ТАМ, ГДЕ ЖИВУТ БОГИ

Женщины на святой горе Афон всё же появлялись с некоторой периодичностью.
Разоблачение скандальной истины произошло во время реставрационных работ в часовне Святого Афанасия Афонитского, где, ко всеобщему удивлению, были обнаружены кости, принадлежащие женщине. Копая глубже в землю и в историю, раскрылись и другие шокирующие факты присутствия женщин — либо тайно проникших, либо специально привезённых в мужскую монашескую обитель. Тщательно скрываемое существование одного монаха, рождённого и прожившего всю свою жизнь на Афоне, говорит о том, что его мать попала на святую гору, будучи беременной. Или, о Боже, зачала уже там! Всем известно, что сила правды заключается в том, что она рано или поздно будет раскрыта. Только жители Афона уповали на Бога и верили, что Он защитит их от расплаты за любое прелюбодеяние. Для чего или кому нужно было создавать запрет на посещение женщинами священной горы? Возможно, это было своего рода местью за то, что с самого начала существования мира она принадлежала женщинам, а конкретно — целомудренной Богине Артемиде и её девственным жрицам. Любой проникший туда мужчина неизбежно становился жертвой божественной стрелы, мгновенно настигнувшей его, где бы тот ни прятался. Тогда монахи решили отплатить женщине той же монетой. Они создали историю о том, что якобы сама Богородица охраняет свои сады от женского пола, пожелав быть в них единственной царицей, а потом стали рождаться разного рода страшилки о карающих иконах в случае нарушения запрета. Только ни настоятели монастырей, ни аббаты не учли того, что на природу управы нет и быть не может. Ничто остановит силу, движущую вожделением. Лишь божество способно укротить её. Человек же, как бы он ни старался воспротивиться сильнейшему притяжению к противоположному полу в момент выброса необузданного гормона страсти, никогда не избавится от плотской истомы. Однако христиане оказались народом хитрым и упрямым. Создав себе «тюрьму» в «Райских садах» и изолировав таким образом себя от возможного греха, они доказали, что сам Господь услышал их и благословил. Они не учли одного: над мужской природой властен лишь тот, кто её создал. А это случилось задолго до рождения христианства и его заповедей. Таким образом, женские посягательства на монашеские владения с удивительной регулярностью взрывали общественные средства массовой информации, так как женщины не желали оставаться в тени. Причины у всех были разные: одни просили защиты от набегов османов, другими двигало желание поклониться чудодейственным образам Богородицы, а кому-то просто было интересно посмотреть на то, как живут монахи-отшельники. Несмотря на то что другие монастыри по всей Греции можно было посещать круглый год, Святой Афон оставался для женщин желанным запретным плодом. А всё потому, что там, в самом его центре, жило и дышало девственное лоно Артемиды, а сердца нимф и муз бились в женских особях животных и птиц. А мужчины никогда не обретут там желанный покой.

Сапфо внимательно изучала карту полуострова Халкидики, трезубцем распластавшегося на водной синеве Эгейского моря. Добраться до самого пика левого зубца, где находился полуразрушенный храм Артемиды, было даже трудней, чем попасть на сам Афон. Священные Рощи Богини были ловко замаскированы внушительных размеров монастырями Великой Лавры Святого Афанасия, занимавшими полсотни квадратных гектаров земли, дабы хорошенько скрыть древние останки от любопытных глаз. Сапфо расчертила несколько вариантов проникновения сюда, прекрасно осознавая, что ни один из них нереален. Налив себе из старого заварника чаю, девушка задумалась о Ставросе. Она и раньше подозревала, что он мог быть как-то связан с Церковью: его извращённые фантазии так или иначе сводились к религиозной тематике. Три хлопка дверью мадам Магдалины подтвердили её догадки. Но что она о нём знала? Да ровным счётом ничего, как и об остальных своих клиентах. Ставрос отличался особой жестокостью и имел крайне извращённое воображение. То он хотел, чтобы Сапфо доминировала, а он сопротивлялся ей. То они зажигали огромное количество свечей разных размеров, расставляли их по всем поверхностям, а Сапфо должна была изображать горящую в огне язычницу, при этом эротически извиваясь. Он привязывал её раскинутые руки к спинке кровати и заставлял стонать, словно кровать была крестом, а Сапфо — распятой на ней грешницей. И тогда Ставрос хлыстал плёткой по голому телу девушки. Не сильно, поскольку он, как и все извращенцы, жутко боялся вида крови, а также полиции и скандала. В борделе существовали правила, запрещающие наносить девушкам серьёзные увечья, в противном случае можно было нарваться на крупные неприятности.

Ставрос никогда не снимал золотой крестик. Его волосы были собраны в редкий хвостик, щеки, губы и подбородок скрывались за густой бородой. Стройное тело пахло мылом и воздержанием. Сапфо попыталась представить своего клиента в рясе. Получилось неплохо. Особенно в тот момент, когда он наконец, успокоившись, собирался уходить. Его маленькие карие глазки смотрели в пол, пока он гасил свечи, наматывал на короткую рукоятку кожаную плеть и нервными движениями засовывал её в карман. Казалось, что ему было стыдно за только что содеянное. В эти моменты он становился совсем другим человеком.
Сегодняшняя встреча со Ставросом немного сбила девушку с толку. Что это на него нашло? Откуда взялись эти телячьи нежности? Или это сами Боги решили подсобить её планам? Нужно было всё хорошенько обдумать. Если она согласится пойти с этим садистом, кто её потом защитит за пределами любовного квартала? На мать рассчитывать бесполезно, у неё «запоздалая любовь», как она выражалась. Нужно было подстраховаться. В телефонной книжке она нашла номер Костаса. Уезжая, он сказал девушке: «Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, абсолютно любая, звони без колебаний». И Сапфо — впервые за тринадцать лет! — написала ему короткое сообщение. Несмотря на позднее время, ответ пришёл почти сразу, и у них завязалась вполне невинная переписка.
Девушка проснулась в полдень. Она быстро умылась, надела джинсы, свитер, кроссовки и ярко-красную куртку, кинула в сумку деньги, телефон и карту Афона и молнией сбежала вниз по лестнице. На последней площадке она почувствовала запах сигаретного дыма и остановилась.
— Спасибо, — тихо бросила она в приоткрытую дверь.
Изнутри показалась рука в крупных кольцах и с ободранным красным лаком на длинных ногтях, жестом ясно давая понять, что девушке не стоит оглядываться.

Сапфо выбежала во двор и неожиданно уткнулась носом в черное пальто:
— Что ты тут делаешь?
— А почему ты так долго спишь? И зачем наврала про следующего клиента? Я замёрз, как собака, и голодный, как волк!
Ставрос стучал зубами в знак доказательства того, что он замёрз и проголодался.
— Зачем же ты тогда стережёшь меня, как собака? Шёл бы лучше домой!
— Я боялся, что ты сбежишь.
—Почему? Ты всерьёз думаешь, что я поверила в тот бред, который ты вчера нёс? Или ты полагаешь, что я впервые слышу подобные предложения под влиянием тестостерона?
Ставрос молчал. Мелкая дрожь не отпускала его.
— Погоди, — насторожилась Сапфо, — мне кажется или ты и сейчас собираешься сказать мне что-то подобное?
Он смотрел на маленькую девушку, не в силах выдавить из себя ни слова., Ожесточенную неравную борьбу вели сейчас его тело и душа. Он вглядывался в большие карие глаза Сапфо, смотревшие на него снизу вверх, пытливо заглядывая в самую душу в ожидании ответа, и, казалось, погружался в их глубину..
Затянувшееся молчание Ставроса испугало Сапфо. Её планы грозились рухнуть, лишь начав приобретать очертания реальности. Тогда из её губ полились сладкие речи:
— Кажется, ты вчера ночью хотел спасти мою душу, котик. Не знаю, от чего или от кого, но ты хотел взять её, грешную, в руки и приласкать. А сейчас у тебя не хватает смелости даже поговорить со мной? Я испугалась вчера, а ты робеешь сегодня. Давай начнём сначала?
Девушка поднялась на цыпочки и нежно поцеловала мужчину.
Ставрос в ответ заключил Сапфо в объятия и сжал так сильно, что её рёбра хрустнули. Но вместо боли она почувствовала в груди звук победных фанфар.
— Хочешь, пойдём ко мне? — прошептала Сапфо.
— Очень хочу. Только сначала поедим.
— С удовольствием.
— Постное?
— Естественно, я же православная христианка!
— Ну и слава Богу! — еле слышно произнес Ставрос, и они, рука об руку направились к его машине.
«Ох уж эти православные греки! — думала Мила, сидя в начищенном до блеска "Ауди" и глядя из окна на мелькающие здания. — Великий пост соблюдают, а по борделям ходят. Прямо как моя мать». И она нежно погладила мужские пальцы, сжимавшие рычаг переключателя скоростей.

Через пятнадцать минут Ставрос и Мила заехали на подземную парковку, оставили машину и вышли в самом сердце Салоников. Проходя мимо булочных, из которых сочился аромат свежего хлеба, и направляясь в сторону таверн, откуда уже разносились запахи свежеприготовленных морепродуктов и печёной фасоли, они почувствовали урчание в желудках. Ставрос почти никогда в жизни не испытывал чувства голода или других неудобств. Всё в его жизни было вовремя, размеренно и в достатке. О нуждах людей он знал из книг, фильмов и Библии, а бедняков и попрошаек считал мучениками, расплачивающимися за свои грехи или грехи своих предков. Сапфо по привычке бросила несколько монет в протянутую руку местного бомжа.
— Не делай этого, сейчас их целая куча набежит и начнёт тереться вокруг нашего столика в таверне, — попросил Ставрос. — Всех нищих не накормишь. Лучше пойдём зажжём свечку святому Димитрию.
«Святой Димитрий раздал всё своё имущество бедным, если что...» — пронеслось в голове Милы, которая благодаря своей матери, хотя и вопреки своему желанию, знала о деяниях каждого святого и великомученика.
Но вслух сказала:
— Конечно, котик.
Они вошли в храм. Ставрос бросил пригоршню монет в ячейку и взял две свечки, одну для себя и одну для Сапфо. Он быстро три раза перекрестился, поцеловал несколько икон в трех местах и немедля пошёл к выходу.

В таверне было тепло и уютно. Они сели за столик у окна, официант услужливо придвинул Сапфо стул и взял её куртку. После того как Ставрос сделал ыцарский, но постный заказ персон на десять, он неожиданно спросил:
— Расскажи мне о себе. Откуда ты родом, где твои родители? Я хочу знать о тебе всё.
— Ну... моя мама — украинка, православная и глубоко верующая. Я воспитывалась строго по-христиански. Отца я не знаю, — ответила Сапфо, ковыряя вилкой в пустой тарелке.
— Бедная девочка, — вздохнул Ставрос.
— Мы много путешествовали по стране, посетили почти все монастыри. Кроме одного.
«Или сейчас, или никогда. О, Артемида, помоги!» — подумала девушка.
— Впечатляюще. И какой же монастырь вы не посетили?
— Агион Орос. Святой Афон.
— Ах да, я должен был догадаться.
— Понимаешь, моя мама смертельно больна. — тихо начала Сапфо заранее заготовленную басню. — Каждый день я прошу Бога о помощи, но болезнь прогрессирует. Никакие лекарства уже не помогают... Она умирает...
Ставрос смотрел на страдающее детское личико и было видно, что его сердце обливается кровью от жалости. Никогда раньше Сапфо не видела и тени сострадания на этом жестоком лице.
— Я видела сон, как стою перед каменным храмом, слева от меня красная часовня. Колокол на ней неподвижен. Всё вокруг неподвижно, ветра нет, птицы не летают. У меня в руке мамин пояс. Я вхожу в храм с очень высоким куполом, таким высоким, как будто это и есть небосвод. Я прохожу вглубь и вижу прямо перед собой пьедестал, покрытый красным бархатом, а на нём стоит раскрытая серебряная шкатулка. По обе её стороны горят две лампады, позади — живые цветы и золотой крест. Я подхожу ближе и кладу пояс мамы прямо на животворящий пояс Пресвятой Девы Марии, который находится в шкатулке, и...
— Что?..
Глаза Ставроса впились в губы Сапфо, чтобы не пропустить ни слова.
— Меня как будто бы оторвало от земли, и я стала лёгкой-прелёгкой, как одуванчик. Я перестала чувствовать своё тело, поднимаясь всё выше и выше. И вот я уже не в храме, я лечу над ним, над лесами, ещё выше, над самой макушкой горы Афон. Я спешу, я несу целебный пояс маме...

Подошёл официант с огромным подносом и стал выкладывать на стол блюда. Осьминог, кальмары, мидии, моллюски, креветки, фасоль, чечевица, свёкла, морковь... Он всё ставил и ставил, пока на столе не осталось пустого места. Бутылку воды и корзинку с хлебом пришлось переместить на подоконник.
— Приятного аппетита и удачного поста, — пожелал официант и удалился.
Сапфо громко сглотнула слюну. Будь она голодной неделю, ни за что бы не смогла съесть и пятой части этих блюд! Ставрос даже не глянул на стол.
— Жертвенник, — сказал вдруг он.
— Что? — не поняла девушка.
— Не пьедестал, а жертвенник. Так называется место, на котором расположен серебряный ларец, где лежит святой пояс... Ты в точности описала, как выглядит Ватопедский монастырь снаружи и храм Пресвятой Богородицы внутри! Это невероятно! Бархат, цветы, крест...
«Кажется, этот парень не ведает о чудодейственном Интернете», — усмехнулась про себя Сапфо.
— А ты откуда знаешь, ты там был?
— Был. Несколько раз. И сразу после Пасхи снова туда отправлюсь.
— Умоляю, возьми меня с собой!
Ставрос рассмеялся, обнажив ровные белые зубы, больше напоминающие оскал, чем улыбку. Сапфо впервые видела, как он смеялся. Потом он замолчал и принялся за еду, всё ещё улыбаясь. Сапфо отвернулась к окну, на глазах задрожали слезы.
— Так и быть, я могу взять с собой пояс твоей мамы и приложить его к поясу Богородицы.
— Нет! — вскрикнула Сапфо, и Ставрос в панике оглянулся по сторонам.
В таверне, кроме них, никого не было, и голос девушки эхом раскатился по пустому залу.
— Я сама должна это сделать, — сказала она уже тише, — так было во сне. Этот сон повторяется почти каждую ночь. Всё отчётливее и настойчивее. Скажи, Ставро, разве Богородица — не мать Христа? Разве Он не спас бы Ее, чего бы Ему это не стоило? Разве иудеи или монахи остановили бы Его?
— Может быть, и так. Но ты — не Он, и в наше время это невозможно.
— Значит, мы должны обойти закон. Иисус тоже...
— Довольно! — Ставрос стукнул кулаком по столу так, что на нём разом подпрыгнули все тарелки. — Я не собираюсь это обсуждать!
Сапфо замерла от неожиданности. Повисла минутная пауза, а потом она решительно сказала, глядя своему спутнику прямо в глаза:
— Это моё условие.
— Что???
— Я пойду за тобой только в сторону Афона. А вот когда мы оттуда вернёмся...
Ставрос вскочил, не дав ей договорить, с грохотом уронив под собой стул. Потом вынул из своего портмоне несколько купюр и бросил их на стол.
— Ненормальная! — прошипел он и вылетел из таверны, хлопнув дверью.
«Разговор ещё не окончен, котик», — подумала Сапфо и закурила.
— Официант! Заверните мне, пожалуйста, всё с собой, — попросила она.
Выйдя на улицу, Сапфо отдала пакет с едой семье беженцев, сидящих на асфальте с протянутыми руками.

Во время поста в Греции разрешается употреблять пищу бескровных животных.