12 глава
Я поведал Элле всё: от своего рождения и становления вампиром до любви к Анджеле, поведал так же откровенно, как и она мне. Я не стеснялся делиться своими чувствами и тайными убийствами — как же я давно этого не делал, как давно не раскрывался перед людьми. Элла слушала молча, не перебивая и не задавая лишних вопросов, а я увлечённо рассказывал о своём детстве и юности. Когда я закончил, меня ждала пылкая услада поцелуев и нежности, словно благодарность за искренний диалог.
Всю ночь мы проговорили о своей жизни. Я попросил её обучить меня немецкому языку, и Элла согласилась, пообещав преподать знания разговорного немецкого. На утро мы разошлись — каждый к своей семье: я вернулся в свою усадьбу, а девушка к Эрнесту. Бушующее чувство влюблённости овладевало мною: я мог думать только о ней.
Помимо секса с Эллой, я голодал по лакомой кровушке — нехватка еды ударяла мне в голову. Позвав Уну в свой кабинет, я попросил её, как обычно, поделиться своей кровью в фужер. За последнее время она сильно исхудала, побледнела и послабела, её глаза тускнели, лишь улыбка сияла на измученном лице. А улыбалась она всегда искренне, широко и красиво, показывая неровные маленькие зубки. Я вполне понимал причину потери её сил и думал, что с этим пора кончать.
— Мне не совсем хорошо, мистер Далтон... — изнурённо сообщила Уна, пока кровь из её запястья тонкой струёй медленно заполняла стакан. Я обратил внимание на её лицо, потерявшее живой цвет, на тёмные синяки под глазами и сипловатый голос.
— Подожди, Уна...
Надавив на руку, я хотел, чтобы фужер скорее наполнился вишнёвой жидкостью; но тонкая ручка девушки совсем охладела, и Уна, потеряв силы, упала в обморок. Я срочно убрал стакан, не заполненный даже на половину, на стол и перевязал бинтом надрез. Бедная девочка лежала как мертвец в моём кресле, все её предплечья были перебинтованны с прошлых манипуляций. Я судорожно пошлёпал Уну по щекам, чтобы привести в сознание, обеспокоенно дёргал её подбородок.
— Очнись, Уна, проснись! — тревожным голосом твердил я.
Моя Уна пришла в сознание спустя несколько минут. Её трясло.
— Мистер Далтон.. простите меня, я не смогла, мне так больно, так больно, меня тошнит... — вяло пролепетала она.
Ещё через минуту Уну стошнило на пол. Я стал сильно волноваться за неё: боялся, что она умрёт.
— Ты живая, Уна? Ты цела? Уна, держись, не теряй больше сознание!
— Простите, мистер Далтон... я уберусь тут. Простите, пожалуйста, я уберу за собой...
— Брось! Тебе нужен отдых, я попрошу убрать Зои, — присев рядом с ней, я взял её за холодные ладони и крепко сжал хрупкие пальчики. — Ты холодна.. Боже, что я наделал?..
— Всё в порядке, мистер Далтон. Не вините себя, пожалуйста... — расслабленно произнесла девушка, глядя на меня уставшими и какими-то любящими глазами. — Я рада, что приношу пользу для Вас.
— Мне не нужна больше твоя кровь, Уна. Пожалуй, ты достаточно настрадалась. Этого хватит для моих исследований, а ты... я даю тебе неделю отдыха: побольше ешь и отдыхай в кровати. Тебе нужно восстановиться. А это... — проведясь рукой по плечу девушки, я остановил пальцы на старом бинте, пропитанным кровью, и отодвинул его в сторону, увидев там воспалённую нездоровую не заживающую рану. — Ох, моя милая Уна... пахнет неправильно, болезненно. Я вызову тебе врача.
— Врач? Не нужен врач! Я поправлюсь!
— Нужен. Ты нездорова.
Я дал Уне посидеть в кресле с полчаса, а потом отвёл её в комнату на кровать и оставил одну. В последний момент она остановила меня, смотрела на меня долго неравнодушным взглядом, затаив дыхание, будто желая сказать что-то важное, но я услышал лишь: «Спасибо Вам» и подарил ей ласковую улыбку.
В своём кабинете, залпом выпив капли остывшей крови из фужера, я расстроился, что её так мало и остался голоден. Голод начинал разъедать моё человеческое сознание, направляя мысли на жестокие мечтания. Кем я должен был питаться, если Уна едва не умирает от кровопотери? Снова животными? Но кровь людей в разы вкуснее и питательнее...
Кэролин продолжала мне изменять, я это знал и спустя пару дней подумал, что мог бы убить её так же, как Элла своего первого мужа. Одной ночью жена спала рядом со мной. Я слышал её сонное сопение и посчитал, что она давно уснула. Кэролин лежала спиной ко мне, и я, приблизившись, убрал длинные волосы с её шеи и понюхал запах кожи. Он был соблазнителен, приятные нотки добавляли пульсирующие сосуды под кожей и звук сердца, который я слышал. Мои клыки уже были на готове, но я колебался: нельзя просто так взять и лишить жизни свою жену, что беспомощной жертвой лежит рядом со мной. Нет, я не мог поступить как настоящий урод. Я не хотел превращаться в безжалостного убийцу только из-за зверского голода, я желал сохранить в себе что-то человеческое...
— Что ты делаешь?
Раздался сонный голос Кэролин в ночной тишине: она непонимающе посмотрела на меня, а я спрятал клыки под губами.
— Ничего, — замявшись, я сделал вид, что хотел поцеловать её шею.
Кэролин, проявив женственную любовность, вдруг обняла меня и, притянув моё лицо к её губам, стала целовать. Она хотела увлечь меня в плотские развлечения, но я не желал её, поскольку нужда в крови превосходила мои сексуальные потребности; быть может, я овладел бы ею, успокоив в ней блудное влечение, но я не мог. Девушка вновь повторила, что хочет от меня детей, и тогда я понял, что ни капли не люблю свою жену и не хочу никаких детей, и отвернулся от неё, сделав вид, что сплю.
Голод стал одолевать меня: я становился раздражительным и очень вспыльчивым. Еда, приготовленная домработницей, не спасала, мой опустошённый желудок выл и преводил меня в свирепое состояние. Я обратился к Богу, придя в Церковь, прочитал молитвы об исцелении от болезни и о прощении грехов. Святой Отец дал мне добрых наставлений, и в то время, когда он был рядом со мной, моё внимание привлекло его надутое пузо и толстое тело; промелькнула навязчивая мысль: как сочна и сытна была бы его кровь; но мне тут же стало стыдно от грешных раздумий, и я пытался смотреть мужчине прямо в глаза, не выражая своих вампирских наклонностей. Такой полный человек, думал я, наверняка не отказывает себе в еде; не то, что моя маленькая Уна, в которой было больше кожи, чем крови. Возможно, укуси бы я Святого Отца, я бы напился его крови, а он бы даже не умер, потому что крови в нём предостаточно для его жизни, — такие мысли всё чаще въедались в мою голову.
Молитвы не помогли избавить меня от кровожадного аппетита — чего, впрочем, и следовало ожидать. Тогда я решил встретиться с Эллой, надеясь на то, что она, как опытный вампир, сможет дать мне дельный совет. Через пару дней мы снова встретились в отеле и провели беседу.
— Твоё лицо такое мрачное; ты выглядишь как вампир, который очень давно не ел крови. Что случилось, Уилльям? — первым делом заметила внимательная девушка.
— Ты совершенно права — я голоден.
— Тогда что ты от меня хочешь: думаешь, я дам тебе своей крови?
— Нет. Я голоден, но я не хочу быть убийцей, Элла. Скажи, что мне делать, что? С каждым днём мне всё хуже и хуже.
— Что тебе делать? Я скажу, что тебе делать: не заморачиваться и убить человека.
Элла сказала это без капли совести в глазах. Она сказала это как что-то естественное и нормальное, однако я не хотел принимать это за нормальное явление. Девушка сидела предо мною в кресле и была ярка и очаровательна, но моё затуманенное сознание вынуждало весь мир меркнуть в моих глазах. Красота Эллы Брукс была тускнее, чем прежде, и это было из-за голода.
— Я не желаю убивать людей... — разбито выговорил я.
— Ох, наивный, наивный, молодой вампир — Уилльям Далтон... — встав на ноги, Элла медленно подошла ко мне и вгляделась в мои изнемогшие глаза. — Скажи мне: как ты прожил вампиром целых десять лет и до сих пор испытываешь какие-то муки совести за содеянные убийства? Это полный абсурд! Неужели ты хочешь сдохнуть с голоду, лишь бы не удовлетворить свою естественную потребность? Зачем ты морочишь свою голову подобными мыслями? Это лишние мучения для таких, как мы, и они нам не к чему.
— Это страшный грех, Элла, и я не имею права лишать жизни безвинных людей. Кто я такой, чтобы распоряжаться этими людьми, чтобы убивать их? Когда-нибудь Бог покарает меня за это, и я... я...
— Я живу на этом свете уже сорок лет, и твой бог до сих пор не сделал со мною ничего.
— Откуда тебе знать, что он не хранит для тебя возмездие на будущее?
— Потому что он давно бы это сделал, — Элла, с полной уверенностью в своей правоте, твёрдо смотрела на меня. Её убеждённый властный вид делал из неё сильную, независимую женщину. Мне это даже нравилось, но я не показывал этого. — Бог — обычное человеческое безумие. Мы сильнее, чем обычные люди, мы, несомненно, сильнее их и вера в бога для нас — полное безрассудство. Мы не сможем выжить, если будем винить себя в том, что нам жизненно необходимо, как ты не поймёшь, Уилльям?
— Ты не права. Может быть, я и говорю для тебя, как настоящий безумец, но кто ещё нас сможет вылечить от этого греха, если не Бог? Кто создал этот мир, кто создал нас?
— Всё это создано природой! И нас уже не вылечить. Никогда...
— Всевышний сможет исцелить нас и сделать обычными людьми, если мы будем молиться и искренне верить.
— Зачем тебе лечиться от этого чуда, зачем? Тебе не нравится, что ты будешь вечно молод и, возможно, вечно жить? Тебе не нравится, что кровь приносит нам столь сильное удовольствие, что это сравнимо с сексом, сравнимо с самым сильным оргазмом?
В глазах Эллы выражалось презрение к моему мнению. Я знал, что она в чём-то права, но не хотел отрицать существование Бога, я верил в него так, что не мог представить, что это всё выдумка людей. Мне было горько от мысли, что это самовнушение и самообман и что ничто на самом деле не сможет спасти меня.
— Это грех... Наша духовность должна быть выше этих животных желаний, — утверждал я, сам запутываясь в своей вере.
— Как ты глуп, Уилльям! Знаешь, ты понравился мне с самого начала, но твоя глупая, бессмысленная вера делает из тебя дурного доверчивого мальчишку. Можешь сидеть голодом, сколько твоей душе угодно, но рано или поздно ты просто сорвёшься и прикончишь того, кто окажется у тебя под рукой. Голод делает нас неконтролируемыми и жестокими, и потом ты сам будешь винить себя в том, что удавил какую-нибудь маленькую девочку.
Элла, прихватив с собой сумочку, готовилась выйти из номера.
— Я не хочу вести больше этот бессмысленный разговор. Ах, и да... прелюбодеяние — это тоже грех, если ты не знал, милый верующий вампир.
Дверь захлопнулась. Я расстроился ещё больше: огорчил Эллу, оскорбился от её слов про Бога и всё ещё хотел есть.
Ноябрь, 1867 год
Пришлось перейти на животных, чтобы не сойти с ума.