Согретый светом
Прошло уже три недели, а Инкре до сих пор жил в поместье графа. Он и не думал возвращаться в деревню. Здесь у него есть всё - самые лучшие краски, кисти из беличьего меха, холсты из высших сортов льна, собственная комната со всеми удобствами, тепло, уют и самое главное - тот, кто разрешает всем этим пользоваться безвозмездно.
Фалации был для художника куда большим, чем просто лучшим другом. Вампир всегда поддерживал его, холил и лелеял, позволял гулять по всему замку... Но был один минус. Художнику было страшно.
Каждую ночь Фалации улетал на охоту. Конечно, Инкре понимал, что без крови граф погибнет, но всё равно боялся. И не за того, на кого вампир охотился, а за него самого.
Фалации мог нарваться на охотников, медведя или стаю волков. Или, ещё хуже, сломать крыло. Или угодить в серебряный капкан, какие художник часто видел, гуляя по лесу месяц назад. Инкре ужасно боялся за графа и каждую ночь молился своему божеству, прося защитить его. Но Фалации всегда возвращался к утру здоровый и сытый. Осенью ещё есть, что найти, а вот зимой придётся туго...
Вот и сегодня вампир вернулся задолго до рассвета с клоками пушнины вокруг рта. Судя по всему, заяц. Инкре заботливо вытер лицо графа, внутри сгорая от смущения, собственно, как и граф. Смертный вытирает личико вампира от остатков ужина. Как мило. Фалации страшно нравилась такая забота со стороны его ангела, но его разбитая гордость часто давала о себе знать жёлтым румянцем.
После "личной гигиены" граф ушёл к себе в комнату проводить остаток ночи в царстве Морфея, а Инкре последовал его примеру. Всю ночь он рисовал ещё одну картину, на которой запечатлел закат с высоты птичьего полёта, то есть с балкона девятого этажа. Сейчас она сушилась в углу.
Инкре зашёл в свою комнату, закрыл дверь и подошёл к окну. Рассвет ещё не скоро, и небо до сих пор было чёрным. Звёзды сияли как самоцветы. Инкре обернулся к зеркалу, висящему на стене у двери. На лице появилось ещё одно пятно краски, которое художник тут же стёр рукавом.
Сняв с себя тёплый жилет из овечьей шерсти, Инкре повесил его на спинку кровати. Там же оказались и рубашка с брюками. Поставив сапоги около кровати и переодевшись в ночную рубашку до колен(кстати, из чистого шёлка), француз лёг в постель и закутался в одеяло. Кровать была настолько мягкой, что художнику казалось, что он не лежит, а падает куда-то. Очень скоро Инкре провалился в сон.
[• • •]
Художник шёл по деревне, объятой огнём. Повсюду раздавались крики заживо сгорающих людей и монстров, плач детей, стуки в дверь. Но Инкре не обращал на это внимания. Его взгляд был прикован к толпе людей и монстров с вилами и копьями с серебряными наконечниками. Все они добивали загнанного в угол вампира с голубыми разводами вокруг глаз.
Вдруг один из монстров заметил Инкре и закричал. Все остальные обернулись. Один кинул копьё в его сторону. Серебряный наконечник был неестественно чётко виден. Он вонзился прямо в грудь француза.
[• • •]
Инкре проснулся от собственного крика. Он спал всего полчаса. Сжимая в руках ткань на груди, художник тяжело и часто дышал и пытался понять, реальность это или всё ещё сон. Посмотрев на свою целую грудь, Инкре удостоверился в первом своём убеждении. Но образ кошмара всё никак не уходил из его многострадальческой головы.
Художник залился чернильными слезами. Наверное, это был самый страшный и реалистичный кошмар из всех, что ему доводилось видеть. Очень скоро плач перерос в самый настоящий рёв.
В комнату без стука вбежал Фалации. По его лицу было видно, что он напуган не меньше Инкре. Ну конечно, проснуться посреди ночи от душераздирающего крика за стеной - это вам не хухры-мухры.
Вампир рассеянно оглядел комнату. Ничего, что могло бы представлять угрозу его ангелу. Граф посмотрел на художника и подошёл к его кровати, сев на её край и положив руку на плечо француза, которое дрожало и прыгало от рыданий.
- Ангел мой, что случилось?.. - нежным голосом тихо спросил Фалации, поглаживая Инкре по плечу.
Художник поднял заплаканное лицо, тусклыми и трясущимися зрачками смотря на графа. Его вид, ощущение его слегка холодной руки на плече, его голос - всё это начало действовать на француза как сильное успокоительное.
- Н... Нет, *ик* ничего... П-просто *шмыг* дурацкий кошмар...
Через секунду Инкре оказался в тёплых объятиях графа. Художник поднял трясущиеся руки и крепко обнял ими Фалации за грудную клетку. Ох, как ему не хотелось заканчивать эти объятия! Странное чувство в груди начало греть и успокаивать всё трясущееся тельце белокостного.
- Хочешь поговорить об этом?... - нежно поглаживая хрупкую спину художника, спросил Фалации.
Несколько минут Инкре рассказывал о своём кошмаре. О том, что чувствовал в этот момент. Как ему было больно видеть вампира, загнанного в угол. И как ему тогда хотелось помешать им.
- Mon cher, ты же понимаешь, что это был просто сон? - так же вкрадчиво и ненавязчиво спросил тронутый до глубины души вампир.
- Конечно, понимаю, просто... *всхлип* Мне...
Инкре уткнулся носом в шею графа.
- Мне так страшно, Фал...
От такого жеста и милого сокращения его имени Фалации сильно пожелтел, но нашёл в себе силы сделать вид, что он не смущён. И у него появилась идея. Конечно, художник имел полное право отказаться, но предложить нужно было обязательно. Граф считал это своим долгом.
- Если хочешь,... - тихо начал Фалации - я могу поспать с тобой эту ночь...
Видели бы вы лицо Инкре. Ничем не отличишь от радуги. Художник был несказанно рад, что граф будет с ним рядом всю ночь. И это заставило его улыбнуться так искренне, как не улыбается даже невинный ребёнок, получивший мороженое.
- Я... Я буду очень рад этому, Фалации... - тихо ответил художник.
Граф тут же уложил своего ангела в кровать и прилёг рядом, укрывая того одеялом. Инкре же прижался к чёрнокостному и зарылся носом в его одежду(кстати, граф не переодевался). Такой жест ещё больше смутил Фалации, но возражать он не стал. Мягко приобняв француза за плечо, граф начал тихо напевать старую колыбельную, что слышал когда-то, сидя мышью под окном дома матери, убаюкивающей своего ребёнка. Под эти прекрасные, нежные мотивы, которые пелись таким же нежным голосом, Инкре моментально расслабился и очень скоро уснул.