Глава 22. Наизнанку
Следственный изолятор. Комната допроса. 19:12.
Жёлтая лампа под потолком не моргает — светит стабильно, без жалости. Комната холодная. Из окон тянет сквозняком.
Стол. Два стула. Металл. Никаких удобств.
На одном из них — Светлана Трунина.
Серый свитер, волосы собраны, руки сцеплены в замок. Уставшее лицо без косметики. Под глазами — чёрные тени. Она не плачет. Уже не умеет.
Напротив — Женя Лопатин. Тетрадь. Ручка. Сигарета в пепельнице — почти догорела.
Он смотрит на неё не как на подозреваемую.
Как на человека, который больше не держит оборону.
Пауза. Звук вентиляции.
Женя заговорил тихо:
— Свет… ты знаешь, что я знаю. У нас всё есть. Подписи, контракты, переводы.
Ты же не думаешь, что я сюда пришёл просто так, да?
Светлана молчит. Губы сжаты в линию. Только пальцы дрожат.
Женя кивнул сам себе, медленно достаёт лист из папки, разворачивает.
— Контракт. Заказчик — Светлана Викторовна Трунина. Предмет договора — разработка специфического яда на опиатной основе. Лаборатория “НАУ”. Подпись — твоя.
Он кладёт лист на стол. Молча.
Светлана не смотрит. Только губы дрогнули.
— Зачем, Свет? — тихо. Почти по-человечески.
— …я не заказывала яд, — выдохнула она. — Я… я не думала, что всё дойдёт до такого.
Женя спокойно:
— Ты просто перевела деньги, да? Просто помогла "протолкнуть проект", ничего не зная?
Светлана отвела взгляд.
Глаза — на край стола. Руки сжались крепче.
— Мне нужны были средства. На лечение. На ипотеку.
— На Алису. — прошептала она.
— И ты решила вложиться в яд?
— Я не знала, что они будут его применять! — сорвалось с неё, голос дрогнул. — Я думала, это будет что-то медицинское, ветеринарное… на фермах...
Женя молчит. Он слышал это тысячу раз.
«Не знала», «не думала», «не моя вина».
Он поднял глаза:
— Добрынин мёртв. Повешен. Все в “НАУ” — мертвы.
Все, кроме тебя.
Светлана содрогнулась.
— Я… я слышала про яд. Он был нестабильным. Дмитрий сказал, что заказчику нужно средство “мгновенного контроля”. Я спрашивала — зачем, кому... Он сказал — это заказ из-за границы. Я не вникала. Я… я просто…
Женя перебил спокойно:
— Ты просто не хотела знать.
Светлана заплакала. Тихо. Беззвучно. Слёзы текли по щекам, и она не вытирала их. Словно — разрешила себе наконец сломаться.
— Это не должно было быть так. Серёжа говорил, что всё под контролем. Что это просто схема. Что главное — результат.
— Что главное — Алиса должна жить…
Женя слушает. Тихо. Не перебивает.
— Я видела девочек… их привозили, увозили. Мне говорили — это временно. Всё в порядке. Что они “пересидят, поедут дальше”…
— Ты верила в это? — спросил Женя, впервые с оттенком боли.
Светлана смотрит в его глаза. Губы дрожат.
— Я хотела верить. Понимаешь?.. Я мать. Я просто хотела… жить в иллюзии.
— Иначе я бы не смогла смотреть Алисе в глаза.
Пауза. Тяжёлая, как бетонная плита.
Женя поднимается из-за стола. Подходит к стеклу, за которым сидит наблюдатель.
Говорит тихо:
— Запишите. Добровольное признание. Светлана Трунина. Причастность к финансированию лаборатории “НАУ”, созданию вещества “Андроникс” и… соучастие в прикрытии схем Трунина.
Он оборачивается к Светлане.
— Всё уже закончилось, Свет.
Светлана кивнула. Глаза — пустые.
Она не борется. Она не может.
---
Когда Женя вышел в коридор, он закурил.
Никита ждал с отчётом в руках.
— Ну? — спросил тихо.
Женя выдохнул дым:
— Всё. Она призналась.
— И?
Женя молчал. Потом сказал:
— Она просто хотела спасти дочку.
Никита хмыкнул:
— А в итоге — похоронила всех.
___________
Следственный изолятор. Комната допроса. 19:18.
Только что Женя вышел.
Дверь медленно закрылась за ним. Светлана осталась одна. Комната вдруг стала гулкой. Воздух — как вакуум.
Она медленно посмотрела на свои дрожащие руки.
Открыла папку с бумагами, где лежал её отказ от адвоката.
Между листами — тонкий металлический лезвие от канцелярского ножа. Его не заметили. Или не хотели заметить.
— Прости, Алиса, — прошептала она.
И всадила себе лезвие в горло.
Кровь брызнула на стол. На пол. На стены.
Через полминуты вбежал надзиратель. Посмотрел — и отпрянул, как от горячего.
— Она… она… — срывающимся голосом бросил он в коридор, — она там…
Женя с Никитой переглянулись. Молча, без слов — как в бою.
Зашли.
На полу — Светлана, вся в крови. Лицо спокойное. Как будто она наконец смогла уйти.
Без судов. Без позора. Без ответов.
— БЛЯТЬ! — закричал Женя, сжав кулаки. В голосе — злость. Отчаяние.
Никита подошёл ближе, проверил пульс. Лицо белеет.
— Мёртвая.
Женя посмотрел на него как на идиота.
Развернулся и вышел из комнаты, захлопнув дверь.
— Что я не так сделал-то, Жень?! — крикнул Никита вслед.
Повернулся к надзирателю:
— Пакуйте. Оформляйте. Документы, тело. И вызовите скорую. Сообщим родственникам.
Он вышел следом.
Коридор. Дождь стучит по стеклу.
— Жень, подожди. Ты можешь объяснить свою реакцию?! — догнал Никита, шаг в шаг.
Женя вышел на улицу, закурил. Ветер, дождь, сигарета еле держится.
— Алиса теперь сирота. — сказал он, не глядя. —
Сначала отец — ублюдок, что делал из девочек товар.
Теперь мать — вскрылась, потому что не выдержала правды.
— Жаль её… — сказал Никита, глядя в лужу, —
но по закону… ей нужно сообщить. Ты сможешь?
Женя кивнул. Молча. Пепел с сигареты упал прямо на ботинок. Он даже не смахнул.
— Жень, мне правда… очень жаль.
Женя шепнул себе под нос:
— Да пошёл ты нахер, Лосев.
Сел в машину. Закрыл дверь. Вдавил педаль.
---
19:22. Подъезд дома Труниных. Дождь.
Женя стоит под козырьком, смотрит на чёрный вход. Дом будто мертв.
Он выходит из машины, ставит на сигнализацию. Поднимается по лестнице, ступень за ступенью, как будто каждая весит сто кило.
Дверь — приоткрыта.
— Алиса? — тихо сказал Женя, заходя, — ты дома?
Из комнаты вышла Алиса. Светлая футболка. Распущенные волосы. Лицо — без выражения. Пустое.
— Ты обещал, что привезёшь маму домой… — медленно, почти шёпотом, — почему ты один?
Женя подошёл ближе, осторожно. Как к хрупкому стеклу.
— Светлана… — выдохнул он. — Прости. Она… она убила себя. Прямо после допроса.
Алиса смотрела. Просто смотрела.
А потом — улыбнулась.
— Я тебя просила… — начала она, — просила не лезть.
Просила… просила… просила…
Голос стал громче, смех вырвался из неё — дерганый, сухой, страшный.
— Алиса! — Женя подошёл, схватил за плечи.
Глаза Алисы — мёртвые, мутные, как у человека, которого больше нет.
Женя схватил телефон.
— Скорая. Срочно. Психиатрическая. Девочка. 16 лет. Нервный срыв.
---
Через 15 минут.
Алиса — на диване. Белая, как мел. Вена на руке — под ваткой, вкололи успокоительное. Она сидит, уставившись в одну точку.
Женя — на полу, напротив. Смотрит на врача.
— Сильный срыв. Девочку нужно лечить. Психика… — врач качает головой, — в тяжёлом состоянии. Считай, на грани распада личности.
Женя тихо:
— Сколько времени нужно? И сколько это стоит?
— В среднем — от полугода до двух лет. Стоимость — около трёх тысяч долларов в год.
Но… нужны разрешения. Характеристика из школы. Согласие опекунов.
Женя встал. Подошёл ближе. Голос — твёрдый.
— Отец под следствием. Мать — мертва. Из школы её вычеркнули по “гуманным причинам”. Она — дочь Трунина.
Врач кивнул. Пауза.
— Тогда нужен временный опекун. Вы готовы? Официально?
Женя смотрит на Алису.
Девочка даже не мигает. Смотрит в стену.
Женя отвечает не сразу.
Но когда говорит — уже без сомнений:
— Да. Я возьму это на себя.
Женя подписывает форму. Фоном — дождь. Врач ставит печать.
Никита смотрит в окно. Курит. И не знает, кто из них теперь глубже в этом аду.