Душа для Вампира

1935 г Подмосковье, Июль

Которую ночь Антон не выспался. Иногда мучился мыслями, в другой раз — тоской и сомнением, но чаще его одолевали кошмары. Они наползали внезапно, рвали безмятежные сны в клочья, оставляли после себя осколки и ожившую горечь. Возвращались былые убитые, множественные щенки и прежние жизни душ. Вампир давно уже не чувствовал себя настолько живым. Теперь же все чаще пробуждался в поту, с хриплым дыханием и бешеным сердцем, которое подкатывало к горлу и душило.

Минуло первое полнолуние, а Аня всё не просыпалась. Тяжелые увечья срастались плохо и надежды у Карателя почти не осталось.

В тот памятный день выстрелил Павел. Не в неё, в Андрея. Он должен был убить его так, чтобы Анна видела, но вместо этого она успела закрыть щенка собой. Пуля прошла сквозь неё по касательной через грудину, мимо сердца и вылетела под лопаткой. Для достоверности потом подстрелили и Андрея. Несколько минут он картинно истекал кровью рядом с Анной, а душа ее, наверное, смотрела.

О запретном Каратели не говорили, ведь душа Ани могла их услышать. О том, что Антон её уже видит, он умолчал. Первым подойдя к раненой, он макнул пальцы в ее кровь, проглотил и резкая сладость осела на зубах, связала рецепторы, обняла горло. Ему тогда стало волнительно и... страшно, будто он впервые осознал, что использует её, продаёт за свое желание.

А потом огненная душа вдруг посмотрела на него. Она возникла внезапно, подняла живой взгляд и заглянула прямо в глаза вампиру. Очень долго не мигала, по ее щеке ползла слеза. Она очень хотела жить человеком. И могла бы, если бы не Антон. И теперь душа для него пахла не аптечной ромашкой, а душила сладким запахом сирени и ландышей. Ласковый животворящий дух таким и должен быть.

Тогда Антону ещё можно было уйти, но приехал Маркус, нарушив обещание не вмешиваться, и выразил желание самостоятельно довезти Аню к дому Карателей. Почему Антон ему не противился? Зачем согласился? Верховный же нарочно попал в автомобильную аварию, чтоб не осталось шансов спасти ее. В Москве, где никогда до этого не было серьезных аварий!

Её привезли к Антону всю в крови, со слабым пульсом и изувеченным телом. Самым обидным был позвоночник, хрустнувший непонятно как. Каратель заставил себя поверить, что всё это Маркус сделал не вручную.

Почти час Антон ничего не делал, безвольно надеясь, что Аня умрет сама. И все это время ангел ее стоял рядом, сыпал по комнате золотистыми нитями и скорбно глядел на собственное тело. Она тогда так и не ушла...

Антон знал, как ей больно, и только для того, чтоб унять эту боль, укусил. Он не планировал заражать ее. Хотел обездвижить, но впервые просчитался. Чувства стали сильнее его, вышли из-под контроля, и яд пошел не светлый, а тёмный, от которого Аня станет другой. Для полного заражения нужна была только его кровь.

Антон мучил ее двенадцать часов. И все это время она вздрагивала и стонала. Он надеялся, что она умрёт. Он верил, что она умрет, и умолял небо забрать ее. Он дрожал, представляя ее последний вздох, и каждую минуту звал его.

Аня так и не умерла, а нанести последний, решающий удар, Антон... Не захотел. Теперь уж можно было признаться.

По Договору с Маркусом, Антон увез ее прочь от людских глаз и обязался сделать всё, чтобы она стала достойной. Вдали она стала безопасной. Для всех, кроме него.

С её кровью ожили внутри него чувства, которые так успешно уничтожил Маркус. Теперь вампир стал почти прежним — живым, человечным. А ещё он стал странно чувствовать ее запах — мягкий, возбуждающий, почти что родной. Временами ему не хотелось уходить, и хоть охота была необходимой, Антон насильно заставлял себя идти.

Ему не нужно было убивать, это нужно было ей. И он шёл: проверял капканы, стрелял дичь. Он пил и пил, не чувствуя вкуса, кроме привкуса мокрого пера и меха, но чувствуя, как жалость сжимает его сердце, когда затихает чужое.

Минула неделя. Кровь вампира заменила ее кровь, постепенно смешалась с ядом, сращивая переломы, ткани и обновляя мозг. Но Аня ни разу в сознание не приходила. Антону было слишком много лет, чтоб ошибиться, — не выйдет ничего, пора уезжать в город.

Он уже собрал вещи, оставалось только добить. А он все не решался.

Сидел теперь, курил, глядел через окно, как закат красит листья багрянцем и кажется, что по стволам тянется янтарная смола. А духи предсказывали грозу...

***

Ей казалось, что небо опрокинулось. Смешались вместе стороны света, утратили краски и из черноты сыпали тучами разноцветных искр. Те сталкивались, вспыхивали, гасли, вертелись по кругу и сворачивались волнами. Было душно и жарко, потом резко холодно и ветрено, и обратно. Тысячи звёзд мчались прочь, тысячи пронзали тело и звали за собой. Хотелось сорваться и бежать следом, но что-то легкое и родное останавливало.

Ане было беспокойно. Фейерверк слепил, мешал найти верный путь. Какое-то время она сопротивлялась, но теплый поток быстро увлек её за собой, и она подчинилась: покорно теперь плыла за мелкой пылью, не ища выход. Её что-то держало, мешало забыться до конца и уплыть в пустоту. Она слабо осознавала, что случилось что-то непоправимое, но все не могла понять что именно.

Махнула рукой, отгоняя назойливое свечение, и вдруг сообразила, — нет у неё рук! И ее самой больше нет! Было больно или страшно?! Беспокойно. И не к месту вспомнилось, что бабушка говорила, будто после смерти всех ждет покой. Анин покой, наверное, где-то замешкался.

Мгновение страха улетучилось быстро и незаметно. Захотелось домой. Представилось, что станет с родителями, если она действительно... Нет, даже думать нельзя! Всё еще поправимо. Аня жива!

Ее сознание скрутило, вывернуло, швырнуло прочь. У нее и самой перед глазами искры замельтешили, только теперь уже личные, а не чьи-то чужие души. Потом вдруг стало пусто. Угасли огненные вспышки, оставили мир темным и чужим.

И стали проступать из тьмы слабые тени. Сначала не четко, едва уловимо, потом все светлее. Аня увидела, что стоит посреди сруба и в печи тлеют поленья. Они отбрасывали вокруг клочья света, слепили и мешали осмотреться.

Сама Аня стояла спиной к двери. Слева — лежанка с сундуком, справа — грубо сколоченный стол. Под ногами земляной пол и так тихо, что можно представить, как хрустко перекатываются комочки почвы, как впиваются в босые ступни.

За столом сидел человек, окруженный безглазыми серыми духами. Они толпились вокруг него, закрывая от нее дальний угол избы. Аня силилась припомнить его лицо и не могла. Ей хотелось, чтобы он её увидел, но глаза незнакомца оставались пусты и безучастны. Потом он сделал легкое движение пальцами, и серые тени скользнули к его уху. Послышался шелест.

Слов Аня не разобрала, но человек вдруг посмотрел на неё. Его удивление сменилось... радостью?! Он её видит? Чему рад? Он же... Да это же Антон! И почему она рядом с ним?!

Антон поднялся, несколько мгновений пристально смотрел ей в глаза, улыбнулся чему-то и вышел прочь. Она вдруг ощутила, что он не хотел ее зацепить или испугать. А она... И рада бы его обидеть, да не может. Что здесь творится?

Задрожали кончики ее призрачных пальцев, судорогой скрутило суставы и мышцы, сердце (или что там осталось) приостановилось и заработало снова. Вернуться! Во что бы то ни стало — вернуться! К маме, к отцу, к себе самой! К Андрею и этому... Чтобы узнать, чтобы понять, чтобы решиться. На что только?

***

Ветер нещадно хлестал Карателя по лицу, заставляя вернуться в тепло. Сотни капель пронзали тело мелкими иголками, толщине которых мог бы позавидовать любой китайский целитель, но вампир не обращал на них внимания. Ему только хотелось набраться до чертиков, да уверовать в то, что ничего этого не было, что всё привиделось.

Он бежал прочь, инстинктивно путая следы, уходя всё дальше и не оборачиваясь. Мокрая одежда липла, душила, больно впивалась в тело, обхватывала руки и ноги десятком щупалец. Его бил озноб, потом жар. Ему было тошно и смешно. Он бросался наземь, бился в припадках, стонал и перекрикивал бурю. И везде вампир видел одно — её глаза, глядящие с укоризной и сожалением.

Невиданная в ту ночь разыгралась гроза. С рыком рвалось тугое небо, обнажая ослепляющее сосудистое тело туч, орошало густыми потоками землю, нещадно выламывая деревья и срывая крыши с домов. Несколько изб завалило, погибли люди. Но Антон узнал об этом много позже.

В ту ночь ему хотелось жить и умирать одновременно. Это с ним было лишь однажды. Когда яд Верховного стал для него родным.

***

Аня не понимала, что произошло дальше. Потемнели и раздвинулись тяжелые бревенчатые стены, пустили сквозь неё прохладный влажный воздух и остановились. Стало совсем темно, и вокруг ничего нельзя было разглядеть. Казалось, будто бы взывал где-то рядом одичавший ветер, молотил в стекло веткой и сыпал крупой.

Одно только было верным — сильная боль в голове и стук в висках. Хотелось унять их как можно скорее, но руки отчего-то не слушались, а тело стало чужим.

Тело? Её тело?! Аня действительно была в нём, и пальцы нащупывали колючее шерстяное одеяло, твердую постель и покатое дерево стены. Глаза поймали блики на стенах, пятна, тени от движения и... запахи. ЧуднУю смесь из знакомого и нового, в чем невозможно разобраться. Пока думала над этим, смешались вместе шорохи: под кроватью, снаружи и в деревянных стволах сруба. Везде ползали, шуршали, впитывали, капали и вздыхали. Мир стал совсем не таким, как она привыкла. Родной мир стал иным, хоть она его и узнала.

Она зажмурилась, боясь вздохнуть. Ожившее воображение живо рисовало картинки чудовищ, как в детских сказках, которыми стращала бабушка.

— Уже проснулась? Как ощущения? — от мужского голоса Аня вздрогнула. Но ещё сильней задрожала, осознав, что не слышала, когда он вошел.

И хотела бы ответить, да в горле пересохло. А он как знал! По шагам Аня угадала, что он прошел в сторону, потом к ней, близко-близко склонился. Так, что дыхание слышно. Холодную ладонь просунул под голову, поднес к губам жестянку. Запахло металлом и потянуло холодом.

— Выпей, станет легче, — тихо сказал он. Кто? Голос она забыла. Нужно глянуть, но как? Страшно ведь.

Глотнула прохладного чая, сердце чуть успокоилось, веки дрогнули и поднялись.

Антон уже отошел к огню, сидел на табуретке, грел ладони. В полумраке стал плохо различим, но пар от промокшей одежды Анна видела хорошо.

— Где я? — негромко спросила она. Горло ещё не слушалось, сипело.

— В надежном месте. Станет полегче — все расскажу, — туманно ответил он.

— Что случилось? Где мои родители? Андрей? — ей стало страшно.

Зачем она здесь? Вокруг пахнет только лесом. Люди где? Город?

— Ты была ранена... тяжело. Нужно подлечиться, — он вдруг поднялся, подошел к ней. От его близости Анна дернулась, но убежать не могла. Антон опустился на корточки, зачем-то нашёл её ладонь. — Нет больше Андрея. И тебя больше нет. Все думают, что ты умерла.

— Как так... я же... а мама... — растерянный взгляд девушки заметался по стенам, глаза стали большими и влажными, добавляя ей сходства с несчастным олененком. Антон едва удержался, чтобы не прижать ее к себе. Не примет же его, не поверит!

— Теперь ты другая. Ты заболела, и когда в следующий раз проснешься, я всё тебе объясню.

— А сейчас? Зачем я здесь? Кто ты вообще такой? Тебя осудят и расстреляют, если узнают...

— Если узнают, — уточнил Антон. — А обо мне не узнают. Андрей же тебе говорил.

— Он... Это правда, что ли? Да вы тогда оба...

— И ты теперь вместе с нами, — он улыбнулся. Ей стало гадко и обидно, что теперь ничего нельзя сделать, никак ему не повредить.

Дыхание перехватывало, и воздух стал сухой, больно царапал горло. Поплыли блики, комната, лицо сумасшедшего и Аня провалилась в темноту.

Пальцы вампира скользнули к ее шее, отсчитали пульс. Ранки от клыков затянулись, а полукруглый синеватый след его челюсти ещё остался. Бледная кожа девочки покрылась испариной, дыхание сбивалось, и бешено пульсировала венка. В полумраке ее волосы стали совсем черными, липкими. Антон откинул одеяло.

Она была совсем нагая. Повязка между грудей уже не пропитывалась кровью, но снимать еще рано. По телу везде ссадины, синяки и следы ушибов. В последние дни они меняли цвет, говоря о заживлении. Каратель запустил ладонь ей под спину, закрыл глаза, очертил пальцами позвонки, находя поврежденные. Ещё горячие, ещё болят. Не открывая глаз, вампир другой рукой провел по её животу вниз к лобку и линии бедер. К чему-то прислушался, улыбнулся. Почти зажили отбитые почки и печень, а матка уже стала на место.

Каратель поднялся, снова укрыл её, и какое время стоял рядом, наблюдая, как тонкое золотистое свечение "особой" души окутывает Аню. Когда-нибудь оно обязательно вспыхнет огнём.

К очередному полнолунию Аня была не готова, и спустя три недели Каратель уколол ей морфий. Она металась в бреду, горела, кричала. Она шептала, что он сумасшедший, и она сама такая, потому что нет никаких упырей, нет бессмертия и Антон просто безумец. В очередном припадке, когда он удерживал ее на месте, Аня его укусила, оставив на запястье глубокий след от зубов и легкие царапины на месте подросших клыков. А к утру затихла. Он знал, что скоро она проснется, ведь переломы зажили, органы залечены, а тело готово к новой жизни.

Август

Пахло дымом и сыростью. Прошлогодние листья слежались у стены и тянули сладкой гнильцой, под ними копошились жучки и черви, источая легкий запах сырости и глины. Из-под крыши сорвался кусочек коры, прошелестел по бревнам, упал в сухую траву. Он спугнул с травинки паука, и тот цепкими лапками засеменил к веточке шиповника. А прямо под лежанкой стрекотал сверчок, чесал лапкой хитиновый панцирь, шевелил усиком и перебирал жвалами.

Анна осторожно открыла глаза. Разум боялся куда больше, чем нужно. Уши не верили тому, что слышали, глаза — тому, что видели, но в ответ на это тело не дрожало. Оно будто знало, что с ней происходит.

Воздух от множества пылинок стал похож на вуаль. Она мелко золотилась в тусклом свете мутноватых окошек, оседала на лицо. Аня чихнула, почесала нос и с удивлением уставилась на руку. Та шевелилась, а боли не было. Аня помнила, что в прошлый раз, могла подвигать только пальцами, теперь же... Она осторожно потянулась, ощупала тонкую сорочку на теле, медленно приподнялась. Ничего. Вспомнила горячую боль меж грудей, закрыла её ладонью. Шрам от пули пульсировал, ошибиться было невозможно.

Страх спазмом схватил за горло, забился внутри бешеной птицей. Аня стала вспоминать, откуда был выстрел, и как потом прошла пуля. По всему выходило, что если сквозное, то след есть и на спине. Стала искать его, нашла под лопаткой. Задумалась, почему не могла шевелиться. Лекарства какие-то или что?

— Там не только пуля была. Ещё кое-что, — Антон приподнялся на лежанке.

Аня и не заметила, что он лежит там неподвижно, наскоро прикрылась, невольно отползла в угол. Он же видел ее нагой!

Антон с минуту смотрел на нее. Глаза у неё большие, испуганные. Понимал, что надо говорить. Приближаться к ней специально не стал, хоть обычно и успокаивал таких щенят силой.

— Не бойся, я тебе ничего плохого не сделаю. Теперь с тобой всё в порядке. Сейчас ты оденешься, и мы поговорим.

Он кивнул на край ее постели. Там лежали мужские вещи, на полу — пара ботинок. Мужчина встал и вышел. Аня не решилась спросить, что с ней будет дальше, торопливо оделась и пошла следом. Антон был совсем рядом: сидел у костра чуть поодаль двери, помешивал что-то в подвешенном котелке. Ветер донес вкусный запах вареного мяса и распаренной крупы. Аня поглотила голодную слюну, остановилась, не решаясь подойти.

— Подходи, не бойся. Голодная же.

Кругом был только лес. Высокие деревья обступили со всех сторон, кусты между ними и высокая некошеная трава. Совсем непонятно, где они и куда бежать. Где дом?

— Некуда бежать, лес повсюду, город далеко. Да и нельзя тебе... — Антон словно прочел ее мысли. Аня покраснела:

— Почему?

Антон глянул на неё хмуро, поднялся. Не выйдет так, как планировал. Ну, и бог с ним.

— Ты же не успокоишься? — без особой надежды спросил он. Она помотала головой, пристально ловя его движения. — Тогда, Анна, вернись в дом, — сухо приказал Антон. Его голос внезапно стал жестким и тяжелым. – И я все тебе расскажу.

Ей представилось, что сейчас он достанет из кармана пистолет, и Аня попятилась, с ужасом замечая, как быстро он двигался. Она юркнула на кровать. От резких движений стало дурно, оглушило; смешались звуки и запахи, на миг потемнело в глазах. Аня зажмурилась, обхватила голову руками, пока все не прошло.

— Что это? — Анна шевельнула губами, сама не понимая, о чем говорит.

— Скоро пройдет, нужно немного привыкнуть. Андрей тебе правду сказал. Про него и... про меня. Теперь ты такая же. Ты — упырь, вурдалак, назови, как хочешь, — существо одно.

В глазах ее столько страха, того и гляди сорвется бежать. Только уже не спастись. Губы от шока сковало, плоть ужасом связана. Антон подошел к ней, смотрел прямо в глаза.

— Это всё правда. Теперь ты не умрешь. Ты просто заболела. Болезнью, которая поможет тебе стать лучшей среди людей. И плата не настолько высока, как тебе кажется сейчас. Я помогу тебе, я научу...

— Чему? Убивать? — Аня заметно нервничала. Каратель был нарочито спокоен, но уже готов к сопротивлению.

— Если ты будешь меня слушаться, тебе не нужно будет убивать.

— Замолчи! Это всё ложь! Всё мне снится... Сейчас я проснусь... или умру... и тебя больше не будет. Ничего этого не будет! Это просто бред! Мозг умирает, только и всего... Да... Просто умирает.

Она утратила контроль, страх сжал легкие, и воздух из них рвался громко, со свистом. Взгляд Анны заметался по стенам. Она зажмурилась, промычала что-то и бросилась к двери. Заперто! Он её запер! Окно! Один удар! Ну, и что, что не сбежать, зато осколок можно взять, ударить Его...

Анна остановилась с занесенной рукой. По запястью текла кровь с темными рваными сгустками, оставляя грязный, сине-лиловый след.

— Что это такое? — Анна потрогала ее, растерла в пальцах, выронила обломок стекла. Антон оставался на месте, наблюдал.

— Твоя кровь.

— Это невозможно... Что ты сделал?! — голос Анны сорвался, глаза сузились и ожесточились.

— Спас тебе жизнь. Ты бы умерла, — угрозы в его голосе она предпочла не слышать.

— Я не знаю, где я, и не представляю, кто ты. Я не знаю, как вернуться домой, и мои родители думают, что меня расстреляли. Меня и самой больше нет. Ты... спас меня?! Да, это дурной сон! Я хочу домой! Я жива!

— Я не отпущу тебя домой, ты не можешь держать себя в руках. Если ты сорвешься, о нас узнают люди. Это опасно. Это ставит под угрозу существование нашего вида, и не могу этого допустить.

— Да ты сумасшедший! Немедленно выпусти меня домой! Я здесь не останусь!

Она снова побежала к двери, дернула ручку. Снова и снова. Ничего. Замолотила в нее кулаками, уже не замечая странной крови и ссадин на коже. Антон приблизился, зажал ее в объятья, прижимая руки к телу. Анна забилась, пытаясь высвободиться, вырваться. Стала кричать, рычать, извиваться. В голове пульсировало только одно желание: "Бежать, куда угодно бежать! Там отец. Он поможет, он все объяснит..."

— Хватит, Анна. Это правда.

— Молчи! Немедленно замолчи! Ты всё лжешь!

— И это тоже лгу?! — Антон удержал ее одной рукой, ловко обнажая запястье на другой. Показал синяк от укуса и следы клыков. — Хочешь, примерим, чьи зубки их оставили? — он приврал немного, но вины не чувствовал. Так она скорее поймет.

Анна оцепенела, перестала рваться прочь. Видела только небольшой полукруг челюсти. След не мог принадлежать Антону. Значит, только ей. Выходит, всё верно? Но зачем? Почему он спас её?

— Андрей тоже такой же? — спросила Анна, затихая.

— Был.

— Ты сказал, что нельзя умереть...

— Ему выстрелили в сердце. Так получилось. Ты хотела его защитить, но вместо этого стрелок сбил прицел. Нелепая случайность.

— Я его убила... — она оцепенела.

— Просто так вышло. Он очень хотел, чтобы ты выжила, — врать ей было невыносимо, но другого выхода вампир не знал.

Она стала совсем послушной, покорно вернулась на свою лежанку и даже не заметила, что Антон отошёл.

Немыслимо! Она сама виновата, что Андрей погиб. Сама виновата, что Антон сделал её такой. Вернуть бы дни обратно... Она же его никогда больше не увидит... С чего вдруг это сожаление?!

— Кто он тебе... был? — снова заговорила Аня.

— Он был моим учеником. Но в этой стране я называл его братом.

Она с трудом подняла глаза. Они стали совсем темными и влажно блестели. Она пока еще не плакала.

— Что теперь? Что ты со мной сделаешь? — безучастно спросила она.

— Ничего. Стану тебя учить тому, что знаю, обо всём расскажу.

— Я не хочу так жить... — прошептала она. Карателю почти стало ее жалко:

— Выбора у тебя нет...

— Должен быть способ... Как-то же вы умираете. Андрей умер от выстрела в сердце.

— От выстрела вампира в сердце. Я стрелять в тебя не стану.

— Это жестоко! Ты заставляешь меня...

— Для начала я принесу тебе правила. Может быть, тогда ты поймешь, что все не так страшно, как показалось вначале. От тебя требуется изучить их и соблюдать.

— А если нарушу?!

— Есть масса бесконечных пыток, которые убедят тебя в неправильном выборе. Можем прямо сейчас испробовать парочку.

Анна испуганно замотала головой.

Ньюпорт

В начале августа бриз был особенно ласков. Элис любила подолгу сидеть на берегу, заглядывая за горизонт. Представлять что там, вдали, прямо сейчас рождаются ветра, а может быть, и бури. Теплые волны касались ее ступней, слизывали налипший песок и стыдливо отползали. Марон стоял поодаль, ещё не решаясь выходить в жаркое закатное солнце, и она подошла к нему сама.

— Мы же когда-нибудь вернёмся сюда, правда?

— Лет через тридцать-сорок. Может быть.

Они уезжали в Нью-Йорк. Так решил Марон. Ему пора уже было менять облик, примелькавшийся в этом городе за последние шестнадцать лет. Тогда пришлось бы переоформлять опекунство над Элис. И вся это канитель выглядела бы странно.

Элис уже научилась говорить с душами, и подолгу с ними откровенничала. Они верили ей, откликались на расспросы и охотно выдавали тайны былой жизни, сыпали скабрезными шуточками, припоминали, какими были при жизни. Она слушала, жалела или радовалась вместе с ними. Она голубила их, и предлагала сладкий чай и пирог с черникой. Они смущались и сокрушенно кивали головами. Потом не хотели уходить, и долго еще были с ней рядом, когда она засыпала.

Марон всегда наблюдал за ней, всё ждал, когда увидит на ладонях огонь. Но пламя спало, и душа проявила себя лишь однажды, когда ему было плохо. Охота тогда была неудачной, и вместо всплеска жизни принесла вампиру пулевую рану и большую кровопотерю. Он вынужден был скрыться, потому что темная кровь вызвала бы вопросы неожиданных прохожих. Гораздо безопаснее вернуться домой, залечить раны и охотиться снова.

Марон ничего не хотел ей говорить. Но Элис застала его случайно, наверное, почувствовала. Она помогла с операцией, остановила кровь и долго шептала что-то над раной, накрывая ее ладонями. От них шёл жар и на кончиках пальцев ему виделись крохотные огненные язычки. Вампиру тогда подумалось, что всё это привиделось от болевого шока.

Он знал, как разбудить пламя, но она была еще слишком юна. Она ещё его не любила.