Прах и Лампа.

Больничная палата была просторной, но воздух ощущался как простуженный, насыщенный антисептиком и чем-то металлическим, как кровь под ногтями. Марко Вальдез сидел полусогнувшись, как старик. Плечо зафиксировано гипсом, нижняя челюсть туго перетянута бинтами, губа разорвана, один глаз залит кровью. Под глазами отёки. Как у человека, которого били методично. Слишком долго, чтобы не оставить следа.
Он мог не боялся боли. Но унижения - да.
А сейчас именно оно расползалось по углам комнаты, как плесень. Он знал: улицы это чувствуют. Чуют слабость, как стая акул - кровь.
Дверь приоткрылась. Роско, один из молодых, но не глупых, скользнул внутрь и закрыл за собой. Марко сразу понял по его лицу: в воздухе пахло не просто проблемой - падением.
- Говори. - прохрипел Марко, будто силой вытаскивая слова сквозь затёкшее горло.
- У нас...звонок сверху. - не стал юлить Роско.
- Восточная группа. Парни с длинными руками. Требуют включить камеру.
- Зачем?
- Не уточняли. Только сказали, что это необходимо.
Парень протянул планшет. Марко нахмурился - это было очень не кстати.
- Нет.
- Отказ...не принимается.
Марко нахмурился, однако, он все же принял гаджет. Экран зажёгся глухим, пиксельным светом. Связь была защищённая. На линии - мужчина в строгом костюме, с безупречно выбритым лицом, словно его гладили утюгом. Глаза холодные, голос спокойный, но в них был металл, в который легко вбивались гвозди.
- Марко... - сказал он, с лёгкой паузой, будто разглядывая.
- Ты выглядишь...не в лучшем виде.
Марко скривился. Не в усмешке, в боли.
- Если ты хочешь посочувствовать - заплати медсестре. - процедил он.
Собеседник не повёл бровью.
- Ты в курсе слухов?
- Слухи для тех, у кого нет фактов.
- Тогда у нас...их слишком много.
Он нажал что-то. На второй половине экрана появилось фото: зернистое, ночное. Скрин с камеры наблюдения. Темноволосый парень в серой куртке выходит из склада. Слева - один из людей Марко, через минуту полицейские машины. Время, координаты - всё на месте.
- Это склад на 42-й улице. - произнёс собеседник, спокойно, будто читал погоду.
- Через час после этого фото - налёт. Ни одного твоего. Ни одного задержания. Но где были твои люди?
- Это подстава. - голос Марко стал ниже.
- Возможно. Но тогда докажи это. Потому что пока всё указывает на тебя. А особенно... - мужчина прошёлся взглядом по лицу Марко.
- Твой вид.
Он кивнул куда-то за экран. Марко понял, что кто-то с той стороны тоже смотрит на трансляцию. Несколько. Возможно, весь "восточный" круг.
- Ты выглядишь, как человек, которому дали понять: он больше не хозяин своей игры. Кто-то переложил карты, Марко.
- Я...
- Упустил контроль? - подсказал собеседник с ледяной вежливостью.
Марко сжал пальцы. На планшете остался след крови от бинта.
- Я всё ещё держу хватку.
- Тогда держи. Крепко. Или её ослабят те, кто не потерял доверие. А такие...у нас обязательно найдутся.
Связь оборвалась. Чётко, без прощаний.
Марко сидел молча, не двигаясь. Рядом был Роско. Тот кашлянул, будто извиняясь за то, что дышит.
- С юга уже говорили... - начал он, осторожно.
- Если вмешается верхушка - это не защита. Это зачистка. Вы...знаете как они это делают, мистер Вальдез.
- Знаю. - Марко подался вперёд. Сквозь боль.
- Я слышал, что парни...с южного порта обсуждают - не отключить ли Вам поставки. Пока просто обсуждают. Но если хоть один из них поверит, что Вы...что Вы работаете с полицией...
- Я не работаю с полицией! - гулко рявкнул Марко, и тут же закашлялся, хватаясь за плечо.
Роско молчал. Марко опустил взгляд. Лоб вспотел.
- Это не я. Я не сливал. Я...никому ничего...
Марко понимал - это не система. Не улицы. Это было слишком чисто, слишком точно.
Как будто кто-то...знал. Слишком многое совпадало.
Он сжал пальцы, и бинт на руке хрустнул от засохшей крови. Горло пересохло. А что, если он сам их сделал такими?
Что, если предательство его людей - это не только их выбор, а его просчёт?
Роско чуть подался ближе. Голос стал тише, как у человека, произносящего крамолу.
- Мистер Вальдез...а если это всё не случайно?
- Ты о чём?
- Что, если тот парень...с её бара? Что если это всё он устроил?
Марко посмотрел резко, глаза сузились.
- Ты не знаешь, о чём говоришь.
- А если он хотел не только убить...а сломать? Не своими руками, конечно. А...подать Вас на серебряном подносе?...Пустить слух...или сделать из Вас крысу?
- Он бы меня добил, Роско. Ты не видел его ярость.
- А может, он счёл, что так хуже? Что умереть избитым - милость, а вот сгнить, когда от тебя отворачиваются все...
Марко долго смотрел в стену. Пот струился по спине. Тело болело, но хуже было другое: щелчок в сознании. Понимание.
Слишком чисто. Слишком точно. Слишком вовремя. Мужчина сжал губы и отрезал.
- Это не он.
Он смотрел в одну точку, вдавленный в койку, с дыханием, которое срывалось.
Воздух стал липким, боль чужой, но нестерпимой. И в какой-то момент он понял: он проиграл. Только не знал когда именно. Но нельзя принимать поражение. По крайней мере - нельзя показывать.
В коридоре глухо хлопнула дверь.
Марко вздрогнул. Роско вскочил, проверил. Никого.
Но Марко всё ещё не шевелился. Он смотрел в стену, как в зеркало. Он понял: это не шантаж. Это...шах. И, может быть, уже мат. А палата вдруг показалась клеткой. Не от того, что он ранен. А потому, что все карты, включая козырные - в чужих руках. И Марко Вальдез впервые в жизни не знал, как играть дальше.

Окна на четвёртом этаже были слегка приоткрыты - не физически, но достаточно, чтобы улавливать разговор. Матовая плёнка скрывала лица внутри, но не мешала звуку, направленному на улицу. Сигнал был чистым. Голоса различимы, с редкими провалами, не искажающими сути.
На крыше соседнего здания, где не было ни рекламных щитов, ни камер, ни тепла от кондиционеров, человек наблюдал. Цвет одежды сливался с бетоном, а контур силуэта был смазан, подогнан под рельеф. Ничего лишнего - только функция.
Перед ним лежал плоский приёмник с шумоподавлением, компактный блок шифровки и ночной прицел с подстройкой по свету. Всё закреплено. Всё стабильно. Он не отвлекался, не щёлкал пальцами, не проверял по второму разу. Всё уже работало.
Он ждал не подтверждения, не догадки, что все подстроено. Раздутое самомнение его цели не позволило бы принять правду. Единственное чего он ждал - так это паузу.
Когда с той стороны потребовали включить камеру - Марко замешкался. Этот момент был ключевым.
Не в том, что его увидят. А в том, что он знает, что они увидят. Разбитое лицо, гематомы, тусклые глаза, неуверенность в жестах. Всё, что следовало скрыть. Всё, что уже работало против него. Когда Марко взял звонок, всё пошло по заранее просчитанной схеме: колебание, попытка отмахнуться, уход от прямых ответов. Предсказуемо. Именно так и должен вести себя человек, у которого нет чёткой версии. Человек, которого уже клюют. И пусть он знал откуда - эта информация не оказывала действенной помощи. Наоборот - пугала, загоняла в угол, ведь страх - смертельное препятствие.
Прослушка фиксировала не только голос, но и нюансы дыхания, малозаметные интонации, рваный ритм речи. Неудачные попытки Марко держаться, не показывать слабость.
Человек на крыше не сдвинулся. Не было нужды следить глазами. Он знал, как это выглядит. Он сам это создал. В этом и была разница: он умел ломать людей в лоб, но ещё лучше он подрезал опоры, которые в итоге рушились сами.
Голос "сверху" звучал иначе после паузы. Чужой. Отстранённый. Там, где ещё недавно был деловой тон, теперь сквозило подозрение. Слова про "слухи", "несостыковки". Фразы были аккуратны, как будто ничего ещё не решено. Но для тех, кто умеет слышать - это был приговор в завуалированной форме. Начало...конца. Разговор закончился с подчеркнуто холодной вежливостью. Не было ни угроз, ни ультиматумов. Только дистанция - нарастающая, как лёд между трещинами.
Он выключил прибор. Переместил приёмник в сумку. Всё плавно, без спешки. Работа закончена, а система - запущена.
Капюшон снова лёг на волосы, тень охватила лицо того, кто не нуждался в представлении, а тишина - стала абсолютной. Ни скрипа пола, ни шелеста ткани, ни дыхания. Только плотность воздуха изменилась - едва ощутимо, но этого достаточно для того, кто привык выживать, ощущая малейшие сдвиги в пространстве. Смещение давления, напряжение в затылке, словно прирождённый охотник уловил движение на самой границе поля зрения. Он не обернулся. Не потому что не чувствовал угрозы - наоборот, знал точно, кто стоит за его спиной. Это присутствие невозможно спутать ни с чем.
Мужчина лишь чуть сдвинул плечи, будто сбрасывая с себя невидимую тяжесть, заранее раздражённый, заранее уставший.
- Какого чёрта ты здесь делаешь? - спросил он, и голос его прозвучал спокойно, ровно и без колебаний, даже почти устало.
Ответ прозвучал сразу же, не давая повиснуть паузе, в которой могла бы спрятаться ложь.
- Смотрю на то, что ты превращаешь в систему.
Голос за спиной был всё тем же - усталым, выверенным до последнего звука. Он не пытался звучать мягко. Но и обвинения в нём пока не было.
Мужчина, что младше пошевелился. Но спина его оставалась напряжённой, лишь взгляд был прикован к сумке.
- И что ты там увидел? - спросил он, всё так же не оборачиваясь.
- Возвращение к старому. - ответил голос.
- Только на этот раз не ради себя. И не ради справедливости.
Последняя фраза была почти жестокой. Не из-за слов, скорее из-за тона. В нём не было гнева, не было нажима. Только знание и тяжесть понимания, словно тот, кто её произнёс, знал цену такого возвращения. И переживал её уже не в первый раз.
Лицо первого оставалось спокойным. Почти. Лишь пальцы, сжимающие край ткани дрогнули, сдавшись на мгновение собственной ярости.
- Ты уже принес с собой Библию собственной интерпретации? Или решил экспромтом вещать? - спросил он резко, но всё ещё без настоящей злости, даже с долей иронии. Эта резкость была скорее привычкой. Защитным барьером, давно встроенным в его голос.
Ответ вновь был прост.
- Нет.
- Чего так? Все моральные притчи кончились? - сказал он уже с явной издёвкой.
Тот, кто стоял в полумраке, так и ничего не ответил. Он не делал лишних движений, не шёл ближе, но и не уходил. Казалось, он замер на самой границе между светом и тенью. Между действием и молчаливым наблюдением.
- Ты живёшь, будто сам себе приговор. - сказал он после короткой паузы.
Младший как-то разочарованно вздохнул.
- Минута молчания - и я почти поверил, что это не ты. Что там дальше по классическому сценарию? Ты разочарован, а я неисправим?
Но старший будто пропустил реплику мимо ушей, как несущественную деталь. Не потому что не услышал, а потому что знал: это не суть.
- Я знаю, что ты не спускал с неё глаз с того самого вечера. Скрывай дальше, но это ничего не изменит.
Это "она" застряло в воздухе, как кость в горле. Имя не прозвучало. Но оно было. Тот, что младше вдруг развернулся. Движения его были точными, напряжёнными. Всё его тело словно перешло в боевое положение, но не ради удара, а ради того, чтобы остановить. Пресечь. Поставить барьер.
- Не начинай... - произнёс он тихо, но в голосе звенело предупреждение, словно металлическая нота.
- Я ясно дал тебе понять, Брюс. Не лезь. Говори обо мне. Говори какой я грязный, безжалостный, невыносимый. Но её... - он сделал шаг вперёд, и глаза сверкнули в полумраке.
- Не трогай. Даже словами. Даже мысленно.
Бэтмен не отступал. Он выдержал этот взгляд, ведь знал, что перед ним не просто мужчина - перед ним его ошибка. Его боль. Сын. В каком бы виде тот ни предстал.
- Всё, что ты строишь, всё, что ты защищаешь...стоит того? Она бы этого хотела, Джейсон? - спросил он наконец спокойно.
На мгновение пространство застыло. Как будто даже пыль на стенах перестала двигаться. Только на фоне городские экраны продолжали тихо потрескивать, как далёкий дождь.
Ответ последовал не сразу - он словно собирался внутри, как яд в капле.
- Ты не имеешь права думать, чего она хочет. И особенно - говорить об этом мне. - сказал Джейсон глухо.
Голос был низким, тяжёлым, будто каждое слово отрывалось от ребра.
Бэтмен не ответил. Но его глаза оставались на Джейсоне. В них не было гнева, только что-то близкое к вине. К сожалению, которое не исчезло со временем, а лишь укоренилось.
- Если ты хочешь, чтобы она была в безопасности... - произнёс Бэтмен чуть мягче.
- Не строй вокруг неё ложь.
Джейсон усмехнулся горько, без веселья. Его плечи дрогнули, но не расслабились. Он шагнул в сторону, с ленцой, почти касаясь стены, но в то же время будто отгораживаясь от собеседника.
- Да ты прям знаток...И что мне ей сказать? "Привет, я всего лишь очередной Готэмский псих."? Или вот, получше: "Не пугайся, я почти как Бэтмен, только полезнее: иногда спасаю мир, а иногда спасаю двери баров."?
Бэтмен промолчал. Его лицо оставалось непроницаемым, словно выточено из камня. Ни одна мышца не дрогнула. Он лишь смотрел - пристально, тяжело, будто пытался разглядеть в Джейсоне не слова, а то, что пряталось за ними. Тишина повисла между ними гуще стали, и от этого взгляда становилось холодно. А в глазах названного сына больше не было привычной усмешки или дерзости. Только что-то очень тихое и очень твердое. Голос стал низким, спокойным. Ровным, как лезвие ножа.
- Оставь свои советы при себе, Брюс.
Он смотрел прямо, не мигая.
- Не пытайся...быть чьей-то совестью. Особенно - моей.
Он отвёл взгляд, сдвинул челюсть, будто борясь с собой, чтобы не сказать больше. Не позволить себе быть слабым. Его пальцы на мгновение сжались в кулак, но он тут же разжал их. Сдержанность вернулась, как броня.
И всё же, прежде чем сделать последний шаг в тень, он задержался. Повернулся лишь частично, и голос его прозвучал тише, но тяжелее.
- С меня достаточно Крестовых походов. Не нужно обращаться со мной так, будто я все ещё твой Чудо-мальчик.
- Это не про нас, Джейсон. Это про неё.
Джейсон отвернулся. В его движении уже не было спешки. Только холодное спокойствие того, кто уже всё решил.
- Именно. Это про неё. И знаешь что? Она - моё дело. Не твоё.
- Почему же ты не понимаешь, Господи... - выдохнул вдруг Бэтмен.
Он стоял почти неподвижно, но в его плечах что-то едва заметно дрогнуло. Он выдержал паузу, словно не хотел произносить следующее, но был вынужден.
- Ты не должен поступать с её жизнью так же, как я поступил с твоей. - продолжил он спокойно, но с какой-то болью.
На мгновение показалось, что Джейсон не отреагировал. Он стоял с полуповернутым корпусом. Уже действительно собирался уйти, но замер, точно услышав не просто слова, а укол между рёбер.
Брюс смотрел на него. Не отрываясь. Не моргая. Он знал этот момент - знал, как Джейсон будет дышать, как будет молчать. Но не знал - ответит ли.
Затем, не оборачиваясь, Джейсон заговорил. Его голос был тише, чем обычно, хрипловат, но от этого не менее насыщен - не только гневом, но и убеждением. Давним, выношенным, с которым невозможно расстаться. Он обернулся.
- Это ты не понимаешь! - резко, как выстрел сорвалось с его губ.
Глаза его были через чур прямыми, тёмными, полными изломанной боли, в которой горела и злость, и бесконечная усталость.
Бэтмен слушал. Только взгляд его стал чуть глубже, будто он пытался увидеть за этими словами не ярость, а страх. Но ничего не сказал.
- Ты до сих пор веришь, что твой кодекс способен удержать этот город от падения?! - бросил Джейсон.
- Думаешь, что правильные слова, галстук и значок делают человека хорошим?! Что справедливость - это чистые руки и дипломатия?
Он рассмеялся. Слишком коротко. Слишком горько. Смех был безрадостным, словно болезненным эхом брошенного детства.
- Справедливость, которую ты проповедуешь - умирает при первой же попытке сделать что-то реальное.
- Твои правила не действуют в мире, который знаю я. Который...знает она.
Спустя молчание Джейсон продолжил.
- Далеко не ходи, Брюс...и посмотри на него. - Джейсон кивнул в сторону палаты, голос его стал резким, холодным.
- Ты бы стал с ним разговаривать. Уговаривать. Искал бы в нём остатки человечности, даже если бы видел, что он поднимает руку на беззащитного человека, лишь потому что может. А я - просто выбиваю из него всё, что делало бы его опасным.
Бэтмен поднял взгляд. Его глаза метнулись к палате - быстро, на долю секунды, как будто он и правда увидел то, о чём говорил Джейсон. Мужчина вновь посмотрел на него, не отводя взгляда, и не сказал ничего.
Джейсон сделал шаг ближе, не отрывая взгляда от Бэтмена, и добавил чуть тише, но с куда большей тяжестью.
- С такими, как он, не ведут переговоры. Их не исправляют. Их останавливают. Жёстко. Без права на "второй шанс".
- Потому что каждый раз, когда ты жалеешь монстра - кто-то платит за это. Женщина. Ребёнок. Человек, у которого не было ни плаща, ни правил. Только жизнь, которую ты не успел спасти. - сказал болезненно Джейсон.
Бэтмен будто сжал челюсть. На мгновение это было почти незаметно - тонкое движение, но оно выдало всё: внутренний конфликт, разрыв, невозможность просто согласиться...и невозможность донести своё.
А Джейсон же - задержав дыхание, слегка опустил голову вниз и продолжил.
- Я не играю в героя, Брюс. И тебе, как никому другому - давно была пора принять это. Я нужен им. Чтобы делать то, на что ты не способен. Даже если...потом за это осуждают и ненавидят.
Он посмотрел прямо в глаза Бэтмену, и в этом взгляде не было злобы, и уж тем более, - ненависти. Только усталость и оголённая правда, от которой не укрыться даже под маской.
- Моё предупреждение остаётся прежним: не вмешивайся. Ни ты, и тем более твои продажные копы не сможете защитить её так, как это делаю я. Потому что ты всё ещё веришь в "правильно" и "неправильно", а я - уже нет.
Джейсон шагнул в тень, а та, как верная покровительница - проводила его. После не стало и этого.
Бэтмен остался стоять в заброшке наполненной запахом пыли, отголосками слов, которые не могли быть отозваны. Он только смотрел. На сей раз не как герой или символ Готэма. А как человек, который стоял перед обрывом, и не знал - остался ли мост, ведь перед ним была пустота. Но в этой пустоте оставался силуэт Джейсона - того мальчика, которого он когда-то приютил, воспитал, но не смог уберечь, а теперь - никак не мог вернуть. И, кажется, эта возможность была упущена навсегда.