Невыносимая жажда

Апрель, 1863 год

Все говорили, что мы подходим друг другу; всех восхищало наше сочетание имён: Кэролин и Уилльям Далтон; все свято верили в то, что наши дети будут красивы и прекрасны... Наши родственники и гости были безмерно счастливы за нас, или всё это было театрально. В один миг, среди толпы людей, мне показалось, что я видел Анджелу, ведь мои мысли во время венчания были заняты ею; я вздрогнул, но это была выдумка, и никакой Анджелы на свадьбе не было. Я женился на Кэролин с мыслью, что на это воля Бога, и раз судьба свела меня с ней, то я обязан её полюбить и сохранить семейный очаг. Однако мои страстные чувства влюблённости, которые я испытывал к покойной Анджеле, были спрятаны в душе, и моя жена не пробудила во мне горячности; возможно, это произойдёт спустя время — по крайней мере, я в это верил.

Ещё за пару дней до свадьбы мой отец сказал мне, что я сильно полюбился Кэролин и что она под большим впечатлением от меня. Мне стало жутко интересно, отчего девушка так привязалась ко мне: я даже не пытался ей понравиться.

После свадьбы мы с Кэролин переехали жить в отдельную усадьбу, в северной части города X. Она была построена Фостером специально для своей дочери и её будущей семьи. Имение было не столь грандиозным и большим: двухэтажным, с небольшим парком, что примыкал к усадьбе, ограждённый изгородью. Внутри шесть спален: для нас, будущих детей и прислуг, одна большая столовая и кухня, просторный зал, рабочий кабинет, пара ванных комнат.

Кэролин некоторое время была стеснительна рядом со мной. Честно, несколько ночей меня посещали мысли укусить её; я едва боролся с этим голодом. Когда глубокой ночью мне не спалось, а её тело было рядом со мной: такое изящное и аппетитное, женское тело... Я был зверски голоден и изнывал от этого ощущения. Поэтому несколько раз сбегал на чужие фермы, чтобы покормиться животной кровью.

В один из дней, около полуночи, мы готовились с Кэролин ко сну. Она пришла из ванной в спальную комнату, где я лежал на кровати и дочитывал библию, и была одета в домашний халат.
— Что ты читаешь? — спросила она, обратив на себя моё внимание.
— Библию.
— Прости, что отвлекла, — девушка села у зеркала на стул и, глядя на себя, стала расчёсывать длинные влажные волосы. — На твоей рубахе были капли крови, я постирала её. Откуда они?
Я замер и нервно сглотнул ком в горле.
— У меня кровь носом шла, видимо, испачкался. Спасибо, что постирала.
— Ты не болен?
— О нет, всё в порядке.
Через пару минут Кэролин, расчесав волосы, положила расчёску на столик и встала, повернувшись ко мне лицом и робко произнеся моё имя.
— Уилльям...
— Что? — я взглянул на неё.
Я увидел, как она скинула с себя халат, и он упал, оставшись у её ног; а на ней белая полупрозрачная накидка, через которое просвечивали очертания её фигуры, небольшая грудь с розовыми сосками, изящная талия с мягким животиком, объемистые бёдра. Мой взгляд устремился на это, и я на несколько секунд застыл, почувствовав сексуальное возбуждение.
— Ты очень красивая, Кэролин... — покраснев, проговорил я и отложил библию на тумбочку.
Я встал с кровати и медленно подошёл к девушке. Такая ситуация возникла впервые, я мешкался, не зная, как правильно действовать. Кэролин смотрела на меня снизу вверх своими большими глазами, прикусила губу, показав маленькие зубы, и скинула накидку с плеч, оголив грудь.
— Ты хочешь детей? — спросила девушка.
— Я считаю, что мы ещё слишком молоды для детей. Это большая ответственность... — я не скрывал, что рассматриваю её фигуру. Она была чрезмерно сексуальна и аппетитна. Стоило задуматься над тем, как бы не съесть её прямо сейчас.
— Ты боишься ответственности, Уилльям? — голос её был тих и эротичен, она шагнула ближе, коснувшись грудью моей одежды, и пахла так приятно...
— Да...
— А с виду ты рассудительный и серьёзный человек... что тебе нужно, Уилльям? Что тебе ещё нужно? У нас есть деньги, дом, еда, что же ещё нужно для детей?
Я осторожно коснулся шеи девушки, ощутив пальцами пульсацию артерий, но мне нужно было сдерживать себя. Моя рука провелась ниже, по ключицам и к груди Кэролин, которую я нежно сжал. Второй рукой я приобнял девушку за талию и притянул её к себе, чтобы поцеловать. Наш поцелуй был пылок и горяч; накидка, упав на пол, оставила девушку полностью обнажённой, и мы перебрались на кровать.
Кэролин издавала возбуждающие звуки, это искушало моё терпение. Её вздохи и лёгкие стоны, горячее тело, бьющееся сердце... Она была столь доступной добычей, что будоражило моё сознание, пробуждала во мне голод. Я держался как мог, переключая своё внимание на сексуальное удовлетворение.
— Ты девственна, Кэролин? — вполголоса поинтересовался я, когда, сняв с себя одежду, возвышался на девушкой всем телом.
— Конечно, Уилльям. Я хранила девственность для своего первого мужа, мой дорогой...
— Ты так непорочна, милая...
Когда я вошёл в Кэролин, порвав девственную плеву, кровь посочилась из неё. Запах тут же вонзился в мой нос, он воспламенял аппетит. Девушка скорчилась от боли и почти плакала, но я не останавливался. Видя её мучительное лицо и ощущая женский аромат, мне было трудно держать себя в руках. Я перевернул Кэролин на живот, чтобы видеть её спину с ягодицами и чтобы она не видела мои клыки, которые стремились вонзиться в её шею. 
Я боялся, что желание убить превзойдёт меня, боялся, что не удержусь, потеряю контроль... Тем не менее, кончив, я получил свою долю наслаждения.

Сколько бы я ни пытался заглушить кровожадную жажду — это было невозможно. Ни Бог, ни молитвы, ни советы священника не помогали мне искоренить в себе вампирскую похоть. Каждый раз, во время сексуального соития с Кэролин, меня настигало пламенное желание укусить её и высосать соки, словно это дополнило бы удовольствие и окончательно удовлетворило бы мои потребности. И, чтобы не тронуть свою жену, украдкой я наглатывался крови животных.

Май, 1863 год

Меня и моего отца пригласили на банкетный ужин, устроенный в честь дня открытия выставки знакомого состоятельного художника по имени Адам Ройс, который рисовал портреты моего папы и мамы и пообещал в скором времени нарисовать меня; его работы действительно заслуживали звания «шедевры», написанные на огромных холстах и изображающие великих личностей Британии. Такого успеха он добился благодаря денежным родителям, удачно пристроившим его к королевской семье, и благодаря своему таланту невероятно точно изображать портреты людей, в том числе королеву Викторию. Без таких влиятельных связей у Адама вряд ли получилось бы обрести столь значимую популярность в свои годы.
Здесь было много неизветных для меня лиц, много притворства и фальшивых улыбок. Они учили меня фальши и аристократичной напыщенности; я делал вид, что мне интересны их разговоры, и они действительно так считали; в то время, как я наблюдал за их шеями, мечтая о порции крови. Я пробовал дорогое вино, лицемерно показывая восхищение, на самом деле не чувствуя в нём никакой особенности. Я улыбался в глаза незнакомым людям, целуя ладонь каждой женщины и говоря, что они прекрасны. Я ненавязчиво вмешивался в политические разговоры, важным видом показывая своё присутствие. Здесь каждый был таков, и я это прекрасно видел.

После этого вечера я вышел из помещения на улицу: солнце давно село, город освещали высокие фонари, цветущие деревья ароматно пахли, повозка с лошадьми ждала меня с отцом.  Подышав свежим воздухом, я понял, что после перенасыщенного людьми помещения во мне пробудился аппетит и усталость от искусственной маски наигранности. Я вдруг почувствовал сильную ненависть ко всем, кого видел в банкетном зале, и хотел их всех убить.
— Ты очень порадовал меня сегодня, сынок. Наконец-то ты вышел в люди и научился улыбаться, а не вести себя как полуживой ребёнок, — произнёс отец, подойдя ко мне сзади и довольно похлопав меня по плечу. — Я горжусь тобой.
— Спасибо, папа.
— Что ты стоишь? Поехали домой, нас уже ждут.
Я перевёл взгляд на своего пузатого, отъевшегося от пиршеств отца.
— Просто хотел подышать и немного подумать.
— Подумаешь в дороге; поехали, тебя ждать не будут!
Отец направился к ожидающей нас повозке, а я остался.
— Я, пожалуй, прогуляюсь, пап, — сказал я, глядя на мужчину, который, услышав меня, обернулся.
— Прогуляешься? Хах, ты что, сынок? Тебе пешком до дома как от Лондона до Берлина. Поехали уже! Жена тебя дома ждёт!
— Папа, я хочу подышать; где-нибудь по дороге поймаю повозку. Всё будет хорошо, мне нужно побыть одному, — устало протягивал я. Отец непонимающе сводил брови к носу.
— Сейчас по городу ходит смертельная болезнь, люди умирают, Уилльям! Ты должен беречь себя, — он продолжал настаивать, и я, подойдя к нему, серьёзно взглянул в его глаза.
— Папа, я прогуляюсь. Передавай маме и Джорджу привет.
После этого я пошёл вдоль улиц, а мой папа, сев в повозку, поехал в своё имение.

В тёмных тихих улицах я обрёл спокойствие, собрав мысли в порядок после насыщенного вечера. Мне хотелось думать, как бы я поймал кого-нибудь и, вылакав у него кровь, наполнился бы силами и удовольствием; но нет, эти грешние раздумья я должен был карать и ругать своё зверское нутро. Однако сама судьба будто преднамеренно подкинула случай, который мне удалось лицезреть.
В одном из домов, который я обходил стороной, распахнулась деревянная дверь, и оттуда вылетела маленькая, бедная, худая девчушка. На неё с криками, грубо и бесцеремонно кричал взрослый мужчина неблагородной наружности, хватая за волосы, избивал кулаками её измученное лицо, а от неё были слышны только шумные всхлипы.
— Тупая ты скотина, безмозглая дрянь, сука! Кто тебя такую воспитал?! Какая же ты тупая сука!
Девушка лежала на тротуарной плитке, беспомощно плакала и бессильно подавалась избиениям; мой нос ощутил лёгкий аромат крови — я поразился, насколько развито моё обоняние.
— Блядина! Не смей больше заходить в мой дом! Слышишь меня, скотина? Пошла отсюда вон, шалава! — продолжал мужчина, пнув её ногой, и она упала, рыдая без сил. По запаху я понял, что он до дури пьян.
Я ждал, непонятно зачем наблюдая за сценой. Незнакомец плюнул в девушку, и она, наконец, подала свой хриплый голосок:
— П-прости меня, прости... я не буду так больше, я-я...
— Что ты сказала?! Повтори, дрянь! — мужчина подошёл к беспомощной, поставил на её плечо ногу в грязном ботинке и в порыве гнева срывал голос, — сука, блядь! Дочь шлюхи! Я сказал поди вон! Встала на ноги и пошла отсюда, тварь!
Когда девушка в попытках встать на ноги получила очередной удар по лицу и плевок за то, что она бессильна, и вновь упала, исколечив себе все колени, я подошёл к ним и без особого страха в голосе сказал:
— Неблагородно вы поступаете с женщиной, молодой человек. Оставьте бедную в покое, вы её почти убили.
Он не ожидал увидеть меня здесь и слегка растерялся.
— А ты ещё кто, а? — хамски плюнул мужчина, и тут я разглядел, что он необразован, растрёпан, в лохмотьях, грязен и невоспитан. Это говорило о его принадлежности к низшим слоям рабочего класса.
— Уилльям Далтон, мистер. А вот вы — понятия не имею, кто вы, да и не хочется знать, буду честен; прошу только, не троньте больше девушку, она не заслужила такой жестокости.
Девушка плевалась кровью, лёжа у моих ног.
— Какой важный петух, чёрт тебя подери. Да забирай эту шалаву себе, мне насрать! — дверь захлопнулась.
Я опустил взгляд на поколеченную девушку. Присев рядом с ней, я взял её ладонь, протянув руку помощи.
— Как тебя зовут? Ты жива? — проявив беспокойство, спросил я.
— Д-да, я жива... меня зовут Уна, — Уна взглянула на меня, а потом горько расплакалась, вся измазанная в крови и покрытая ушибами. На ней было какое-то потрёпанное платье, не скрывающее колен, неопрятные запутанные волосы, и пахло от неё не совсем приятно.
Жалость задавила меня. Я потрогал её плечо, бережно погладив.
— У тебя очень необычное имя, Уна.
— Я ирландка, не местная... простите, простите, простите, пожалуйста, — непонятно за что стала извиняться она, продолжая плакать, я немного нахмурился.
— Почему он так избивал тебя? Кто он?
— Он.. он воспитывал меня с тринадцати лет, и я... работала на него... я всего лишь разбила тарелку, а он так разозлился на меня... я не знаю, что мне делать и куда идти, мне негде жить, мне негде жить! Боже, что мне делать, Боже, Боже мой...
Уна заливалась слезами, как маленький ребёнок, размазывая кровь по всему лицу. Я учился себя контролировать при виде столь искусительной жидкости — и пока что у меня получалось. Более того, пробовать кровь у неряшливого человека у меня не было желания.
— У тебя нет дома, Уна? — я вытер слёзы девушки и обхватил её лицо руками, чтобы она заглянула в мои глаза.
— Нет, нет, совсем нет... он выгнал меня, выгнал... я не знаю, где мне жить... простите, простите, пожалуйста, простите... — повторяла она.
— Успокойся. Знаешь что, ты поедешь жить ко мне, будешь работать, я буду тебе платить. Я как раз искал домохозяйку. Ты согласна?
Девушка, не поверив своим ушам, на время перестала заикаться и плакать.
— Ч-что? К Вам..? К вам жить, работать?
— Да, Уна. Меня зовут Уилльям Далтон. Садись в повозку, поедем домой, думаю, так будет лучше. Ты согласна?
— Боже... С-спасибо Вам, спасибо! Спасибо большое, Боже, да благославит Бог вас за такую доброту, Уилльям! Спасибо, спасибо! Простите, пожалуйста, простите меня... я просто очень... я не могу поверить... спасибо, Уилльям Далтон!
Уна ещё очень много раз повторяла слова благодарности и почему-то просила прощения, когда я ловил проезжающую мимо повозку и пока мы ехали до поместья.

Кэролин давно спала, когда я вернулся домой с Уной. Не став никого будить, я показал девушке ванну, дал ей одежду, выделил комнату, обработал раны, а затем пришёл в постель к своей жене. Меня распирало от гордости моего милосердия. Бог обязательно должен был увидеть, какое добро я совершил, и простить за все содеянные грехи — думал я.

На утро Кэролин была шокирована увиденным существом, поселившимся в нашем доме. Она ворвалась в спальню, где я досыпал свой сон, и не церемонясь разбудила меня.
— Уилльям! Кто это?! Кого ты притащил в наш дом? Что это за чуханка, Уилльям?! — возмущённо восклицала Кэролин.
— Это Уна, — я еле раскрыл глаза из-за солнца, которое светило в моё лицо, — это наша новая домохозяйка, Кэролин.
— Какая домохозяйка?! Ты посмотри на неё: какая из неё домохозяйка? Да она и в поломойщицы не годится! Что у неё с лицом?! У нас же есть Зои, которая готовит и убирается в нашем доме, Саймон, который следит за нашим садом — тебе мало, Уилльям? Какая, к чёрту, Уна, какая домохозяйка?!
Поднявшись с кровати, я посмотрел на надутую Кэролин, а потом заметил стоящую за дверями комнаты Уну, растроенно опустившую голову.
— Послушай меня, Кэролин, — подойдя к жене, я приобнял её за талию, — Уна оказалась в трудном жизненном положении, и я не мог оставить её умирать. Прости, что не разъяснил ситуацию сразу: мне не хотелось тебя будить ночью. Уна из Ирландии, у неё нет тут дома. Но она хорошо работает. Пусть она будет с нами.
Кэролин брезгливо оглядела робкую Уну и негодующе фыркнула.
— Ладно, тогда пусть работу свою выполняет идеально.
— Всё будет нормально. Уна, ты же умеешь готовить? — я посмотрел на Уну, которая подняла на меня зелёные глаза. Её синяки на лице распухли ещё больше после вчерашнего.
— Готовить? Готовить... да, умею! Я умею готовить, Уилльям Далтон! — протараторила девушка.
— Ну вот, Кэролин. Каждый день у нас будут вкусные обеды и ужины.
— А что у неё с лицом, что за побои, что за грязь? Это страшно выглядит, — Кэролин с отвращением поморщилась.
— Она работала на мужика, который истязал её так. Я был свидетелем: видел, как он избивает её до полусмерти. Это бесчеловечно, Кэролин, я не мог оставить её.
Моя жена не сразу смирилась с присутствием в доме Уны: чем-то она ей не понравилась.

Сегодня же я выполнил то, что должен был сделать ещё вчера — выследил и убил бывшего хозяина Уны, выпив его кровь. Нанесённые клинком ножевые ранения сделали его слабым, немощным. Он был пропитан алкоголем и отвратен на вкус. Я был доволен собой и считал, что сделал всё правильно.