Глава 9. Кара. Срыв
Боль.
Юная душа разрывалась и, казалось, от неё уже давно ничего не осталось — только ошмётки на обочине жизни, которыми побрезгуют даже крысы. Так что же тогда болело? Каждый, сука, раз?!
Глупая дура. С чего я вообще взяла, что будет иначе? Разве хоть когда-то было иначе?!
Кара со всего размаха пнула урну, попавшуюся по пути, и грохот наполнил узкий переулок. Но это не уняло чувств.
Мать послала в ад. Прекрасно.
В голове всё настойчивее стучал вопрос: зачем она вообще жила? Была ли жизнь наказанием, испытанием, а не даром? Для чего, или вернее — за что? Почему другим всё приносили на блюдце, а ей пригодилось каждый грёбанный день выгрызать себе право жить — вместо существования? А иногда и его ставили под сомнение. Почему ей приходилось продираться через всякую хрень, и подкидывали её даже те, кто должен был защищать от всего?
Несправедливость долбила больнее физических ударов. Каре казалось, что хуже быть уже не могло.
Ошибалась.
Но не собиралась это признавать. Потому что всё сущее давно стало для неё трагедией, и где-то там маячила точка, за которой Кара сломалась бы окончательно. Стой на месте или беги, сбивая колени после каждого падения, вставай или оставайся лежать навзничь, обессиленная, на земле — нигде она не могла скрыться от самой себя.
Но хотя бы жгучее желание сбежать подальше от проклятого дома, куда совершенно не хотелось возвращаться, казалось осуществимым. Вот только куда ей податься?
Чёрт возьми!
Она была фитилем, который нещадно сгорал в яркой вспышке. Зрение расплылось, пелена бестолковой влаги потекла по щекам, потерянный всхлип вырвался из груди. Кара пихнула кого-то плечом, но похрен! Поток ругательств потонул в шуме улиц и догнал только спину девушки. Она бежала и бежала, пока не выдохлась. Лёгкие горели, грудь вздымалась от тяжелого дыхания, а слёзы сами собой огибали почти слившиеся с кожей веснушки, пощипывая своей солью тонкую, краснеющую кожу.
Холодная капля с неба упала на её лоб, другая коснулась щеки, и девчонка прикрыла глаза, усмехнувшись. Снова дождь.
«Как в сопливом, бля, романе. Как в ту самую грёбанную ночь. Ха-ха...»
Её пронял смех. Горький. Истерический. Спонтанный. Может, она действительно мало отличалась от своей матери, и всё было лишь вопросом времени?
Пальцы сжали зажигалку. Костяшки побелели. Сигарет с собой не было, а так хотелось затопить мысли и тело в дыму, чтобы скрыться в сером мареве ото всех.
— Слышь! Где ты сейчас, а?! Может, поможешь ещё раз?! — громкий смех сотрясал лёгкие. Каре было плевать, если кто-то увидит или услышит. Она устала прятаться. — Слышишь, да?! Чёрт тебя подери!
Смех резко оборвался — будто задохнулся. Кара подняла взгляд: прямо перед ней, под косыми струями дождя, возвышался тот самый недостроенный небоскрёб.
Целый. Как её и убеждали.
В пору было снова рассмеяться. Ведь говорили же, не было никакого взрыва, а она верила! Верила самой себе! И теперь, когда голубые глаза видели подтверждение собственной неправоты, в них зияла пропасть обиды. Ей же не могло почудиться. Не могло!
Каре отчаянно захотелось, чтобы всё вокруг рухнуло. Разбилось вдребезги. Вместе с ней. Прямо сейчас. Но она только неподвижно стояла, будто приросла к месту.
— Катись оно в ад... — почти беззвучно шептали искусанные до крови губы девушки.
Но, казалось, что в него катилась она сама. Кара со всей силы швырнула зажигалку, бряцнул об асфальт металл, подпрыгнул и скрылся где-то во тьме.
— Катись в ад!
Эхо повторило громкий возглас, ветер унес слова с воем, и в глазах потемнело. Кара не падала, она словно проваливалась глубже. Образы помрачнели, и реальность словно сдернула с себя красивую обертку в один короткий миг. Осталась только уродливая изнанка бытия... Девушка моргнула и во тьме — среди потускневших фонарей — увидела его.
Почерневший шпиль небоскрёба. Полуразрушенный. Тёмный.
Она не сумасшедшая.
Кара считала, что здание тогда обрушилось полностью, но теперь видела, что нет. Яркие глаза смотрели широко и неотрывно, и даже дождь будто замедлился, а слёзы высохли. Воображение обманывало? Нет!
Кара суетливо нащупала в кармане старенький телефон с дурацкой камерой — ей нужно было доказательство. Для самой себя, не для других. Но почему же тогда дрожали руки?
— Я не хотела, чтобы так произошло, — призналась она зачем-то едва слышно, и кто-то, казалось, завыл. Кара вздрогнула и резко обернулась, быстро-быстро моргая.
Послышался сигнал автомобиля... вакуум вокруг словно лопнул, а жизнь снова потекла своим чередом: ярче загорелись фонари, ожили звуки неспящего города. И снова полил дождь. Только сердце у Кары стучало беспокойно. Чёрный круг зонта внезапно накрыл её, защищая от дождя, и девчонка испуганно развернулась к подошедшему.
Взгляд её мгновенно подернулся узнаванием.
— Тренер?
— Жаль, не Санта Клаус. Привет, Кара, что ты здесь делаешь под таким ливнем?
— Я... я... — она опустила взгляд, не зная как ответить и что. Тренер был хорошим человеком, она прислушивалась к нему и доверяла, но ответила всё равно колко: — Ушла из дома. Не говорите мне возвращаться, ясно?
— Вполне, — он смерил её внимательным взглядом, в котором не было давления. Только понимание. — Не хочу навязываться, но не хочешь поделиться?
— Я хочу на скейт и тренироваться до потери сознания.
— Сейчас дождь, если ты не заметила. Но у меня есть идея получше. Пойдём, тут недалеко.