Секрет финальной шутки

Не сказать точно, сколько я пробежал в кромешной темноте, когда мои легкие наполнялись чем-то вроде пепла, который проедал бронхи, кожу, оседая на избившихся расплаканных полумесяцах цвета скорбящего о пролитой крови рассвета. По ком вы плачете, или может вы видите грядущее будущее, накрою вас пледом из пока ещё дурманящего дыма. Сладко. Привкус вишни на заветренных губах ничуть не заглушал вони, зато создавал иллюзию свежести и покоя, словно в детстве, когда в соседском саду набивал полный рот красной ягодой. Вниз по слезным стокам, ниже ямочек щек, водопадом шла то ли алая легочная кровь, то ли ягодный секрет. Конечно, ложная свежесть. Я опять начал гнить. Мне всего-то и нужно было, что немного плыть. Я упал на холодный, словно никогда не знавший человеческих рук, пол, и на какое-то время потерял сознание. Открыв глаза свои, передо мной возник следующий мир - меня наполнял холодный, глубокий фиолетовый цвет, одновременно вмещавший в себя неописуемую боль, пустоту и... Теплоту, настолько жаркую, что перемешиваясь с вакуумом, она отдавала пряностями, как будто выросшими на дрожжах, словно бабушкино домашнее печенье. С рук, потертых о рваное тряпье стекало красное молоко я испил его, вкусил ломоть печенья, в моменте пережив жизнь. Нектар и амброзия.

Это была лампа над потрескавшейся от старости дверью: два человека в белых халатах, поднеся свои узкие лица и ссохшие пальцы, внимательно вглядываются в меня.

- Вам по времени? - спросил голос.

- Я уже проснулся? - сказал в ответ я.

- Присаживайтесь в основную очередь, вы последний на прием. Они склонились надо мной ещё ниже, обросли вокруг, как корни, и усадили на скамью. Лица их показались мне мертвыми, словно вырезанными из высохшей ивы.

Передо мной было трое: маленький лысый мужчина в полосатом халате, держащий в одной руке шприц, в другой кисть, одинокая женщина, молодая и явно очень ухоженная, с большими зелеными огнями на бледном лице, я смело мог сказать, что сейчас из неё как будто прольётся вязкая чёрная масса - все то немногое, что осталось. У самого края расположился седовласый мужчина в застиранном халате. Его лицо показалось мне знакомым, но я так и не успел вспомнить. До сих пор молю брошенные Богами кости, что сидел через два колена от него: воздухом доносило мирской смрад дешёвого табака с шоколадным секретом, он сладко облизывал губы и каждый раз пребывал от этого в экстазе. Он открыл рай. Думается мне, у него не хватило бы всего времени мира чтобы, вспомнить, кто он такой и зачем пришёл сюда, с какой проблемой.

Лампа была холодна, видно крайний пациент сидел там уже несколько десятков лет. Надо сказать, что пытка у этого человека очень медленная - он успеет вспомнить и вылить о себе и своей жизни столько, что это заполнит целую бочку, он не заметит даже, что умирает, его не коснутся эти два мгновения божественного ужаса, его не посетит осознание того, что он живёт, он не почувствует даже ничтожной капли боли.

Стены харкали в меня кусками сожранных обоев, битая дощечка жадно съедала мою плоть, лампочка пахла содой, окошко, к которому я обращался с глупыми молитвами, не удостоило взглядом даже в отражении недавно разлитого на кафель медицинского спирта. 

- у всех нас назначено определённое время, когда лампочка тухнет и загорается вновь - значит заходи. Вопрос лишь в том выйдешь ты, как городская ночная грязь, что пропитывает большой механизм или займёшь кресло за столом, по которому тебя, ещё не взвесившего свое сердце и душу, протащат на расправу. Здесь это имеет большое значение и каждый из нас с усладой ждёт, когда она, лампа, сдастся и пригласит к себе новое развлечение. А как, по-вашему, пахнет свобода? - удивился курильщик. Свобода это когда ты наблюдатель, для меня лично, когда тебе решать, кто будет новой тряпичной куклой в этом марионеточном цирке уродов и больных вселенской язвой. - открыл монолог мужчина в тряпье, отхаркивая клочья дыма, подобно мягкотелым плюшевым старым игрушкам, из которых наружу рвется синтепон. Младшее дитя смерти нашло себе новую игрушку в его лице, оно праздно разбрасывало его наполнитель в оплату каждой выкуренной сигарете маховику времени, что над его головой неумолимо стучит в двери.

Я подсел поближе к очаровательной бледнолицей женщине, в надежде тем самым оборвать монолог мужчины.

- Чего вы ищите здесь? В желании прекратить мучения, вопрошал я у девушки.
Её тело дрожало, в глубинах её желудка копошилась стая удивительных тварей, которые улыбаясь, потрясали сияющими серпами ртов и с треском отваливали огромные куски её черева, чем дальше, тем более она становилась похожа на жалкий кусок красно-коричневой плоти с бледными зелёными точками, что ранее могли бы осветить целый сквер, но сейчас, даже моя дешёвая душонка забивалась в угол от мерзкого холода, исходящего от всепоглощающей беспросветной тьмы. 

От осознания собственной ничтожности и немощности, в желании, как мне показалось, спасти то, что ещё не потеряно, она бы и хотела дать ответы на вопросы, что возникали у меня, но рот её был плотно защит толстой нитью. Через шовные отверстия, настолько глубокие, что казалось были проделаны могильною иглой, сочилось нечто абсолютно чёрное и вязкое, наверняка, стоило титанического труда каждое шевеление её плоти вызывая омерзение и стыд за столь унизительное состояние её тела. Она попыталась дёрнуться кончиками губ, но нити буквально удавили её старания, плотно стягивая челюсти, приводя к новому спазму, и она забыла о моей близости. Её глаза заперлись, чтобы обмануть Бога и Мертвеца.

 
Я нащупал во внутреннем кармане пиджака почти исписанный заготовленными для уже отгремевшего праздного вечера нелепыми шутками блокнот и погрызенную от монохромного волнения ручку, надеясь на состояние девушки указать мне, что та пыталась сказать. Точным движением своей хваткой руки она вырвала из объятий единственное, что оставалось от прошлой жизни. Пальцы, словно дубовые ветви с перепончатыми окончаниями на сочленениях, укутали, как собственное дитя, уже немного просачивающую содержимое ручку, на её ногах лежал развёрнутый у твёрдого кожуха блокнот. Руки её колотились, как отбойные молотки городских часов, словно в неё вливают раскаленное железо, похоже на сильнейшую ломку, что вызывают опиаты, она не могла сосредоточиться на единственной строке и разбрасывала ломти своих покалеченных мыслей порознь друг от друга: жить и умирать, комедия и трагедия, серебряная, как тонкий слой льда на асфальтированной дороге, маска, и такая же горячая, как волос огня зажигалки, золотая, старик и дитя, уйти в последний путь и сохранить у самой аорты. Ручка, как будто кисть её стала бесполой, вываливалась между тем, как она писала свои заповеди, тогда она стиснула её, в аккурат к расходящемуся к краям её очерневших губ шву. В месте, где бордовые полумесяцы расходятся по разные углы, он треснул, заставляя всю болотную мирскую вонь выходить, подобно тому, как, при наличии высокого внутреннего давления, взрывается воздушный шарик. Смешиваясь со слезами и кровью, вязкая чёрная субстанция олицетворяла отражение девушки, её настоящую природу. Сколько слоев грима не нанести на избитую кожу, она по прежнему будет оставаться омертвевшей внутри и вонять, вонять самым грязным, нестиранным бельём.

- Что ты собой олицетворяешь, с какой целью была рождена, зачем пришла к 'Я', может быть думается тебе, что он вылечит твою душу и сердце, а может ты хочешь заменить его? Кажется, я уже давно начал сходить с ума.

Подобно тому, как отец надрывисто кричит о боли, принесенной горестным поступком провинившегося юнца, вопрошал у неё о смыслах. Она уже давно была не здесь, только сейчас за ней пришёл мертвец, похлопав по костлявому розовому плечу. Так в чем же суть того, что она пришла за излечением будучи уже под крылом гибели. Наивно полагать, что это мотивированные поступки, скорее посмертные подергивания, что у трупов, которые вызывают не вышедшие из них телесные газы.

Я злился на неё, каждую секунду во мне сжигалась целая партия клеток нервной системы, злился за то, что она сделала с собой, но, вместе с тем, оплакивал её, слезами умывая лицо.

Если ты ждёшь иного исхода, - сказала мне кукла, прислоняясь ко мне всем весом - уходи, сейчас же, иначе потом придётся платить, любой твой выбор будет стоить тебе той или иной части самого себя, мир жаждет как твоей жизни, так и твоей смерти. Ждут только те, кто постоянно находится перед последней чертой, проводником через которую может стать только труп, так что не думай долго, я уже давно не жилец, а притворяться бессмертным богом не собираюсь. хотя на самом деле никто и не может: по-настоящему они только такие, смотрят на происходящее и время от времени опаливают ноги глиняных марионеток.

 
Я не понимал и слова, что сорвалось с её измученных губ. Я тоже мёртв? Наложите на глаза мои монеты в дань господу. Возможно, сейчас, поток её сознания воспринимается мне едким плевком умалишённого, но, аморфные и абсурдные мысли награждаются оболочкой психопатами и эксгибиционистами, вроде меня, её голая душа представляется мне, как нечто запретное, но сладкое, подобно библейскому яблоку. Возможно, она обладает тем ключом, что, кажется, приоткроет дверь в дивный мир, словно фруктовая гусеница пробираясь в кромешной темноте в сознания трезвых умов, принося с собой неведомые тайны и необузданные страсти.

Фиолетовая лампа ударила в пространство, обжигая мою грудь плотным светом, она оставила прожжённое пятно. Больно.

-Я не готов встретиться с Я, не хочу идти первым, не перенесу встречи с ним. Я его боюсь! Я его ненавижу! Хочу дышать, хочу видеть дивный мир, где мои крылья длиннее - кричал мужчина.

Двое медработников подхватили мужчину за руки и увели за пределы обозримого хлористого коридора. Пользуясь удобным случаем, я прошмыгнул за порог и прищемил толстенную деревянную дверь. Обернувшись к бордовые стенам, на меня изнутри стало давить малое пространство кабинета без окон, ни грамм солнечного света не мог проникнуть за бетонные холодные стены. Комната ломилась зверским количеством стеллажей с книгами, по левую сторону разложил свои плечи офисный лакированный стол, с правого края - кожаный коричневый диван, стеганный в мелкий рисунок. На королевском кресле восседало оно, существо которого, на самом деле, страшился каждый сидящий в том коридоре.

- как ты попал сюда, к нам, тебя не должно быть здесь, ты мёртв? - закричало оно. - Я оставил тебя гнить в самых мерзких и мокрых страданиях подсознательного, ты не справился со своей задачей и упал, упал ниже дна, где демоны, бесы, суккубы и вампиры пили бы из твоего рта. Это мне предназначено занять твоё место. Все вы ждете именно своего отождествление выберется наружу, и надрезая мои язвы, как колющий зимний вязаный свитер, но только на это вы и горазды - ждать.

- что здесь происходит? - спросил я.

- а ты ещё не понял? - маленькие руки обхватили мою шею сзади, - ты можешь ещё вернуться. Я могу тебя вернуть... 

Мне удалось ослабить хватку, и высвободиться, отбежав к центру комнаты. Существо, что вспомнилось мне в моменте, когда я отыгрывал на сцене, пошло в мою сторону, именно оно связывало мои больные руки, именно оно шептало мне сладкие песни. Не знаю, что происходит, но оно мне явно не радо. 

- мамочка, помнишь ты говорила мне, что поцелуй лечит любую рану, дай я поцелую твои вены, тебе станет легче. - комната заполнилась плотной мглой, лишь слабый свет, исходящий с прорези меж дверью и полом давал продохнуть.

Что же я должен сделать, чего вы от меня ждёте?