30.
Серое небо, отторгающее всех, кто на него смотрел. Далекое, холодное; на щетинистую щеку Василе оно уронило частицу пепла, еще теплого. Несло ветром запах горящих душ сталинградских, там, среди руин пылающих, умирали люди. Свои, чужие. Василе вовсе не желал делить человечество на два враждующих лагеря; он считал расы достижением единой эволюции человека. Объединяться стоило во благо будущего — не для кровопролития.
Василе лежал на земле, рука его самовольно сжимала выступающие из недр почвы корни дерева. Марко минутами ранее отвесил болезненную оплеуху, и теперь кожа над скуловой костью будто искрилась; на морозе она, казалось, лопнула. Василе глядел завороженно вверх, а ветви, сухие и голые в середине сентября, словно стремились заволочь вид на небосвод; они воронкой сплетались над головой, срастались друг с другом в путаные сети.
— Вставай, — приказал Марко. Он закончил с двумя славянскими кровопийцами и теперь сурово глядел на распластавшегося солдата с тощим, сутулым от груза войны телом. Он был совсем юным молодым человеком, но война все же состарила его.
— Марко, да? — Василе тяжело сел, отряхнулся. — Мама рассказывала мне про нечисть. Я думал, это сказки.
— Не стану доказывать. Ты всё сам видел.
— Да.. — Василе перевел взгляд за фигуру Марко. Там в жухлой посеревшей траве лежали обезглавленные тела; из груди торчали толстые необработанные сучья. — Это что?
— Упыри. Или вурдалаки. Русская нечисть, я с ней несильно знаком. Но везде одинаково так или иначе. Вставай.
— Да..
Василе ступил вслед за Марко. Идти в лагерь он не хотел. Оставаться в лесу тоже. Душа громко рыдала о доме, но то были грезы. Она молила хотя бы простой тишины, пустоты; чтобы не летели бомбы, чтобы не приходилось людям крыться по окопам. Василе давно понял, что останется на фронте до конца. Вовсе не из ярого проявления патриотизма — он знал, что ему попросту не хватит сил выжить.
Немцы, за некоторыми исключениями, показывали иное отношение к схватке: они храбрились, насмехались и самоотверженно шли на бой. Уверенные в себе, в политике своего государства, они несли на плечах слово и приказ вождя. Его идеология, кривая и жестокая, но возникшая в нужное время, даровала силы. Слабый развалившийся рейхсвер к концу двадцатых годов вызывал жалость, но ныне вермахт будто обрел второе дыхание.
Вторая война не случилась бы, не поднимись в стране реваншистские настроения после оскорбительных условий мирного договора. Но зародились хитрецы ультраправые, пришел спаситель немецкого народа ефрейтор Гитлер, уничтоживший первую и последнюю республику. Призванный возглавить униженных и отобрать мир во благо германской нации, он был верен цели. Цель в сущности выглядела, как одна братская могила. Там одинаковы были расы, одинаково хоронились мысли и их различия.
Василе вышел из леса вторым. Его, казалось, теперь мало что могло выбить из колеи. Он более не удивлялся. Устал. Марко по обыкновению сел поодаль от остальных солдат — у ствола дерева, у которого оторвал толстый сук и принялся стругать.
Василе свалился рядом; он вынул из грязного тулупа банку тушенки. Он хранил ее с обеда, и все хотел вскрыть. Теперь ковырял ножичком, оглядываясь по сторонам.
— Давно? — спросил Марко.
— Что? — Василе поднял глаза. Не понял вопрос.
— Здесь давно?
— Меня мобилизовали сразу, как страна вступила в войну. Я попал в кавалерию, седьмую дивизию. Одиннадцатый полк, моторизованный сигнальный взвод. Потом меня перевели в пехоту. Вот, вместе с тобой.
— Как ты попал в полк рошиорей*?
— Посчитали, что мои навыки езды на дедовском мотоциклете дадут плоды. К слову, перевели меня из-за того, что на двухколесном я езжу хуже уже мертвого деда. Да и не просился я на войну.. — Василе протянул банку, из сумки достал сломанную пополам алюминиевую вилку. — На, угощайся. Горячая она вкуснее.
Марко согласно кивнул, отложил сук со стилетом и сам достал припасенные яства. Конфета из немецкого пайка, пачка галет, вяленая рыба и ломоть сала. Василе довольно улыбнулся.
— Так вот куда ты ходишь, — понял он, жуя кусок рыбы. Соленая, но катастрофически вкусная. — Не с людьми воюешь. Я понял. Ты лучше, чем мы.
— Вы не выбирали.
— Тоже правда. Эй, а ты не думал.. — Василе понизил голос. — Ну, дезертировать? Я уже просил тебя, помнишь?
— Уверен, что можешь обсуждать со мной это?
Василе напрягся.
— Ты не похож на командирского шпиона, — ответил он.
— А ты не похож на солдата. Тем не менее, — Марко указал на «Маузер» в кобуре Василе.
— Тогда убей меня прямо сейчас.
Марко строго глядел на Василе, тот ответил таким же прямым взглядом. Похожий на труса, он все же имел характер. Марко отпил из фляги и ответил на изначальный вопрос:
— Думал. Мне не здесь место. Войны — дело человеческое. Я в эту категорию не вхож.
Василе выдохнул. Чуть улыбнулся.
— Я думаю, мы можем сбежать. Я хочу остаться жить, понимаешь? Мне всего двадцать. Я хочу семью, детей, любимую женщину. Не это всё.
— Посмотрим. Пока не дергайся. Дезертиров убивают сразу. Вряд ли я смогу что-то сделать против нескольких автоматов.
— Так и как зовется твоя работа? — Василе заметно расслабился. Ныне в Марко он видел приятеля. Если нет, то хотя бы не врага.
— Никак.
— Да нет же, расскажи мне.
— Ты всё видел.
— Теперь мне интересно, как жизнь твоя так наметила свое направление.
— Однажды встретил и понял, что должен что-то сделать с этим.
— Что, бояться и убегать не в твоем стиле? — Василе улыбнулся.
— Скорее в твоем, — хмыкнул Марко.
— Ты прав. Я трус.
— Разные люди бывают. Ты для другого живешь.
— А ты славный человек, Марко. Уверен, мы бы могли быть товарищами. Спасибо за помощь, — Василе протянул руку.
Марко ее пожал.
____________
*Рошиори — изначально элитные кавалерийские воиска, красные гусары; в условиях Второй мировой войны название скорее дань традициям XlX века. Конная кавалерия, моторизованная кавалерия.