25.
В столовой пахло теплой картошкой и свежим хлебом, еще хрустящим и горячим внутри. К обеду Марко и Левенте засели в столовой напротив второго дома по улице Ливиу Корнель Бабеш. Левенте заказал суп и два ломтика хлеба, а Марко от обеда отказался, списав на отсутствие аппетита. Он хмуро глядел на окна дома, выискивал тени и движения, что дали бы хоть незначительную улику. Левенте чавкал и стучал ложкой по тарелке, мычал, когда вкушал мягкую говядину. Витал дух обреченности и апатии: Марко не знал, где искать.
— Свинья, — сказал Марко, когда Левенте пролил рыжий суп на старую белую рубашку. Он скривился и взял салфетку.
— Отвянь. Нашел чего?
— Тупая затея.
— Лучше понаблюдать, чем словить внимание жандармерии.
— Проблемы?
— Да, Марко, у тебя.
— Мелочи.
— Совсем нет. Так есть что?
— Нет, тихо. Доедай и пойдем.
— Нет, мы не будем вламываться в чужие квартиры.
— Плевать. Ешь.
— Где там тот кусок стекла?
Марко достал из кармана платок. Из него — горлышко от бутылки вина, которое пила Магдалина. Они нашли его в паре улиц от дома и близ Черной церкви.
— Кто-то напал, она ударила бутылкой. Убежала, — предположил Левенте. — Да брось, кол-лега, она просто бросила машину и сбежала от тебя, ирода.
— Надо понять, кто на нее охотится.
— С чего уверенность-то?
— Я лично видел. Дважды. Сначала в доме в Яссах, потом после приезда в парке около Ботанического сада.
— И ты не разглядел его?
— Нет, он в лохмотьях и капюшоне. Худой, невысокий, сильный. Стригой.
— С чего бы ему охотиться на нее? Может, это за тобой, охотничек.
— Вряд ли.
— А то ты ошибок не допускаешь.
— Нет.
— Пф, ну разумеется. Сменим тему. Дай соль, — Левенте протянул руку, — ну.
— Сам возьми.
— Иди ты в пень, карандаш. — Левенте дотянулся до солонки и сыпанул в суп. — Я слышал, ты сделал доброе дело.
Марко промолчал.
— Зерах и Лукреция ждут ребенка. Твоя работенка?
— Да.
— И почему ты ее не убил?
— До поры до времени.
— Звучит не очень.
— Ты что, второй Зерах?
— Прости?
— Нечисть бережешь.
— Хорошую — да.
— Не бывает «хорошей».
— Расслабься, я такую еще не встречал. Эй, поедешь в гости?
— Зерах слабак.
— Он просто человечнее тебя. Видишь, как славно живет теперь?
— Ага.
— Марко, уходи из этого. Ты тиран. Мне порой страшно даже за нечисть. Купите с Магдалиной дом, родите ребятенка.
— Она замужем.
— С другими мужиками ей не мешает якшаться. И в постели она хороша. Горячая, как огонь.
— Проститут.
— Отстань, Марко. Я люблю женщин больше, чем себя.
— Их чресла.
— Они прекрасны!
Марко вернулся глядеть на окна второго дома. В голове появился образ Магдалины в нижнем белье, он отмахнулся.
— Пошли, «карандаш», — сказал Марко. — Долго.
Левенте обреченно выдохнул и пошел вслед, бросив за обед пару мятых купюр. Он, потехи ради, подмигнул грузной женщине за прилавком с хлебом и булками. Она, двинув хмуро тонкими черными бровями, скривила красные губы. Жирная темно-коричневая родинка над верхней губой казалась прилипшей горошиной черного перца. Женщина тяжелая и с тяжелым взглядом, похожая на разгневанную тещу. Левенте подмигнул ей еще раз и уже на улице рассмеялся.
— Какие тут тетки внушительные.
— Не глазей по сторонам.
— Да ну, Традат, разве ты не возбудился?
— Отстань.
— Эх.. Женщины, я безмерно люблю их. Так и что ты собираешься делать?
— Прошерстить каждую квартиру.
— О нет, я пас.
— Тебя никто не спрашивал. Пошли.
Марко взял на себя квартиры по правую сторону лестничной клетки, Левенте достались левые. Марко стучал требовательно, долго, пока Левенте легонько, лишь кончиками костяшек. Марко сразу хватал жильца за воротники и руки, чтобы скрутить и прижать к стене, как любили жандармы. Левенте аккуратно, с улыбкой и слащавой манерностью.
— ..Татьяна, какое прекрасное имя! — проговорил влюбленно Левенте, когда дверь открыла молодая женщина в струящемся халатике. Красивая, даже достойная ночи и денег на вино. — А вы свободны сегодня вечером?
— Хотите меня? — усмехнулась она.
— Ну что вы, мадама, только провести время в пространных беседах о смысле жизни. Я своего рода философ.
— Здрасьте, — разулыбался мальчонка почти беззубый и озорной; он просунул голову между бедром матери и дверным проемом, — вы папин друг?
— Чудно! — Левенте с удрученной улыбкой убрал руку с дверного проема, о который опирался. Подбоченился, пригладил волосы. — Татьяна, я, собственно, по другому вопросу.
— Да что вы?
— Не видели ли вы даму. Такую, знаете, высокую блондинку в дорогущей одежде. Она своего рода аристократка.
— А должна была?
— Отнюдь. Но, может, видели?
— Нет, не видела.
— Разрешите войти? Я проверю ваш стояк. Ох уж эти квартиры, одни проблемы с отоплением, а?
— Проверьте свой стояк, — Татьяна улыбнулась и захлопнула дверь.
— Стерва! — крикнул Батори и ударил кулаком в дверь. Он провел рукой по волосам и вздохнул озадаченно. Решил искать Марко.
Нашел того он у двери в подвал: хмурого, потного и взъерошенного теми схватками с жителями дома. На лице краснел отпечаток ладони, чему Левенте несказанно обрадовался и расхохотался:
— Марко, да ты по морде получил!
— Заткнись.
— Какое наслаждение, однако, для меня!
— Одну дверь не открыли, остается только подвал. — Марко кивнул на зеленую деревянную дверь в подвальные помещения. Несло затхлым подпольем, землей и почему-то тиной.
— А у тебя есть ключи, а? — спросил Левенте.
— Я выломаю.
— Ужас. — Левенте покачал головою и прищелкнул языком. — Ты настоящий варвар. Фу, меня от тебя тошнит.
— Не разговаривай со мной, — плюнул Марко и сморщился в бровях. — Ишак.
Левенте недовольно толкнул Марко в плечо, тот удивился и поспешил толкнуть Батори в ответ. Вскоре началась потасовка: они теснили друг друга, толкаясь и бросая злые взгляды. В тесном коридоре их действия ограничивались, оба натыкались на препоны из стен с облупившейся краской.
— Знаешь, ты только морды и горазд бить! — бросил Левенте. — У тебя и у самого морда, как у быка!
— Трус!
— Я благоразумный!
Пока Левенте и Марко бранились, из подвала вышел мужичок с седеющей бородой. Старик, будто из сказки. Невысокой, тощий и в круглых очках. Глаза его, мутные и водянистые, забавно уменьшались в тех толстых линзах его очков, обмотанных изолентой. Он уставился удивленно на гостей его дома и почесал затылок.
— Доброго дня, господа, могу я пройти? Что же вы, молодчики, драку затеяли?
Марко дернул Левенте за пальто в сторону и схватил деда за ворот рубашонки. Утробно спросил, зубы его скрежетали:
— Где Магдалина?!
— Кто? — Старик испуганно заметался в его руках, заерзал. — Domnule, отпустите! Право слово, не знаю, о чем вы!
— Марко, идиот, отпусти! — Левенте дернул Марко за рукав. — Ты что, слабоумием страдаешь?!
— Где она?!
— Марко!
— Господи, кто?! — прикрикнул дед. — Я велосипед внука ставил, чтоб не утащили с лесничной клетки!
— Врешь, старый пень! — Марко тряхнул мужчичонку и ударил спиной о стену. — Где?! Куда ты ее?!
В глазах Марко заискрило, будто лопнула лампочка: в щеку его неслабо ударил Левенте. Марко пошатнулся и уперся в стену плечом. Деда Батори отряхнул, смахнул воображаемые пылинки с плеч и сунул сверток купюр.
— Вы простите, этот.. молодой человек потерял кошку. Любимую, сами понимаете.
— Негоже так на людей нападать! — посетовал тот, наставив указательный палец в назидательном жесте. — Юноша, вы плохо воспитаны!
Марко мрачно кивнул и вошел в подвал, пока на Левенте опустилось амплуа дипломата. Он любезно проводил старикашку в его квартиру, пожал руку и пожелал хорошего, спокойного дня. Устало вздохнул, когда дверь закрылась, провел рукой по волосам и недовольно покосился на Марко, уже ждущего внизу.
— Олень, — сказал Левенте, все еще стоя у двери.
— Пусто там.
— Велосипед?
— Стоит.
— Что теперь? След из крошек сюда вел? Уверен?
— Да. До входа.
— В квартиру?
— В дом.
— Какой беспечный похититель, а! Так глупо оставил след, когда знал, что ты будешь обязательно искать. Ты говорил, кажется, что есть еще одна хата?
— На верхнем этаже. Никто не открыл.
— Как загадочно. Пошли, у меня есть пара отмычек.
Так Марко и Левенте поднялись на этаж, сели у таинственной двери и замолчали, ожидая щелчка, что гласил бы об открытии. Марко нервничал, горела левая щека, куда добрый товарищ решил ударить и тем встать на сторону добропорядочности. Марко услышал заветный щелчок и, оттолкнув Батори, первым с жадностью ввалился в квартиру.
Там, рванувшись к окну, поднялась тень в черных балахонах. Лицо покрывал капюшон, видными были лишь губы: будто давно обгоревшие или обглоданные, покрытые язвами и шрамами. Уродливая тень, неумолимая в своем горящем чувстве — она была озлобленной на мир, непримиримой. Тень, несмотря на свет солнца, скользнула в окно. Марко вскочил следом, но увидел лишь теряющийся в неприметной улочке напротив полы балахона.
— Черт!
Марко схватил пузатый телевизор и бросил того в стену. Затем, озлобленный, он перевернул кровать на панцирной сетке, сломал ветхий табурет, ударив им по подоконнику. Левенте ожидающе сидел на кухонной тумбе, ковыряя грязь под ногтями. Казалось, ситуация не вгоняла его в ступор или разгневанный раптус, как то произошло с Марко.
Вскоре сель Традат рухнул устало на сетку перевернутой кровати и заложил предплечье на глаза. Скромный лучик солнца устремлялся в его лицо.
— Успокоился, герой?
— Отвали, Батори.
— Что ты разлегся? Мы наступаем на его пятки, нужно действовать.
— Да? Вперед.
— Разве мне это надо?
— Тогда катись к черту.
— Марко, лучше закрой свой гадкий рот.
Марко промолчал. Через несколько минут сказал:
— Я не знаю, где искать.
— Я тебя понимаю. Но что-то да нужно сделать. Вставай.
— Какой толк? Что, побежим следом? За стригоем?
— Днем он ничем не отличен от обычного человека. Вставай, пошли. Что ты как баба?
— Кто из нас еще баба, — проворчал Марко, поднимаясь. — Пошли.