Глава 3
В первый же субботний день Уго как следует отсыпался дома. Накануне вечером Фабио затащил-таки его в любимый «Алый ирис», где превысил свою норму спиртного на пару стаканов и стал чересчур разговорчивым. Это было даже приятно. Несмотря на то, что они делили вместе квартиру и виделись на парах, как такового живого общения между ними было не особенно много. Уго записался в ближайший спортивный зал, а в остальное время торчал дома, нагоняя учебную программу – некоторые преподаватели и не думали делать ему поблажки за то, что он пропустил пару недель учёбы по уважительной причине, и требовали сдать все невыполненные задания. Фабио же в квартире появлялся крайне редко, в основном, ближе к ночи, непременно с пиццей или каким-нибудь коричневым пакетом с бургерами. В университете он частенько пропускал пары, а на перерывах куда-то отлучался. Несколько раз Уго видел его в компании профессора Риччи. Тогда он кивал им в знак приветствия и молча топал дальше, невольно вспоминая разговор на первой лекции.
Фьора тоже не спешила идти на контакт. Один раз Уго написал ей «привет» в мессенджере, но сообщение так и висело непрочитанным, а на следующий день она не обмолвилась с ним ни словом. Зато торопились обмолвиться другие девчонки – почему-то им было очень интересно послушать про его учёбу в Мексике, про родителей-археологов, про то, что он думает о том или ином преподавателе – в общем, возле его парты постоянно крутилась чья-нибудь юбка. Уго же, не особенно разговорчивый по складу характера, в такие моменты чувствовал себя неловко. Он вроде и был дома, в родной среде, но ощущал себя чужаком. За два года старые связи побледнели, как луна в дневном небе, а заводить новые почему-то не сильно хотелось.
Как-то раз он спросил у одной особо резвой девчонки по-имени Франческа, симпатичной брюнетки из группы Фьоры, насчёт Эттори Риччи. Франческа пару раз садилась рядом с Уго на общих лекциях и всегда была не прочь с ним поболтать.
– Он потрясный, правда же? – улыбнувшись, девушка подпёрла рукой щёку и посмотрела в потолок.
– Эээм… Не знаю, что тебе на это сказать.
– Такой развязный, простой, совсем не похож на остальных преподов, – объяснила Франческа. – Не любит всей этой напыщенной официальности. Правда вот, поговорить с ним вне занятий можно только разве что в курилке.
– Не любит общаться?
– Не особо. Он всё время чем-то занят и выглядит уставшим.
Уго только согласно хмыкнул. Его уже посещали мысли о том, что профессор Риччи если и спит, то явно не каждый день.
– Конечно, он делает исключение для своего круга избранных…
– Избранных?
– Ну да, – хмыкнула Франческа. – А то ты не заметил! Твой дружок Фабио, Фьора, брат с сестрой ещё эти странные… Да ты видел их наверняка, Миреллу разве что слепой импотент мимо пропустит!
Уго догадался, о ком она говорила. Мирелла была эффектной кучерявой блондинкой с последнего курса магистратуры. Когда она проходила мимо по коридорам, было трудно не повернуть голову и не посмотреть ей вслед – и Уго уже пару раз ловил себя на подобной реакции. А вот её брата он, сколько ни силился, вспомнить не мог.
– Он охотно болтает только с ними, – тем временем продолжала Франческа. – Уж не знаю, что они там обсуждают, может, учёбу, но не с Фабио же! Мария даже видела, как они собирались у него в кабинете после пар. Не знаю, может, реально какой-нибудь кружок любителей литературы или, там, истории искусств… Но Мария тоже к ним просилась, а профессор Риччи ей отказал. Ну не шибко-то она и умная, скажем честно…
Франческа продолжала что-то щебетать и не умолкла, даже когда прозвенел звонок. В дверях показались болтавшиеся в коридоре студенты. Уго увидел две знакомые головы. Фьора и Фабио прошли мимо первого ряда, о чём-то разговаривая. Они улыбались.
– Но какой у него стиль! Эти кольца, кожаные куртки… И на экзаменах не валит.
Уго бросил невпопад:
– Значит, к его парам можно особо не готовиться?
– Ну нет, как раз именно к его парам мы готовимся лучше всего, – хихикнула Франческа. – О, привет, ребята!
– Всё клеишь девчонок, медведь? – Фабио протиснулся за их спинами и плюхнулся на стул возле Уго. – Слава Богу! А я уж было подумал, ты решил пожить как монах.
– Захлопнись.
Несмотря на все дифирамбы в адрес Эттори Риччи, Уго чувствовал к нему что-то наподобие неприязни. Она маячила на задворках сознания и появилась там аккурат после их первого разговора. Уго сбивало с толку его поведение. Ему казалось, что Эттори чего-то выжидает, наблюдает за ним, изучает его повадки. Оттого ли, что Уго дружил с Фабио? Или просто стал новой фигурой на курсе? Вот только сам Эттори явно был не тем человеком, который сильно бы интересовался каждым новоприбывшим студентом и, тем более, кругом его общения. Его вообще, казалось, не могло занимать ничего вокруг, кроме своих лекций.
Он попытался было поднять эту тему в разговоре с Фабио, но тот лишь отмахнулся от него:
– Да ничего мы такого не обсуждаем, так, историю, – сказал он, водя соломинкой внутри пустого стакана.
– На пары ты не ходишь, а с ним потрещать за учёбу только рад?
– У нас… факультативы, – неуверенно произнёс Фабио и попросил бармена повторить последний коктейль. – Типа допзанятия. Как раз для отстающих.
Уго вспомнил слова Франчески.
– А зачем тогда Фьора на них ходит?
– Да она вообще на учёбе повёрнута, ты же знаешь.
Здесь нечего было возразить. Фьора ещё в старших классах настолько увлеклась искусством, что чуть ли не каждые выходные стала проводить в поездках из их родной Эмполи в галерею Уффици или Палаццо Питти. Уго старался не думать о том, что чаще всего в этих экскурсиях именно он составлял ей компанию.
Продолжать разговор об Эттори и университете в целом Фабио наотрез отказался. Его словесный поток перешёл в другое русло, а Уго, всё ещё занятый своими мыслями, пропустил некоторую его часть.
– …они как… Да я даже не знаю, на что они похожи! Такие мягкие… Знаешь, я иногда не выдерживаю, наматываю их на пальцы и подношу к солнцу – а она смотрит на меня и смеётся…
– Кто?
– Джулия… – Фабио выдохнул её имя и закрыл лицо руками. – Рыжий демон, она сводит меня с ума!
Уго присвистнул.
– Не припомню, чтобы ты так поэтично высказывался о своих подружках.
– Она мне не подружка, – почему-то вскинулся Фабио. – Это совсем другое, тебе не понять!
Уго молча вскинул бровь.
– Да! – повторил Фабио, распаляясь всё сильнее. – Она владеет мной… И знал бы ты, как мне это нравится! А он… А потом… Каждый раз приходится уходить! – Его руки сжались в кулаки. – И она как будто не против, а взгляд такой… Господи…
– Эй, – Уго тронул друга за плечо. – Ты чего? Что у вас там за игры?
Фабио несколько раз моргнул, а затем улыбнулся одними губами.
– Да я так, просто. Никогда такого со мной не было, понимаешь?
– Ну ещё бы! Учитывая, что ни одни твои так называемые отношения больше пары недель и не длились.
– Ну почему… С Кьярой мы встречались полтора месяца.
– Да, и большую часть этого времени она с тобой не разговаривала.
– Ладно-ладно, – усмехнулся Фабио и махнул рукой. – Пойдём домой, а то мне что-то совсем хреново.
Когда на следующий день Уго проснулся, Фабио в квартире уже не было. Часы показывали за полдень, было прохладно, по стенам растеклись серость и унылость, словно перед зимним рассветом. Голова побаливала и, стараясь не тревожить её умственными нагрузками, Уго сходил в душ, размялся и вышел на улицу. Ему хотелось найти какое-нибудь уютное местечко вместо того, чтобы торчать целый день в одиночестве дома. Моросил мелкий дождь, ветер пробирался под толстовку, и в целом обычно солнечная и мягкая в этот месяц погода сегодня почему-то решила покапризничать.
Натянув капюшон на голову и поджав плечи, Уго довольно быстро дошёл до площади Санта-Кроче – в плане расположения квартирка Фабио была очень удачной. При обычных условиях за эту удачу им пришлось бы хорошенько переплачивать каждый месяц, но квартира принадлежала двоюродной тётушке Фабио, которая просила за неё более чем гуманную плату – по большей части, чтобы покрыть коммунальные платежи. Строгих нравов, тётушка категорично запретила Фабио приводить в дом девушек и устраивать там посиделки с алкоголем, поэтому и о новом соседе племянничек пока помалкивал.
Уго миновал безлюдную площадь, домики с аккуратными, почти что кукольными фасадами, пересёк узенькую Виа дей Бенчи и попал на такую же Виа дей Нери, прошёл мимо широких окон кафе-мороженого. Разгорячившись и приободрившись от ходьбы и свежего воздуха, он решил пройти ещё дальше, пока, наконец, не вышел к шумному пересечению улицы с Виа дей Леони. Он вспомнил со времён школы, что, если повернуть налево, можно выйти к тем самым Галерее Уффици и музею Галилео, куда его иногда таскала Фьора.
Конечно, в этот раз он не собирался идти ни в какую галерею – зачем? Само собой, Уго гордился громадным культурным наследием своей родной земли, однако его больше тянуло к истории, а не искусству, хоть эти сферы и были очень тесно переплетены между собой, особенно здесь, в Италии. Но ещё с самой школы (а зачастую и в выходные дни) он был напичкан выездными экскурсиями и посещениями всевозможных музеев. А вот позавтракать, а заодно и пообедать не помешало бы, так что Уго свернул налево – где-то по пути должно было находиться небольшое уютное кафе, в котором они с Фьорой коротали время в ожидании родителей.
Кафе было на месте и Уго, чувствуя, как его наполняет какое-то родное, тёплое чувство, вошёл внутрь. Всё те же столики у окон, доски с меню над головами кассиров, витрины с оставшимися с утра пирожными – здесь практически ничего не изменилось, словно бы и не было последних нескольких лет, за которые Уго успел отвыкнуть от прошлой жизни.
Дождь загнал внутрь кучу народа, желающего погулять в выходной день, да и туристический сезон пока что тоже не думал заканчиваться. Тем не менее, Уго удалось высмотреть маленький столик у самой крайней, смежной с туалетом стены. Он заказал эспрессо и блюдо дня – фарфалле в сливочном соусе – и, откинувшись на стуле, стал глазеть по сторонам. В окна настойчиво били капли, словно хотели достучаться до сидящих в тепле и ярком свете людей. Воздух трещал как в улье, какая-то парочка рядом спорила о том, какого цвета диван им стоит купить взамен старой развалюхи. Дверь в кухню и минуты не могла побыть в состоянии покоя: девушки-официантки в красно-зелёных рубашках ловко сновали туда-сюда с подносами и даже успевали перекинуться друг с другом парой фраз. Жизнь кипела в этом маленьком светлом месте, и Уго уже было почувствовал, как его одиночество и тоска остались мокнуть за дверью – ровно до того момента, пока он вновь не вспомнил про Фьору.
Уго бросил взгляд на пустой стул напротив, затем достал из кармана телефон. Зашёл на её профиль, обновил страницу. Последний раз она была в сети вчера вечером. Не зная, зачем, Уго нажал на кнопку вызова. Одни гудки.
Он понимал, что то, что сейчас с ним происходит – не совсем правильно. Он должен был приехать и начать всё с чистого листа: вместо школы – университет, вместо старых друзей – новые, вместо жизни под крылом у родителей – жизнь самостоятельная. Однако с самого начала всё пошло не так. Как только Фабио узнал о его решении вернуться назад и поступить в ту же альма-матер, он сразу предложил свою квартиру в качестве пристанища. И Уго согласился, это было удобно: никаких лишних трат, да и вдвоём веселее (по крайней мере, так виделось в теории). Фабио был единственным, с кем Уго всё это время продолжал регулярно поддерживать связь – всё-таки лучший друг с малых лет! Лёгкий на подъём и сразу забывающий всё плохое, Фабио быстро вернул их общению прежний характер. А вот с Фьорой всё стало куда более сложным, чем раньше. До того, как Уго вместе с матерью и отцом собрал последний чемодан, она была в статусе его девушки чуть больше года. Но она просто грезила всеми этими текстами Декамерона и картинами да Винчи и категорически не хотела ехать вслед за Уго, не понимая, что тянуло его прочь от родных мест.
Он и сам не знал ответа на этот вопрос. Всё было так стремительно и просто – предложение, поступившее родителям, подача документов на факультет мировой истории, желание вырваться из привычного круга и посмотреть мир, в конце концов. Всё наложилось сразу и не было времени подумать – а может, и думать особо не хотелось. Фьора была единственной весомой причиной, по которой он мог бы остаться, но желание заполучить всё привело к компромиссу: он отучится и вернётся, а может (на что Уго втайне надеялся больше), передумает и приедет она. Потерпеть четыре-пять лет – разве это может быть препятствием для серьёзных отношений? Оказалось, что может, и легче лёгкого.
Ежедневные видео-звонки, фотки с новых мест – всё начиналось вполне хорошо. Через месяц Фьора даже прислала ему письмо – настоящее, бумажное; она просто обожала подобные вещи. Письмо это теперь лежало на дне чемодана. Сколько бы Уго не говорил себе, что всё кончено, оставить его там, в родительском доме, затерянным на полке с книгами просто не поднялась рука. Может, в этом и заключалась вся проблема? Стремившийся к обновлению, Уго никак не мог расстаться с прошлым, даже если оно больше не несло в себе никакой надежды.
Он так и не смог бы назвать конкретный момент, когда всё пошло по наклонной. Просто переписки вдруг стали реже, звонки короче. Фьора с головой ушла в учёбу и, получив водительские права, а вместе с ними и возможность добираться до самого сердца Тосканы без оглядки на расписание поездов, очень много времени зависала в соборах и библиотеках. У Уго же дела с учёбой пошли не так бойко, но он не слишком и переживал по этому поводу. Зато он записался в баскетбольную команду, и многие свободные вечера проводил на тренировках, а затем – на вечеринках у кого-нибудь из приятелей-спортсменов. Кроме того, поначалу ему действительно нравилось в Мексике. Нравились яркие дома и уличная еда, поездки с одногруппниками к спящим вулканам и шумные праздники. Он часто приезжал к родителям, которые трудились за чертой Пуэблы на раскопках, и по вечерам они с отцом гоняли мяч в окружении тёмных холмов.
На Рождество они с Фьорой решили полететь в Нью-Йорк, чтобы встретить Новый год на Таймс-сквер, как в лучших традициях новогодних американских фильмов. И именно там, за чашкой приторно сладкого горячего шоколада возле компании французских туристов, Уго понял, что мысленно Фьора давно уже ждёт возвращения домой. Она постоянно говорила о том, что интересного им рассказывал очередной профессор и на какую тематическую сходку она случайно попала вместе с однокурсницей.
– Тебе здесь не очень нравится, – сказал Уго.
– Тут весело, – ответила Фьора.
Она не смотрела ему в глаза, что было на неё совсем не похоже. Уго видел – она знает, о чём он думает.
– Нам нужно что-то решить. Со всем этим.
– Твои предложения?
– Их нет. Я пока не представляю, что тут можно сделать.
– Хочешь сказать, нам нет смысла тянуть дальше?
Уго с раздражением выдохнул, выпустив пар изо рта. Он сам не понимал, чего ждёт от остатков их отношений. На ум пришло лишь банальное:
– У нас ещё всё впереди. Да и ты достойна лучшего…
Фьора перебила его и поставила стаканчик на столик.
– Это самая идиотская фраза из всех, что ты мог сказать.
Она улетела обратно. Звонков больше не было, одни лишь вялотекущие переписки, которые могли растянуться на несколько дней. Один раз Уго позвонил ей поздним вечером после какой-то вечеринки в честь выигранного матча. Фьора сидела над книгой – кажется, это были «Обручённые» Мандзони. Уго был навеселе и после всех дежурных фраз зачем-то сказал, что хочет её увидеть.
– Приезжай, – ответила Фьора, перелистывая страницу.
– Не хочу. Почему бы не прилететь тебе?
– У меня учёба.
– У тебя всегда эта отговорка!
– А у тебя всегда просто «не хочу».
Фьора вздохнула.
– Скажи… Тебе никогда не казалось, что мы будто общаемся лишь по привычке?
– Нет, я правда скучаю по тебе.
– Я тоже, но… Это изматывает. Ты ведь сам говорил, что не видишь выхода. Не думай только, что мне всё равно. Я правда очень много размышляла об этом… О нас. И я тоже не знаю, как быть дальше.
Фьора замолчала и продолжала просто смотреть на Уго, и этот взгляд вкупе с её словами выбили его из и без того шаткого равновесия. А она выглядела такой спокойной! Уго сидел перед крыльцом дома, прислонившись спиной к чьему-то пикапу, а мимо как раз проходила Ида Гонсалес, одна из постоянных болельщиц, и, опираясь на фонарный столб, одёргивала узкую задравшуюся юбку. Не выключая камеру, Уго, шатаясь, поднялся на ноги, подошёл к Иде и поцеловал её. Она пьяно засмеялась в его губы. Фьора сбросила звонок.
Больше они не общались.
Уго слушал гудки в телефоне и думал о том разговоре. Он хотел, чтобы ему было всё равно, но не получалось.
Оплатив счёт, Уго вышел на улицу. Он подставил лицо холодным косым каплям, смывая с себя духоту места и воспоминаний. На фоне серого неба белела башня с часами. Уго пошёл к ней.
В галерею была огромная очередь, характерная для выходных – именно поэтому Фьора всегда покупала заранее электронные билеты. Но Уго некуда было спешить в этот вялотекущий, ничем не разукрашенный день, и он встал позади худощавого мужчины, наполовину скрытого чёрным зонтом. Он читал в телефоне какую-то книгу.
Более чем через час томительного ожидания Уго всё-таки оказался по ту сторону турникета и с облегчением снял с себя насквозь промокшую толстовку. Он не взял никаких брошюр и путеводителей и пошёл, куда глаза глядят, в надежде набрести на что-то знакомое.
Без Фьоры, в одиночестве галерея казалась Уго более шумной, толкучей, кричащей, чем та, которую он помнил. Он не чувствовал себя причастным к этому месту, которое заполнили восхищённые люди. Проходя один зал за другим и ни на чём особенно не задерживая внимание, Уго, в конце концов, стал задаваться вопросом, а зачем он, собственно, вообще сюда пришёл? За иллюзией прошлого, за попыткой спрятать одиночество в толпе? Сердясь на себя, Уго свернул в какой-то зал, думая, что он приведёт его к выходу, затем свернул ещё и ещё раз и, наконец, совсем заблудился.
Начищенный с утра пол был безнадёжно истоптан чужими ботинками. Ни на одной из скамеек, стоящих педантичными квадратами в центре зала, не было свободного места. Искусственное освещение вкупе с монотонным гулом голосов привносило ощущение домашнего уюта. Уго узнал этот зал. Да, он определённо заходил сюда раньше – со стен цвета молочной скорлупы на него смотрели знакомые картины.
У одной из них стояла особенно плотная группка людей и слушала женщину в очках с золотистой оправой – она была такого невысокого роста, что терялась за головами посетителей. Однако голос у неё был на удивление громким, и, примостившись за чужими спинами, Уго прекрасно слышал всё, что она говорила.
– …как писал Николай Кун в своей фундаментальной работе, из белоснежной пены морских волн была рождена вечно юная Венера, которую греки почитали под именем Афродиты. И правда – только всмотритесь в её лицо! Она словно зачаровывает нас своим невозмутимым взглядом, знает, что мы любуемся ею, предстаёт перед нами в скромной, естественной и нежной красоте. Её спешат укрыть пёстрыми одеяниями, ей бросают цветы, море сверкает на солнце бирюзовыми волнами. Это праздник для всех – рождение не просто девушки, но самой любви.
Уго привстал на цыпочки и увидел знакомую копну золотистых локонов. На миг ему показалось, что Венера смотрит сквозь толпу зрителей прямо на него. Экскурсовод ещё несколько минут говорила о хранении картины на вилле Медичи, о неоплатониках и личности художника, Сандро Боттичелли. Какой-то паренёк слегка толкнул Уго в бок.
– Простите.
– Ничего страшного.
Он вновь взглянул на картину, но наваждение ушло. Засунув руки в карманы, Уго отошёл на шаг и огляделся по сторонам. Слова женщины всё ещё долетали до него.
– …конечно, теперь это сложно подтвердить. Многие искусствоведы придерживаются мнения, что Симонетта Веспуччи на самом деле никогда не позировала для Боттичелли, однако её натура видна во многих его работах. Более того, говорят, он хотел, чтобы его даже похоронили рядом с ней, хоть они и не были связаны ни родственными, ни брачными, ни какими-либо ещё узами. Возможно, его увлечение носило сугубо платонический, вдохновенный, если можно так выразиться, характер. Запомнив её образ, он стремился запечатлеть эту красоту в искусстве – ведь, исходя из воспоминаний современников Симонетты, она была настолько прекрасна, что сам Лоренцо Великолепный сравнивал её со сверкающей звездой, а его брат, Джулиано Медичи, и вовсе считал эту девушку дамой своего сердца. Можно сказать, её жизнь пронеслась над Флоренцией, словно вспышка – очень яркая, но, к сожалению, столь же короткая, ведь Симонетта умерла от чахотки всего в 23 года. А теперь давайте пройдём дальше и поищем её образ в других работах Боттичелли…
Уго отодвинулся в сторону, пропуская людей, и подошёл поближе к ограждению. Он хорошо помнил эту картину, её репродукция висела в кабинете куратора в университете. Но то была лишь репродукция, пусть и неплохого качества. А теперь он вдруг почувствовал, как будто между ним и изображённой девушкой, кем бы она ни была, пролёг невидимый, хрупкий, но вполне ощущаемый мостик. Мостик длиною в пятьсот лет.
Может быть, именно это испытывала Фьора, зависая перед каким-нибудь полотном или скульптурой? Тогда Уго рассматривал нарисованные лица и фигуры чисто из общекультурного интереса и думал о том, что закажет в кафе, когда выйдет на улицу. И почему-то именно сейчас, в одиночестве, будучи так далеко от Фьоры, насколько это было возможно, он как никогда лучше понимал её.
* * *
Квартира встретила его холодной пустотой поздних сумерек. Дождь, прекратившийся было на какое-то время, теперь вновь набирал силу, барабаня прозрачными костяшками по стёклам. Уго скинул одежду и забрался под горячий душ, простояв там так долго, что вся ванная комната наполнилась паром. Разогрев пиццу из подмокшей коробки, Уго плюхнулся на свой диван перед ноутбуком и включил какой-то фильм. В голову ничего не лезло.
Шло время, на улицу опустилась всё ещё шуршавшая дождём ночь, а Фабио дома так и не появился. Укладываясь, Уго подумал над тем, а не звякнуть ли другу, не навязаться ли на очередную вечеринку, на которой тот наверняка прямо сейчас и торчал? Однако едва голова коснулась подушки, Уго тотчас же сморил сон.
Его разбудил громкий хлопок входной двери. Сложно было сказать, сколько в точности прошло времени – может, час, а может, минут десять. Перебирая в уме всякие нехорошие слова, Уго приподнялся и увидел Фабио, медленно съезжавшего на пол по дверному косяку.
Откинув одеяло, Уго подскочил к нему и похлопал по бледным щекам. Фабио застонал. Подхватив его под руки, Уго помог ему встать и худо-бедно дотащиться до дивана, который был к ним ближе, чем кровать. Фабио рухнул на простыни и застонал ещё раз.
– Тебе плохо? Напился? – спросил Уго, стягивая с него кроссовки. Они были безнадёжно заляпаны грязью.
– Всё в пор… – пробормотал Фабио, обращаясь больше к подушке, нежели к другу. – Не включай свет.
– Как скажешь.
Босыми ногами Уго прошлёпал в комнату Фабио, но заснуть никак не мог. То и дело вздрагивая, он прислушивался к тому, как скрипят диванные пружины под ворочающимся телом. В конце концов, сон милостиво пришёл во второй раз, и Уго провалился в забытье – всего на секунду, прежде чем вновь вскочить от криков и громкого копошения, что доносились из соседней комнаты.
– Да что с тобой такое?!
Уго схватил с кухонного столика стакан с остатками воды и подскочил к Фабио, стараясь удержать его за плечи. От резкого прикосновения Фабио широко раскрыл глаза и, словно не понимая, кто перед ним и где он находится, ударил по стакану, отшвыривая его в сторону.
– Убери от меня этот яд!
Стакан упал на пол и благополучно разбился. Фабио судорожно держал Уго за запястье. Недолго думая, свободной рукой Уго влепил ему пощёчину.
Пальцы Фабио разжались и он откинулся назад, отрешённым взглядом блуждая по лицу друга.
– Уг… а ты что тут? – Голос был слабым.
– Тебе кошмар приснился? – спросил Уго, но глаза Фабио уже закрылись и он вновь спокойно засопел.
Уго вздохнул и взъерошил себе волосы. Комнату заливало светло-серым; близился рассвет. Наклонившись поближе, Уго принюхался. Алкоголем совсем не пахло. Короткие каштановые пряди слиплись на лбу Фабио, рот был приоткрыт, словно ему не хватало воздуха. Шея вокруг пластыря выглядела сильно опухшей.
Уго осторожно поддел пластырь пальцем и отклеил его. Словно от змеиного укуса, на коже чётко проступали две тёмные точки. Уго чуть повернул голову Фабио набок и заметил ещё какие-то отпечатки, не такие яркие, но тоже вполне различимые.
Одни напоминали следы от пальцев. Другие – от зубов.
* * *
– Как же у меня раскалывается башка!
Потирая глаз, Фабио выполз из ванной и прищурился от яркого света.
– Ну твою ж налево, как мне хреново, так обязательно солнце! Уг, задёрни шторы…
Уго оторвался от ноутбука, протянул руку к занавескам и распахнул их ещё шире.
– Ты нарочно, да? – пробурчал Фабио, прямо в джинсах забираясь обратно под одеяло. – Никакой дружеской солидарности к захмелевшему другу…
– Правда? – Уго развернулся на стуле и наклонился вперёд, упёршись локтями в колени. – А где пил?
– Где-где… В «Ирисе», где же ещё.
– Ммм…
– Да чё не так, Уг?
На грудь Фабио упала упаковка пластырей.
– На вот, поменяй. Я твой снял.
Фабио поспешно дотронулся до своей шеи. Достав из коробки телесную ленту, он усмехнулся.
– А, это… Спасибо. Мы немного заигрались вчера.
– С кем? – спросил Уго. – Что, с той рыжей?
– Да, именно с ней, – Фабио бросил коробку обратно.
Уго помолчал, вертя её в руках. Он почти не спал с момента последнего пробуждения.
– И что, – он положил пластыри на стол и сцепил руки в замке. – Фьора, она тоже… ну, была с вами?
– С чего ты взял?
– У неё такая же штука на шее.
– Это не аргумент.
– Блин, просто скажи: да или нет?
Повисла пауза. Ноутбук пискнул каким-то уведомлением. Фабио продолжал тихонько шуршать обёрткой. Наконец, он вздохнул и медленно ответил, словно подбирая слова.
– Её точно не было… со мной.
