"До" и "После"
Катри стояла в полутьме коридора прижимаясь ухом к двери бабушкиной
спальни. Тишина нарушалась постукиваниями и тихими ругательствами.
-Бабушка, что ты делаешь?
-Милая, я вызываю демона, пожалуйста не отвлекай меня. -прозвучал на редкость милый и обходительный тон.
-И тебе спокойной ночи. - Катри вздохнула подбирая подол черного платья. Опыт подсказывал, что в такие моменты лучше послушаться первого предупреждения.
-Сладких снов моя дорогая.
Молодая вдова развернулась и пошла вдоль стен увешанных старинными картинами и помпезными подсвечниками довольная исходом. Воск тихо капал в специальные блюдца поставленные ниже. По наказу бабушки Ансы с закатом солнца всем приходилось пользоваться свечами вместо удобного электричества. Худенькая фигурка поднялась по лестнице навстречу. Глаша несла в вытянутых руках поднос накрытый хлопковой тканью.
-Что это у тебя?
-Не велено говорить, барыня. - служанка отшатнулась к противоположной стене быстро передвигаясь в сторону спальни старой графини. -Барыня, вам письмо прислали. Без адреса, со странной печатью. Я его на столе в спальне оставила.- тараторила Глаша отходя всё дальше от Катри.
Бабушка Анса как будто ждала её, потому как только служанка оказалась у двери, то она тут же отворилась. Глаша присела в поспешном реверансе, чего слугам давно разрешили не делать и юркнула внутрь. Катри посмотрела в сторону их с Лидией спальни.
“Только бы у тебя хватило ума не открывать его” - думала она срываясь с места.
Старшая сестра крепко спала с черной книгой на груди. Катри приняла том за дневник отца, но вспомнив весь сегодняшний совместный день сиюсекундно разубедилась. Волна облегчения прошлась по телу когда запечатанный конверт попался в поле периферийного зрения.
На цыпочках подбежав к столу Катри бесшумно выдохнула согнувшись
пополам. Рухнув в кресло вдова спрятала конверт в корсет не сводя взгляда со спящего лица. Она таки смогла разглядеть название только начатой книги и ехидно ухмыльнулась.
“Какая ирония.” - думала Катри на цыпочках выходя в коридор.
Злословие, как и любой другой грех не падало на людей сорвавшейся сосулькой с крыши, а проникало в души сначала невинными оговорками о знакомых, а потом нарастая по экспоненте доходило до откровенного вранья. Так бедный Волков успел обзавестись мрачным ореолом опутывающих сплетен. Родом они были как и все хорсовские небылицы из одного гадкого места – рта графини Фёклы.
Катри не верила слепо каждому, однако когда эти самые небылицы
касаются не тебя иногда волей неволей , зачастую от скучной жизни
начинаешь следить за любимыми нитями словно за актерами на сцене театра.
Оглядевшись вдова прошла в сторону восточной лестницы. Стараясь не
попасться на глаза прислуге следящей за проклятыми свечами
она держалась как можно дальше от света. У изножья лестницы Катри
скинула туфли и бесшумно спустилась в библиотеку так быстро, как только
могла.
Чтобы не быть застигнутой врасплох графиня подперла библиотечную дверь вазой. Запах потревоженной лаванды успокаивал отбивающее чечетку сердце. Оставив чешки возле вазы Катри прошла вглубь комнаты наслаждаясь мягкостью ковра после пробежки по ледяным мраморным ступеням.
Плотно стоящие друг к другу шкафы-мастодонты из красного дерева почти доставали до высокого потолка. Некоторые полки были до отказа забиты книгами, косые стопки одиноко пылились на полу, одиночные издания, коим повезло в меньшей степени попросту валялись никем не тронутые. Ворох Алой Ночи так и остался царить в чернильно-бумажном царстве. Пробравшись до середины залы Катри на ощупь нашла в одном из шкафов заранее приготовленные свечу, подсвечник и серебряную зажигалку. Затаив дыхание она дала огню жизнь.
Елена обожала любовные романы. Катри стояла со свечой в руке напротив
донельзя забитой полки. Внешне порядок книг не изменился, но руки предательски
дрожали, когда пальцы шарили за выставленными в плотный ряд историями. Наконец ногтями она ухватилась за сухую кожу, коснулась подушечками трещины на корешке и облегченно вздохнула. Урок преподанный лет десять назад отлично пригодился.
- Держи мелкие секреты в сейфе, а тайны в карманах тех кто за ними охотится. – сказал насмешливо отец выходя из за шторы в их же спальне. Измотанные сестры прочесавшие особняк вдоль и поперек с тех пор совершенно иначе взглянули на прятки.
Вероятно Елена не знала этой хитрости и искала в очевидных местах. Уже несколько раз Катри находила вещи не там где оставляла изначально. После ужина на который тетя не спустилась ссылаясь на мигрень, графиня обнаружила свои покои откровенно перерытыми.
Вдова, необычайно гордая собой медленно, чтобы не вызвать лишнего шороха пододвинула к ближайшему шкафу крепкую деревянную лестницу. Зажав тетрадь зубами графиня подоткнула платье оголив стройные щиколотки.
Поднявшись до последней перекладины, она аккуратно поставила подсвечник и оттолкнулась от верхней полки залезая на самый верх.
Со шкафа проглядывалась вся библиотека. Почувствовав себя в относительной безопасности довольная Катри выпрямила ноги и с благоговейным трепетом открыла дневник заранее лишенный бичевки.
Чернила на пожелтевшей ветхой бумаге сохранили первоначальный насыщенный цвет. Это значило, что дневник хранился не один год в укромном месте. Быть может отец оставил тетрадь в живых потому что писал о маме и у него просто на просто не поднялась рука уничтожить память. Заинтригованная Катри пододвинула свечу ближе.
“ 13 декабря 1905 год.
Я всё спланировал. Мне больно и страшно от того какое я чудовище раз решился, но я не могу более сдерживать себя. Остается надеяться что утолив жажду я стану собой. Смогу смотреть на мир прежним свободным взглядом. Я хочу успокоится, но каждый раз засыпая грежу об одном. Это невыносимо тяготит мою плоть и душу. Месяц. У меня есть ровно месяц чтобы лишиться на преступление за которое я буду гореть ясным пламенем в аду.
14 декабря 1905 год.
Идея вести дневник оказалась не так уж и плоха, как казалось на первый взгляд. Вчера спалось лучше, меня преследовали лишь сны в которых я обладаю ею. Я не просыпался среди ночи и не набрасывался на Веру.
Вера.
Всего четыре буквы но сколько отвращения. Вероятно если бы мне предложили портовую девку с провалившимся от сифилиса носом по окончании я бы не презирал себя так как презираю после обладания законной женой. Странно, но ещё несколько недель назад я испытывал к ней какие-то подобные чувства и считал её мышиные волосы и бледные кошачьи глаза красивыми. Называл это любовью.
Чувства нахлынувшие на меня сейчас греховны от начала до конца, но они не идут ни в какое сравнение. Я сгораю до тла. Я пытался противиться, но это всё
равно что пытаться переплыть океан брассом.
15 декабря 1905 год
С детства мне внушали библейские заповеди, главная из которых просит не убивать людей. Что ж, я не пытаюсь себя оправдать, ведь уже проклят. Однако если человек это лишь оболочка гнусного червя. Солитёра, которому самое место в параше. Разве вспороть эту оболочку и выпустить кишки в сточную канаву есть преступление? Мне кажется это освобождение, за которое архангел Михаил мог бы пропустить меня
вперед.
Верно, стоит описать всё по порядку. Что ж, начнем. Меня зовут Евграф
Трофимов. Мне двадцать шесть лет. В восемнадцатилетнем возрасте, моя глубокоуважаемая мать нашла мне смазливую невесту, которую я по ошибке долгие годы считал венцом творения. Путем потакания естественным желаниям молодых организмов нашими стараниями большое и славное семейство Трофимовых разрослось на троих хорошеньких младенцев. Двух сыновей - Арсения и Александра с
разницей в два года и дочку Лидию которой через месяц исполнится первый год. Мне больно от того что я совершу задуманное в день рождения Лидочки, но ещё больнее ждать и выгадывать подходящий момент. Я безумно люблю всю свою семью. Быть пойманным не входит в мои планы. Более в мои планы не входит даже то чтобы она знала что это буду я. Она дорога мне и поэтому я оберегу ранимую душу от ужасного
знания горькой правды.
16 декабря 1905 год.
Закончив вчерашние заметки я рыдал над дневником моля бога
разорвать мое сердце в груди на куски. Весь день ныне провел на охоте.
Избушка в лесу мой райский угол. Когда-нибудь я перееду туда жить.
Устал как собака.
17 декабря 1905 год.
Падаль снова навещала наш светлый дом. Смотреть как все ему улыбаются и любезничают выше моих сил. До сего дня я писал глубокой ночью, чтобы Вера не видела того что ей не следовало бы знать. Кажется она непременно полезла бы. Ныне же я сбежал от всех и заперся у себя в кабинете, чтобы не натворить глупостей. События которых я страшусь грозят наступить в ближайшем времени. Спаси меня дьявол, если Бог откажется мне помогать.
18 декабря 1905 года.
Держи друзей близко, а врагов ещё ближе. И моё. Держи мелкие секреты в сейфе, а тайны в карманах тех кто за ними охотится. Скрепя сердце я выпил материну успокаивающую настойку, оставил дневник в гардеробной Веры и отправился с подонком на охоту. Мне десятки раз представлялась возможность задушить, зарезать, забить насмерть и просто вышибить ему мозги, но я не стал. Я удержался от пожалуй второго после сладких губ желанной женщины соблазна в своей жизни.
19 декабря 1905 года.
Благо он не так уж и чист как мне казалось.
20 декабря 1905 года.
Утреннее похмелье стоило того что я смог узнать. Всё складывается наилучшим образом. Только бы всё получилось. Матушка ставит свечи в церкви, хоть все в округе и шепчутся за нашими спинами что она ведьма. Если они и правда существуют и если она и вправду ведьма, то я очень даже преуспел.
21 декабря 1905 года.
Я еле откопал ту крестьянку и выложил гору денег за её переодевание в благородную даму. Ну и вкус же у него. Столько же уйдет на её обучение минимальному этикету. Смотря на то подобие женщины мне не верится что всё получится, но есть тонкости. Я дружен с князем Волковым. Мы даже шутим о свадьбе его сына Севы и моей драгоценной Лидочки, но это не главное. Главное, что у князя в поместье стоит идеально подходящий для единения зимний сад.
22 декабря 1905 года.
Обычный день. На улице стоит такой мороз, что невозможно выйти. Мучаюсь домашними делами. Переделал всё чтобы отвлечься от сладострастных мыслей, но вновь и вновь к ним возвращаюсь. Что-ж лучше всего чувствую себя когда что-то пишу в моей бумажной исповедальне. Бумага стерпит всё и отпустит грехи. Поэтому продолжу свою биографию.
Я любил свою жену. Думал, что любил. Настоящее же чувство одержимости женщиной я испытал этим летом. Проснувшись ночью я несколько часов мучался бессонницей. Смирившись с тем что сон меня окончательно и бесповоротно покинул я решил почитать. Не найдя на журнальном столике своих очков я вспомнил что оставил их у Елены. Она моя младшая сестра, сейчас ей пятнадцать лет и мать во во всю стать развернула кампанию по поиску мужа. Дверь в спальню Елены была не заперта. Я тихонько, почти бесшумно открыл её чтобы не разбудить сестру так как знал что мои очки лежат рядом с шахматной доской. Я планировал взять их и уйти, но не смог сдвинуться с места увидев Елену нагой. Она лежала на синем шелке в своей постели широко раздвинув ноги. Кровать стояла боком ко мне и я видел лишь профиль
освещенный светом убывающей луны. Рукой она прижимала к лицу подушку чтобы подавить стоны и не видя меня продолжала активно ласкать себя. Я сморщился в отвращении и быстро прошмыгнул к шахматной доске. Она стояла напротив кровати и поверни я голову то увидел бы всю картину наслаждений сестры, но отвернулся спиной, чтобы не дать шанс боковому зрению. Рядом с очками стоял один из материных пузырьков с отварами. У меня на полке стоял абсолютно такой же с
единственной разницей в том что мое успокоительное кончилось ещё во
время третьих родов Веры. Мои руки дожали, сердце билось в ушах. Я схватил пузырек и вышел из комнаты стараясь не поворачиваться к кровати. Стоны перешли в громкое мычание когда за мной закрылась дверь. Придя в свою спальню я простился с ужином. Так плохо моему желудку не было даже когда я с голоду съел в охотничьей избушке полную банку испорченных грибов. Опустошённый во всех пониманиях я
налил себе воды и вылил вонючий отвар. Разнотравный эликсир подействовал быстро и уже через несколько минут я заснул крепким сном проспав до обеда следующего дня. Ну вот, кто-то стучит. Продолжу позднее.
23 декабря 1905 года.
Навестил свою козырную даму. Тысячи и миллионы раз проклял себя за
архиидиотскую затею. Обучающая её женщина изо всех сил старается уверить меня в её прогрессе, но видя портовый реверанс мне становится тошно почти как в ситуации с вышеупомянутыми грибами в охотничьей избушке. Однако я позволю потратить на неё время. Что-ж Долгопрудов, чертов граф в юности по уши влюбился в черную крестьянку. Хотел жениться и доказать миру что любовь превыше сословий. Однако его мать по понятным причинам не допустила мезальянса. Ситуацию омрачало лишь то что бедняжка успела понести от горе-любовника. Её в срочном порядке отправили в монастырь в соседнем городе, где она разрешившись сбежала обратно чтобы найти
любимого. Долгопрудов в это время был в отъезде и когда прекрасная ( хоть я с трудом верю в это смотря на неё )крестьянка вернулась в поместье. Её ожидаемо выгнали поганой метлой. Через пару лет Долгорудов увидел свою бывшую возлюбленную в доме терпимости. То чем она зарабатывала на хлеб наложило на её характер своеобразный отпечаток с которым я пытаюсь бороться всеми силами и средствами. Она не знала что стало с ребенком и дала такой отворот поворот Долгопрудову что его следы ещё несколько недель приходилось пудрить. После он решительно настроился жениться на этот раз на порядочной женщине. Как назло он встретил Елену. Только сейчас я понимаю чье имя она шептала в подушку. Василий. Василий. Вася. Обидно учитывая что сам Долгопрудов имеет на неё лишь практический расчет. Так что в каком-то роде я спасаю её от сломанной жизни, ведь Елена так нежна и чувствительна. “
Катри с омерзением захлопнула дневник не в силах прочитать хоть одно слово. Слезы катились по щекам падая на руки и подол платья крупными частыми каплями. Горло сдавило от приступа тошноты. Она глубоко дышала бегая глазами по резному потолку библиотеки. Уму непостижимо. Вот тебе и история любви.
До боли впившись ногтями в руку вдова разжала пальцы и схватила
дневник. Поднесла дрожащей рукой тетрадь к пламени свечи желая
видеть как загорится кожа на переплете, но лишь глубоко выдохнула
погасив слабый огонек. Она поняла почему дневник был так сильно связан
веревкой.
Лучше бы ты сжег его. - прошептала Катри сглатывая новый ком.
Она просидела на шкафу прижимаясь спиной к холодному углу стен раскачиваясь взад-вперед до первых солнечных лучей не в состояний обрести ощущение реальности.
День похорон теперь не казался таким уж трагичным. Конечно, было
больно прощаться с отцом, но то что Катри узнала делило жизнь на до и
после. Где после сыграло свою роль нанеся даже большую боль чем сама
утрата.
Катри судорожно представляла как бы она жила дальше попади дневник в руки при условии что отец был бы жив.
Из утробы особняка доносились слабые отзвуки зародыша нового дня. Спускаясь вниз она обнаружила сгрызенные до крови ногти. Взяв платье приготовленное для похорон Катри пошла в свою спальню. Переодевшись с полным безразличием рухнула на кровать и сломала печать.
Размашистым знакомым почерком с сильным нажимом на обрывке нотной тетради было оставлено следующее:
“ Дорогая К.
Выражаю вам глубочайшие соболезнования в связи со смертью вашего
почтенного отца. Евграф Платонович поистине был прекрасным человеком. Упокоит Господь его грешную душу. Дабы предостеречь любые ваши опасения сразу оговорюсь что никто из возможно подозреваемых вами не имел причастия к трагедии. Даю вам моё честное слово. Будьте стойкой ради вашей семьи.
С уважением и скорбью.
P.S. Вы полностью освобождаетесь от порученного вам задания.”
Давая слезам течь по побледневшим щекам она улыбалась смотря в окно.
Где-то уже ворчала бабушка Анса.