Нокаут для сердца

Я смотрю, как она уходит. Алиса.

Плечи прямые, как струны, напряжённые до боли. Шаги — быстрые, решительные, почти сердитые. Ни одной попытки обернуться. Ни взгляда через плечо. Только глухой хлопок двери, будто точка в приговоре. И всё. Квартира становится глухой, как колодец — только эхо её каблуков ещё бродит по стенам, как фантом.

Я замираю посреди комнаты. Воздух будто стал плотным, липким. Руки опущены, но в пальцах — ток. Гнев? Нет. Боль. Та самая, которую не признаёшь даже себе.

— Дима...

Голос мягкий, но в нём больше укора, чем сочувствия. Я поворачиваюсь.

Катя.

Моя младшая сестра.
Вечно не вовремя. Вечно в самую точку.

Стоит в моей футболке — длинной, почти до колен — с мокрыми, спутанными волосами. Вид у неё будто после душа, но глаза сухие и серьёзные. И смотрит она на меня так, будто у неё в руке приговор, и осталось только зачитать вслух.

— Ты мог просто сказать ей правду.
— Не твоё дело. — отзываюсь резко, кулаки сжимаются сами собой. Хрустят суставы.

Катя только вздыхает. Плавно подходит ближе, как врач к раненому.
— Ты же любишь её. Почему ты всегда всё усложняешь?

Люблю.
Я даже не спорю. Не отрицаю.
Потому что это уже не врать — это убегать. А я бегал слишком долго.

Я отвожу взгляд. В потолке трещина. В моей жизни — пропасть.

Но я не побегу за Алисой.
Не сейчас.
Когда за углом маячит Марк — как тень, как выстрел, как всё, от чего я должен был её уберечь.

— Она думает, что ты её предал, — продолжает Катя и с раздражением бросает полотенце на диван. Мягкий хлопок по ткани — и снова тишина.
Такая громкая, что хочется её разорвать.

Я поворачиваюсь к окну.
За стеклом — ночь, как чернила. Город спит. А у меня в голове война.
— Пусть думает. — мой голос ровный. Слишком ровный, чтобы быть настоящим.

Катя ничего не отвечает. Только смотрит ещё пару секунд. И я чувствую её взгляд — тяжёлый, как груз. Потом — шаги и она скрылась в гостевой комнате.

Я остаюсь. Один.
Только я и этот проклятый телефон в руке.
На экране — фото.
Маленький мальчик. Светлые волосы, серьёзный взгляд. Весь — она. Алиса.

Утро в спортивном клубе.

Алиса пришла первой. Намеренно. Даже раньше, чем обычно приходят фанаты здорового образа жизни — те, кто считает рассвет началом продуктивного успеха, а кофе — ритуалом очищения.
На часах — 6:30 утра, в коридоре пахнет средством для полов и усталостью. Уборщица в наушниках монотонно водит шваброй, будто танцует в своем отдельном мире, где нет боли, мужчин и недосказанности.

Алиса останавливается у двери.
"Д. Волков. Второй тренер по боксу"
Буквы чёрные, строгие, уверенные в себе. Не дрогнули, когда она уставилась на них. И всё равно — взгляд цепляется, будто хочет прожечь.
Не думать. Только работа.
Но стоит ей открыть свою собственную дверь — и дыхание сбивается.

В лицо ударяет его запах. Одеколон. Узнаваемый. Тот, который ещё никогда не впитывался в её подушку.
На столе — чашка горячего кофе. Свежего. С пенкой. И записка: "Выпей. Сегодня долгий день."

Без подписи. Но её рука сжимается — узнала. Конечно узнала.

Она берёт записку и, не глядя, швыряет в урну.
Кофе остаётся стоять. Он остывает.
Как и она.

Тренировочный зал. 9:17

В зале кипит жизнь — бодрая, потная, шумная. Дмитрий в центре, как солнце системы, вокруг которого кружатся новички. Он говорит громко, смеётся слишком звонко, размахивает руками, будто объясняет физику удара — или пытается разогнать остатки вины.

Алиса проходит мимо, взгляд на документы в папке, шаги быстрые.

— Ой, доктор! — голос летит в зал, как мяч в цель. — Мне мою медкарту не дописали!

Она замирает на полшага. Спина прямая, но не оборачивается.

— Запишитесь на приём. Как все.

За спиной раздаётся смех — высокий, девичий. Блондинка. Та самая.
Сидит на скамейке, в его куртке, снимает на телефон, как Волков показывает упражнение.
Наверное, хэштег поставит: #мойгерой.

Алиса сжимает папку так, что хрустит переплёт.

— Волков! — из-за угла высовывается тренер по плаванию. — Твоя девушка кофе пролила на мои отчёты!

Дмитрий пожимает плечами, театрально, с лукавой ухмылкой в её сторону:
— Что поделать. Влюблённая.

Алиса разворачивается и уходит.
Не слышит — а может, не хочет слышать — как он резко перестаёт смеяться.
Словно выключили свет.

Раздевалка. 13:40

Алиса бросает металлические инструменты в стерилизатор. Резко, почти с вызовом. Каждый лоток — как капля злости, упавшая в кипяток.

Дверь резко распахивается.
— Ты не поела.

Она даже не поднимает глаз. Но уже знает — он.
Стоит в дверях, в руках — контейнер. Её любимый салат. Из того кафе, где они прятались от дождя месяц назад.

— Я не голодна. — она включает стерилизатор. Шум заполняет пространство, как щит.

— Это не она.

— Мне всё равно.— говорит спокойно, но пальцы дрожат.

Он делает шаг внутрь, ставит контейнер на стол, накрывает его ладонью, не давая оттолкнуть.
— Моя сестра. Катя. Приехала на два дня.

Алиса поднимает на него взгляд. Впервые за день.
Глаза — лёд.
— Почему ты не сказал этого вчера?

Он опускает голову, теребит пальцами крышку.
— Хотел посмотреть, побежишь ли ты.

Молчание. Глухое, звенящее.

Стерилизатор пискнул.
Готово.

Алиса берёт контейнер, молча открывает, вываливает салат в мусорку и возвращает пустую коробку.
— Спасибо. Я поела.

Он не успевает сказать ничего, его выпроваживают.
Дверь закрывается.
А через секунду — грохот.

Она роняет инструменты. Металл с хрустом летит на пол, эхо расходится по этажу.
Словно что-то внутри тоже не выдержало.

И рассыпалось.

Детский сад объявил карантин.

Алиса стояла перед зеркалом в раздевалке клуба, поправляя медицинский халат — словно это могло скрыть усталость под глазами или вернуть себе чувство контроля. На скамейке рядом, не обращая ни малейшего внимания на хлорку в воздухе и холод кафеля, сидел Саша. Маленький, сосредоточенный, с высунутым от старательности языком — он разукрашивал динозавра в своей тетради.

— Мама, а когда мы пойдём домой?
— После работы, солнышко.

Она вздохнула.
Привести ребёнка на работу — всегда крайняя мера. Но карантин в детсаду не оставил выбора. У бабушки — давление, у подруг — работа, а у Алисы — пациенты, назначения и график, втиснутый в минуты.

Дверь распахнулась.

— А вот и наш чемпион! — возвестил громко Дмитрий, входя с папкой под мышкой, в спортивных штанах и фирменной самоуверенности.

Он остановился на пороге, заметив Сашу. Мелькнуло удивление, затем привычная ухмылка.

— Что, садик закрыли?

Алиса промолчала. Взяла стетоскоп, направилась к двери, словно не услышала.

— Сиди тут, хорошо? — бросила Саше, уже на выходе.
— Хорошо! — ответил он радостно, будто всё это — весёлое приключение.

Дмитрий присел рядом, заглядывая в тетрадку. — Крутой тираннозавр.
— Это не тираннозавр! Это велоцираптор! — возмущённо поправил Саша, сверля его взглядом.

Дмитрий рассмеялся.
— О, прости, эксперт.

Алиса сжала челюсти и вышла в коридор. Ее шаги отдавались сухим эхом по кафелю, как внутренний отсчёт до взрыва.

Через час.

Алиса возвращалась после осмотра. В коридоре — тишина, но из её раздевалки слышался смех. Детский. Искренний. И... мужской.
Нет. Только не это.

Она распахнула дверь.

Перед ней — картина, как из чужого, тёплого мира: Дмитрий сидит на полу, Саша восседает у него на плечах и радостно тянет его за волосы, как поводья.

— Ещё! Ещё!

— Волков! — Алиса сказала это резко, отрывисто, как выстрел.

Они обернулись.

— Мама, смотри! Я выше всех! — с гордостью заявил Саша.

— Слезай.

Мальчик надулся, но подчинился, сползая вниз, словно расставаясь с троном.

Дмитрий встал, потирая шею.
— Он лёгкий.

Алиса скрестила руки на груди.
— Ты не имеешь права...Да и плечо только восстановилось.

Дверь снова отворилась.

И вошла Катя.

Та самая блондинка.
Сегодня — без игривости. В обычных джинсах, объёмном свитере, с большим фотоальбомом в руках.

— О, вот и вся семья в сборе! — весело сказала она, оглядывая всех.

Алиса замерла.
— Что ты здесь делаешь?

Катя подошла ближе, открывая альбом. Улыбка осталась.
— Пришла объясниться.

На первой странице — старое, пожелтевшее фото. Маленький Димка, лет пяти, в огромных боксёрских перчатках, из которых торчат тонкие запястья.

— Вот, это ему шесть. А это — десять. А тут — перед первым боем. Пятнадцать. — Катя тыкала пальцем, как будто листала страницы биографии героя.

Саша навис над альбомом, очарованный.
— О! А это ты?

— Да, — Дмитрий кивнул, с лёгкой ухмылкой.

Алиса не отводила взгляда от Кати.
— Ты действительно его сестра...

— Да.

— А тогда....

— На самом деле я тогда растерялась..извини.

Алиса глубоко вдохнула, на секунду закрыв глаза. Где-то между злостью и облегчением что-то шевельнулось.

Тем временем Саша уже листал альбом дальше.

— Мама, смотри! Он тоже в детстве рисовал динозавров! — радостно показал он криво нарисованного зеленого монстра с зубами во все стороны.

Повисла тишина.

Дмитрий смотрел на Алису.
Алиса — на него.
Катя — ухмылялась, как человек, который только что убрал мину замедленного действия.

А Саша сиял, показывая на страничку, где детская рука Димки Волкова когда-то вывела под рисунком: "Тиранозавр. Мой любимый."

И в этом моменте, где встречаются поколения, недоверие, детский карантин и пластмассовые динозавры, всё вдруг стало почти по-настоящему тёплым. Почти.