Тебе Хотелось Бы Так Думать?
Тебе Хотелось Бы Так Думать?
Оливия сидела под деревом в своих солнцезащитных очках, скрестив ноги в лодыжках, и ощипывала одуванчики. Шелли прилежно стояла над ней, образуя тень. Оливия подняла глаза и потянула Шелли за руку.
– Глянь-ка на это кислое яблоко, притворяется, что не рад нас видеть, – сказала она.
– Что случилось? – спросил доктор Годфри.
– Голова закружилась. Чувствую себя немного опустошенной.
– Почему ты не позвонила в скорую?
Она махнула рукой, – что за глупая идея. – И кто бы отвез Шелли домой? – спросила она.
– Почему не позвонила сыну ?
– Пыталась. Безуспешно.
– Думаю, тебе нужно в больницу.
Она сморщила нос, словно он предложил надеть ей бижутерию до заката – проявление внимания к такой ценности, как ее здоровье, казалось ей нелепой драмой на сцене больничного театра ужасов.
– Я буду здорова, как лошадь, когда посплю, – сказала она.
Годфри задумчиво почесал подбородок. Оторвав последний лепесток одуванчика и отбросив стебель, Оливия взглянула на него поверх своих «Джеки О».
Он повернулся к Шелли:
– Не поможете ли мне с пациенткой, сестра?
Шелли улыбнулась.
Годфри вез их домой в грузовике Оливии. Она поинтересовалась здоровьем Литы.
– Давай не будем говорить о наших детях, – сказал Норман.
– Что ж, это звучит чертовски привлекательно, – ответила она.
Она скинула туфли и задрала ноги на переднюю панель.
– Не против, если я закурю? – спросила она.
– Против.
Она вдавила прикуриватель на место.
В доме Годфри Оливия наконец-то была уложена в постель. Шелли зависла в дверном проеме, но мама сказала ей идти и набираться сил.
Шелли неохотно перевела взгляд с Оливии на доктора Годфри, тоскуя из-за того, как закончилось их маленькое приключение.
– Мама очень устала, милая.
Шелли уныло развернулась и зашагала вверх по лестнице. Годфри стоял в ногах кровати, скрестив руки.
– Спи, – сказал он. – Поешь что-нибудь. Если это произойдет снова, я настаиваю, чтобы ты обратилась к врачу.
– Подойди, – произнесла Оливия.
– У меня нет причин подходить к тебе.
– Норман, пожалуйста, ты можешь поцеловать меня на прощанье, как взрослый мужчина.
Годфри просунул большие пальцы в поясные петельки брюк и с подозрением посмотрел ей в глаза.
– Оливия, ты все это подстроила?
Она рассмеялась.
– Тебе хотелось бы так думать? Нет, я бы не поставила под угрозу свое чертово здоровье и безопасность дочери, чтобы привлечь твое внимание. Мне просто была нужна помощь, спасибо, что протянул руку.
– Ты принимаешь лекарства?
– Ты четко высказал свое мнение на этот счет.
– Это не то же самое, что «да».
– Да, – ответила она. – Веришь ты или нет, я не отношусь легкомысленно к твоим медицинским заключениям. Даже если у тебя манеры постельного монголоида. А теперь перестань хамить и поцелуй меня на прощание.
Годфри взглянул на часы, не отмечая времени. Затем подошел к двери спальни и закрыл ее.
* * *
– Твой офис, эта кровать. Мы ходим кругами. Не пора ли нам как-нибудь ночью прошмыгнуть на завод?
Годфри выскользнул из ее объятий и, сидя на краю постели, рассматривал свои сброшенные на пол брюки, распластанные, как сброшенная змеиная кожа.
– Сейчас это совсем другое, – сказал он.
– Кто знает. Тогда эта чертова голова лося Джей Ар так была довольна собой, глядя на нас, хоть и висела над каминной полкой.
Он ничего не ответил. Она подвинулась к нему и, свернувшись вопросительным знаком, положила голову ему на колени. Она чувствовала свой запах, исходящий от него. Она улыбнулась, но он не смотрел.
– Норман, посмотри на меня.
Он смотрел вперед.
– Норман, посмотри на меня.
Он опустил глаза и встретился с ней взглядом.
– Институт – один из самых передовых медицинских центров в мире, – сказала она. – Единственное, что сейчас важно – безопасность ребенка.
За окном из-за деревьев выскочила лань, остановилась, наклонила голову и принялась слизывать соль с пня. Это было так скучно, собственно, как со всеми оленями. Он не знал, смотрел ли он в окно несколько секунд или день. Она взяла его руку, отвела ее назад и засунула себе между ног.
– Ты все еще заставляешь меня мокнуть, как и всегда, – сказала она.
Он встал, чувствуя себя жалким. Он не знал, из-за нее ли это или из-за себя – потому что сделал это снова.
* * *
Роман шел к своей машине вдоль Индейского ручья. Он выбросил трусики Лизы Уиллоуби в воду и вытер руки о брюки. На его пути лежала пустая пивная банка, он ее пнул, и, ударившись о камень, она приземлилась ровно посередине ручья.
– Гол! – воскликнул он.
Он достал из кармана телефон и включил его. Одиннадцать пропущенных вызовов.
– Бля, – произнес он и побежал к автомобилю.
Когда он приехал домой, доктор Годфри сидел за обеденным столом со стаканом в руке.
– Твоя мама спит наверху, – сказал он. – С ней все в порядке. – Затем, в ответ на незаданный вопрос, добавил. – Я жду такси.
– Я могу отвезти тебя домой, – предложил Роман.
Годфри отклонил это предложение. – Спасибо, оно уже едет.
– Не проблема. Я ведь уже здесь.
– Все в порядке.
Роман пожал плечами и замолчал: предшествующий обмен фразами был самым большим между ними за последние месяцы. Годфри отхлебнул, задержал напиток на языке, проглотил.
– Сначала допью.
Когда «Ягуар» отъезжал от дома, ни один из них не заметил обиженно сгорбленный силуэт, наблюдающий за ними через чердачное окно.
– Как у нее дела? – спросил Годфри на трассе. – У твоей матери. Ну, в целом?
– Психованная, – ответил Роман. – А так, более или менее сохраняет статус кво.
Годфри покачал головой и направил взгляд в окно. Они проехали торговый центр, на автобусной остановке которого стоял молодой пухлый черный парень в футболке с Черепашками Ниндзя, скомканной в складках живота. В руке он держал мороженое, но не ел, а просто пялился на него, – оно стекало, он стряхивал на землю и смотрел, снова стекало, снова стряхивал капли, словно это было задание, данное ему в вечное наказание в загробном мире.
Роман посмотрел на него.
– Как ты? – спросил он.
Годфри удивился вопросу. Хотя, почему? Парень делит с ним кровь и имя; почему должно быть удивительно, что отпрыск двух ближайших людей в жизни Годфри, тоже является человеком? Он не знал как ответить, и заметил, что испытывает замешательство: в данный момент он не был ни отцом, ни доктором, ни даже любимым дядей и, фактически, не имел никакой ясной роли или ожиданий.
– Ты не знаешь, от кого залетела моя дочь? – спросил он.
– Нет, – ответил Роман. – Если бы знал, он бы уже был на дне реки.
Это так поразило Годфри, он понял, что пропустил момент, когда его племянник стал таким заботливым молодым человеком. Роман, воспитанный одной матерью, жаждал одобрения старшего, и старался подумать, что можно добавить такого полезного.
– Если узнаю больше, чем ты, то скажу, – произнес Роман. – Если ты этого просишь. Но, все, что я могу сказать: кажется, она... счастлива. Не знаю, хорошо это или плохо.
Они проехали мимо открытого канализационного люка, мужчины в касках вытягивали из его темноты что-то тяжелое, напряженно таща опущенную в его чрево веревку.
– Как и я, – ответил Годфри.
* * *
Лита сообщила Питеру, что он пришел как раз вовремя, чтобы сопроводить ее полакомиться замороженным йогуртом. Они пошли в «Твист», и она поведала ему вторую часть информации, выведанной у отца.
– Итак, тетя Оливия не самый обожаемый член семьи, но я немного узнала про нее, и до сих пор не уверена откуда она родом; думаю, Джей Ар влюбился в нее, увидев на сцене. То есть, он, определенно, влюбился. (Чувак, не знаю сколько козлов надо принести в жертву, чтобы выглядеть, как она, в ее-то возрасте...) Но когда она наблюдалась у моего отца, мне казалось, что у нее были достаточно серьезные проблемы, до рождения Романа. Но, в итоге, рассудок потерял именно Джей Ар. Очевидно, он сделал несколько довольно диких обвинений на ее счет.
Питер взял соломинку и разгладил ее.
– Например?
– Он не рассказал мне ничего конкретного, но, должно быть, это что-то очень сумасшедшее; папа до сих пор очень этим расстроен. И, оказалось, есть предсмертная записка, она пришла с почтой... днем позже. Он никому ее не показывал. Я хотела спросить его, о чем там говорится, но по его лицу поняла – пора менять тему.
Он вставил один конец соломинки в другой – получился овал.
– Что именно вы ищете? – спросила она.
Он переломил овал в нескольких местах, превратив его в окно, через которое посмотрел на нее.
– Что будете делать, если найдете? – спросила она.
Он откусил кусок пирога и задумчиво прожевал, делая вид, что у него есть ответ, и в нем слишком много ответственности и важности, чтобы делиться ими. На самом деле, он не знал, что сказать.
Она неожиданно наклонилась вперед.
– Ты знаешь их?
Он проследил за ее взглядом. Два близнеца-тарантула в обличии маленьких девочек, вьющихся возле Кристины, сидели за соседним столиком и пялились на них.
– О, они просто думают, что я оборотень, – сказал Питер.
Лита взглянула на их столик.
– Кто хочет быть следующей?! – громко сказала она им.
Близняшки отвернулись и принялись тихо чирикать меж собой.
– Люди – отстой, – заявила Лита.
– Люди – просто люди – сказал Питер, наслаждаясь чувством одновременно обиженности и великодушия.
– Маленькие шлюшки, – произнесла Лита.
Питер улыбнулся; он получал особое удовольствие от вспышек женского соперничества.
Лита хотела стереть эту придурковатую улыбку с его лица; она хотела обклеить ею свои стены, чтобы чувствовать ее, даже с закрытыми глазами.