Нет Мира

Солнечное утро — впервые за несколько дней. Спокойная ночь со снами, лишёнными всякого смысла. Так легко поверить, что кошмар остался во вчерашнем дне, минувшей неделе. И неизбежно начало новой жизни после двенадцати часов отключки.

Мирайя вышла на балкон в одной пижаме, проживая каждый счастливый момент. Неспешно закурила сигарету, вглядываясь в даль. Туда, где должен быть дом. Но уже не важно. Важно то, что раньше она начинала день с зарядки, и взросление ей явно не пошло на пользу. Но всё-таки кто пытается разрушить привычное видение мира? Или она сама? Давно сломала, но забыла об этом, и теперь безнадёжно ищет отмазки, чтобы не нарушать покой.

Мирайя выдыхала дым сигарет вместе с ненужными мыслями. Босые ноги слегка дрожали при дуновении ещё холодного апрельского ветра. Но солнце грело лицо, руки, и контраст температур дарил удивительное чувство настоящей жизни. Мирайя посмотрела вниз, где располагался небольшой сад, неубранный после зимы. Можно было только представить, где взойдёт каждый цветок.

«В конце месяца зацветут тюльпаны. И всё наладится», — Мирайя улыбнулась своим мыслям.

Она докурила сигарету, и образ прошлого вернулся: непонятные книги, ничего не значащие по отдельности, но в купе с остальным связанным хаосом делали из обычного заброшенного дома по истине обитель дьявола. Кто скрывался за его дверями, то прячась, то вылезая наружу?

«Я узнаю правду».

Мирайя спустилась вниз. Из кухни долетали обрывки коротких фраз. Знала бы семья, сколько странностей происходило здесь. Или всё-таки нет? Каша утром из мыслей, а не овсянки. Из самобичевания, что Мирайя снова опоздала на семейный завтрак. Единственное время на родню беспощадно урезалось, но, кто тому виной, Мирайя не силилась понять. То ли родители избегали её, то ли она их.

Без лишних слов Мирайя села за стол. Отец, уткнувшись в телефон, решал рабочие вопросы. Остывший чай едва не выплёскивался из кружки, когда Роб Форман про него вспоминал. Тремор рук вряд ли служил признаком успешной карьеры юриста. Поседевшие волосы, зачёсанные назад, и усы выигрышно смотрелись на фоне пиджака, но не синего халата. Мистер Форман — больше дед, проработавший на лесозаготовке полвека и видавший отпуск в словаре. Впрочем, это понятие не знакомо никому в семье: постоянно бегущие вперёд заставили забыть себя об усталости, радости не суетливости.

Тем временем Аманда Форман убеждала младшую дочь, что у неё прекрасные русые волосы, и от чёлки появятся одни проблемы. Лицо должно быть обязательно открыто на соревнованиях. Но вряд ли Фэл, поглощённая блинчиками и неожиданным счастьем, свалившимся с утра, слушала маму. И, как только Мирайя села за стол, Фэл обрушила на неё новость, послужившую причиной праздничного завтрака:

— Представляешь, летом мы поедем на соревнования в Нью-Йорк. Это так круто! — она говорила ровно, сдержанно, хотя хотела кричать от радости. Явно виделось влияние мамы, подавлявшей эмоции. Фэл походила на неё и внешне: пухлыми губами, высоким лбом, овальной формой лица. Мирайя — скорее непонятная смесь родителей, а по характеру радиоактивная. Сёстры были мало похожи. Разве что летом, когда у старшей появлялись веснушки.

— Действительно здорово, — Мирайя, не проявляя энтузиазма, налила кофе. Подумать только, её одиннадцатилетняя сестра увидит мегаполис раньше. Хотя над тем, что Фэл именно увидит Нью-Йорк Мирайя сомневалась: что можно разглядеть за окнами студии, непременно выходившие на стены серой многоэтажки?

— А ещё мы сегодня собираемся к Одри. Поедешь с нами?

— Нет, — от одного упоминания Одри лицо Мирайи перекосило.

Фэл отчаялась. Вяло размазывала кашу из блинов и джема по тарелке, не поднимая больше глаз на сестру.

— Она приготовит чизкейк.

— Клубничный?

— У неё же аллергия на клубнику. И тебе это известно, — миссис Форман строго взглянула на дочь. Мирайя усмехнулась.

— А у меня аллергия на Одри.

На лице отца семейства появилась улыбка: он точь-в-точь говорил раньше. Терпеть сестру и в подростковом возрасте было невыносимо: сейчас же она стала ещё более вредной и озлобленной.

— Ты ведь должна общаться с тётей. Нельзя избегать родню, — Аманда Форман сама не любила Одри, но визит вежливости считала необходимым, так как связи никогда не бывают лишними. Хотя давно их порушила со своей семьёй.

— И слушать советы о том, что нужно похудеть в ногах, чтобы меня взяли в чирлидеры? — Мирайя по привычке взглянула на ляшки. — Хотя я даже не хочу быть чирлидером.

— Поэтому на завтрак только кофе пьёшь? — спросила Фэл, не сумев подавить, возможно, наследственное любопытство.

— Поэтому я не люблю Одри.

— Она просто пытается помочь. Ты разве не видишь? — встряла миссис Форман.

— Может, ей мой совет поможет? Пусть перестанет лезть в чужую жизнь, и тогда у неё появится муж, — Мирайя поставила точку в разговоре.

Роб Форман подавился чаем от подобной прямолинейности. Сквозь кашель пытался указать на недопустимое поведение, но Мирайя уже встала изо стола с кружкой недопитого кофе. Утро перестало быть добрым.

***

Остатки кофе давно допиты. Мирайя пыталась сосредоточиться на рисунке, на грубых линиях подбородка, полуженственных чертах лица тёти. Она не любила её, но Одри действительно была фактурной, запоминающейся. Но всё равно воспоминания, способные передать её образ, терялись. На их смену приходили более яркие, окрашенные в опасный неон. Испещрённые помехами, всевозможными дефектами искажались, становились всё более ядовитыми. Вырисовалось знакомое мужское лицо.

— Так продолжаться больше не может, — Мирайя спрятала бумагу в один из множественных шкафчиков стола и достала ноутбук.

— Какие тайны ты скрываешь? — огоньки азарта разгорелись в глазах, тонкие пальцы, покрытые ранками у основания ногтей, забегали по клавиатуре.

В интернете информации было не больше, чем каждый житель Паунала мог рассказать, за исключением плесени собственных домыслов и количества пуль, пронзивших грудь убийцы. Она знала всё, что говорила одинокая строка сайта, затерявшаяся в болоте ужасов Вермонта. И этого всего было катастрофически мало, чтобы понять хоть что-нибудь за последнее время. Ни на каплю, ни на долю не приблизилась к разгадке. Не далеко лишь сумасшествие, игравшее красными огнями.

Отчаяние создавало новые идеи, не способные родиться в мире хорошего, гладкого. Последняя надежда — человек, напрямую связанный с резнёй, всем сердцем пытавшийся её забыть. Нет ничего более гадкого, чем потрошить его душу вопросами. Но если азарт взял верх, можно идти на пролом, по головам и костям — так думалось Мирайе. Инфантильно до одури. Зачем она этим занимается? Есть более доступные способы развеять скуку, с радостью убьющие тебя. И Мирайя их все перепробовала, не довольная результатом, осталась живой. Она потеряла путь к себе уже давно, если вообще имела. «Что, если всё иллюзия? Несуществующее, которое хочется видеть?»

Мирайя долго подбирала слова, прежде чем написать подруге, но налёт циничности вычистить не удалось. Она знала, что родители Лилиан хранят память о погибшей дочери, её фотографии, вещи, причину смерти. Лил пообещала принести газеты вечером — единственные выжившие октября.

Глаза-стекляшки уткнулись в потолок. Мирайя откинулась на кресле, не представляя, куда заведёт её затея, какие потайные двери откроет. Тёплый свет лампочки бил в лицо, тусклый за окном пробивался сквозь шторы, пальцы. Она просидела так до вечера, не замечая отъезда родителей, закатного солнца, перерезавшего небо в красный. Глаза перебирали полки, редкие книги, награды, медали, грамоты, учёбу, гимнастику — Мирайя смотрела в никуда, в прошлое, которого никогда не было, нервно заламывая пальцы.

Громкая настойчивая мелодия нарушила тишину. Лилиан стояла под дверью, дрожащими руками звонила подруге, ведь на стук та не реагировала. Короткая юбка чирлидера продувалась ветром, внезапно обрушившимся на город.

— Я не знаю, зачем тебе они нужны, — Лил протянула газеты, хорошо подумала и добавила. — Да и знать не хочу. Но, пожалуйста, верни как можно быстрее.

— Я так понимаю, ты не зайдёшь.

— Прости. Важная тренировка сегодня, — она обворожительно улыбнулась и обняла подругу на прощание.

Мирайя ещё какое-то время смотрела на силуэт Лилиан, стремительно удалявшийся на велосипеде. За спиной же сгущалась темнота, одиночество. Но ей не страшно. Вчера ведь всё изменилось? Конечно, кроме смерти, к которой Мирайя с удивительной резвостью тянулась и расплачивалась потерей аппетита. Она бросила печенье обратно на полку и вернулась в комнату лишь со стаканом воды.

Газета с громким заголовком «Призрак-потрошитель» вызывающе на неё смотрела. Дата «7 октября» скромно стояла в углу. Перед тем как заняться делом, Мирайя выкурила ещё одну сигарету, призванную сохранить хладнокровие. Всего не надолго. В лицо прилетело месиво из развороченных тел подростков, оторванных конечностей, мясом, что когда-то было людьми.

— Кто это вообще в печать пустил?! — Мирайя потёрла глаза, прогоняя навязчивые образы смерти. Но они так и застыли в положении, в котором Он оставил их.

Тошнота подступила к горлу. Мирайя сделала глоток воды, прежде чем перевернуть страницу. Фатальная ошибка. Рука дрогнула, и стакан, не удержавшись на краю стола, разбился, оставляя ковёр из миллиона осколков. Мирайе будто вывернули внутренности и вставили обратно одной фотографией. Он смотрел на неё со страниц, напечатанных одиннадцать лет назад. Вечно молодой блондин с ледяными глазами, просвечивающимися через чёрно-белый цвет печати. Вердикт. Безжалостный ублюдок поселился в её голове.

— Я тебя не видела! Нет! — лишь с минуту немого страха Мирайя смогла закричать. Газет в её доме отроду не было. Откуда он мог взяться так чётко и ясно?

Все «встречи» разом пробежали в голове. Нуаром стирали хорошее, оставляя холодный ужас, громкую ненависть.

— Гори! Гори синим пламенем... Только этого ты достоин, — Мирайя в порыве скинула газету со стола. Нельзя было вынести ехидный взгляд мёртвых глаз, окрасивших смертью город.

Она поднялась, управляемая единственным желанием сбежать от правды. Та оказалась цепкой, болотистой. Мирайя закричала, заглушив хруст стекла под ногами. Осколки вонзились в кожу и, разливая кровавые реки, стали разменной монетой за дружбу с убийцей. Мирайя одёрнула ногу и уперлась в спинку стула, стараясь удержать равновесие. Костяшки побелели от напряжения, как и её лицо. А может уже от боли, стремительно растекавшейся по телу. В голове перемешивались «Господь» и «чёрт», к которым Мирайя взывала. И, не найдя поддержку ни в ком, поковыляла в ванную, стараясь не ступать больной ногой на пол. Но кровавый след тянулся за ней всю дорогу: по ковру, ламинату, линии жизни.

Пара проклятий пришлись на аптечку, похороненную в углу на верхней полке. Мирайя тянулась за ней, стоя на одной ноге, и та, от чего-то раскрытая, с грохотом упала в раковину.

— Чёрт! — сквозь зубы, выругалась Мирайя, ударив рукой по стене.

Взяв бинты и перикись, она села на край ванны, взглянула на рану. Вся ступня была изрезана, тонула в крови. Когда тёплая струя воды с ней столкнулась, раздался дебют мычания, сопения и сдавленных стонов. Нога пульсировала с новой силой. По ощущениям кто-то из неё вот-вот собирался вылезти. Например, россыпь осколков, которые Мирайя доставала пинцетом, прикусив язык. Но маленьких было слишком много, она не могла их разглядеть. Не самые удачные роды. Рука дрожала, мешала прицелиться. Глаза предательски слезились. Приходилось останавливаться, чтобы успокоиться и отодрать прилипшие волосы со лба. От напряжения лицо Мирайи раскраснелось, почти слилось с не перестававшей кровоточить ступнёй. Пришлось снова промывать рану и обращать глаза в потолок, чтобы не плакать.

«Я должна оставаться сильной».

Мирайя слышала биение сердца, тихие всхлипы вперемешку с мычанием, когда их прервал шум, доносящийся из комнаты. Не важно. Её волновал только бинт, наждачкой проходившийся по коже. Зато он означал конец мучений, и, победно вздохнув, Мирайя вытерла лицо от слёз и пота. Глубокие порезы должны были скоро затянуться, а пока оставалось терпеть пульсирующую боль, каждый раз нарастающую при встрече с полом. Окажется ли она сильнее страха?

— Боже милостивый... хватит.

Дверь балкона билась о стенки шкафа в ритме порывов ветра. Мирайя приклеилась к ней и, поджав губы, смотрела на происходящее безумие. Деревья прижимались к земле, дождь ожесточённо бил по асфальту, вдалеке сверкали молнии. Они приближались, подружки смерти, и Мирайя вдруг поняла, они пришли за ней.

Она села на кровать, нервно сглотнула:

— Нет, нет, нет, — шептала она, поднеся руки к губам.

Мирайя пыталась дышать на четыре счёта, как её когда-то учили, но цифры уплывали под бешеным ритмом сердца. Руки стали холодными, неприятно мокрыми. Тревога разрасталась в груди, вытеснив физическую боль, а затем и остальные ощущения. И пока она не избавилась от единственного шанса на спасение, Мирайя дрожащими руками набрала заученный номер, сходный 911.

Короткие гудки.

— Ну же, Алекс.

— Пожалуйста, возьми трубку. Я не справлюсь одна.

Тишина смертным приговором раздалась и во второй раз. Мирайя заламывала пальцы, пыталась не плакать, не поддаваться отчаянию и страху. Она не может проиграть. Но без союзников в этой игре не обойтись. Мирайя набрала следующий номер и быстро заговорила, чтобы спрятать дрожь.

— Вы скоро приедете?

— С ума сошла? Тут такой ливень — вернёмся утром.

— Ну мам, пожалуйста. Приезжайте.

— Милая, ты уже не маленькая — сама справишься, — миссис Форман хотела придать ей уверенности, совершенно не понимая, что сейчас требовалось другое.

— Да... — почти про себя произнесла Мирайя, отключив звонок.

— Нет! Я не справлюсь. Уже не справляюсь! — она бросила телефон в абсолютном бешенстве, и он бы разлетелся на несколько частей, если бы ковёр не смягчил падение.

Беспомощно зарывшись руками в волосы, Мирайя смотрела в окно, где разворачивалась картина смерти. Её одолевали воспоминания, съедавшие веру в себя. Нет. Они полностью съедали её. «Я ведь научилась. Что происходит сегодня?» Крик пробрался к груди и так там и остался.

— Что мне делать? — сквозь слёзы слова звучали неразборчиво, сбивчиво.

— Перестань рисовать кошмары, — бархатный голос раздался в проёме двери. Чёрные лаковые туфли стояли на полоске засохшей крови. Мужчина с усмешкой оглядел комнату и сорвал со стены первый попавшийся рисунок. — У тебя чудесные работы, но не все достойны жить.