Неупокоенные

Заслышав цокот копыт, Сыщик невольно приник к окну. К дому подъехала темная дорогая карета, запряженная двойкой вороных жеребцов. Животные переступали на месте, пока кучер, спрыгнув на мостовую и щелкнув каблуками, открывал дверцу джентльмену в плаще. Тень от полей головного убора скрывала лицо, в тусклом свете фонаря сверкнула брошенная кучеру монета — тот ловко ее поймал, довольно хмыкнув, влез на козлы и покатил в сторону парка. Джентльмен же прошелестел плащом и вошел в дом напротив, но то ли что-то позабыл и, через несколько минут поспешно выбежал обратно, то ли...

Сыщик проводил бегущую к его дверям фигуру заинтересованным взглядом и услышал звонок в дверь.

«Хозяйка будет недовольна: вновь скажет, что в столь позднее время ко мне заявляются одни проходимцы и подозрительные личности», — отчасти она была права. Спустившись на первый этаж и лязгнув цепочкой, он впустил ночного гостя. Тот снял шляпу, открыв лицо. От тусклого света газового рожка глаза молодого человека показались черными, но стоило ему моргнуть, и они оказались голубыми, обеспокоенными и обманчиво невинными. Но интуиция Сыщика сигнализировала об обратном: перед ним стоял далеко не миролюбивый обыватель. От него веяло смертью, но лишь на том уровне, который может почувствовать зверь.

«Должно быть ему не больше двадцати шести», — мысленно сравнил Сыщик со своим возрастом.

— Приветствую, — начал гость.

По лестнице к нему проплыл Жнец и поманил за собой.

— Моя квартирная хозяйка спит, — предупредил Сыщик.

— Ох, прошу прощения, я не предполагал, что вы живете не один, — молодой человек искренне забеспокоился о приличиях.

«Что же, в таком случае, ты предполагал?»

— Пустяки, — Сыщик проводил его наверх и стал очевидцем вполне семейной картины, когда гость крепко обнял Вайолет, а затем похлопал Калеба по плечу и устроился с девочкой на диване.

— Ты не ранен? Все в порядке? — защебетала Вайолет, погладив его по гладко выбритой щеке.

Джек расплылся в счастливой улыбке и поцеловал ее крохотную ручку:

— В полном, но уже поздно, разве вы не устали? — он не решился спросить о пережитых ужасах в борделе вампирши. Все, чего Джеку хотелось, — поскорее унести Вайолет к себе, уложить ее в кровать, заботливо подоткнув одеяло, и беречь сон малышки.

— Немного, но мы добрались до самого интересного, — она устроила головку у него на плече и сложила ручки на коленях.

— Спасибо за записку, — Джек бросил взгляд на Жнеца, тот молча кивнул.

— Вся компания в сборе! — раздался счастливый крик появившегося Валета, в разрезе глаз горели золотые искорки, но Сыщик по-прежнему его не видел. Жнец плюхнулся в кресло и, звякнув мечом, закинул ноги на столик. — Надеюсь, я ничего не пропустил.

— Не люблю повторяться, поэтому скажу главное, — продолжил Сыщик. — Великобритании грозит опасность, и в наших руках ключ к ее спасению, как бы банально это не звучало, — он подхватил со столика трубку и закурил, окружив себя клубами плотного дыма.

— Если даже уважаемые пэры пали до посещения борделей, где практикуют педофилию, то ситуация в стране воистину критическая, — Джек брезгливо скривил рот, поудобнее устроив Вайолет у себя на коленях.

Сыщик нахмурился:

— С этого места поподробнее... — присутствие детей его ничуть не смутило, особенно, после личного знакомства со жнецом.

— Вы полагаете, это уместно? — Джек с опаской глянул на девочку.

Сыщик устало закатил глаза и обратился к детям:

— Юноша и вы, маленькая леди, желаете остаться на занимательнейший разговор взрослых или пойдете баиньки, так и не узнав ничего интересного?

— Провокация! — возликовал Валет и подпрыгнул до самого потолка. Жнец смотрел на своего коллегу как монахиня на нерадивое дитя в воскресной школе.

— Мы остаемся, — ровно сказал Калеб.

Вайолет похлопала Джека по плечу:

— И нику-у-уда не уйдем, пока все-все не узнаем, даже если это не для детских ушей, — подражая бывшей горничной, согласилась она.

— Так о каком пэре вы говорили, господин... — Сыщик никак не мог вспомнить имени студента-медика, но в его голове всплыли обрывки их встречи в морге. Талантливый юноша показывал ему все, что он и так знал, но как занимательно было слушать.

— Я не назывался, но вы можете обращаться ко мне по имени — Джек.

— Отлично, — Сыщик сел прямо на Валета, и тот недовольно прошел сквозь обивку и встал за спинкой, опершись на нее локтями.

— Не паясничай, — попросил Жнец, и коллега провел пальцами по губам маски.

— Он снова здесь? — шепнул Сыщик Калебу.

— Да, сэр, вы... сели на него.

— Вот как? Так ему и надо, прохвост.

Валет собирался возмутиться, но Жнец предостерегающе взглянул на него поверх очков. Ему тоже было интересно, что же произошло в борделе, и чем все закончилось, кто тот человек, о котором говорит Джек.

— Лорд Невилл, — стоило известной фамилии сорваться с его языка, и Сыщик широко улыбнулся:

— Он жив? Есть доказательства?

— Вас устроит расчлененное тело?

Валет разочаровано застонал:

— Все-таки пропустил самое интересное, зря умыкнул душу и свалил в Корпсгрэйв, стоило задержаться. Неужели ты действительно его четвертовал? Прямо как во времена инквизиции.

Джек кивнул, осторожно накручивая локон Вайолет на палец.

Сыщик поднялся, хрустнув коленными суставами, и, подойдя к шкафу, выудил папку с буквой «Н». Трубка осталась дымиться на полке, обволакивая дымом соседние документы.

— Почти два года в пригороде Лондона в водоемах, прудах и озерах люди находили изнасилованных, задушенных девочек. Местные полицейские свалили вину на маньяка-педофила. Вскрытие показало, что перед убийством девочек не единожды насиловали и долгое время держали в сыром месте. Под ногтями были найдены частички плесени — такая заводится в винных погребах, а в желудках обнаружили полупереварившийся шоколад, шампанское и опиум. На руках следы от многочисленных инъекций, чтобы жертва не сопротивлялась. Естественно, ни одно убийство так и не было раскрыто, трупы находили до десяти раз в год, если не больше. Сведения скрывали от общественности, чтобы не вызывать волнение местных жителей.

— Полагаете...

— Перейдем на «ты» — это упростит наше общение, — предложил Сыщик.

Джек кивнул:

— Считаешь, все это проделал один и тот же человек? Лорд Невилл?

— Даже более: у меня имелись неопровержимые доказательства его причастности. Первые тела находили не слишком далеко от его поместья, но мужчина, как и его слуги, всячески отрицал, что слышал детские крики и тем более видел нечто подозрительное. Его подвалы в полном порядке, он, естественно, впустил туда полицейских, хоть и выглядел крайне оскорбленным. Осмотрели их из рук вон плохо, исключительно для галочки. Никому не хотелось попасть под раздачу начальства за грязные намеки на то, что пэр Англии может быть причастен к делу о маньяке. Но я не работаю в полиции и углядел куда больше.

— Как же ты умудрился там оказаться? — полюбопытствовал Джек.

— В Скотленд-Ярде работает мой старый знакомый, мы вместе посещали курсы по праву и юриспруденции, пока я не увлекся химией. Он и обратился ко мне за советом. Я сопровождал его при досмотре подвала и незаметно взял пробы плесени, а также обнаружил за одной из бочек следы крови, несколько пятен темнели на ковре в гостиной, их бы и вовсе не заметили — освещение не то, темный ворс. Повезло, что у меня по чистой случайности развязался шнурок, да и не слишком ли много пятен для дома с большим штатом слуг? Кто этот неумеха, вздумавший испачкать хозяйский подвал, да еще и дорогой ковер? — в его голосе звучал сарказм, позабавивший Джека и вызвавший восторг у Валета.

— Ну, разве он не истинный бриллиант, — прошептал жнец, но его коллега предпочел молча дослушать рассказ.

— Капли крови я увидел на каменной статуе за домом рядом с конюшней, откуда следы телеги привели к пруду за пределами поместья, где нашли одну из девочек. В ту неделю стояла дождливая погода, и следы колес отпечатались очень четко. Естественно, когда я вернулся обратно, никаких пятен крови не было, зато от нервного садовника услышал байку о том, как на днях он поранился о садовые ножницы. Нелепость! Байка для школьника.

— Ты запомнил имя души? — спросил Жнец.

— Джордж Огастус Невилл, — ответил Валет.

— Это он, — подтвердил Джек и переглянулся с Сыщиком. — Именно этого лорда я сегодня четвертовал в борделе мадам Батори.

Сыщик сложил руки на груди:

— Мое почтение, — он протянул ладонь Джеку, и тот с удовольствием ее пожал.

— Не испытываю мук совести по поводу кончины этого выродка, надеюсь, он мучился.

— Эй! Вообще-то, это сделали мы с братом, — Вайолет спрыгнула с колен мужчины и уперла руки в бока. — Я сама, как настоящий рыцарь, пронзила этого ужасного... таракана в его упитанное брюхо, а похвала Джеку? Так нечестно! — и отвернулась, поджав губы.

— Вайолет, прекрати, это ведь не шутки, — выговорил сестре Калеб, новости от Сыщика повергли его в тихий ужас. В их цивилизованном обществе водились монстры куда страшнее и опаснее всех обитателей Корпсгрэйва, и в этом мире им предстоит жить? «Возможно, нам стоило уйти вместе с душами родителей...»

— Вернемся к делу, — Сыщик подошел к столу и зачитал присутствующим стихотворение, четко проговорив каждую строчку.

— Как вы уже поняли, послание зашифровано моим покойным коллегой Бенджамином Рестлессом. Каждый, упоминающийся в списке, — наша цель или же только моя?

— Мы тоже участвуем, — голос Калеба почти не дрожал, но не собирался отступать.

— Теперь, когда нам известно о лорде Невилле, я без труда могу сказать, что строка «Ветер треплет крону над филином в тени» подразумевает именно его. Филин — это мудрость, древность, а кто древнее рода Невиллов? Даже королева Виктория со своей Ганноверской династией не может этим похвастаться.

— Гениально! — в очередной раз восхитился Валет, стараясь держать себя в руках, чтобы не нарушать мыслительный процесс Сыщика. Хотя тот его и не слышал. — Ну, я же говорил, что с ним не соскучишься, — толкнул он Жнеца локтем в бок.

— Согласен, — тихо отозвался коллега.

— Кое-кого из списка я также давно знаю по старым делам, как с несчастными девочками, — Сыщик протянул стихотворение Джеку.

— Например... — приложив пальцы к вискам, Сыщик прикрыл глаза. — И в третий день прощенья разносит вести тот, чье имя словно Брос. Вернее будет Броселианд — выведенный в Англии сорт роз, чьей создательницей является вдова немецкого барона Рихарда фон Крамера — баронесса Розамунд. В наследство от покойного супруга красотке достался оружейный завод под Штутгартом и патент на тот самый сорт роз. Между прочим, пользующихся популярностью при дворе королевы Виктории, кажется, именно такие стоят в вазе на ее рабочем столе, — Сыщик нахмурился. — А муж баронессы умер скоропостижной смертью, дабы оставить молодой супруге все, что имел, или... ему помогли.

— Могут ли другие слова нести смысл, как «и в третий день прощенья» — это же воскресенье, но почему третье? — Калеб задумчиво свел брови. — Только если это не определенное воскресенье.

— Верно! Мы к этому еще вернемся, — слишком быстро согласился Сыщик. — Я знаю еще одного члена этой дружной компании государственных смутьянов: «Плывет в реке бутылка, по Темзе, прямо в сеть. И бьется в ней рыбешка — не вырвется уже».

— Кто же это? — Вайолет оттаяла, ей тоже хотелось блеснуть знаниями, как и брат, но пока что в голову не приходило никаких идей. Стихотворение оставалось для нее загадкой, которые она не любила.

— Главный поставщик опиума из Китая в Великобританию, — глаза Сыщика лихорадочно блеснули, он сжал левую руку.

— Наркоман, я же говорил, гляди, как загорелся, — прошипел Валет.

— Господин Канг, ведает своей подпольной империей. Под его эгидой самые крупные из притонов Лондона и восточного побережья до самого Нориджа. Неудивительно, как он сумел затесаться в компанию лорда Невилла: большие деньги и бесплатные дозы для усмирения маленьких девочек — лучший способ миновать лестницу на пути к величию, а ведь совсем недавно именно лорд голосовал за увеличение легализованного опиума исключительно в медицинских целях.

— Народ в аристократических кругах страдает от нехватки наркотика, дамы из высшего света падают в обмороки от недосыпания, что может быть лучше глотка настойки опия для лучшего сна, — насмешливо добавил Джек.

— «Лягушка скачет быстро — болото впереди», — прочитала Вайолет, заглянув в лист.

— Ну, это совсем просто, хоть и придется ехать в Ирландию, — объяснил Сыщик. — Тем джентльменом мы займемся потом, для начала...

— Я возьму на себя баронессу, — вызвался Джек.

— Прекрасно! Но она также могла покинуть Лондон и уехать в свой дом в Шотландии, об этом я смогу узнать точнее днем, есть у меня несколько соглядатаев, — поделился Сыщик. — Баронесса известна в аристократических кругах, но ведет уединенный образ жизни, как и положено вдове, чтобы не привлекать к себе внимание. Грех не заметить такую красотку.

— Мы должны их всех убить, — прошептал Калеб, но присутствующие его услышали.

Жнец склонил голову на бок, а Валет переместился к мальчику поближе и взлохматил его волосы:

— Мы непременно это сделаем. Среди нас нет поборников нравственности или святых отцов, призывающих оберегать человеческую душу от самого страшного греха, — золотистые глаза в прорезях венецианской маски прищурились.

Калеб посмотрел на Сыщика и Джека — те молча кивнули.

— Мы прямо как Робин Гуды! — воодушевилась Вайолет, и мужчины усмехнулись.

— Кстати, где тело лорда Невилла? — полюбопытствовал Сыщик.

— Не думай о нем — его кусочки в самом надежном месте Лондона, и вряд ли их когда-нибудь обнаружат, — флегматично ответил Джек. «Батори не позволит людям вмешиваться в ее промысел и позаботится о сокрытии расчлененного трупа». Он все еще злился на вампиршу, но, глядя на улыбающуюся Вайолет, постепенно успокаивался. Возвращаясь домой, он не знал, в каком состоянии найдет девочку, но она оказалась сильнее, чем он думал. За окном раздалось знакомое щелканье, и краем глаза Джек заметил кожистые крылья Бартока. Стрелки часов давно миновали полночь.

— Время спать, — прошептал Жнец Калебу.

Перед уходом Сыщик остановил Джека и спросил:

— Мы ведь уже встречались?

Джек улыбнулся ему как старому знакомому:

— И не раз, я часто видел твою спину во мраке Уайтчепела.

— Вот оно что? А я-то думал, кто за мной наблюдает, грешил на Валета, а все оказалось так просто, — он взглянул на руки Джека. Аккуратно остриженные и отполированные чистые ногти, гладкая кожа. — Значит, хирург...

Джек кивнул и направился к выходу:

— Мы еще это обсудим, у меня будет к тебе просьба, но я озвучу ее, когда все закончится.

Сыщик понимающе кивнул:

— Как скажешь, — на диване остался листок со стихотворением. Сыщик бережно вложил его в оставленный Бенджамином блокнот и убрал в стол. — Смотри, чтобы до него никто не добрался, — он чувствовал, что Валет остался рядом. Незримой тенью жнец скользнул за Сыщиком в ванную комнату, но убедившись, что тот не собирается ни делать себе очередную инъекцию наркотика, ни тем более резать вены для разнообразия, отправился за душами.

Лежа в горячей воде в окружении пара, Сыщик выстраивал план действий. Удастся ли ему проникнуть в логово опиумного барона незамеченным, и как скоро он сможет добраться до Ирландии...

***

В полдень под дверь квартиры Джека подбросили визитку. На обороте плотного прямоугольника с золотистыми вензелями имени баронессы фон Крамер темнела приписка: «Шотландия».

Джек спрятал визитку в нагрудный карман и, пока дети не проснулись, отправился на вокзал за билетами. Необходимо как следует подготовиться к встрече с баронессой. Ему не доводилось с ней видеться, но если Сыщик описал ее как даму невероятной красоты, то стоит и самому предстать в лучшем виде.

«Пусть думает, что я холостяк с братом и сестренкой. Дам умиляют кавалеры с детьми — в них просыпается материнский инстинкт. К таким мужчинам они непроизвольно тянутся».

За окном мелькала изумрудная равнина, укрытая завесой тумана, среди которого угадывались темные очертания деревьев. Моросил дождь, и чем дальше поезд уезжал от Лондона, тем плотнее становился туман. Смеркалось.

Вайолет играла с ленточками шляпки и молча глядела в окно, рядом сидел Жнец. Взгляд его серебристых глаз быстро скользил по местности, он еще ни разу не ездил на поезде. К чему жнецам транспорт, стоит лишь представить нужное место — и ты в него перенесешься. Дети же напротив частенько путешествовали. В поездках родители как будто становились ближе, прижимаясь друг к другу, они сидели с переплетенными руками, напоминая молодоженов, в чьих сердцах ярко горело пламя любви. Позже они отправлялись в вагон-ресторан, пили чай с молоком, ели прихваченное из дома печенье, отец читал газету, а мама следила, чтобы на личике у Вайолет не осталось крошек.

Сейчас же брат с Джеком внимательно изучали газету. Обоих интересовала новостная полоса: не было ли обнаружено тело лорда Невилла?

— Ни единого упоминания, — с нотками радости сообщил Джек, а затем вытащил из кармашка часы и взглянул на время. — Путь предстоит неблизкий. Почти десять часов до станции Баллох, а затем в экипаже до гостиницы, поближе к баронессе.

— Разве она не живет в Эдинбурге? — полюбопытствовала Вайолет, надеясь, что им удастся погулять по городу, но Джек покачал головой.

— Баронесса предпочла уединиться в своем особняке рядом с озером Лох-Ломонд.

Девочка тяжело вздохнула, они ехали уже около четырех часов, и ей было невыносимо скучно. Калеб читал взятую из библиотеки Джека книгу по анатомии или дремал, откинувшись на мягкое сиденье. Вайолет не терпелось побродить по поезду, выпить чай в ресторане, но тревожить брата не хотелось. За эти дни на них столько свалилось, удивительно, почему она до сих пор так спокойна?

«Может быть потому что расту? Матушка говорила, что ребенка от взрослого человека отличает спокойствие и рассудительность».

— Вы когда-нибудь были в вагоне-ресторане? — спросила она у Жнеца, тот покачал головой, и воодушевленная прогулкой девочка поднялась с сиденья, слегка пошатнулась и протянула Джеку руку. Мужчина понимающе кивнул и вручил ей монету:

— Только не объедайтесь сладким, — предупредил он, проводив парочку насмешливым взглядом.

Вайолет улыбнулась и взяла Жнеца за руку, ведя за собой, в коридоре с ним столкнулся пассажир и был очень удивлен увидев перед собой высокого мужчину в черном, ведь еще миг назад того не было.

— Ты очень молчалив, — Джек сел напротив Калеба, встретившись с ним взглядом. Лицо мальчика не выражало ровным счетом никаких эмоций, а глаза... как у мертвеца: пустые и бездонные.

— Я хотел кое-что вам предложить касательно предстоящего дела, — вымолвил он.

Джек шевельнул пальцами:

— Продолжай.

Калеб поскреб ногтем корешок медицинского справочника:

— Когда вы ее убьете, я хочу присутствовать.

Джек нахмурился. В его планы не входила лишняя возня, мальчик мог помешать.

— Я хочу успеть увидеть душу покойной, чтобы задать вопрос о своих родителях. Возможно, она знает убийцу.

Мужчина расслабился и был приятно удивлен дальновидностью Калеба:

— Хорошо, так и поступим, но Вайолет останется в гостинице.

Мальчик кивнул.

— Если хочешь, я могу заказать сэндвичи и какао сюда, — предложил Джек.

— Буду признателен.

В это время Жнец с Вайолет вошли в вагон-ресторан: обитые красной материей стулья, столики с кипенно-белыми скатертями, вазочки с живыми цветами, официанты с подносами и золотистый свет абажуров навевали приятные воспоминания.

Здесь оказалось на удивление немноголюдно. Вайолет выбрала крайний столик и устроилась у окошка, не забыв положить салфетку на колени, как обычно делала мама. Ей не хотелось посадить хоть единую капельку на обновку. Джек расстарался и где-то достал для нее модное платье в клетку из шерсти, чтобы Вайолет не замерзла среди шотландских ветров. Новые сапожки и шляпка также добавили маленькой моднице радостных минут. К счастью для самой Вайолет она с легкостью забывала плохие эпизоды своей жизни. Калеб рядом, что может быть важнее. А сколько раз родители повторяли: «Какой бы унылой на улице не была погода, у вас есть собственное солнышко — семья. Пока мы есть друг у друга, нам всегда будет радостно». С их смертью счастье в душе Вайолет померкло, но стоило появиться Жнецу с Джеком, и надежда на лучшее возродилась в девичьем сердечке с новой силой.

— Мисс, вы здесь одни? — обратился к ней официант с пышными усами.

Вайолет улыбнулась и покачала головой.

— Мы бы хотели выпить по чашечке чая с десертом, — спокойно обратился к мужчине Жнец.

Официант вздрогнул и удивленно воззрился на мужчину в черном.

— Д-да, сэр, сию минуту.

Вайолет зажала рот ладошкой, ее глаза смеялись.

— Здесь... уютно, — изрек Жнец, когда им принесли чай, и Вайолет расплатилась.

— Неплохо. Как-то раз мы с родителями путешествовали и в вагоне-ресторане увидели расписной, как в соборе, потолок, обстановку побогаче. Кажется, что с того дня прошло много времени... — она погрустнела, и Жнец подтолкнул к ней тарелочку с печеньем.

— Сейчас они в лучшем мире, где бы он ни был, — Жнец потрогал бархатную портьеру, потряс шнурок кисти. В темном стекле отражались ведущие неслышную беседу люди за соседним столиком, в воздухе витал слабый аромат табака из курительной.

Вайолет макнула печенье в чашку и откусила. Жнец сделал тоже самое, почувствовав вкус размягченного имбирного теста и меда.

— Вкусно? — Вайолет улыбнулась. — Меня этому научил наш повар, когда мы с Калебом появлялись на кухне, чтобы ему помочь, он давал нам сладости, только бы мы поскорее ушли, — она хихикнула, вспоминая, как часто проворачивала этот трюк, лишь бы получить побольше зефира или леденцов.

— Никогда так не делал, — Жнец доел печенье и повторил тот же опыт со вторым. Поезд мирно покачивался, заставляя розы в вазочках двигаться в такт.

— Простите, — Жнец остановил проходившего мимо официанта, и тот повторил удивленный взгляд коллеги.

— Да, сэр?

— Кто поставляет вашей компании цветы?

Молодой человек призадумался:

— Кажется фирма баронессы фон Крамер.

— Дивные розы, — Вайолет кивнула официанту, и тот удалился, пребывая в замешательстве, как он мог не заметить сидящего напротив девочки человека. Через секунду он о нем позабыл, передав повару новый заказ.

— Они повсюду... — шепнул Жнец думая о цветах.

— Думаешь, у нас все получится? — Вайолет сжала салфетку в побледневших пальчиках.

Жнец неуверенно пожал плечами. Он и сам не знал, какие имена окажутся в списке в следующий раз. О своей командировке он сообщил Ольге после того, как дети вернулись в квартиру Джека. На лице старшего жнеца читалось равнодушие, но она потребовала составить отчет по возвращении.

— Раз ты поедешь в Шотландию, навести Банши, проверь, как она справляется, нет ли косяков или, упаси Смерть, неучтенных, как у тебя, — Ольге не слишком нравилась возня подчиненного, но нарушения закона не было, и она оставила его заниматься детьми.

«У каждого свои пристрастия», — думала старшая, вспоминая молодого хирурга. После своей смерти она познакомилась с Февронией, землячки со схожими взглядами на жизнь. Среди коллег их считали сестрами, так и было, пока Фева не решилась нарушить закон ради ребенка. Что ею руководило, осталось для Ольги тайной, но, возможно, обычная тоска, желание даже после смерти отдать жизнь за того, кто в ней нуждается. Чем хорош Джек? Почему он такой особенный? Сердце Ольги, бьющееся по ее желанию, как и бурлящая в жилах кровь с даром Смерти, вздрагивало, стоило увидеть в отчетах имя «Джек», но то были неизвестные ей люди. В ратуше она видела Валета, слышала его разговор со Жнецом и поняла — Джек собрался к вампирше.

Батори никогда ей не нравилась: куда хуже других кровососов, те хоть и страдали без крови, охотясь на улицах Лондона, но не открывали бордели, подсовывая маленьких девочек платежеспособным мужчинам. К детям у Ольги, как и у Февронии, было особенное отношение. Их душами они занимались вдвоем, лично забирали и приносили в Корпсгрэйв.

Не выдержав томительного ожидания, Ольга отправилась к Джеку, появившись в карете. Эта встреча была лишней, если бы он умер, она первой бы об этом узнала, как происходило со всеми душами в Корпсгрэйве.

— Почему Калеб не может вызвать дух отца? — спросила Вайолет, глядя, как Жнец играет с кистью подобно котенку. Светлые волосы были переплетены в косу, а на носу поблескивали неизменные очки.

— Вероятно, твоя мать каким-то образом их связала. Но его душу я лично принес в Корпсгрэйв, и что с ней произошло потом — известно старшим. Однако раз у Калеба ничего не выходит, значит, высшие силы против этого. Ведь и у твоей матери должно быть не всегда получалось вызвать умершего?

Вайолет кивнула. Такое действительно случалось:

— Разве это не магия? — прошептала она. «Мама была медиумом, но точно не колдуньей».

— Вероятно, со способностями медиума рождается далеко не каждый.

Вайолет положила локотки на столешницу и мечтательно посмотрела в окно: ночная мгла скрывала природу. «Когда-нибудь я стану как мама», — отражение мечтательно ей улыбнулось.

На станции Джека ждала короткая телеграмма: «Ласс. Озеро». Мужчина вручил служащему монету и справился о кэбмене. Одинокий возница клевал носом, кони понурили головы в ожидании приезжих и шумно фырчали, раздувая большие ноздри.

— До гостиницы близ Ласса, любезный, да поживее, — стараясь говорить не слишком громко, распорядился Джек, бережно прижимая к груди спящую Вайолет.

Калеб тоже едва стоял на ногах, клонясь к Жнецу, тот придержал мальчика за плечо и помог сесть в экипаж.

— Слушаюсь, сэр, — хрипло отозвался кучер и щелкнул хлыстом, кони вздрогнули и двинулись вперед.

Прислонившись к плечу Жнеца, Калеб видел в окошке тьму. Единственным пятном света на дороге был круг от фонаря, покачивающегося на экипаже. Вдалеке послышалось завывание ветра, но мальчик готов был поклясться, что слышит женский плач: он звал его куда-то в сторону затуманенных холмов, туда, где землю укрывает мох, и пахнет сыростью.

— Калеб, — голос Жнеца вырвал из когтей дурмана, и холодная ладонь закрыла мальчику ухо. Тот захлопал глазами, с непониманием глядя на опекуна.

— Это Банши, — пояснил он. — Обычные люди принимают ее пение за ветер, бедняжке так одиноко, что однажды она решила присоединиться к жнецам и упросила одного из старших дать ей оружие.

— И они согласились? — прошептал Калеб.

Жнец кивнул:

— По статистике, уровень смертности в пригородах куда ниже, чем в крупных городах. Оружие ей выдали, но первое время Банши сопровождал один из младших жнецов, следя за выполняемой работой. Сейчас она практикуется почти без присмотра, но по-прежнему одинока.

— Откуда же она взялась? Я всегда считал их героинями мрачных сказок, — Калеб убрал его руку от уха и прислушался — вой прекратился. Слышался лишь топот копыт и легкий скрип экипажа.

— Банши не так много, они... — Жнец задумался, пытаясь подобрать нужное слово.

— Вымирающий вид? — подсказал шепотом Джек.

Жнец кивнул:

— Именно. Когда-то это были живые девушки, но все они покончили жизнь самоубийством. В тот период, не припомню год и даже век, умирало очень много людей, и у жнецов было работы невпроворот: один из старших так разозлился на самоубийц, подбрасывающих волокиты с документами и душами, что проклял тех девушек. Правда, к счастью или нет, но проклятие действовало до той поры, пока жнеца не развоплотили. Ту же участь приготовили и тем из Банши, которые начинали мешать живым людям своими криками и прочими подрывающими устои Смерти действиями. Люди принимают смерть как должное, но не подозревают, насколько далеки от истины, и пусть это остается тайной.

— Почему только девушек? — удивился Калеб.

— Должно быть, из-за склонности к суициду, — ответил за Жнеца Джек. — Опять же, опираясь на статистику. Работая в морге, я не раз занимался вскрытием именно женских тел, по всем показаниям и со слов свидетелей, дамы по собственному желанию сводили счеты с жизнью. То в петле, то перерезав вены, то утопившись в Темзе или еще хуже сбросившись на мостовую.

— Где потом несчастные полицейские при виде каши из мозга, луж крови зеленеют и страдают от приступов тошноты, — поддакнул Жнец и улыбнулся.

Джек деликатно промолчал, но также не скрыл усмешки.

— В Шотландии их много? — допытывался Калеб. Он был бы не прочь встретиться с персонажем мрачных сказок. Смерть завораживала его с самого детства.

— Нет, всего одна, возможно, тебе посчастливится ее увидеть, — Жнец отодвинул занавеску, они приближались к деревушке.

В гостинице «Лодж Лох-Ломонд» их встретил управляющий. Калеб не обратил на мужчину внимания, глядя себе под ноги и стараясь держать глаза открытыми. Холодное прикосновение Жнеца не давало уснуть на месте. Джек уложил Вайолет на диванчик и принялся быстро заполнять гостевую книгу.

— Вас трое, сэр? — управляющий звякнул ключом.

Джек обернулся к Жнецу и усмехнулся:

— Да, решил вывезти младшего брата с сестрой на свежий воздух, но билеты остались на обеденный поезд, —он надеялся, что эти слова дойдут до всего персонала. Баронесса пожелает навести справки о госте. — И распорядитесь принести грелки.

— Конечно. Ваш ключ, пожалуйста. Саквояж поможет отнести портье, — управляющий позвонил в колокольчик, и явился юноша лет шестнадцати, он подхватил вещи Джека.

— Второй этаж, Томас, — подсказал управляющий.

Поднявшись в номер, Джек наградил носильщика монеткой и прошел в одну из спален, положив Вайолет на широкую постель.

Жнец подвел Калеба к дивану, и, не раздеваясь, мальчик упал на подушку, забывшись крепким сном. Жнец бросил пристальный взгляд на поленья в камине: издав легкий треск, их объяло пламя. Временами он жалел, что жнецам подвластна лишь огненная стихия, старшие объясняли ее наличие энергией земного ядра. Если смертные, руководствуясь Библией, полагали, что в начале Бог сотворил небо и землю, то все жнецы знали: первым было сотворено именно земное ядро, внутри которого полыхал огонь, и уж затем все остальное.

Джек бережно раздел малышку до нижней сорочки и укрыл одеялом. Вайолет свернулась клубочком и задрожала. Комната медленно прогревалась, будь в отеле все занято, они бы не смогли заселиться, пришлось бы искать приют среди ночи с детьми, едва стоящими на ногах от усталости. Через несколько минут в дверь постучали, на пороге стояла румяная девушка с двумя грелками.

— Приветствую, сэр, прошу вас, — немного картавя, произнесла она.

— Благодарю, — Джек поспешил к Вайолет, уложив одну грелку в затянутых чулочками ножках, а вторую — у поясницы, и девочка перестала дрожать. Мужчина погладил ее по голове и, поцеловав в лоб, отправился в ванную.

Слабый напор горячей воды был лучше, чем ничего, но вернувшись в гостиную, Джек обнаружил исчезновение Жнеца. «Должно быть, отправился на задание».

Сняв с Калеба ботинки, Джек укрыл его пледом и ушел во вторую спальню. Холодные простыни напомнили ему о Батори, но в его объятьях она всегда становилась горячей и живой, плавясь от ласк подобно воску. Джек бросил взгляд на саквояж, в одном из карманов лежало три шприца, он так и не успел доработать состав, но в этот раз сделал дозу меньше.

«Как жаль, что это не действует на живых», — засыпая, подумал он.

***

Жнец летел сквозь туман в поисках Банши. Когда-то ее любимыми местами были старинные развалины или замки, коих в Шотландии осталось великое множество. Жнец нашел ее среди серых замшелых камней на холме.

Девушка сидела на ветке дерева, шевеля в воздухе полупрозрачной босой ногой. Спину укрывали отливающие голубизной волосы, Банши тихонько напевала себе под нос грустную песенку, но, почувствовав волну охватившего ее страха, обернулась.

— Здравствуй, — поприветствовал Жнец и приблизился, шурша мокрой от дождя травой.

— Ты пришел развоплотить меня? — не моргая белесыми глазами, спросила девушка.

Жнец качнул головой:

— Лишь проверить, как ты здесь, у меня в Шотландии дела.

Банши расслабилась и выдохнула от облегчения:

— А я было подумала... — она спрыгнула с ветки и подплыла к нему. В ее руке возникла костяная рапира, которой она изящно разрезала воздух. — Я хорошо выполняю свои обязанности, так и передай старшим, не привлекаю внимание людей, а если и пою, то они думают, что воет ветер, я очень осторожна, — затараторила она.

— Верю, — коротко ответил Жнец.

— Прошу прощения, я давно ни с кем не общалась, разве что с камнями или деревьями, но собеседники из них неважные.

— Как же призраки на кладбищах? Тебе с ними неинтересно? — Жнец опустил взгляд и стряхнул с ботинок росу. — Или двое других жнецов?

Девушка пожала плечами, оружие растворилось в ее руке:

— Все только и болтают о собственной смерти, а выслушивать это по сотому разу скучно. Другое дело поговорить с тобой, Дунканом или Макбетом, но в последнее время они вечно где-то пропадают. Казалось бы, живем неподалеку друг от друга, а я вижу их раз или два в месяц, — она тяжело вздохнула, но тут же тряхнула копной волос. — Какие, говоришь, дела у тебя в Шотландии? Может, я могу чем-то помочь?

Жнец улыбнулся и протянул ей руку:

— Полагаю, что можешь... — и потянул за собой, окутав черным саваном, словно плащом.

***

Розамунд завтракала хрустящими тостами с маслом и чашкой крепкого кофе. Никаких сливок или сахара так же пил и Бутлегер. О-о-о... она переняла у него некоторые привычки, правда, так и не сумела пристраститься к курению сигар — слишком сильно начинала кашлять.

В оранжерее распускались розы, тонкий аромат вился вокруг стоящего рядом столика, обволакивая баронессу и, запутываясь в рассыпавшихся по плечам золотистых прядях. Вдали от лондонской суеты Розамунд отдыхала и телом, и душой, не делала причесок, не носила шляпок и тем более корсетов и туфель. В редкие теплые ночи она даже позволяла себе искупаться голышом, закаляя тело, как это делал Бутлегер. При воспоминании о его широких, мускулистых плечах и украшенных татуировками руках сердце сжалось от легкого томления. Он покинул ее два дня назад, вернулся в Лондон решать свои мужские дела, а она почувствовала себя брошенной и одинокой розой под колпаком собственного дома.

«Ну ничего, скоро мы снова увидимся», — пухлые губки Розамунд тронула хитрая улыбка, и она сделала небольшой глоток крепкого напитка, оставившего на языке привкус горького шоколада с апельсиновой цедрой.

— Сегодня так солнечно, — прошептала она, радуясь теплым лучам, согревающим ее молочную кожу. — Может быть, стоит прогуляться или, наоборот, забраться в постель и нежиться среди подушек, есть сладкое и читать романы, — Розамунд чувствовала себя шестнадцатилетней девочкой, как когда-то, живя в пансионе для благородных девиц, откуда отец забирал ее по выходным, знакомил с очередной дамой сердца и приговаривал, чтобы Розамунд обращалась к ней уважительно. В ту пору девочка давно поняла, как следует себя вести и в отличие от сверстниц, любивших закатывать скандалы, была истинным ангелом, любезничала с «фаворитками», сплетничала, незаметно добавляя им в чай слабительное. Почти каждый роман заканчивался конфузом, а Розамунд не успокаивалась. Она понимала, если отец женится, и у них с молодой супругой родится ребенок, особенно, мальчик, то, что станет с Розамунд? Ничего хорошего. Необходимо было срочно что-нибудь придумать, например... проблемы со здоровьем, астма, головные боли, доводящие до обморока. Она добилась неплохого результата, когда они уехали в Швейцарию, расположившись в лечебном пансионате у горного озера. Но природную красоту нарушила очередная выходка отца: новая спутница, живущая в соседнем номере. Розамунд поняла: отца с его непомерным плотским желанием исправит разве что могила, и девочке пришлось действовать. На одной из прогулок у края обрыва Розамунд раз и навсегда избавилась от своей проблемы. Конечно, пришлось долго изображать из себя страдалицу, глаза пекло от постоянного выдавливания слез, кожа неприятно раскраснелась, и ни один крем не мог убрать этот кошмар, но пришлось временно принести в жертву свое прекрасное лицо ради отцовского наследства, дабы быть вне подозрений. А тут еще и пригодилась бывшая пассия, также оплакивающая мужчину. Однако, недолго мучилась пассия, стоило Розамунд засобираться в Лондон, и та укатила в свой Париж.

Вскоре Розамунд стала полноправной хозяйкой дома, капитала и свободы выбирать любого мужчину, а не указанного отцом.

Однако реальность оказалась такова, что Розамунд быстро осознала собственную наивность. Среди привлекательных мужчин не нашлось достойного ее, а вот из взрослых, давно сформировавшихся джентльменов в возрасте недостатка не было, и она сделала этот шаг, став молодой женушкой барона фон Крамера. В постели муж разочаровал: пять минут — и приступ удушливого кашля преследовал его полночи, заставляя Розамунд мучиться головными болями и недосыпом, тщательно припудривать темные круги под глазами. Долго терпеть старика она не была намерена, но как избавиться от видной в оружейном бизнесе фигуры, не вызвав подозрений? Болезнь Крамера стала отличным, а главное, безопасным способом, если бы ее не отвлекли.

Синеглазый брюнет в щегольском костюме с аккуратной бородкой покорил ее сердце, стоило им встретиться взглядами на террасе в отеле Биарицца.

Он сидел за столиком в тени, закинув ногу на ногу, и курил сигару. Его движения были расслаблены, скучающий взгляд бродил по постояльцам, а из чашки поднимался пар, донося дивный аромат кофе до чувствительного носика Розамунд.

Муж удалился в номер, чтобы прилечь пораньше, а она сделала вид, что заболела голова, не желая коротать теплый вечер в четырех стенах. Без любви и страстей Розамунд чахла, впав в депрессию, но этот мужчина исходили волны энергии, желания, заставив девушку вздрогнуть. Ей захотелось наплевать на все приличия, наброситься на него, чтобы он уложил ее на стол и грубо взял. Фантазия оказалась слишком красочной, и Розамунд болезненно закусила губу, ощутив во рту привкус крови.

— Вам не помешает расслабиться, мисс, — с американским акцентом обратился к ней мужчина из грез.

Он стоял напротив, прижимая к ее губам свой платок. На белой материи отпечатался след крови, словно именно с ним, а не с мужем она потеряла девственность. Да, именно этот американец должен овладеть ею, и она получит его.

Заказанный в номер крепкий кофе остывал, а Розамунд горела, чувствуя, как глубоко входит член Бутлегера. В голове не осталось ни единой мысли, ни о больном муже наверху, ни о приличиях, только оглушающие шлепки мужских бедер о ее ягодицы.

Вцепившись пальцами в одеяло, стиснув зубы от удовольствия, чтобы не закричать, Розамунд мысленно повторяла: «Еще-еще! Давай! Глубже, сильнее!», — пока ее тело не пронзила парализующая дрожь блаженства, а Бутлегер не погреб ее под своей тяжестью, размазывая по простыне белесую жидкость.

Встав с постели, он поправил брюки и, взяв со столика тонкие сигареты, закурил. Бутлегер молчал, и Розамунд была рада этой тишине. Приведя себя в порядок и наспех уложив волосы она взглянула на отражение в зеркале: распухшие губы, бесстыжие глаза, сверкающие от переполняющего ее чувства удовлетворения. Но оно длилось до того момента, как Розамунд коснулся дверной ручки, намереваясь покинуть пропахший страстью, табачным дымом и кофе номер.

— Я тебя не отпускал, — едва слышно сказал Бутлегер, не поворачиваясь к ней и глядя на облизывающие темный берег волны. В такой час многие постояльцы крепко спали, кто-то сидел в казино, проигрывая очередную круглую сумму, а где-то в подсобке молодой франт имел горничную. Как несколько минут назад сделал Бутлегер с молодой белокурой баронессой, чье лицо на террасе кривилось от невероятной тоски. Он не раз видел такие лица, но не у полной сил, привлекательности девушки, да еще и замужней. На ее пальце поблескивало колечко с бриллиантом. Она могла отказать ему, но вместо этого с легкостью согласилась, и Бутлегер понял — эта девушка сделает все, что он захочет, только бы освободиться от тягот одиночества и неудовлетворенности.

Розамунд обернулась на его спокойный голос и повела плечом:

— Я и не спрашивала твоего разрешения, — и с наглой усмешкой скрылась за щелкнувшей дверью.

Супруг крепко спал, храпя на всю комнату, взорвись рядом бомба, он бы не пошевелился. Розамунд приняла освежающую ванную, но ее по-прежнему бросало в жар, а между ног пульсировало, словно Бутлегер все еще был в ней. Впервые она уснула крепким сном с улыбкой, и ей снилось что-то хорошее.

Как Бутлегер оказался в Лондоне выяснилось позже, когда супруги вернулись в городской дом и были приглашены на званый ужин. Барон как обычно удалился в мужской зал, обсудить «неженские» дела, так он говорил, чтобы не обидеть Розамунд.

Среди влиятельных гостей баронесса увидела Бутлегера и обомлела. Нет, она не боялась, что муж каким-то образом может узнать о ее тайне. Розамунд терзал страх, что мужчина ее мечты не заметит девушку, однажды разделившую с ним постель в отеле на берегу моря.

«На прием к лорду Беркуту может быть приглашен далеко не каждый аристократ, даже самый богатый», — подумала она и решила осторожно разузнать о госте. Нет ничего лучше женской компании, где все знают друг о друге такое, что следует обсуждать за закрытыми дверями и шепотом.

Подойдя к леди Тротл, Розамунд мило улыбнулась и, сделав большие, невинные глаза, начала игру:

— Вы не знаете, кто тот джентльмен с сигарой и в синем фраке? Раньше я его здесь не встречала.

Леди Элизабет Тротл хитро улыбнулась, наслаждаясь моментом славы, ведь обо всех новостях она узнавала самой первой, как жена лорда-камергера.

— Этот человек..., — начал она. — Приехал из Америки с колоссальным состоянием, не так давно владеет чайными плантациями в Индии. Буквально на днях они с мужем договорились поставлять его чай ко двору Ее Величества, — леди распирало от гордости, и Розамунд боялась, как бы шнурок на корсете не лопнул, и бюст не вывалился на всеобщее обозрение. После рождения второго ребенка у Элизабет изрядно расплылась фигура, которую она с трудом затягивала в корсет, и специально надевала откровенные платья с вырезами. Ее грудь стала частой темой для насмешек среди молодых леди.

— Примите мои искренние поздравления, должно быть, вы так гордитесь вашим супругом, — добавила лести Розамунд. — А мой бедный Густаф все мучается невыносимым кашлем, я так волнуюсь за него, — бедным Густафа ну никак нельзя было назвать, и высшее общество прекрасно об этом знало, особенно, о его заводе под Штутгартом. Если начнется война, вечно кашляющий немец вмиг обогатится.

— О да, — не без наслаждения согласилась Тротл. — Но некоторые болтают, что наш денди разбогател благодаря подпольной продаже спиртного или чего то в этом роде.

— Элизабет, я не верю в эти сплетни, завистливые люди скажут все, что угодно, лишь бы очернить доброе имя честного гражданина, да и стал бы лорд Беркут приглашать преступника к себе в гости, — с уверенностью сказала Розамунд.

На щеках Тротл появился румянец.

«Дорогуша, не стоит наживать себе врагов грязными сплетнями», — подумала баронесса и, улыбнувшись, отправилась поближе к мужскому залу, но Бутлегер удостоил ее коротким взглядом и партнершей по танцу предпочел выбрать пышногрудую дочь леди Редмонд.

Уязвленная невниманием, Розамунд сказалась больной и, извинившись перед дамами, покинула богатый дом.

В экипаже меховая накидка душила ее, ожерелье кололо шею, а серьги оттягивали уши. В висках болезненно стучало из-за прически с множеством шпилек, а корсет сдавливал грудь. Едва не потеряв сознание, Розамунд с трудом перенесла дорогу до дома. Она миновала гостиную и поднялась в спальню (после возвращения из Биарицца они с супругом стали спать в отдельных апартаментах). В большом доме девушка чувствовала себя одинокой и покинутой, несмотря на то, что раз в неделю муж обязательно заглядывал на свои пять минут ради супружеского долга.

Сбрасывая на ходу всю одежду, коля пальцы о булавки и украшения, Розамунд доковыляла до ванной и напустила воду. Ей захотелось утопиться. Драгоценности, титул, все эти богатства ничто, когда человек одинок. Но и ребенка она не хотела, боясь потерять фигуру и расплыться, как леди Тротл, нет, только не это!

Нежась в горячей воде с ароматными маслами, Розамунд вспомнила единственную, наполненную счастьем, ночь, и ее рука потянулась к низу живота, но ее отвлек скрежет в окне и звук разбитого стекла. Повеяло холодом, и сжавшись в остывающей воде, Розамунд решила: «Воры?!». На второй этаж легко забраться по деревьям в саду.

Дверь ванной приоткрылась, и к косяку прислонился Бутлегер. Его яркие синие глаза рассматривали ее обнаженные плечи, выпирающие ключицы. От этого взгляда Розамунд ощутила прилив сил, словно она солнце, и он пришел погреться в ее лучах. Не мешкая, девушка встала в полный рост, вода скользила по ее обнаженному телу, капли замерли на торчащих сосках. Бутлегер успел поймать их ртом, попробовать на вкус, облизнув губы, и вытащил Розамунд из ванной и прижимая к себе.

— Из-за тебя я намочил рубашку, — равнодушно отметил он.

Девушка усмехнулась:

— Повесишь у камина, и она вмиг высохнет, — она пробежала пальчиками по его широким плечам, коснулась затылка, слегка сжав темные волосы.

— Чем же я буду занят, пока она останется сохнуть? — Бутлегер поцеловал ее в шею, проведя дорожку из поцелуев до плеча, положил ладонь на правую грудь, ощутив биение сердца.

— Мной, — выскользнув из его объятий, она прошлепала в спальню, предварительно закрыв дверь на замок. В этот раз Бутлегер был нежен и нетороплив, ловя губами ее исторгающий стоны рот, гладя по разметавшимся на подушке волосам, обнимая за бедра и не переставая целовать. Эта девушка понравилась ему с первого взгляда, но он не ожидал увидеть ее женой друга господина Беркута. Однако этот факт не остановил перед желанной целью. Розамунд должна принадлежать ему, а не гробить жизнь подле старика, из сплетен дам он выяснил то, о чем уже догадывался в Биарицце: старый богач ни на что не годен в постели. Пусть хоть сдохнет, какое Бутлегеру дело? Его волнует крошка Розамунд — маленькая, но сильная, чувственная, с прекрасным телом и голосом. «Как громко она может стонать от ласк?» — задумывался Бутлегер в ту ночь, когда девушка ушла из его номера.

Прием Беркута она покинула слишком быстро, супруг остался на обсуждение важных дел, и Бутлегер поспешил откланяться, сославшись на деловые проблемы. Чай — напиток, который пьет вся Великобритания, и он владелец патента. Знали бы эти пресыщенные жизнью и деньгами люди, каких трудов ему это стоило, прозябая в грязи Нью-Йорка, ведя подпольные дела с ирландцами и всеми, кому необходимо достать оружие, а с ним и отличный виски. Бутлегеру было мало достигнутого, ему опротивели небритые рожи, красные от пьянок глаза, их грязная жадность и ругань. Его честолюбие жаждало иного общества, и он прибыл в Великобританию. Связь с господином Реджинальдом, ярым коллекционером старого оружия, особенно, времен гражданской войны, подарила не только билет на пароход до Лондона, но и выход в свет. Реджи посчитал Бутлегера отличным предпринимателем, особенно, когда тот собственноручно добыл патент на чай.

— У тебя начинается новая жизнь, так не держи удачу за лисий хвост, — любимая фраза Реджи за стаканом виски.

Бутлегер выкупил землю у его знакомого в Ирландии, где открыл собственную винокурню, якобы для личных нужд, но дорогой виски подавался лишь в некоторых пабах и бережно хранился в домах аристократов. Бизнес процветал, и спустя время Бутлегер наконец-то позволил себе расслабиться, а не заниматься работой круглыми сутками. Так он и оказался в отеле Биарицца на берегу моря, впервые встретившись с женщиной, покорившей его одним взглядом.

Бережно обнимая ее нежное, хрупкое тело, Бутлегер водил кончиками пальцев по спине Розамунд. Ее сердце по-прежнему было в его ладони.

— Что ты будешь делать дальше? — хрипло спросила девушка.

Бутлегер откинулся на подушку, светлый локон пощекотал ему ухо:

— Жить, но у меня нет желания делить тебя с твоим супругом — старому козлу пора на покой, а тебе как его жене достанется все, — он ожидал увидеть на ее лице испуг, услышать возмущение, но Роза... да, именно роза, так он будет ее называть, смогла его удивить.

Она устроилась у него на груди, погладила подбородок с наметившейся щетиной, кончик прямого носа с тонким шрамом на переносице, проколотую мочку уха без серьги и улыбнулась:

— Я спрашивала не об этом, а о том, что ты будешь делать со мной, сейчас, — девушка оказалась сверху, устроившись на его бедрах и погладив ладонями мужскую грудь с множеством шрамов. Они не пугали ее, Розамунд уже поняла: Бутлегер не простой человек, а повидавший то, после чего люди погибают, но он выжил, нашел ее и пришел забрать свое по праву.

От ее движений его тело быстро отреагировало, и, перехватив инициативу, Бутлегер оказался сверху, почувствовав, как Роза приняла его в себя, обхватив бедра ногами.

За дверью послышался кашель, дверная ручка дернулась, и любовники замерли, но лишь до тех пор, пока не услышали шарканье мужских ног.

— Имей я в своем доме такую жену, ни за что не ушел бы спать, — с презрением процедил Бутлегер, двигаясь в Розе с некоторым остервенением, заставляя ее стонать ему в плечо, пока она не выгнулась от удовольствия.

На улице стояла глубокая ночь, когда Бутлегер тенью выскользнул из спальни следом за любовницей. В руке она сжимала подушку, едва слышно касаясь пола босыми ногами.

В комнате барона стоял страшный храп, неудивительно, что у Розамунд на море оказался такой изможденный вид, словно она сутками не спала. «Так оно и было», — понял Бутлегер.

Роза неторопливо, будто кошка, взобралась на широкое ложе, где могло уместиться человек пять, и устроилась на бедрах старика, как еще несколько минут назад на бутлегерских. Мужчину кольнуло чувство ревности, но оно длилось ровно до того мига, как подушка накрыла лицо барона. Бутлегер встал рядом.

Старик начал задыхаться, но попытку сбросить с себя Розу пресекли сильные руки Бутлегера, вдвоем они держали его до тех пор, пока тело не обмякло. Свисавшая с постели рука подтвердила мысли обоих. Убрав подушку, Розамунд взглянула на лицо бывшего супруга: в полумраке его кожа выглядела неестественно бледной, почерневшие глаза смотрели в потолок, и Бутлегер их закрыл. Разгладив складки на покрывале, влюбленные удалились, придерживая подушку как свидетеля их преступления.

Наутро камердинер обнаружил хозяина мертвым. Доктор констатировал смерть от удушья, а в показаниях вдовы и всех слуг значилось, что мужчина длительное время страдал от приступов кашля, а порой и удушья (особенно, по ночам и во время исполнения супружеского долга), поделилась подробностью баронесса Розамунд. Дело закрыто, завещание озвучено, вдова затянута в черное дорогое платье, а могила на похоронах пестрела шикарными букетами и венками, каких чете фон Крамер не дарили даже на свадьбу.

Сославшись на нездоровье и пустив новость о своем отъезде в Швейцарию на лечение нервов, Розамунд покинула Лондон, но убыла отнюдь не в горную местность, а в приобретенный дом в Шотландии, где ее никто не знал, из слуг были только приходящий повар, служанка, управляющий и кучер. Работники не задавали лишних вопросов, раз у дамы свои желания, и она хорошо их оплачивает, к чему роптать.

Возможно, некоторые и замечали, как к молодой женщине наведывается мужчина в темном, но не задавали лишних вопросов. Розамунд это не волновало, другие богатые аристократки предпочтут скоротать время в теплых местах, у моря, а не как она: в туманной промозглой Шотландии, где нет никаких развлечений, кроме прогулок да старинных развалин — того, что не вызывает у столичных модниц интереса. Розамунд даже удивилась тому, как ей здесь понравилось, и все чаще покидала Лондон, по-прежнему уверяя всех, что отправляется в горы или к морю, а сама торопилась в деревеньку Ласс в натопленный дом, встречающий ее дивным ароматом кофе, табака и сидящим на веранде Бутлегером.

Днем Розамунд решила отправиться на прогулку вдоль озера. Солнце продолжало светить, заставляя девушку жмуриться от удовольствия. Остановившись у ограды, она улыбнулась и прикрыла глаза, ощутив неожиданный толчок в живот.

— Прошу прощения! — воскликнула прехорошенькая девчушка с пепельными волосами, ее большие фиалковые глаза испуганно таращились на Розамунд.

— Виолетта, я предупреждал тебя: будь осторожна, — к ним поспешил мужчина в пальто, за ним следовал бледный мальчик в кепи и чулках в клетку. — Извините, мисс, моя сестренка такая неловкая, — мужчина тепло ей улыбнулся.

— Ничего страшного, — успокоила Розамунд. — Сама виновата, солнышко выглянуло, и я выбрала неудачное место для принятия солнечных ванн, — девушка усмехнулась, невольно поправив прическу и скользнув внимательным взглядом по мужчине. «Не столь харизматичен как Бутлегер, но, тем не менее, хорошо сложен, да и, судя по всему, не из бедных». Девочка была одета в платье из далеко недешевых тканей, фасон по последней парижской моде и фарфоровая куколка, такую покупают далеко не каждому ребенку. Виолетта улыбнулась.

— Вы такая красивая, — смущенно теребя ленточку на платье куколки, пробормотала она. — Правда, братец?

Мужчина смущенно сжал губы, а бледный мальчик неодобрительно качнул головой:

— Виола, неприлично спрашивать о подобном, здесь тебе не Америка, у англичан другие правила этикета, — растягивая слова как истинный американец, отчитал он ее.

«Судя по всему, еще один брат, они со старшим очень похожи», — отметила Розамунд.

— Если леди позволит, я бы хотел загладить этот инцидент чашечкой горячего чая и кусочком пирога, — предложил мужчина.

Мальчик вздохнул, словно старший сказал нечто нелепое, подойдя к Розамунд, Джек взял ее за руку, поцеловал и поклонился, щелкнув пятками:

— Разрешите пригласить вас на бранч, мисс, это доставит нашей маленькой семье большое удовольствие и поможет поскорее познакомиться с обитателями уютной деревеньки Ласс.

После такого Розамунд не захотела отказываться и улыбнулась:

— Буду очень рада, сэр.

Виолетта не удержалась и захлопала в ладони, кружа на месте:

— Чудесно! — и смело взяла Розамунд за руку.

— Мое имя Джеймс, — представился Джек. — А это мои младшие — брат Конрад и сестра Виолетта, как вы поняли. Мы только вчера прибыли в Ласс ночным поездом и за завтраком успели восхититься красотой Шотландии. Правда, здесь гораздо туманнее, чем я ожидал. Но, надеюсь, в поездке до развалин повезет больше.

— Можете называть меня просто Розамунд, — ей не хотелось называть титул и фамилию, тогда о ней могут узнать другие. — Туман — это часть Шотландии, не пугайтесь его, поверьте, вы не зря потратили время, прибыв сюда. Эти места обладают волшебным притяжением, я каждый год сюда наведываюсь, у меня дом, — она указала на крышу своего особняка.

— Ух ты какой, я вижу фонтан! — не переставала восхищаться Вайолет, играя роль приезжей американской девочки. Хотя дом Розамунд показался ей небольшим и мрачноватым, ограда нуждалась в ремонте, сюда мог пробраться любой преступник. Как недальновидно для одинокой девушки.

«И это она-то миллионерша? Ну и вкус», — разочаровано подумала Вайолет, не переставая улыбаться. «Чувствую, к концу дня у меня будет болеть челюсть».

— Я удивлена, что вы отошли так далеко от деревни, — продолжила Розамунд, идя с Джеймсом по дорожке вдоль озера.

— Ноги у младших крепкие и резвые, а мне следует не отставать, — Джек предложил ей руку, и Розамунд охотно на нее оперлась.

— Братик, я устала, — вдруг захныкала Вайолет.

— В таком случае, предлагаю выпить чай у меня дома, — сказала Розамунд.

Джек быстро покачал головой:

— Ну что вы, так неловко, получается, мы сами напросились...

Бедняга не знал куда себя деть от смущения, чем позабавил девушку.

— Никакой неловкости. Я буду только рада, — и потянула его на тропинку к дому, миновав деревянный забор и пышные кусты.

Калеб шел сзади, держа Вайолет за руку, на его губах появилась легкая улыбка. Он подождет столько, сколько потребуется.

Компания не заметила, как из тени деревьев появились Жнец с Банши.

— Проследи за ней и докладывай обо всем, ты знаешь, где меня найти, — прошелестел он.

Банши кивнула и растворилась.

Ганно́верская дина́стия ( House of Hanover) — династия королей с 1714 по 1901 годы. Ветвь древнего германского рода , до начала правившая .

Город на реке Уэнсум в Восточной Англии, расположенный приблизительно в 165 км к северо-востоку от Лондона.

Баллох (англ. Balloch) - железнодорожная станция в Шотландии.

Лох-Ло́монд (англ. Loch Lomond, гэльск. Loch Laomainn) — озеро (лох) в Шотландии.

Деревня в Шотландии, в округе Аргайл-энд-Бьют, на западном побережье озера Лох-Ломонд.

Ба́нши́, или бэ́нши — в ирландском фольклоре и у жителей горной Шотландии считается злым духом. Принимает различные облики: от страшной старухи до бледной красавицы.

Рапи́ра — преимущественно колющее клинковое оружие, разновидность шпаги.

Дункан I Добрый (гэльск. Donnchad mac Crínáin, англ. Duncan; 1001 — 14 августа 1040), король Шотландии.

Мак Бетад мак Финдляйх ( Mac Bethad mac Findláich; — ) — из с .

Город на юго-западе Франции.

Лорд-камергер, или Лорд-гофмейстер ( Lord Chamberlain, полностью Lord Chamberlain of the Household) в — высшая (не наследуемая) придворная должность. В ведении лорда-камергера находится хозяйственная деятельность королевского двора.