Часть 23. АФОН
Ставрос проснулся в пять утра. Его дорожная сумка была собрана ещё вчера заботливой рукой матери и ожидала у двери. Рядом стояла ещё одна, в виде огромного рюкзака. Обычно багаж для ежегодного паломничества на святую гору Афон состоял из трех кладей, принадлежащим ему, его младшему брату, который теперь не понятно куда запропастился, и отцу. Но сегодня на Святой Афон отправятся двое. Если второй из них соизволит объявиться. «Где только этого балбеса черти носят? И телефон дома оставил, тупица! Господи, ну почему ты обделил его мозгами?» Ставрос, ворча себе под нос, бросил обе сумки в багажник. «Может, додумается на автобусе приехать?» Он в очередной раз перепроверил документы в бардачке: два удостоверения личности и два диамонитириона*. «Ну что за рожа, — продолжал раздражаться он, глядя на фотографию Никоса, проштампованную Патриархом Салоников. Длинные, давно нестриженные волосы вместо того, чтобы уложиться в хвост, торчали в разные стороны, криво сидящие очки на переносице перерезали по диагонали линию полузакрытых глаз. — Ну всё не как у людей». Он завёл машину и хотел было тронуться с места, как вдруг, кто-то сзади закрыл ему глаза. Сердце Ставроса упало в пятки, хотя неожиданные прикосновения едва коснулись его век. Он схватил тонкие запястья и дёрнул их резким движением. Как коала по ветке, на него скользнула Сапфо и оседлала, легко поместившись между мужской грудью и рулём.
— Доброе утро, котик, — промурлыкала она.
— Как ты проникла в мою машину???
Сапфо закрыла его рот страстным долгим поцелуем. А когда оторвалась, приняла скорбное выражение лица и, схватив щетинистые щеки в свои ладони, произнесла:
— Прими мои соболезнования в связи со смертью твоего папы. Тебе, наверно, очень тяжело.
В семье Ставроса не было принято называть отца папой, и от этих слов его губы горько дрогнули, а глаза тут же наполнились слезами. Никакие сочувствия не тронули бы его сердце так, как эти слова, тон голоса и взгляд девушки. Ему казалось, нет, он был уверен в том, что Сапфо была настолько откровенна потому, что сама чувствовала боль от его утраты. Ставрос не смог удержаться, и из его груди впервые с момента смерти отца вырвался звериный рёв —рев отчаяния и боли, переходящий в бурные рыдания. Сапфо обняла плачущего мужчину за шею и прижала его лицо к груди, нежно поглаживая по каштановым волосам. Он вздрагивал, всхлипывал, выл, шмыгал заложенным от слез носом долго, пока женская блузка насквозь не пропиталась горькими слезами. Сапфо гладила его по голове, как ребёнка, бившегося в истерике, и, слегка покачиваясь, тянула «шш...». Постепенно всхлипывания становились всё реже, и наконец Ставрос успокоился.
— Ну, всё, дорогой? Тебе легче? — оторвав заплаканное лицо от своей груди, но не выпуская его из ладоней, спросила девушка.
— Кажется, да, — проморгавшись, мокрыми ресницами пробурчал Ставрос. — Извини...
— Что ты, котёнок, не стоит.
— Теперь будь добра, объясни мне, что ты тут делаешь, — поднимая девушку за талию, как куклу, и перемещая её на соседнее сиденье, уже совсем другим голосом поинтересовался он.
— Еду с тобой на Афон, — уверенно сообщила Сапфо.
— Это исключено, — так же уверенно заявил Ставрос и, включив зажигание, съехал с обочины.
Сапфо быстро перекрутилась назад и юркнула в щель между двумя креслами на заднее сидение. Потом вытащила откуда-то небольшой рюкзак и принялась в нем копошиться.
— Не подсматривай! — приказала она, глядя в его глаза в зеркале заднего обзора, куда он уставился, забыв про дорогу.
Ставрос, сжав губы в ниточку, направил свой взгляд впереди себя на мокрый асфальт. Дождь ещё продолжал накрапывать, солнце лучами прорезало тучи, посылая их на неорошённые поля. Через пять минут водитель механически глянул в зеркало и чуть не потерял управление. Сзади на него смотрел Никос. Ещё мгновение, и брат уже сидел рядом, серьёзно насупив брови под кепкой. Даже наклеенная редкая бородка была именно такой, как у двадцатилетнего парня, словно застрявшего в подростковом возрасте. Ставрос резко остановил машину. Вглядываясь в лицо Сапфо — Никоса, он наконец произнёс:
— Признаю, поразительное сходство. Только вынужден тебя огорчить, мой брат ни за что не пропустит эту поездку, он до Афона на ослах доберётся, если понадобится. А два Никоса, сама понимаешь, я провести не смогу.
— Тогда давай поступим так: если Никос успеет на паром, я развернусь и поеду назад на автобусе. И обещаю, что никогда больше не стану проситься на Афон. Если же нет, зачем пропадать билетам? Я буду молчать как рыба, и никто не заметит подвоха.
— Это будет лишним. К тому же у моего брата голос выше, чем твой. Он не курит в отличие от тебя.
— Значит, по рукам? — радостно спросила Сапфо, повышая на два тона голос.
— Ладно, только поклянись сдержать своё слово и никогда больше не пытаться ставить меня в неловкое положение. Монахи — не простые люди, хотя и кажутся таковыми на первый взгляд.
Вместо клятвы она снова запрыгнула ему на колени и стала целовать. Ставрос слегка отстранил её и резко содрал с щёк щетину:
— Так-то лучше.
А потом накинулся на девушку, как изголодавшийся волк на овцу...
В городе Урануполи, откуда отходили паромы на святую гору Агион Орос, несмотря на многолюдность, было спокойно. Мужчины в темных неброских одеждах и с рюкзаками за плечами стояли в очереди к окошку с надписью: «Выдача диамонитирионов». Отец Ставроса получал разрешение в Салониках автоматом, поскольку каждый год делал щедрые пожертвования на реставрации храмов, монастырей и икон.
— Ставро, как ты, брат? Царство Небесное Михалису, упокой Господь его душу. Святой был человек, мало таких осталось... — Монах в рясе одной рукой похлопывал Ставроса по плечу, а другой крестился.
— Здравствуй, Анастасий.
Они расцеловались густыми бородами.
— Как Никос? — поинтересовался монах, кивая в сторону Сапфо, которая стояла, уткнувшись в телефон, в нескольких шагах от них в тени столетнего дуба.
Если бы Ставрос мог видеть строчки на экране, которые появлялись и тут же удалялись ловкими женскими пальчиками, он утопил бы девушку между бьющихся бортами лодок, прямо на глазах у изумлённых паломников. «Можешь открывать двери, он всё равно не успеет, дорога занимает минимум два часа». — «Хорошо, мне в любом случае пора начинать мессу». — «Прекрасно, спасибо, патер!» — «Спасибо скажешь Господу, дитя моё, а я человек смертный». — «Знаю. Как только вернусь, отблагодарю по полной. Будешь молить небеса, чтобы я остановилась!» — «Вот, это совсем другое дело! Бог тебе в помощь, что бы ты там ни задумала. А что мне с парнем-то делать?» — «Накорми, напои, благослови и отпусти». — «Хорошо». Потом зажглось сообщение: «Переписка удалена».
— Держится, — ответил Ставрос, кидая косые взгляды на монаха, который в упор смотрел на Сапфо.
— Подойду-ка я к нему, пособолезную. Жалко парня.
— Пожалуй, не стоит, Анастасий... Он может сорваться, расплакаться, потом его очень трудно успокоить. Слаб он ещё верой, видишь ли.
Сердце Ставроса забилось сильнее, на лбу появилась испарина. Но голосом он себя не выдал.
— Помоги ему Господи и ангелы небесные! — сказал монах и в воздухе перекрестил Сапфо.
Наконец он отошёл и примкнул к своей группе. Ставрос облегчённо выдохнул и быстрым шагом направился к Сапфо.
— Ты меня в гроб загонишь, дьяволица! — страшно тараща глаза, сквозь зубы прорычал он.
Она заигрывающе блеснула карими глазами из-под кепки и, облизнув губы, произнесла:
— Я — твой ангел-хранитель, трусишка, пока ты со мной, ничего не бойся!
Послышался позывной гудок парома, и все поспешили к причалу. Ставрос в последний раз с надеждой посмотрел на дорогу и, окончательно убедившись в том, что брата нигде нет, пошёл к причалу. Девушка, сутулясь, засеменила следом.
Братьев Венетисов ждал частный катер. Хмурый капитан пожал руку Ставросу и Сапфо, сухо пособолезновал и тут же повернул ключ в зажигании. Мотор медленно опустился в воду и забурлил, вспенивая тёмно-синие волны. В течение получаса все молчали. Сапфо любовалась красотой полуострова и чистой, омытой дождём природой. Где-то полукруглые, где-то острые горы и холмы от ярко-зелёных до светло-салатовых, словно дети, тянули руки-кипарисы к голубому небосводу. Она думала о том, что когда-то, чуть более трёх тысяч лет назад, именно на этом месте, разрывая воздух и сотрясая землю, шла великая война между Богами и Титанами. Один Гигант по имени Афос швырнул в Посейдона огромную скалу, но тот поймал её и бросил в ответ, придавив под ней Титана Афоса. Теперь он вынужден сидеть на глубине океана и держать гору, названную его именем, которая уже более десяти веков гремит церковными колоколами и держит на себе православных священников и монахов, людей ненасытных и бесполезных обществу.
Ставрос не смотрел по сторонам. Он не мог оторвать взгляда от Сапфо в широких мальчишеских джинсах и рубашке, которая от брызг прилипла к подпрыгивающей на волнах маленькой остроконечной груди. Его мужская плоть напряглась. Он подошёл к девушке сзади, обнял за талию и плотно прижал к своему животу. Капитан стоял позади них, сосредоточенно глядя вдаль...
Как только они ступили на святую землю в порту Дафни, Ставроса буквально облепило духовенство.
— Царствие Небесное твоему отцу! Святой был человек!
— Пусть земля ему будет пухом!
— Упокой Господь его душу!
— Мир праху его! На небесах Михалис обретёт спокойствие!
— Господи, даруй ему вечный покой!
Сапфо, хотя и знала, насколько знаменит своей благотворительностьюсвоими вкладами в православное христианство, был Михалис Венетис, всё равно немного опешила. Мужчины в длинных многослойных рясах и в колпаках, все на одно лицо, с редкими длинными бородами и жиденькими хвостиками, схваченными бежевыми резинками, которыми перетягивают колбасу в супермаркетах, готовы были разрыдаться от такой потери. Все они выглядели как один, помноженный на несколько раз, с разницей, пожалуй, в росте и объёмах выпирающих животов. Потом они переключились на «Никоса». Ставрос, казалось, уже был готов выдать все тайны как на духу. Сапфо сложила пальцы рук в замок на груди, склонив набок голову, точь-в-точь как это делал Никос, и обречённо прошептала:
— Аминь.
Монахи по очереди стали обнимать Сапфо, прижимаясь каждый своей щетиной к наклеенному волосяному покрову на лице девушки. Она задержала дыхание. Её выворачивало от запахов пота, еды и ладана, которые исходили от служителей Господних, почти никогда не пользующихся средствами гигиены.
Наконец священнослужители стали по одному разворачиваться, и каждый пошёл своей дорогой. И только Ставрос собирался было облегчённо выдохнуть, как один из отдаляющихся монахов, по имени Никифор, настоятель монастыря Эсфигмена, обернулся и подозрительно посмотрел на Сапфо. Их взгляды встретились, задержались друг на друге, потом разошлись. Сапфо зашла за спину Ставроса, а настоятель ушёл восвояси.
— Почему он так на тебя посмотрел? Точно всё понял, его не проведёшь, он из этих... из староверцев! Для него, кроме православия, ничего больше не существует. Слышала, как он с патриархом Варфоломеем рассорился из-за того, что тот с католическим Папой вздумал помириться? А женщин так он вообще ненавидит! Если Никифор что-то заподозрил, будь уверена, он нас сдаст с потрохами! И знаешь, что нам грозит? Тюрьма!
— Успокойся, котик, всё будет в порядке, вот увидишь. Только вот то, что твой страх проявляется у тебя на лице, вряд ли нам поможет. Ты похож на дрожащего дьяка, замышляющего кражу века.
Сапфо заставила Ставроса слегка улыбнуться, хотя он всё ещё напряженно всматривался в отдаляющуюся черную фигуру Никифора.
Потом девушка добавила:
— Помни о том, что ты ничего плохого не делаешь, мы здесь для спасения жизни моей мамы. Господь на нашей стороне.
— Дай-то Бог, дай-то Бог!
— Ты мне лучше вот что скажи, как мы доберёмся до Мегисти Лавры, где хранится пояс Пресвятой Богородицы? Я не вижу ни одного такси.
— Ножками, принцесса, теперь только ножками.
Сапфо посмотрела вокруг. Ничего, кроме гигантских кучерявых гор, не было видно. Если представить полуостров, который напоминал три вытянутых пальца руки, и заострить внимание на указательном, то порт, к которому они причалили, находился с внутренней стороны средней фаланги. Монастырь Мегисти Лавра, скрывавший храм Богини Артемиды, стоял на противоположной стороне конца воображаемого ногтя. Между ними пролегали десятки километров извилистых тропинок через горы, самой высокой из которых был Афон. Хотя Cапфо и не отличалась физической подготовкой, она была вынослива и упряма. «Я иду к тебе, Артемида, и я вынесу ради тебя всё, что уготовили мне Мойры, Богини Судьбы! Я преклоню перед тобой своё колено, чего бы мне это ни стоило!» А вслух сказала:
— Ради того, чтобы прикоснуться к чудотворному поясу Богородицы, ради спасения моей мамы я готова пройти не десятки, а сотни километров. С помощью молитв и Господа мы свершим это паломничество вместе.
Она взяла крупную ладонь Ставроса в свои руки и прижала её к губам. Со стороны это выглядело так, словно младший брат демонстрирует старшему своё смирение.
— Прости меня, Господи, и помоги нам. — пробормотал Ставрос, перекрестившись.
И они двинулись в первый монастырь под названиемСимонопетра.
Разрешение на посещение монашеского государства.