раньше. Мы могли бы...

— Не могли бы. Его нельзя переиграть, нужно действовать хитростью. Только когда он сам попросит помощи. Ты же знаешь, что я от него завишу. Мне нужно, чтобы он стал рассеян, чтобы запутался в своих видениях. Если ты изменишься, про тебя он все узнает сразу. И поэтому я не трону тебя, пока ты не станешь взрослой, — вампир отстранился от нее, сцепил пальцы замком.

— Но я готова! — она слегка топнула ножкой.

— Элис, хватит! — Марон покинул кресло, резко обернулся.

Щеки ее горели румянцем, губы плотно сжаты. И милые русые кудряшки больше не добавляли девочке ангельского шарма, когда были так злы ее глаза. Если бы он только мог уже видеть пламя ее души, то заметил бы, как её огонь сыпет искрами.

Вампир привлек девочку к себе, коснулся лба так, что глаза их сравнялись:

— Мы еще никуда не опоздали. Он не подписал с нею Договор. Без этой маленькой оговорки ему никогда не заполучить огонь. Анна еще даже не проверена. До окончательного решения могут пройти годы. Даже если ты станешь вампиром позже, ты все равно избранная. Потому что отдала мне душу раньше. Я это чувствую, хоть и пока не вижу. Это ведь правда?

— Да. Ты в любой момент можешь ее позвать. Ты же знаешь, — ее нежность звала все настойчивей, а ждать совершеннолетия почти три года.

Подмосковье

Бежали по песку тонкие серебристые нити воды, перепрыгивали через каменья, вразнобой звенели колокольцами. Время теперь молчало. Не вырывалось больше из прошлого, не душило страхом.

Антон умылся еще раз. Прошло. Казалось, только минуту назад люди, погибшие от его руки, оживали во сне, и тянули к горлу костяные окровавленные пальцы в паутине тухлой плоти. Только минуту назад скалили почерневшие зубы с вязким тёмным ядом, отливающим прожилками серебра. А минуло уже больше часа. Уже занимался рассвет и отбегали в закутки высокой травы ночные тени, по дороге рассыпая сумрачную пыль.

Вампир дрожал, что никак не вязалось с его грозным обликом. По спине и плечам бил озноб, и непроизвольная судорога в руках никак не унималась. Что с ним такое? Никогда этого не было, а если и было, то так давно, что и не вспомнить. Неужели, все это от близости Анны? Тогда Маркус прав, — ее душа сильна и избрана. Но Антон не видит ее сил, пламя спит, и как проверить, раскроется ли оно крыльями феникса

Анна осторожно шла к нему. От её шагов Каратель встрепенулся, но оборачиваться не стал, вдруг заметит его страх. Только потом сообразил, что она и так могла что-то слышать. Каратель не кричал во сне, но был его стон. Потом громкий всхлип, когда он вскочил без воздуха в теле, со сжатыми мышцами и остановившимся на минуту сердцем. На мгновение почувствовал, как близко стоит смерть. Но он же сам этого хотел! Только ради этого всё и затеял.

Анна подходила осторожно, боялась, что вампир догадается о том, что она слышала, как его душил кошмар. Когда Антон выскочил прочь, ей стало страшно. Он видела, как расплывались у его лежанки седые тени духов, расползались по углам, ощеривали тусклые клыкастые морды. Анна забилась в уголок, ожидая, что они подползут ближе и станут смотреть ей в глаза.

Но духи попугали немного, и ушли, а страх, пропитавший избу, все не желал исчезать. Ей казалось, что во всем этом ее вина. Это чувствовалось, шептало об этом сознание, навязчиво повторялось отовсюду. Только Анна не могла понять, что делать и как этим управлять.

— Я тебя испугал? — спросил вампир, не поворачиваясь.

— Нет, — тихо ответила Анна. Он кивнул, чтобы она присела рядом.

Анна повиновалась, но любопытство так и подмывало начать опасный разговор:

— Ты имя одно повторял. Я хотела разбудить, но...

— Боялась, — Антон вздохнул. Солнце больно грело спину, пора уходить в тень. — Ты на солнце как? — спросил он. Анна задумалась и отчего-то насторожилась.

— Как всегда, — девушка пожала плечами, отвернулась и быстро спросила: — Кто она тебе?

— Аиша?! Жена. Была.

— А так можно?

— Любить?! Можно.

Анна хотела спросить не об этом, но уточнять не стала, — много доверия их сроднит. Ни к чему это.

— Она знала кто ты?

Антон покачал головой:

— Нет, Анна, поначалу не знала. — он чувствовал, о чём она хочет расспросить, вздохнул. Вампир помнил, как силен интерес щенка. Лучше рассказать все самому. Он поднялся, подал ей руку и повел в дом.

— Хочешь узнать как это, играть вампиру в обычную жизнь? — Ане хотелось исчезнуть. Каратель чувствовал, как сжимается ее ладошка, как мелко подрагивают пальчики и дергается запястье. Сколько нужно будет приложить сил, чтобы она умерла сразу, без боли? Каратель зажмурился, сглотнул наваждение, заговорил: — Сначала было непросто. Я учился не привязываться, не чувствовать. Нужно сначала научиться играть в жизнь. Воспринимать каждую перемену, как очередную роль.

Она юркнула в свой уголок, вампир сел напротив.

— Тяжело было? — её слова затихали, словно утрачивая силу.

— До нового укуса Маркуса, — Антон старался не смотреть на нее, чтобы перестала бояться. — Когда смиряешься с сотней духов за спиной, а в клыках собирается тёмный яд, тебе уже становится все равно.

— Он тебя несколько раз кусал?

— Да. Это потом мы... поняли, что проще сначала рядовому вампиру укусить, и только через время — Верховному. Учился он на мне и на Паше. Что-то здесь такое, — вампир похлопал себя по груди, — что не дало мне умереть. Зато я видел, как гибнут другие. Мы с Марком вместе писали "Свод". Знаешь, сколько было попыток? — хмыкнул он. Антон помнил — миллионы. — Мы бок о бок прошли с ним большую часть жизни. Вместе учились приспосабливаться, маскироваться, выдавать себя за кого-то другого. У меня было много обычных жизней, есть что вспомнить. А она была одной из самых милых жен, — мечтательная улыбка Карателя заставила Анну покраснеть. Она уже пожалела, что подтолкнула его к такой откровенности, но вампир был так увлечен, что остановить его она не посмела.

— Аиша обожала мед с орехами, вышивать шелковыми нитями и играть с детьми... Она любила наших детей.

— А... — Анна вовремя осеклась. Разве можно спрашивать о таком?

— Они не были вампирами, — догадался Антон. — Может, болели чуть меньше, резвились чуть больше, но были самыми обычными детьми.

— Что с ней стало? — не к месту уточнила Анна. Но так хотелось разузнать!

— Она умерла от старости. Я очень хотел её забрать, но любил больше, чем предполагал, — тогда у него еще просыпались чувства. Господи, как же давно! — Она бы не простила, если бы я её заставил. Я тогда впервые признался женщине в том, что вампир. Она все поняла. Не приняла, но молчала. И мы прожили всю ее жизнь, забыв о том, что мне нужно скрываться. На территории современного Марокко легко было никому не показываться на глаза. Когда пришло мое время исчезнуть, то несколько десятков лет её мужа на людях играл один из моих щенков, потом другой. Она постоянно твердила, что аллах её не примет, если она станет жить вечно, и все говорила, что "нет ничего прекрасней быстротечности жизни, ведь она оставляет свободу мечтам". Думаю, поначалу она мне просто не верила. Осознала уже потом, когда стала увядать, а я... нет.

— А почему нельзя постареть? — у Анны сжалось сердце, — так хотелось утешить его, — но не посмела, только осторожно попробовала увести разговор.

— Души. Вся сила в них. Но я тебя обманываю. Постареть можно. Слегка. Когда я стал другим, мне было лет... Сколько же мне было?! Чёрт! Я уже и забыл. Наверное, лет семнадцать. И сейчас я вряд ли выгляжу на столько же, — Антон хитро прищурился. Действительно, в сорокалетнем мужчине и не предполагался наивный подросток.

Она рассмеялась так звонко и задорно, что у него в груди всё сладко сжалось.

— Ладно, вижу, что с самочувствием твоим все в порядке. Не будем терять время, проведем несколько занятий. Только сначала — завтрак, — он хлопнул себя по коленям, поднялся.

Анна смешливая и возбужденная, вскочила следом и вдруг оступилась. Вампир не понял, как среагировал, как подхватил её и, выпрямившись, прижал к себе. Они были почти одного роста, и взгляды теперь некуда было отводить. Теплая, дрожащая, она замерла под его рукой и стала еще желанней. Ее бешеное сердце ударялось ему прямо в грудь, сбиваясь и подхватывая унисон его собственного ритма.

Анна хотела отвести глаза и не могла. Боясь упасть, она схватила вампира за руки. Теперь чувствовала, как туго напрягаются сильные мышцы, и не знала, как их отпустить. От него пахло дубовой корой и лошадью, а черные омутные глаза завораживали так, как никогда не получалось у зеленых глаз Андрея. Она почувствовала, как подкашиваются коленки, сладкое дрожание сводит икры и томное тепло расползается внизу живота. И не пугали ее духи, обступившие их со всех сторон и зашторившие серым туманом окно.

Антон убрал с ее щеки тонкую прядку, и возбуждение его стало невыносимым, а запах сирени — удушающим. Вампир приблизился к замершей Анне, дотронулся губами до виска, чувствуя, как отчаянно пульсирует кровь. И вспомнил её кровяной приторно-сладкий привкус патоки, яркие зарницы на коже, когда ещё не знал, что она будет жить. Пальцы его сами скользнули по её шее, запутались в тугой косе.

Боже, Аиша, сколько же лет не было таких чувств! Сущее проклятие, что Анна напоминает именно ее. И не сопротивляется, покорно наклоняет голову, пока пересохшие губы вампира скользят по нежной коже к скуле, ниже, по подбородку подбираются к губам. Сладко как же, Господи! Губы шелковые просто, нежность невозможная! А за спиной, будто крылья бьются. Огненные. Жгут пожаром.

Антон приоткрыл глаза. Вокруг, ошалев от счастья, метались его души, теряли привычный облик людского тела, рвались клочьями и становились пламенем. От бликов рябило в глазах и казалось, что по комнате разбросали рыжее кружевное покрывало. Чем чаще билось Анино сердце, тем мельче распадались духи.

Вот же она! Вечный многоликий феникс. Ангел, ниспосланный откупить их грехи. Нашел! Только вместо победы, что пророчил Маркус, в груди осела горечь. Жгучая, невозможная. Как он теперь сможет её потерять?!

***

Маркус сделал очередной ход, и пешка стала ближе к черным. Он скрестил пальцы, самодовольно улыбнулся. Павел нахмурился, — ход был неудачным.

— Что тебя так порадовало? Ты проигрываешь, — каратель переставил слона и присмотрелся к Верховному. Казалось, Маркус его не слышал.

— Да так. Припомнил одну шутку, — рассеянно отмахнулся тот и снова сделал неверный ход.

— Марк, ты проигрываешь, — снова предупредил Павел, на шаг приближаясь к белому королю.

— Я знаю. Зато проиграв в одном, обязательно выиграю в чем-нибудь другом, — улыбнулся Вампир, подозрительно довольный для неудачной партии.

— Это в чем же? От Антона новостей нет. Разве что ты найдешь себе новую игрушку.

— У Антона все хорошо, поверь мне, — слащавая улыбка Верховного, которую частенько хотелось размазать по его физиономии, только подтверждала догадку вампира. — У него всё даже слишком-слишком хорошо.

Марк откинулся в кресле и был так доволен, что даже не захотел это скрывать. Павел знал, что ему он все равно ничего не расскажет.

— Кстати, пора бы навестить нашего пропавшего товарища. Что-то он затаился. Завтра же отправь ему послание, — вдруг оживился Вампир.

— Сейчас же отправлю, — Павел с готовностью поднялся.

— Нет, сегодня не нужно. Пусть ещё немного отдохнет, — уголок его рта пополз вверх и Верховный стал похож на развратного сатира. А Павел про себя отметил, что голубя с запиской нужно послать к Антону немедленно!

***

В Нью-Йорке они прожили две недели. Теперь Элис безошибочно находила Марона. Ей больше не нужно было входить в многоэтажные дома, чтобы угадать, есть ли он там, — она чувствовала его присутствие одним касанием к теплой стене. И каждый раз счастливо улыбалась, когда он появлялся в условленном кафе, а она протягивала ему листочек с номером дома, этажом и его примерным местонахождением во время поиска. С точностью она пока ошибалась, но и так делала потрясающие успехи.

— Их становится всё больше, — после очередной попытки сказала Элис, глотнула горячего шоколада и слизнула молочные усики.

"Слишком уж она беспечна. Становится слишком расчетлива и прагматична, — невольно подумал Марон. — Ангел ли ты, девочка?"

— Больше не пугают? – Марон пристально изучал её.

— Нет. Забавные такие. Правда иногда зудят над ухом, сил нет, но приходится слушать, — она брезгливо скривилась, покачала головой. — Я не представляю, как ты выносишь столько голосов! — щебетала она, а мягкий крем на воздушном пирожном чудесным образом исчезал за секунды.

— Я и не слушаю. У них есть старшие, пусть они затыкают подопечным рты.

— То есть у тебя там своя система? — оживленный взгляд девочки наконец-то остановился на нём.

— Что-то вроде. Зачем мне самому контролировать все души, если проще выбрать самых сильных, подкармливать их, контролировать только, допустим, десяток, а остальных пусть одергивают сами.

— А привилегии? — Элис махнула официантке и та уже мешала ей новый молочный коктейль. — У них должны быть какие-нибудь поощрения. Иначе они не станут слушаться.

— А ты прозорлива, — удивился Марон.

Девочки в её возрасте мечтали об успехе и воображали чудесное будущее. Элис же мечтала о яхте и мороженом, потому что всё самое важное у неё уже есть. Зачем желать сомнительных благ, если имеется столько чудесных возможностей?! Нужно только уметь направлять бестолковых призраков и получать всевозможные радости.

— Да, у них есть "подарки". Например, я могу позволить им указать мне родню из прошлой жизни и целый день провести с ними, прикидываясь каким-нибудь представителем рекламной компании или работником сферы услуг. Или позволить на время стать "как бы живыми" и поглощать что-нибудь вредное или делать, что хочется. Такой себе живой аттракцион.

— Не противно? Тобой же пользуются, — Элис сморщила носик и жадно потянула коктейль.

— Нет, я и сам здесь, — Марон легонько стукнул себя по плечу, — временно. Так что никаких проблем. К тому же, это так мало за то, сколько функций они на себя берут.

Она вдруг помрачнела:

— Знаешь, меня не пугает... стать таким, как ты. Больше всего боюсь... их. Это же невозможное чувство, что трупы постоянно рядом, их постоянное присутствие, вечный контроль над ними. Сам себе не принадлежишь, — она брезгливо передёрнула плечиками и скривилась. — Мне их, конечно, жаль и всё такое. И помогать я не против, но... Лучше кровь, чем это, — она показала за спину большим пальцем. — Думаю, есть способ никогда их не видеть.

Марон нахмурился. Не так он представлял себе животворящий огонь.

***

Антон не мог остановиться. Чувствовал уже, что пальчики Ани перебрались к его груди и слегка отталкивают. Не так уж и сильно, — с легким недовольством, — но вампир не торопился прерывать поцелуй. Глубокий, горячий, насыщенный, в который только и хотелось нырять поглубже.

Антон перевёл дыхание, чуть прикусил её губу, чуть настойчивей задвигал кончиком языка, одновременно прижимая Анну к горячей плоти, когда она вдруг вскрикнула. Он и сам слегка застонал от спазма в ребрах, — неизлечимая рана теперь часто о себе напоминала.

— Анна, что? Тебе больно?

Она переклонилась через его руку и прижимала ладонью бок. Каратель напрасно пытался вспомнить, было ли там повреждение.

— Нет, — глубокий вздох был красноречивее её. — Это тебе больно. Не чувствуешь?

Несколько секунд он соображал, о чем она.

— Ты... чувствуешь?! — Анна кивнула. — Как давно? С детства или после моего укуса?

— Вернулось после яда. В детстве такое было пару раз, но родители забили тревогу, куда-то возили меня лечиться. Я мало что помню.

Он усадил её. Бледная с обескровленными губами она выглядела совсем несчастной. И сам хорош! Полез с поцелуями, когда им обоим не до того. Проклятое тело!

— Я не знаю, как избавить тебя от своей боли, — вампир почувствовал себя виноватым. — Пару раз видел такое, но тогда люди сами все делали. Мне было не интересно, — солгал, и самому стало противно.

Каратель знал способ, но для этого она должна управлять своими душами, а их у нее не видно. Все просто, когда руководишь ими по пульсации цвета. А с ней как быть?! До полнолуния ей не нужно знать, что особенная. И так слишком много нового для нескольких дней.

— Я чувствую, что нужно делать, только не уверена, что получится. Это было так давно, — она вздохнула тяжелее, глаза помутились.

Антон все понял. Хорош учитель! Кормежку забросил, про кровь забыл.

— Потерпи, милая, сейчас — засуетился Каратель, доставая кинжал.

***

К охоте Маркус всегда готовился долго. Сначала посылал разведку из душ и она несколько дней шныряла по городу, заползая в самые укромные комнатушки. Иногда души застывали перед особо приглянувшейся жертвой, поглаживали чужую силу, пробовали ее на вкус. Если нравилась, — один полоз оставался рядом, чтобы в нужный момент привести её именно Хозяину. Иногда Маркус действовал через комиссаров, но чаще "гостьи" под его чутким руководством говорили родным, что едут навестить особо отдаленную родню. А в дороге же всякое может быть.

Маркус редко устраивал единичное пиршество, приглашая на праздник минимум двух девушек. Для начала он готовился сам: долго выставлял кресло, настраиваясь на энергию земли, приводил в порядок подвал, следя за тщательной обшивкой новыми сосновыми досками (очень уж нравился их аромат), правильно выставлял свет. Он припасал бутылочку виски, к определенному часу слуги готовили большой кусок мяса в степени готовности "блю" из полугодовалого нежнейшего теленка, выращенного в максимальном покое, на молоке и без лишних движений.

"Гостьи" прибывали за два дня до пиршества. Подчиненные гипнозом, спокойно селились в одной из комнат и очистительно голодали. Вампир терпеть не мог, когда при разделке пахло продуктами распада. За час до начала он принудительно заставлял некоторые их органы прекратить работу. Как раз хватало, чтобы их тела работали на износ.

И в нужный день начиналась игра. Соскучившись в многодневном покое, змеи срывались в бег. Маркус давал им полную свободу и они, ошалевшие, пьяные восторгом, поминутно меняли образы, вгоняя девчонок в паническую тряску. Визг в округе стоял невозможный, поэтому дом Верховного был на окраине. Накануне жителям ближних сел тайно подливали снадобья в колодцы и несколько дней те спали беспробудно. Кто бы мог подумать, что это чьи-то происки: скотина накормлена, на дворах порядок. Затратно, правда, зато бесследно. Жертвы сначала гонялись по ближайшему лесу, оцарапывая нежную кожу ветвями и ещё больше раззадоривая змей.

Во время погони душ, тело Маркуса было в подвале, сидело в кресле, закрыв глаза и затаив дыхание. Он весь был там, на воле, покинув бренную плоть и став таким, как изначально. От ужаса чужие души выбрасывали в воздух тучи панических искр, возбужденных, острых на вкус и таких желанных. Они пропитывали тела "гостий" пьяным адреналином и мясо тогда становилось мягким и сочным, а кровь — особенно горячей.

Нарезвившись, полозы гнали добычу к дому, заманивали в подвал, где возвращали телу Хозяина жизнь, и он — бледный Господин — медленно открывал глаза. Обезумевшие девчонки без разума, уже сожранного его душами, становились совсем ручными, подчиненными ему, боготворящими. Под его неспешную трапезу, принесенную к определенному времени, они ласкали друг дружку, будто никогда не знали иных ласк. Безумные взоры и тонкие, как жала, розовые язычки проскальзывали в самые потаенные складки друг друга, будоража самые нежные места. Зубки сперва покусывали нежно, потом становились все острее, резали белую кожу глубокими укусами, и места те быстро покрывались темным соком.

Когда кровь просачивалась в воздух, и он становился плотным, насыщенно-вкусным настолько, что было трудно дышать, Верховный включался в игру. Он позволял им любить себя, шептать страстные речи и ласкать всё тело, чтобы к запаху бойни примешался привкус его семени.

И уже после отталкивал одну девчонку, принимался за другую. Брал резко и больно, задыхаясь от ее крика, размазывая по щекам слезы и сопли пополам с кровью, чувствуя, как внутри неё собирается и хлюпает кровь. Он впитывал ее кожей, подобно губке, порами слизывал с разорванных частей. А в момент очередного пика, обезумев от страсти, Вампир вонзал специально отращенные когти в молодую грудь, наживо рвал плоть, царапаясь об острые обломки грудины. И сердце, ещё живое, перепуганное, билось под его пальцами, замирая от ужаса, когда он клыками добирался до сердцевины.

Другая девка всегда корчилась в шоковом припадке, когда он оборачивал к ней темное от крови лицо с алыми волосами. Этот момент нравился ему больше всего. Поэтому он терпеть не мог брюнетов, — на их волосах не видно крови.

И пусть она ползёт, забиваясь в угол, извивается, кричит, царапает пальцами новенький деревянный настил, сдирая частички плоти. Пусть оставляет по себе алые борозды, пытается выдавить из тела остатки распада. Он все рассчитал, и ей ни за что не отбить его желание. Чем сильнее страх, тем дольше сыт Вампир.

Можно теперь не торопясь предаваться наслаждению. Тонкие полоски плоти пополам с особым галлюциногенным соусом из редких грибов, рецепт которого люди еще не оценили. Упругие теплые белки глаз, так похожие на моллюсков. Вертлявый мясистый язычок, некогда говоривший так много колкостей. Тугая печень и диковинные легкие, заполняющие на секунду опустошенную грудину. И лакомый мозг, в котором ещё минуту назад сновало так много мыслей, а сейчас — только гематомные разводы ужаса.

Вечных снов тебе, милая. Очередная из миллионов.