Айтернум. Берта Валирийская

Стекло чашки соприкоснулось с белым блюдцем, и мелодичный звук этого мгновения разнесся по комнате. В этот момент Инграм, допивающий свой вечерний кофе, сидя в черном кресле на Первоноябрской понял, что что-то произошло. Будто ветер нашептал на ухо или серые стены беззвучно сказали это своими каменными голосами. Он с секунду пытался дослушать эту новость, замерев с чашкой и блюдцем в руках. Мужчина вслушивался в дребезжание оконных рам и тиканье часов на стене, в едва слышное гудение машин на улице, в суету соседних кабинетов. Наконец, поставив кофе на деревянный стол, он встал. Медленно, спокойно, но решительно начал собираться. Это создавало очень интересное впечатление, и его несуетливые, но быстрые движения напоминали действия женщины, собирающей сумку чтобы отправиться к маме после того, как застала своего мужа с какой-нибудь Вероникой в кровати. Он делал это размеренно, неторопливо. Будто так все и должно быть. Каждую папочку, словно раритетную упаковку с пластинкой, задвигал внутрь своего черного кейса, планшетник, будто ребенка, укладывал рядом, карандашик, как добротную бутылку дорого виски, клал в кармашек. А движок на молнии задвигал будто мастер ,починивший его и решивший проверить на исправность. Наслаждался каждым звуком застегнутого зубчика. Так же аккуратно и почти бесшумно закрыл за собой дверь и твердыми, сдержанными шагами зашагал к лестнице. По пути он встретился с Мари.

- Уже уходите? - удивленно и не без кокетства спросила коллега.

- Да, я закончил на сегодня. Так и скажите шефу.
Девушка попыталась привлечь к себе внимание и накрутила русый локон на палец. Она работала здесь уже месяц, и влюбилась в холодного Инграма с первого взгляда. Мари прочитала в какой-то книге, что такой тип мужчин называется или"тихое безумие", или "холодная жестокость", или что-то вроде этого. В любом случае самое большее, чего она смогла добиться за месяц кокетства, намеков и легкого флирта - бесплатная шоколадка из автомата на обеденном перерыве. Это ее немного выбивало из колеи, но отступать она не собиралась. Рано или поздно она его добьется. 

- Холодно сегодня, весь день шел снег. А я ботинки, по глупости, осенние надела. Вот растяпа! С вами, наверное, такого не бывает.

- Нет.

-Я, кстати, тоже закончила, - Мари ждала ответной реакции. Если он промолчит, то она предложит пройтись до остановки. Если же он на машине - попросит подвезти.

- Ну и прекрасно. До свидания, - бросил Инграм и пошел к выходу. Мари ответно попрощалась и скорчила гримасу, когда коллега уже скрылся за дверью. "Какой безразличный тип" - грустно подумала девушка и мысленно отнесла его к еще одной категории -"темное безразличие".

Выйдя из здания, мужчина быстро направился к своему черному внедорожнику. Повернул ключ, сдвинул переключатель и нажал на газ. 

В заднем стекле мелькали дома, люди, вывески и снег. По правую руку мигало время.

22:24

Уже без двадцати одиннадцать Инграм припарковал машину на соседней улице. И уже через двадцать секунд он убедился в том, что даже у стен бывают уши. Небольшое и довольно красивое здание превратилось  в обшарпанную хижину, оставленную без людского присутствия на парочку лет. Окна были выбиты, двери вышиблены, кое-где виднелся каркас постройки - торчали железные прутья и неестественно неровное сечение камней вперемешку с цементом виднелись у рам окон. Пройти в здание тоже было нелегкой задачей: вход так же был завален строительным мусором.

Мужчина насупился и прошел внутрь. Там обстановка была примерно такая же. Перевернутые компьютеры, обрывки бумаг, покрытые белой пылью. Куски дерева от столов и стульев так и кричали: бойня. Цветы, ручки и куча всякого разного валялись то там то сям. Инграм прошел к коридору, мысленно поблагодарив кого-то свыше, что крови он еще не заметил. Но даже при этой мысли не обошлось без участия Великой Матушки Судьбы. Пройдя в глубь коридора, он искал чего-то  в этих белых стенах. Зацепку, намек или пасхалку. Но вот он прошел дальше и остановился. Сердце забилось быстрее, когда он увидел длинный кровавый след, тянувшийся из полуоткрытой двери. Он молился всем богам, чтобы в следующий миг он увидел мертвое Дитя, чтобы белые крылья были испачканы кровью, и чтобы оны были именно цвета тумана, а не оттенка ночи.

Сердце отдает бешенный ритм, он открывает дверь. На полу, в окружении флакончиков лака, кремов, шпилек и красивой зеленой ткани, что заказал Инграм лично на прошлой неделе для новой фотосессии, и что теперь стала коричневой, лежал Алексей. Его глаза пустынно уставились в одну точку, и он не спеша перевел их на пришедшего. Огромная кровоточащая рана пересекала его тело от левого плеча и до самой поясницы.

- О Господи! Что? Кто? 

- Дети Ночи. Дай... 

Инграм в ужасе уставился на бледного друга. Он понимал, что одной ногой он уже рядом с Ночью. Как всякий близкий человек он хотел ,чтобы тот сейчас молчал или вспомнил, как они истошно кричали, когда наступало их Полнолуние. Как Алексей с красным дипломом окончил журналистику, а после они всю ночь летали наперегонки.  Как Инграм устроился на первую работу, после чего они в компании Велимира и Лизы решили выпить за счастье. Как ссорились во время снегопада, как мирились когда первый весенний дождь поливал улицы Ринсбурга. Искры полились из его глаз, и, о боги! - как он сейчас жалел, что все свое время отдавался работе и после отказывал в совместному походу в театр. Сердце обливалось кровью. Холодной, колющейся, кричащей кровью.

- Дети Ночи были тут. Мы нашли Дело Первой Важности... - каждый звук требовал колоссальных усилий. Кровь все не останавливалась и выходила из немевшего тела Алексея будто лава из-под Земли. Инграм упал на колени. Его черные брюки окрасились в красный, он приложил руку к ране и посмотрел своему другу в глаза. Слезы застилали его взор, но даже так он увидел, как маленькая капелька стекает по белесой щеке друга, товарища, спутника его жизни.

- Лилия Орловская... она в нашем штабе. И еще кое-что.

Он вдохнул столько воздуха, сколько возможно. Мужчина наклонился, и Алексей заговорил быстро, но кратко. Теперь, казалось, весь мир замер в одном единственном мгновении. Будто миллионы смерчей сейчас устрашали мир своим существованием, а они двое находились в центре самого большого, самого грозного проклятья. Инграм внимал каждое слово, старался запомнить каждый звук, каждый хрип, каждый намек. После всего он в изумлении уставился на друга, но тот лишь улыбнулся уголком губ.

- Краски сгущаются над Ринсбургом. Это ставит под вопрос наше существование. Но туман близко, и он настигнет нас.

После этого он закрыл глаза и когда Инграм отдернул руку от похолодевшего живота, то увидел как красная жидкость постепенно рассыпается у него на ладони. Красный песок заполонил комнату, и щека Алексея провалилась внутрь. Тело рассыпается. 

"Это означает смерть" - подумал мужчина, и отпрянул. Жизнь покинула тело Алексея и теперь находится в пути к перерождению. В этот момент слезы окончательно заполонили взор, и тот истошно закричал. Крик этот не был похож на человеческий. Так кричал дьявол в Преисподней, потерявший свою дьяволицу. Так кричали ангелы, когда человечество погрязло в грехах. Так кричал мир, когда люди вырубили последнее дерево на земле. Что-то адское и тяжелое сжимало сердце, и то готово было разорваться, смяться, остановиться. Буря все нарастала, и было уже неясно где она на самом деле - вокруг, в воображении или в душе. 

Инграм не хотел видеть эту смерть. Он готов был отдать тысячи смертей невинных, хоть и понимал всю эгоистичность этого поступка. Да будь он проклят всеми богами, но пусть жизнь друга продолжается.  

Мужчина встал. Слезы все еще лились из его зеленых глаз. Он чувствовал, как черные лакированные ботинки обволакивает песок. Крупинки забиваются в неровность подошвы, в щели меж досок в полу, смешиваются с воздухом. При одной лишь мысли, что это остатки некогда улыбчивого, живого человека скручивало живот. Его друга, его соратника. Это остатки его рук, некогда пожимавших его ладонь, остатки ног, на которых Алексей бегал за на работу. Пр одном только представлении об этом, Инграма настиг ужас. Он сорвался с места и уже через две секунды оказался на улице, вдохнул холодный воздух в легкие. Перед глазами все еще стояла эта ужасная картина. Повернув голову вправо, мужчина увидел девушку. Она очаровала его своей красотой всего за мгновение. Узкие, но нежные губы, пушистые ресницы, скрывающие зеленые пронзительные глаза, густые ровные брови. С такой внешностью ассоциировалось слово, которое так и вертелось на языке. 

"Аристократичность" - подумал несчастный. Незнакомка была одета в темный плащ, покрывающий черную голову. Она заинтересовала Инграма, и в любое другое подходящее время он даже попросил бы ее прогуляться, но рана на сердце была еще свежа, а бледное лицо Алексея помутняло разум. Он хотел убежать, крича так, чтобы каждый в этом проклятом городе слышал его мольбы о помощи. Но в этот момент их глаза встретились, и его охватило непонятное чувство. Зеленые глаза смотрели так, будто понимали всю боль в его душе и шептали о том, что сами перенесли такую бренность своего существования. Слезы лились по щекам, но даже сквозь эту прозрачную пелену мужчина отчетливо видел зеленые огоньки ярости, смешанные с отчаяньем. Они обволакивали, заставляли стоять на месте и не двигаться, нашептывали о том, что смерть неизбежна, что ты еще не раз увидишь ее темный след. Они спрашивали, сколько раз еще им разочаровываться в нечто, называющим себя Богом, к которому столько молитв и молебенов было вознесено в охрану и защиту дорогих людей. 

Это был беззвучный диалог. Каждый понимал ту боль, что хранилось в душе у другого, одновременно нашептывая том, что чувствует тоже самое.

Так они и стояли, осознавая то, что слова им были ненужны. Молодые прекрасно понимали друг друга глазами, и Инграм почувствовал облегчение. Он нужен, его понимают, его хотят выслушать и его выслушали. Боль притупилась, чему мужчина удивился, но не придал особого значения. Девушка чувствовала тоже самое. Она наконец поняла, что человек, стоящий перед ней, тот, в ком она сейчас так нуждается, после чего молодые люди протянули друг другу руки в знак приветствия.

Рената Сергеевна была словно белка в колесе. Она металась из стороны в сторону, грызла ногти и не могла успокоиться. Ее костлявые пальцы трепетно сжимали телефон, который, по отчаянному взыванию уже не столь молодой особы, должен был зазвонить. Около трех с половиной часов ночи фильм, не по плану запущенный снова, закончился, и лишь во второй раз женщина проснулась от мертвой тишины, что царила в гостиной, и разбавляло которую лишь умеренное тиканье часов. В голове царил сумбур, и неясные очертания предметов в темноте плыли перед глазами. Но в сознании почти сразу мелькнули события минувших часов . Тогда женщина бросилась вглубь дома, но не обнаружив там дочь, сразу сжала кулаки и грозно пообещала себе строжайшим способом наказать дочь и посадить под домашний арест. Но шли минуты, часы. Вот-вот должен был наступить рассвет, и гнев понемногу сменился отчаяньем, а позже и вовсе перешел в страшный ужас, захлестнувший Ренату с головой словно огромна волна.

Сначала она молча ждала и надеялась, что дочь вот-вот появится, но теперь ей пришлось отыскать где-то в глубине своего телефона номер мамы Ани Якуниной - Элеоноры Фридриховны. Да дело было даже не в том, что та занимала высокий пост в местной полиции, нет. Все равно даже при таком раскладе органы защиты не станут искать Лилю, ведь по их меркам времени прошло всего ничего, хотя эти жуткие несколько часов для бедной женщины превратились в одну огромную, полную жгучей боли и терзаний минуту. Она надеялась попросить к телефону Аню, так как  ее номера  не имелось, но зато имелось знание о том, что семья Якуниных встает рано.

Наконец послышался строгий, но приятный женский голос.

- Але, я слушаю.

- Элеонора Фридриховна, здравствуйте, извините за столь раннее время. Можно Анечку к телефону? Это срочно.

- Здравствуйте. А кто ее просит?

- Это Рената Сергеевна, мама Лили Орловской.

- Одну секунду.

Через трубку были слышны расспросы дочери о том, кто ее спрашивает.

- Здравствуйте, Рената Сергеевна, - не без волнения спросила девушка. Она уже поняла, о чем хочет спросить мама лучшей подруги.

- Здравствуй, Анечка. Детка, послушай. Ты вчера с Лилей не разговаривала, она тебе ничего не рассказывала?

В этот момент у Бантик запорхали в груди бабочки. Она не знала как ответить на этот вопрос.

- А случилось что?

- Да вот тут такая штука. Она вроде вчера собиралась куда, а я ее не пустила. Ну вот просыпаюсь, а ее нет как нет. Ну я подумала, раз ты ее лучшая подруга...

- Да, да, было такое дело. Она же на вече...бал какой-то там собиралась. Она писала мне об этом... - в этот момент девушка заглянула в свой ноутбук, удобно оказавшийся рядом, и неловко скривилась узнав, что общалась с Орловской в двенадцать ночи. - Поздно вечером. 

- А ты не знаешь, когда она собиралась домой возвращаться?

Аня напрягла мозги и быстренько окинула переписку глазами, после чего как-то заметила, что к Лиле они обращаются местоимением.

- Ну... Она мне говорила вроде что недолго, но нет. Не говорила. 

Рента Сергеевна поникла.

- Ладно, спасибо. До свидания.

Бантик повесила трубку и тихо-тихо, уныло, отчаянно и протяжно выругалась. Ну куда та могла пропасть? У нее вроде с матерью все нормально было. Или нет?

В этот момент появилась Элеонора Фридриховна, заметив смолкшую болтовню. Женщина забрала телефон и спросила:

- Чего там стряслось?

- Да так, Лилька загуляла малек, - отмахнулась девушка и ушла в свою комнату. 

Полицейская вздохнула со словами: "Ох уж эта молодежь" и пошла на кухню.