Неупокоенные

Вайолет очнулась от крепкого сна и с удивлением увидела улыбающуюся мадам Батори.

— Сюрприз! Ну, ты и соня, — она погладила девочку по щеке и протянула чашку с горячим шоколадом, украшенным густыми взбитыми сливками с карамельной крошкой. — Угощайся, милая, и не бойся — ты в гостях у Эржбет Батори. Открытой и доброй хозяйке, а главное заботливой.

Вайолет приняла чашку и оглядела будуар в фиолетово-красных тонах. Она сидела на мягкой постели с полупрозрачным занавесом балдахина. На мадам было золотое платье с белоснежными шелковыми вставками на рукавах и юбке, перчатки скрывали руки, а в волосах сверкали алые перья.

Заметив восторженный взгляд девочки, Батори улыбнулась и, встав с кресла, закружилась по комнате, шелестя легким подолом, позволяющим разглядеть небольшие ступни в атласных туфельках на тонком каблучке.

— Нравится?

— Очень... — прошептала Вайолет, отпив шоколада. От сладкого напитка ей сразу стало легче, и странное похищение не казалось таким уж опасным. Стал бы похититель угощать ее и так вежливо разговаривать? Да к тому же дама — знакомая Жнеца. Ведь в Корпсгрэйве они очень уважительно друг с другом беседовали.

— Почему я здесь?

Лицо Батори погрустнело, она коснулась локона девочки, накрутив на палец, и тяжело вздохнула.

— Прости меня, крошка, за эту шалость, но, увидев тебя в Корпсгрэйве, мне стало любопытно. Я захотела узнать твою историю, а заодно и пригласить на небольшую вечеринку, но боюсь, если бы я обратилась к твоему опекуну, он бы ни за что не позволил тебе сюда отправиться, — мадам села рядом и, забрав чашку с шоколадом у Вайолет, отпила. — Ох, как вкусно, не зря я выписала кондитера из Парижа, — она взяла из вазочки макарон. — Попробуй, они со вкусом зеленого чая, мои любимые.

Вайолет видела это лакомство на витрине кондитерской лавки, но еще ни разу не довелось его попробовать. Почему-то на званых вечерах они с Калебом не успевали взять со стола десерт (тот мигом съедали другие гости и их дети).

Круглая выпечка оказалась легкой и нежной, таяла на языке, и Вайолет довольно зажмурилась, пристукнув носочками туфелек. Удивленно распахнув глаза, девочка обнаружила себя переодетой в роскошное кукольное платье из красного атласа с выглядывающим из-под юбки пышным кружевом. Ножки обтягивали подвязки с бантиками и чулки в цветную полоску.

— Полюбуйся на себя, — предложила Батори, указав на высокое зеркало у стены.

Вайолет неспешно встала и при свете многочисленных свечей увидела, как ее волосы осторожно причесали и уложили в высокую прическу с широкой лентой, а на шейку повесили колье из россыпи крохотных рубинов. Не хватало только Бартока, но куда подевался мышь, девочка не знала, возможно, остался дома? «Спросить или нет?», — от раздумий ее отвлек вопрос мадам.

— Вайолет, смею ли я просить тебя об услуге? — взмолилась Батори, едва не плача, ее яркие глаза увлажнились.

Девочке не хотелось расстраивать эту эксцентричную, но добрую даму, и она кивнула.

— Помня твои слова о таланте брата, я ни минуты не сомневалась и в твоем. Скажи, на чем ты умеешь играть?

— На скрипке, — тут же ответила девочка, несколько удивленная таким простым вопросом.

Вампирша захлопала в ладони:

— Чудесно! Дорогая, умоляю, выручи меня. Я вызвала музыкантов, но мне нужен кто-нибудь в фойе, чтобы встречать гостей легкой мелодией, и, как назло, скрипач не явился. Вот пройдоха!

Вайолет закусила губу, раздумывая над предложением, и, пожав плечами, решилась:

— Я согласна, где инструмент?

Батори изящно подплыла к двери, кого-то окрикнула и через минуту вручила девочке старенькую потертую скрипку.

Вайолет с некоторой брезгливостью оглядела инструмент, настроила звук, хотя до идеального ему было далеко. Струны нуждались в замене и в любой момент могли порваться.

«Какой ужас, вроде бы она не бедствует, а достать хороший инструмент не потрудилась», — негодовала девочка.

— Куда мне встать?

— Я проведу тебя, а когда гости разойдутся по комнатам — подам знак, и ты сможешь вернуться сюда. Мы выпьем чай или еще горячего шоколада, тебе ведь он понравился?

Вайолет кивнула.

— Я так и думала! Поль — еще тот искуситель, — восхитилась кондитером мадам, выведя девочку из будуара и спустившись по лестнице, укрытой красной ковровой дорожкой до просторного холла.

Засмотревшись на стеклянный купол потолка, Вайолет позабыла спросить о возвращении домой, и только, когда Батори поставила ее на высокую тумбу, девочка спохватилась, но мадам уже вела беседу с кем-то из прибывших гостей и лишь махнула ей раскрытым испанским веером: «Мол, все потом, играй!»

Вайолет приладила инструмент на плече и, прижавшись щечкой к холодному дереву, провела смычком по струнам, издав легкую мелодию, и из соседней комнаты в такт заиграли на фортепьяно. Где-то запел глубокий женский голос. Стараясь не фальшивить, хотя с такой скрипкой это было тяжело, Вайолет все же смогла разглядеть присутствующих.

Мужчины во фраках и бархатных плащах с масками из крепа, скрывающими их лица, бродили в начищенных до блеска туфлях по огромному дому (судя по высоким потолкам, длинным, освещенным золотистым светом, коридорам). Их верхнюю одежду и головные уборы снимали вымуштрованные слуги (высокие и стройные молодые люди, все бледные с ярко-алыми глазами), и за руку каждого гостя бралась привлекательная девушка с напудренным личиком и вызывающе накрашенными губами. Они были разодеты в легкие платья, стройные фигуры облегали разномастные корсеты, а то и полупрозрачные сари. Их нежные руки венчали тонкие браслеты, роскошные волосы доставали до пояса, а влажные ротики улыбались гостям. В разрезах нарядов мелькали обнаженные участки тела с элементами дамского гардероба: подвязками, чулками, тонким, почти на ниточках, кружевным бельем, какого Вайолет никогда не видела (разве что панталоны поросячьего цвета у прогуливающейся по зимнему парку дамы, которая поскользнулась и упала, трепыхая пухлыми ножками, тогда они с Калебом тихонько посмеялись над ней).

Гости быстро уходили с девушками, а когда руки и ноги Вайолет стали уставать, к ней подошла служанка и молча проводила обратно в будуар.

— Скоро ли подойдет мадам? — успела спросить девочка, оставив скрипку на зеркальном столике. Но стоило убрать руку, как две струны с треском лопнули. Вайолет вжала голову в плечи, но ее вины в том не было.

Девушка обернулась к ней, смерив презрительным взглядом, кивнула и, прикрыв за собой дверь, удалилась. Видимо скрипка не имела для нее большого значения.

Вайолет не пришлось долго ждать, правда, вместо Эржбет в комнату вошел мужчина во фраке и маске. Его губы расплылись в довольной улыбке. Он отбросил плащ и, приблизившись к испуганной Вайолет, протянул леденец на палочке:

— Угощайся и не бойся меня, маленькая ягодка, — засюсюкал он.

Брать леденец Вайолет не хотелось, но вдруг этот джентльмен тоже пришел к мадам и хочет дождаться ее здесь?

— Спасибо, — пискнула она, беря сладкое и внимательно рассматривая пеструю упаковку. Та пахла шоколадом и еще чем-то до ужаса приторным, мешающим свободно дышать. К лицу быстро прижали влажный платок — и аромат усилился, сделавшись тошнотворным.

— Теперь я волен делать с тобой все, что захочу, моя карамелька, — прошептал мужчина, и Вайолет отклонилась назад, упав на подушки с жуткой сонливостью. Затылок укололо одной из вставленных в прическу булавок, и девочка вздрогнула — голова вмиг прояснилась, но ее тело прижимали к матрасу, чудом не раздавив.

Мужчина успел задрать на ней платье до самой груди и теперь облизывал ее живот, возясь с подвязками.

— Пустите... — вяло прошептала девочка, слабо шевеля руками и ногами, чувствуя, как с нее стягивают панталончики, еще немного и она останется совсем без одежды.

— Ну-ну, не будь так сурова, мышка. Я хорошо заплатил за тебя, — пыхтел мужчина, щелкая запонками на рубашке. Брюки упали к его ногам, но Вайолет зажмурилась, не желая ничего видеть и пытаясь закричать. Горло странным образом охрипло, и все, на что она была способна, — сипеть, умоляя о помощи.

— Да, трепыхайся, мне нравится, когда маленькие девочки так делают и... — мужчина дернулся, захрипел и попятился назад, путаясь в спущенных брюках.

Вайолет увидела, как он пытается ухватиться пальцами за что-то незримое, сдавливающее его широкую, покрасневшую шею, и страшно хрипит. Мелькнули затянутые в кожаные перчатки пальцы — и из-за головы задыхающегося выглянул бледный Калеб. Зубы брата были стиснуты, и девочка услышала их скрип. Калеб висел на нем озлобленным доберманом, вцепившись в добычу и вложив всю силу в затянутую на шее насильника скрипичную струну.

— Давай же, еще немного, — прошелестел из-за занавеса мужской голос, и в спальне появился жнец в алом одеянии. Валет! Подпрыгнув к Калебу, он активно подначивал мальчика завершить дело, но что может подросток, чьи силы невелики.

— А ты что разлеглась? — фыркнул Валет, бросив колючий взгляд золотистых глаз на Вайолет. — Помоги брату, — и как бы случайно обронил свой меч, а затем подплыл к девочке и дернул ее за руку.

Панталончики упали на пол. Ледяное прикосновение жнеца заставило Вайолет вздрогнуть, и, отбросив мешающийся предмет женского туалета, она подхватила на удивление невесомый меч и, поймав взгляд брата, проткнула сердце мужчины. Сейчас он казался ей не человеком, главой семейства, у которого могут быть свои дети, ожидающие его дома с подарками, а противным насекомым! Таких они с Калебом усыпляли хлороформом, а затем нанизывали на иглу и вставляли в рамочку для энтомологической коллекции соседа-профессора. Отец был ими доволен.

Калеб попятился к сестре, а Валет с довольной улыбкой наблюдал, как корчится значащийся в списке педофил. Меч быстро вбирал его душу, пока жизнь окончательно не покинула тело. Издав последний хрип, мужчина так и остался лежать ничком на полу, перепачкав дорогой ковер мадам Батори.

— Вот и чудненько! — Валет с легкостью вытащил из тела меч, словно это был кусочек масла.

Вайолет стала вытирать дрожащие ладони о подол платьица. Калеб обнял ее за плечо и поцеловал в висок:

— Успели... — выдохнул он, сжимая и разжимая пальцы в перчатках.

— Да куда бы вы делись, я же подстраховывал, — вклинился Валет. — Не ожидал от девчонки такой прыти, — он прищурился и Вайолет потупила взгляд, по ее щеке скользнула слеза, но истерики не предвиделось, чему Валет порадовался. — Ваш опекун прислал меня приглядеть за вами — его задержал старший жнец, — он уселся на тело покойника как на мягкую подушку и даже попрыгал на нем.

— Почему задержал? — отмерла Вайолет, утирая льющиеся слезы. К ее удивлению, она плакала совсем не от страха, его девочка совсем не испытывала, что уже казалось ей странным. Но ведь и Калеб не дрожал, а молча стоял и слушал Валета.

— Я не вдавался в подробности, но, видать, было за что его наказать, а теперь пойдемте, отведу вас домой.

Калеб покачал головой:

— Не стоит, за нами есть, кому приглядеть.

Валет ухмыльнулся сквозь маску:

— Ему что ли? — и обернулся к дверям, где стоял еще более бледный и от того устрашающий Джек с черными глазами. Но не успел он сделать и шагу к детям, как повернулся, прислушиваясь.

— Уходите, я обо всем позабочусь, — и махнул рукой Валету.

— Ишь! Раскомандовался! — огрызнулся Валет, но взял детей за руки. — И где только Жнец находит таких знакомых.

— Меньше слов — больше дела, — процедил Джек, стараясь не смотреть на Вайолет, но валяющиеся на полу детские панталончики заставили его содрогнуться, и сейчас он с трудом себя сдерживал. «Спокойно, дождись, когда жнец заберет их», — успокаивал внутренний голос. Скоро в комнату должна прийти Эржбет, чтобы проверить, доволен ли клиент.

— Так оно и будет, — прошептал Джек, но Валет услышал его, ухмыльнувшись, обернулся тьмой и растворился вместе с детьми.

Джек обернулся к проткнутому мужчине и, взяв его под мышки, потащил в ванную. Уложив тело в лохань, он вытащил из-под полы плаща самурайский меч и отрубил сначала голову, а затем и все остальное: руки, ноги, — пока в окрасившейся кровью ванной не осталось туловище. Снизу доносилась гармоничная мелодия фортепьяно, играла виолончель. Гости давно разбрелись по комнатам, погрузившись в сладострастные объятья куртизанок.

Вскоре в комнату тихонько вошла Эржбет, но вместо богатого клиента и Вайолет вампирша увидела в кресле у камина кого-то скрытого полумраком, остро пахло кровью, и у проголодавшейся Эржбет разыгрался аппетит. Вампирша приблизилась к огню и, всмотревшись в сидящего, издала не то вздох облегчения, не то стон из-за испорченной обивки и ковра. В кресло положили мужское туловище с отрезанными по бедра ногами. С обрубка открытого предплечья стекала кровь, оторванный рукав без своей конечности смотрелся небрежно, а одна из запонок поблескивала у решетки камина. Плечи и шею туловища заботливо укрывал клетчатый плед.

Раздалось цоканье языка, и знакомый голос промурлыкал:

— Здравствуй, Эрж, давно не виделись, — Джек стремительно оказался и, обняв за талию, прижал к себе, заставив вампиршу резко выдохнуть.

— Ровно с той ночи, когда ты выбрал некоторых моих девочек для своих кровавых экспериментов, — задыхаясь, прошептала она, едва касаясь его губ. У Джека была на удивление стальная хватка, не уступавшая вампирской, и женщина ощутила трепет.

Укол в поясницу заставил тело онеметь: ноги перестали держать, и вампирша упала на пол не в состоянии пошевелиться. Тело отказывалось подчиняться, а в груди нарастал страх. Ее сердце превратилось в воздушный шарик: один прокол — и оно разорвется на клочки. Во рту ощущался привкус тлена, кровь сворачивалась. Эржбет видела, с каким наслаждением Джек на нее смотрит: любуется разметавшимися по полу волосами, обнажившейся в вырезе платья грудью. Он протянул к ней свои нежные руки, как много раз делал это раньше, и перенес на кровать.

— Здесь нам будет удобнее, — вкрадчиво отметил Джек, улыбаясь идеально белыми крепкими зубами, чьи отметины частенько оставались на упругой груди Батори.

Сейчас же она полностью ощущала себя в его власти. Душа вампирши все больше трепетала от ужаса, и, если бы они находились при других обстоятельствах, Эржбет бы давно молила тьму и свет о блаженстве экстаза. Что же задумал этот привлекательный хищник? Что он с ней сделает? Вампирша попыталась спросить, но язык тоже онемел.

— Не старайся, твое тело обездвижено, — объяснил Джек, сняв плащ и звякнув чем-то стеклянным. Он подтянул к постели свободное кресло и повесил одежду на подлокотник. В руке блеснул знакомый Эржбет по многочисленным операциям и манипуляциям с ее девочками скальпель. Сколько раз Джек приходил к ней на помощь, спасая чрево очередной заблудшей души от ненужного плода ее темных страстей. Со всей заботой и внимательностью Джек осматривал «пациенток», оставляя работоспособных Эржбет, а остальных отпускал в путь по темным улочкам Уайтчепела, где под ногами бегали жирные лоснящиеся крысы, в воздухе витал смрад сточных канав и кислого вина, а мрачные подворотни наполнялись матросской бранью, стонами местных проституток и детским плачем в дешевых скрипучих квартирах.

— Ты будешь чувствовать все, что я с тобой сделаю, — ворковал Джек, закатывая рукава, а затем освобождая тело Эржбет от платья. На миг он залюбовался нежно-розовыми ореолами ее набухших сосков, нежной бледной кожей между стройных ножек и, наклонившись, коснулся губами ее холодного лба, одарив кротким поцелуем.

Никто и никогда не делал подобного с Батори. Не в силах закричать или пошевелиться, она глядела на спокойное лицо Джека замутненными от слез глазами, пока тот делал надрез в виде полумесяца на ее животе.

— Всегда мечтал заглянуть в твое чрево с этой стороны, — шепнул он, работая скальпелем и отделяя плоть от плоти.

Разрываемая болезненной агонией, Батори пыталась закрыть глаза и не могла, хотела потерять сознание, но ни одно забвение не скрыло бы от нее бьющий по барабанным перепонкам, треск рвущейся материи, и это было не платье. Эржбет жила в мире людей не первое столетие. Какую только боль ей не довелось испытать, будучи человеком, а затем вампиром. Ее плоть стала не просто защитной броней, она не позволяла убить себя всевозможными пытками. Однако, то, что она испытывала сейчас, повергло в шок и ужас. Эржбет вновь стала смертной, человеческая боль поселилась в ее до сих пор бессмертном теле. «Как он это сделал?» — кричал внутренний голос, силясь преодолеть адские муки, пока ее не отпустили. Слезы катились по щекам, и Эржбет разглядела на ладони Джека собственную матку с обвисшими трубами и яичниками. Более не принадлежащая ей деталь, всего лишь ошметок плоти в руках Потрошителя.

— Тебе это все равно не нужно, дорогая, ты ведь всегда повторяла это своим подопечным, когда отправляла их на очередной аборт или же смерть от рук Джека-Потрошителя.

Из уголка рта Батори потекла кровавая слюна, но Джек изящно вытер ее пальцами, оставив на подбородке и щеке алые полосы.

— В остальном ты также скучна, как и другие до тебя, — органы перекочевали в вазочку со сладостями, раскрошив своей тяжестью несколько макарон. Джек обернулся, взглянув на вампиршу под новым углом: перед ним лежала обычная женщина с аккуратно разрезанным, а не вспоротым или выпотрошенным животом. Он не будет с ней столь груб, отдав должное их связи.

«Стоит ли и дальше продолжать экзекуцию или вернуться домой, к детям... обнять Вайолет. А завтра купить ей новое платье или лучше выписать модистку из Парижа, пусть сошьет малышке достойный гардероб».

— Я знал, что ты любишь маленьких девочек, их девственность ценится среди твоих богатых клиентов, — Джек вытащил из воротника рубашки иглу и, вдев в нее вампирский волос (крепче нити), ловко зашил Эржбет. — Будет негуманно оставить тебя в столь неподобающем для хозяйки борделя виде, ты согласна? — он лукаво улыбнулся. — Но если я еще раз увижу тебя или одного из твоих соглядатаев в своем доме или рядом с кем-то из детей, особенно, Вайолет, то наше сегодняшнее времяпрепровождение покажется тебе плотскими утехами в сравнении с тем, что я планировал сделать, — живот вампирши украшал шов, а кончики волосков шевелились от легкого сквозняка. Джек достал из кармана плаща шприц с багровой жидкостью и поднес к глазу Эржбет.

Вампирша не отводила взгляда от острия иглы, миллиметр разделял ее от слепоты, ведь просто так Джек не стал бы размахивать «оружием». В глубине души этот человек всегда вызывал у нее страх, словно не она была хищницей среди стада людей, а он. Эржбет захотелось разрыдаться от бессилия и ревности, ведь она даже не догадывалась, насколько Джек настолько проникся к девчонке, чтобы прийти к Батори, разобраться с клиентом, а затем подвергнуть ее пыткам (от которых человек давно бы умер из-за мучительной боли, но не вампир).

— В моей руке средство против таких, как ты, но я не полицейский, не борец за справедливость, чтобы использовать его ради блага человечества. Люди — самые отвратительные из созданных природой существ. Я не верю во Всевышнего, зато уверен, что, видя эту иглу, чувствуя, как она входит в твое глазное яблоко, ты ощутишь на себе всю несправедливость миров. В Корпсгрэйве о тебе не станут плакать, в Лондоне или любом другом городе вовсе не вспомнят. Твои кровопийцы разбегутся как насекомые, когда ты станешь человеком, — он усмехнулся и отвел шприц в сторону. — Попади сыворотка в твой организм — ты лишишься вечности, прошу прощения за столь драматичное преувеличение. Отчасти ты уже ее лишилась, но на короткий срок, — он погладил ее по волосам, напоминая о первом уколе.

Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату вбежала одна из девушек. Оскалившись и растопырив пальцы с острыми ногтями, она бросилась на Джека, но мужчина ловко увернулся, и игла шприца проткнула шею молодой вампирши: стоило последней капле вещества оказаться в ее теле, и оно взорвалось, осыпавшись прахом на пол.

Джек брезгливо отряхнул жилет и, поправив рубашку, накинул плащ:

— Вот и проверил дозировку — слишком велика, — он взял из вазочки макарон и, стряхнув с него капельки крови, положил в рот. — Не скучай без меня и будь хорошей девочкой, — Джек укрыл Эржбет одеялом и вышел через дверь. Никто его не заметил, постояльцы борделя были заняты вампиршами, а привратник протянул господину черный цилиндр и белоснежные перчатки.

Бросив парочку монет поджидающему кого-то из господ кучеру, Джек приказал ехать в Лондон. Слишком далеко от столицы обосновалась Эржбет для своих оргий.

Отдернув занавеску, он впустил внутрь летучую мышь. Барток вцепился в спинку сиденья и переполз по ней к шее Джека, но кусать не стал, лишь щелкнул клыками.

— Хорошая работа, — мужчина погладил его крохотную головку указательным пальцем, второй рукой придерживая в кармане холодящие кожу шприцы. Раздумывая над новой дозировкой, Джек понял, что для чистоты эксперимента придется найти парочку подопытных. Хватит с него выпотрошенных девушек, время заняться дичью покрупнее. В мужчине загорелся азарт охотника, от которого он облизнул губы.

— Мне нравится, когда ты такой довольный, — перед ним, закинув ногу на ногу, сидела Ольга. Жнец всколыхнула волосы, и те разметались по плечам.

— Мое почтение, княгиня, — Джек склонил голову. — Давно вас не видел.

Женщина улыбнулась и, сняв с головы корону, положила рядом:

— Ты же знаешь, я стараюсь не упускать тебя из виду.

Джек кивнул:

— Где Жнец?

Ольга скривила губы и сдула упавшую на лоб челку:

— Отрабатывает наказание, а что? Он тебе нужен? — она прищурилась.

— Уже нет.

Старший жнец склонила голову на бок и приблизилась к Джеку, взяв за подбородок, повернула его лицо к себе:

— Когда я с тобой говорю — смотри в глаза, а не черт знает куда, — процедила она и ее голос посуровел. — Порой мне кажется, что Феврония зря отдала за тебя жизнь, нарушив законы Смерти. Ты совсем не ценишь того, что имеешь.

Джек бросил на нее испепеляющий взгляд:

— Не я создал ваши законы, — процедил мужчина.

Ольга откинулась на спинку сиденья и усмехнулась:

— Жжешь, добрый молодец...

Джек отвернулся к окну, глядя, как мелькают в ночи силуэты деревьев, а трава блестит от лунного света. Княгини рядом уже не было. Мышь завозился и переполз Джеку под плащ, устроившись на груди. Как только Батори одурманила Вайолет вампирскими чарами и забрала девочку, мышь полетел за ними, отследив, куда же унесли маленькую хозяйку, за которой Жнец велел приглядывать, и тогда у Бартока всегда будет свежая кровь.

Угнаться за вампиршей на небольших крыльях оказалось тяжело, а возвращаться на рассвете, когда солнце слепит глаза, еще сложнее. В квартире Джека, мышь забился в самый темный угол (в кабинете) и, заслышав вернувшихся домой, защелкал клыками. Джек напоил его кровью, и пока Барток отдыхал, готовился к вампирскому мероприятию. Мышь хоть и был из разумных летучих мышей, которые когда-нибудь могут превратиться в настоящего двуногого вампира, поначалу удивлялся, как Джек может его понимать, словно он сам выходец из Корпсгрэйва, но Жнец объяснил это в двух словах: особенный смертный.

Особняк Батори мышь облетел полностью, прежде чем нашел комнату, в которой находилась Вайолет, и тут же вернулся к Джеку. Они с Калебом подъезжали в карете. Джентльмен со слугой не вызовет подозрения, и даст Калебу возможность незаметно проникнуть в комнату. Джек же останется караулить в коридоре, и, если мальчик подаст сигнал, то немедленно придет на помощь.

Барток слышал часть их беседы, пока они тряслись в карете: Джек вручил Калебу нож и перчатки, рассказал, как следует действовать в той или иной ситуации со взрослым мужчиной. Будь мышь человеком, он, возможно, не одобрил бы идею Джека отправить подростка на первое в его жизни убийство, но сам Барток считал это правильным. В Корпсгрэйве даже крохотный мышонок должен уметь показывать клыки, впиваться в плоть, добывать себе пропитание, а не сидеть у матери-мыши под крылом. Чтобы не съели тебя, действуй первым и без промедления!

***

Валет принес Калеба с Вайолет вовсе не в их квартиру. Дети топтались в небольшой мрачноватой гостиной, а у приоткрытого окна с тяжелыми портьерами стоял молодой человек и играл на скрипке. Вечерний сквозняк шелестел разбросанными по полу газетами, в камине потрескивали поленья, отбрасывая сверкающие искры на темную плитку. От оставленной на столе курительной трубки к потолку поднимался сизый дымок, пахло табаком и мятным чаем.

При виде детей Сыщик вздрогнул и растеряно захлопал желтоватыми, по-кошачьи блеснувшими в полумраке глазами. Спустя миг его бледное лицо вернуло себе прежнюю невозмутимость. Мужчина опустил инструмент, смычок задел струны, и те издали низкий прощальный звук. Калеб отметил дорогую скрипку и профессиональную игру человека. Помятую рубашку с расстегнутым жилетом (одной пуговицы не хватало), всклоченные и давно немытые волосы забавно торчали, придавая узкому лицу мальчишеский вид. Мужчина был явно не старше Джека, возможно, и младше, особенно необычно выглядело то, что он стоял босиком на холодном полу.

— Чего-то подобного я от тебя ждал, — обратился мужчина к кому-то, глядя поверх головы Калеба, а затем переместив быстрый взгляд на Вайолет.

Дети обернулись, но позади них стоял только Валет.

— Вы его видите? — уточнила девочка, с любопытством глядя на незнакомца.

— Нет, — скривился жнец. — Иначе мне жилось бы куда интереснее, но он же не дурак и понимает, что вокруг творится что-то необычное. Вот, привел вас к нему, может, взбодрите его своими историями. Потому что от того типа никакого толку, — и Валет указал на стоящего перед зеркалом призрака.

— Ой! — удивилась Вайолет, глядя на полупрозрачного мужчину в костюме преподавателя. На лацкане его пиджака виднелись следы мела, но больше всего девочку заинтересовала темнеющая рана на затылке. «Видимо бедняге не повезло».

— Что это с ним? И почему он здесь, а не в Корпсгрэйве?

Жнец хотел было ответить, но их прервал мужчина.

— Так я и думал, — он убрал инструмент в футляр и плеснул в пиалу остывший чай. Сделал глоток и, поморщившись, позвонил в колокольчик.

— Помои, — он скривился и отошел к окну, выплеснув содержимое на улицу.

Случись подобный казус днем — и джентльмену бы не поздоровилось, на порог дома мог заявиться полицейский и отчитать нерадивого гражданина, вздумавшего хулиганить: «Это Бейкер стрит, а не Ист-Энд».

Но на звон колокольчика никто не явился. Вайолет подняла взгляд на часы — без четверти двенадцать. В такой час спали не только дети, но и слуги.

Мужчина тяжело вздохнул:

— Время, оно играет против меня, — оставив пиалу на подоконнике и вытерев мокрые пальцы о штанину, он подошел к креслу и медленно опустился на мягкие подушки. Его тонкие пальцы слегка дрожали, а дыхание свистело как у человека, пробежавшего большое расстояние. Неужели несколько шагов так его утомили?

— Итак, кого вы сейчас видите в этой комнате? — спросил мужчина, глядя на детей ленивым взглядом. — И не отпирайтесь, я знаю, что вы его видите, слышите и можете говорить, я не слепой или глухонемой. Вот уже который месяц Он следует за мной тенью, правда, я не могу понять его причин, но может быть вы объясните?

Калеб молчал. Вайолет же с невозмутимым видом подошла к джентльмену и, сев напротив, начала:

— Вы не сошли сума.

Мужчина усмехнулся:

— О! В этом я ни на миг не сомневаюсь, даже под очередной дозой.

Девочка нахмурилась, не понимая, о какой дозе идет речь:

— Я... — но ее прервал Калеб.

— Я не уверен, сэр, что мы имеем право распространяться о некоторых сведениях, — подражая интонации отца, сказал он, и мужчина враз посерьезнел, приосанился, с интересом глядя на него.

— В таком случае не распространяйтесь, я спросил лишь об одном и хотел бы получить ответ.

Валет оказался за спинкой его кресла и помахал рукой перед глазами Сыщика:

— Он не видит меня и от того бесится, особенно, сейчас, когда под наркотиком, больной ублюдок, — проворчал жнец.

— Тогда зачем вы его мучаете? — не поняла Вайолет. Как истинная леди, она проигнорировала бранные слова, сделав вид, что Валет их не произносил.

— Это я-то мучаю?! — возмутился жнец и страдальчески воздел руки к потолку. — Да я себя не жалею, лишь бы развлечь этого тюфяка, он черт знает сколько времени торчит в своем бардаке и никуда не хочет вылезать, а я изнываю от тоски. Хоть бы какое-нибудь дельце ему подкинуть, поэтому и привел вас! У сыщиков мозги начинают деревенеть от безделья, вон и этот, — он указал на призрака. — Бесполезный сгусток эктоплазмы, будь он неладен, зря только забрал его душу.

— Кроме нас, здесь есть призрак и жнец, — решился Калеб, и лицо мужчины озарила улыбка.

— Я так и знал! — он вскочил с кресла и, задев рукой столик, опрокинул чайник на ковер. К счастью тот не разбился, но оставил вокруг себя кашицу из чайных листьев и темное влажное пятно.

— Как жаль, что я их не вижу, — настроение джентльмена поменялось за секунду, и от радостной улыбки не осталось и следа, его взгляд вновь потускнел, уголки губ опустились. Раскурив трубку, он скрыл лицо густым дымом, и оно стало походить на маску покойника. — Так что там за призрак и где он?

— У зеркала, — прошептала Вайолет, подхватив с пола газетку и стала обмахиваться, отгоняя удушливый дым.

— Ох, прошу прощения, — спохватился Сыщик и распахнул окно его настежь. Комнату наполнил свежий воздух, огонь всколыхнулся, но был остановлен каминной решеткой.

Чайник вернулся на столик, газеты быстро убрали, и когда относительный порядок был наведен, мужчина закрыл створки, отсекая ночной холод.

— Я привык иметь дело с более... взрослыми клиентами, — смущенно отметил Сыщик, рыская по ковру в поисках пуговицы, но Вайолет заметила ее раньше. Та поблескивала у ножки столика, и девочка ловко вытащила предмет, преподнеся мужчине. «Какой забавный джентльмен».

— Благодарю, — Сыщик забрал находку, но, покрутив в руке и осознав, что для починки жилета необходимы нити, спрятал пуговицу в кармашек. Пригладив волосы и похлопав себя по щекам, он подошел к зеркалу и провел по нему рукой, оставив на поверхности следы пальцев.

— Никого, как я и думал.

Стоило Калебу встретиться с призраком взглядом, как тот словно ожил и накинулся на мальчика, проникнув в его сознание и заставив содрогнуться.

Калеб ощутил тупую боль в затылке, услышал треск собственной расколотой черепушки. Он лежал на полу небольшой комнатушки, на столе громоздились всевозможные колбы и, стопки книг, пахло химикатами. В дверях замерла фигура в темном плаще, скрытая шляпой, но Калебу удалось разглядеть профиль, в руках незнакомец сжимал тяжелую дубинку, чей кончик алел от крови. Убийца скрылся, видение померкло.

Калеб лежал на узком диване, лба касалось влажное, пропахшее мятой полотенце. Вайолет хлопотала над ним, а рядом сидел Сыщик и мерил пульс.

— Приходит в норму, ох, и напугали вы нас, юноша.

— Такое случается, господин Сыщик, это все видения, — пояснила Вайолет и помогла брату выпить горячего чаю. — Калеб — медиум, он может общаться с призраками, а я пока что мала для этого.

— Тогда все ясно, я прочел множество газетных заметок и книг на эту тему, но пока что не доводилось видеть подобное воочию, — Сыщик понимающе кивнул. — Всегда интересно узнавать нечто новое, особенно, потустороннее.

Калеб удивлено захлопал глазами. Сколько же он был без сознания? Его первое видение! Тесная связь с призраком оставила после себя неприятное ощущение липкости, заставив поморщиться. Он попытался встать, но Сыщик удержал за плечо, не позволив:

— Пока что лежите.

— Где он? — прохрипел Калеб.

— Если ты про призрака, то Валет забрал его и ушел жутко довольным, — поделилась Вайолет и, обняв брата, поцеловала в щеку. — Я так волновалась за тебя, — она машинально коснулась горла.

Калеб погладил ее по щеке и вытащил из кармана медальон:

— Думал, если ты... если тебя, — он запнулся.

Вайолет смахнула слезу и взяла украшение:

— Смог бы меня найти.

Калеб кивнул и сжал ее руку с медальоном. Украшение щелкнуло, и на колени Вайолет выпала крохотная записка.

Сыщик ловко схватил клочок и бросился к столу. Взяв пинцет, он развернул бумажку и под светом лампы внимательно ознакомился с содержимым. Стихотворные строки слишком знакомого подчерка заставили его взглянуть на детей под другим углом.

— После призраков и бродящего за мной по пятам жнеца я готов поверить во что угодно, но ведь ваши тела нашли обгоревшими, — недоверчиво пробормотал он.

— Откуда вы знаете? — Вайолет переводила взгляд с раскрытого медальона на Сыщика. На миг ей стало страшно, но брат успокаивающе сжал руку.

— Это мы должны спросить, откуда вы знаете, что произошло с нашим домом и, родителями, и что это за тайное послание?

Сыщик несколько растерялся от напора мальчика чьи глаза, черты лица и даже голос очень напоминали Бенджамина Рестлесса.

— Мне срочно необходимо поесть и привести себя в порядок, боюсь, все же придется потревожить квартирную хозяйку, а вы посидите здесь, но никуда не уходите, — затараторил Сыщик и быстро покинул комнату, прогрохотав шагами на ступеньках.

— Странный он какой-то, дерганый, — шепнула Вайолет.

— Не то слово, — Калеб подошел к столу и взял послание. — Вайолет, иди сюда, — он держал стихотворение, написанное отцовской рукой.

Вайолет вгляделась в буквы и зачитала вслух:

— «Орел летает в небе — ручеек журчит.

Лягушка скачет быстро — болото впереди.

Хитрый лис-охотник крадется по глуши.

Ветер треплет крону над филином в тени

Плывет в реке бутылка, по Темзе, прямо в сеть.

И бьется в ней рыбешка — не вырвется уже.

Взлетел Турдус на крест и мигом увидал,

Как тень легла на дом, где все всегда молчат.

И в третий день прощенья разносит вести тот,

Чье имя словно Брос.

В час Клавдия сойдутся, дабы вершить свой суд,

И мир падет пред гидрой, если не изрубить ее.

И двери закрывает, да молча наблюдает — ключник,

А рядом с ним и верный пес Халим».

Девочка тяжело вздохнула.

— Очередная загадка. А что тот призрак, который стоял у зеркала, тебе показал?

Калеб внимательно перечитал стих, стараясь запомнить каждую строку.

— Свою смерть. Мне кажется, он был каким-то ученым — на столе я видел колбы, беднягу треснули дубинкой по затылку, раскроив череп.

Вайолет поморщилась:

— Лицо убийцы ты не видел?

Калеб нахмурился:

— Он стоял в профиль, но при желании его можно изобразить.

— Вот и сделайте, будьте так любезны, — вторгся в разговор Сыщик. Он стоял с подносом бутербродов и тарелкой овсяного печенья. — Уже поздно, думаю, мы обойдемся легким перекусом, вы не возражаете? Правда, чай теплый...

Троица устроилась у камина, приготовившись к длительной беседе. И пока Сыщик рассказывал о знакомстве с их отцом, Калеб успел зарисовать портрет убийцы и узнать, кем же был тот призрак: румынским ученым, чей препарат Сыщик испытывал на себе. Хотя это оказалось не самым важным открытием, по сравнению со стихотворением.

— Значит, вы тоже не верите в случайный пожар? — спросила Вайолет.

— Конечно же, нет, только глупец в это поверит, юная леди, — Сыщик с раздражением отмахнулся от версии Скотленд-Ярда. — Эти ленивцы ничего не хотят делать, для них пошевелить извилинами уже титанический труд, поэтому при самых тяжелых и запутанных делах они втайне от начальства бегут ко мне. Простофили и зазнайки! — он взял профиль убийцы и стал внимательно его рассматривать. — Да у вас талант, юноша.

— И не только в этом, — не без гордости согласилась Вайолет. — Ох, я совсем забыла о Джеке? — встрепенулась она. — Как он там? Должно быть, жутко переживает за нас, ведь Валет перенес нас сюда, а не домой.

Калеб проигнорировал ее слова. Сейчас ему было важнее докопаться до истины, почему отец вложил стихотворение в медальон сестры. Неужели именно об этом говорила матушка. Та самая разгадка?!

— Знакомый профиль, — отметил Сыщик. — Я встречался с этим джентльменом, по профессии он наемник, но что ему понадобилось от румына... Это явно не обычное ограбление ради нескольких фунтов, старина профессор не был слишком богат, да и его эксперимент... разве что только ради него, почему бы и нет? — бормотал Сыщик, разговаривая с самим собой.

— Кхм, — прервал его Калеб.

— Еще чаю?

— Нет, сэр. Давайте сосредоточимся на стихотворении. По вашему рассказу отец занимался шифрованием важной информации, значит, это одна из его работ.

— Его последняя и самая важная работа, если быть точным, — поправил Сыщик, решив вернуться к портрету наемника позже. — Но нам понадобится время, чтобы понять, кто эти люди, хотя некоторых из них я уже знаю.

— Люди? Но здесь ведь про животных, — вклинилась в беседу Вайолет, ей не нравилось чувствовать себя третьей лишней, а события в доме Батори затмила встреча с призраком и история об отце. Джек остался, чтобы разобраться с мадам, и представлялся девочке благородным рыцарем, с его появлением все должно наладиться. Вайолет свято верила в непогрешимость Джека. Он-то разберется с тем мужланом, вздумавшим на нее напасть, а заодно и с коварной мадам Батори. Теперь-то Вайолет понимала, что все это подстроено, мадам явно не интересовала ее история.

— Вайолет, почему ты плачешь? — спросил Калеб и сжал плечо сестры.

Девочка шмыгнула носом и коснулась мокрых щек, даже не заметив, как те увлажнились слезами:

— Вокруг одно вранье, — процедила она. — Мадам Батори солгала, сказав, что ей интересно узнать, как мы оказались в Корпсгрэйве. Тот мужчина в дурацкой маске говорил, что не тронет меня, отец с мамой умерли и ничего нам не оставили, кроме какой-то подсказки — все врут! — она топнула ножкой. — Почему они сразу все нам не рассказать, пока были живы? Тогда мы бы знали, что нас ждет, как жить дальше!

Калеб молча смотрел в пол, мысленно соглашаясь с каждым словом. Ему не хотелось плакать, а наоборот, взять и разбить что-нибудь. Стой отец перед ним, Калеб бы накричал на него, спросил, почему тот доверился какому-то сыщику, а не родному сыну. Эта секретность возмущала мальчика.

Сыщик же спокойно пил чай и вчитывался в стихотворные строки, полностью абстрагировавшись от шума. Он не мог увидеть возникшую за спиной тень, как из нее, словно из двери, вышел человек в черном, и дети сразу же притихли при виде опекуна.

— Валету от меня достанется: вместо того чтобы приглядеть за вами, он привел вас к своему Сыщику, — прошелестел Жнец, опустившись перед Вайолет на колени и утерев слезы с ее разгневанной мордашки. — Не плачь — с мадам покончено, а Джек скоро будет дома.

— Я плачу вовсе не из-за какой-то мадам, — фыркнула Вайолет и прильнула к руке Жнеца.

— Только не говорите, что Он вернулся, — Сыщик смотрел, как девочка ластится к кому-то невидимому. Калеб тоже смотрел в ту сторону.

— Это другой, — пояснил мальчик.

— В таком случае Он не хочет мне что-нибудь объяснить? Почему его коллега преследует меня, и откуда в моей квартире взялся призрак?

— Как неучтиво, — согласился Жнец и в мгновение ока предстал перед Сыщиком. — Приветствую, — он склонил голову и протянул немного удивившемуся джентльмену руку, тот, помедлив, пожал ее, чувствуя плотность и холод, исходящий от ладони в перчатке.

— Мой коллега заигрался с вами в прятки, — добавил Жнец.

— Видимо, это судьба, — пробормотал Сыщик.

— Не хочу вас расстраивать, но всего лишь тоска одного жнеца. Что до призрака, то он уже в положенном месте и более не станет вам докучать.

— Признаюсь, я не особо обращал на него внимание, правда, в течение нескольких дней на моем зеркале почему-то постоянно появлялись химические формулы, написанные помадой. Не представляю, как призрак до нее добрался, — его ничуть не удивило, что он спокойно общается со Смертью или одним из ее помощников.

— Но почему же ваш коллега ни разу не появился передо мной во плоти?

— Боялся испортить слежку, он очень увлекся вашей незаурядной личностью и старается заполучить вашу душу, — Жнец доброжелательно улыбнулся, словно сделал комплимент.

Сыщик скептично изогнул бровь:

— Хм. Я должен быть польщен.

— Мы так и не приблизились к разгадке, — шепнула Вайолет брату, подавив зевок, что не укрылось от взгляда Жнеца.

Макаро́н (фр. macaron) — французское кондитерское изделие из яичных белков, сахара и молотого миндаля. Обычно делается в форме печенья.

Традиционная женская одежда в Индии.

Феврония (в миру Евфросиния) — святая, супруга муромского князя Давида, в иночестве Петра.

Трущобы восточной части Лондона, населенной беднотой.