3
Дамиан покинул спальню бесшумно, словно тень, и с неестественной легкостью взобрался на стену. Крыша особняка, покрытая старинной черепицей, была его излюбленным местом еще со времен, когда этот дом только построили. Здесь, под открытым небом, он ощущал близость к звездам, которые помнили его еще в те времена, когда он был человеком.
Но сегодня небо было затянуто тяжелыми тучами, сквозь которые лишь изредка проглядывала луна — бледная, словно призрак. Дамиан присел на край кровли, свесив длинные ноги в пустоту. Холодный ветер трепал его черные волосы, собранные в хвост, но он не чувствовал дискомфорта.
"Ты никогда не проявлял такой заботы к людям."
Слова Адриана звучали в его голове, как назойливая нота. Он сжал кулаки, ощущая, как под кожей пробегает знакомый голод.
Селин сама предложила ему свою кровь.
Эта мысль словно обожгла его. Он представил, как ее шея изгибается под его губами, как бьется пульс под тонкой кожей.
"Нет."
Он резко встал и зашагал по крыше.
"Я не могу. Не с ней."
Он боялся. Боялся, что не сможет остановиться. Что ее тело станет лишь еще одним холодным воспоминанием в его долгой жизни.
"Адриан смог. Почему я нет?"
Но просить помощи у брата? Адриан только посмеется. Или, что еще хуже, воспользуется моментом, чтобы снова доказать свое превосходство.
Дамиан остановился, глядя на горизонт, где уже начал разливаться первый, едва заметный свет.
Договор?
Он мог предложить ей это. Она будет брать кровь сама — внутривенно, стерильно, без риска. Он научится контролировать себя, а потом...
"Потом что?"
Он не понимал, почему мысли о ней не дают ему покоя. Почему ее смех, ее глупые цветные пряди, даже ее страх — все это цепляло его, как крючок, впившийся в плоть.
Рассвет наступал медленно. Первые лучи солнца коснулись его кожи, и он почувствовал тепло — пока еще приятное, не обжигающее. Он стоял, греясь, как ящерица на камне, пока небо не стало слишком ярким. Тогда он скользнул вниз, бесшумно, как падающая тень.
Селин еще спала, свернувшись калачиком под одеялом. Изумрудное кимоно слегка сползло с ее плеча, открывая бледную кожу с синяками, оставшимися после вчерашних событий. Дамиан, стоя у двери, наблюдал за ее ровным дыханием.
"Живая", — промелькнуло у него в голове.
Он отвернулся и направился на кухню, где Александра уже хлопотала у плиты. В воздухе витал аромат свежего кофе и теплого хлеба.
— Я уезжаю. Присмотри за ней, — произнес он с немного резкой интонацией, чем собирался.
Александра повернулась, и ее мудрые глаза внимательно изучали его лицо.
— Надолго? — спросила она.
— Пару дней, — последовал ответ.
Она кивнула, и в ее улыбке промелькнуло что-то материнское, несмотря на разделяющие их века.
— Она в безопасности здесь, — сказала она.
Дамиан не ответил. Он уже исчез в коридоре, оставив после себя лишь тонкий шлейф своего парфюма.
Селин проснулась поздно. Солнечный свет, проникая сквозь шторы, рисовал золотые полосы на полу. Она лежала, уставившись в потолок, пытаясь собрать в голове обрывки воспоминаний.
"Я видела сон, но чей?" — мелькнула мысль.
Во сне она видела молодую женщину в кружевном платье, сидящую на полу перед камином. Женщина заплетала косу ребенку, лица которого она не видела, ласково напевая ему песню и гладя по голове. В следующее мгновение она обернулась и быстро расплела косу, подталкивая ребенка вперед.
Дверь приоткрылась, и вошла Александра с подносом в руках.
— Ты должна поесть, милая, — произнесла она мягко.
Селин отвернулась к стене.
— Оставьте меня, я не голодна.
Александра вздохнула, поставила поднос на тумбочку и присела на край кровати.
— Я знаю, что ты напугана, но так надо, — сказала она.
Селин сжала одеяло в кулаках.
— Он вампир. Он убивает людей.
— Не всех, — возразила Александра, осторожно положив руку на ее плечо.
— Когда-то он спас меня и Робина. Мы были очень сломлены. Он дал нам кров, повод жить, цель. Мы ему очень благодарны, как и Адриану.
Селин не ответила.
Робин появился в дверях, его лицо было непроницаемым.
— Она не хочет есть? Пусть голодает, — сказал он.
— Робин! — воскликнула Александра.
— Нет, она права, — произнес он, входя в комнату и скрестив руки на груди.
— Страх — это нормально. Но упрямство глупо. Ты жива. Ты в безопасности. Можешь либо ныть, либо использовать шанс, — сказал он.
Селин наконец обернулась, ее глаза блестели.
— Какой шанс? Стать его кормом?
Робин усмехнулся.
— Если бы он хотел тебя убить, ты бы уже была мертва.
Александра встала, оттесняя мужа.
— Дай ей время.
Они ушли, оставив Селин одну.
Она смотрела на поднос. Чашка горячего шоколада с зефирками, как в детстве. Свежие круассаны с джемом.
Селин взяла чашку. Руки дрожали.
За окном ветер шевелил листья, и ей показалось, что она слышит шепот, но не может разобрать слова.
Солнце уже высоко поднялось, когда Селин наконец сбросила шелковое одеяло. Ее босые ноги коснулись прохладного паркета, и она потянулась, чувствуя, как ноющие мышцы постепенно приходят в себя после вчерашних потрясений.
"Черт, как же я сюда попала", — пробормотала она, поправляя спутавшиеся каштановые волосы.
Она вышла в коридор, и дом встретил ее тишиной. Утренний свет лился через высокие окна, подсвечивая пылинки, танцующие в воздухе. Никакой мистики — просто старый богатый дом, хоть и со странными хозяевами.
На кухне Робин чистил овощи, бросив на нее оценивающий взгляд.
— Проснулась наконец, — проворчал он. — Завтрак на столе.
Селин фыркнула, но запах свежеиспеченных круассанов заставил ее подчиниться. Она уселась за массивный дубовый стол, где уже стоял ее завтрак.
— Где Александра? — спросила она, откусывая хрустящую выпечку.
— В саду. Не вздумай мешать, — отрезал Робин, но в его голосе не было злости — просто привычная строгость.
После завтрака Селин решила исследовать дом. Она бродила по комнатам, замечая детали, которые казались ей необычными.
В гостиной стоял рояль, на котором были разложены ноты, но Селин не могла разобрать почерк. В зимнем саду цвели орхидеи, а в кабинете современный компьютер соседствовал с антикварной мебелью.
В этом доме не было никаких признаков вампиров, только следы богатой, но вполне человеческой жизни.
Самой интересной комнатой оказалась библиотека. Селин провела пальцами по корешкам книг: современные детективы, классическая литература, несколько альбомов по искусству и разные журналы разных лет.
Она достала том Диккенса и устроилась в кресле у окна. Солнце согревало ей спину, а за окном щебетали птицы. На мгновение она почти забыла, где находится.
К вечеру её нашёл Робин.
— Ужин, и хватит прятаться, — сказал он, но в уголках его губ мелькнула едва заметная улыбка.
На кухне Александра накладывала в тарелку ароматное рагу.
— Как самочувствие, дорогая? — спросила она, по-матерински поправляя непослушную прядь Селин.
— Нормально, — улыбнулась Селин в ответ.
Александра переглянулась с мужем.
— Дамиан, возможно, вернётся завтра, — сказала она, не вкладывая в свои слова никакого скрытого смысла, просто констатируя факт.
Селин кивнула, размышляя о странном вампире, который почему-то не убил её, а принёс в свой дом. Может быть, в этом безумном мире ещё осталось место для простой человеческой симпатии?
Допив чай, она отправилась в свою комнату.
Четыре дня. Четыре дня без Дамиана.
Селин уже начала осваиваться в ритме этого странного дома. Александра научила ее печь грушевый пирог, а Робин, хоть и ворчал, показал, как правильно чистить старинное серебро, и даже поделился некоторыми историями. Вечерами они пили чай на террасе, и старики рассказывали истории из своей молодости — обычные человеческие истории, без упоминания вампиров.
Ночью Селин снились странные сны. Дамиан возникал в темноте, его черные глаза горели, словно угли. Он тянулся к ней, но не кусал, а нежно гладил по щеке.
И вот на четвертую ночь она проснулась оттого, что кровать прогнулась под чьим-то весом. Дамиан сидел на краю постели, его черный силуэт выделялся на фоне лунного окна. Его глаза в темноте казались еще чернее, словно в них не осталось ничего человеческого.
— Вставай, — произнес он низким голосом, напоминающим скрежет камня.
Селин замерла.
«Это сон. Это снова сон», — думала она.
Но холодные пальцы, впившиеся в ее запястье, были слишком реальны.
— Я сказал — вставай.
Она попыталась схватить одежду, но он резко бросил ей в лицо свой шелковый халат.
— Быстро.
Шелк холодил кожу, скользя по голому телу. Селин дрожала, но натянула халат, ощущая, как ткань обволакивает ее, пахнущую бергамотом и чем-то еще.
Дамиан не ждал. Он схватил ее за руку и потащил за собой. Его пальцы сжимали запястье так сильно, что завтра останется синяк.
Черный автомобиль блестел под луной.
— Садись, — бросил он, распахнув дверь.
Селин упала на кожаное сиденье, сердце колотилось где-то в горле.
Дамиан завел мотор, и машина рванула с места.
— Я не хочу тебя убивать, — сказал он, не глядя на нее. — Если будешь молчать, забудешь, что это вообще было. Я исчезну из твоей жизни.
Селин быстро закивала.
— Клянусь, я забуду вас.
Он сжал челюсти.
Город проносился за окном — огни, тени, силуэты. Дамиан вел машину слишком быстро, но Селин не смела просить его сбавить скорость.
— Где высадить? — наконец спросил он.
— У метро.
Он кивнул.
Селин поспешно натянула джинсы под халатом, стараясь не смотреть в его сторону. Лифчик, футболка — пальцы дрожали, путались в ткани.
Она не заметила, как Дамиан на мгновение повернул голову. Его взгляд скользнул по ее обнаженной спине, по изгибу шеи, по дрожащим пальцам, застегивающим бретельку.
Не увидела, как его клыки слегка выдвинулись, а пальцы сжали руль так, что кожа затрещала.
Но он отвернулся прежде, чем она успела заметить.
Машина резко остановилась у станции.
— Выходи, — сказал он.
Селин потянулась за дверью, но он вдруг схватил ее за руку снова.
— Держи.
Он сунул ей в ладонь телефон.
— Я вернулся в клуб. Нашел твою сумку. Не открывал. Бармен сказал, что это все.
Она сжала телефон, чувствуя, как ее пальцы цепенеют от его прикосновения.
— Спасибо, — прошептала она.
Дамиан не ответил. Он не попрощался.
Просто нажал на газ, и черная машина растворилась в ночи, оставив после себя только запах дорогого кожаного салона и черный халат, брошенный на сиденье.
Селин стояла под фонарем, дрожа от страха и волны эмоций, которые утихли за эти дни.
Она взглянула в сторону, куда умчался автомобиль.
Его уже не было видно, словно он никогда и не существовал.
Мотор ревел, как раненый зверь, когда Дамиан несся по ночному городу. Скорость была запредельной, но он лишь крепче сжимал руль, пока кожаные чехлы не затрещали под его пальцами. В салоне все еще витал ее запах — этот проклятый, сводящий с ума аромат яблочного шампуня и чего-то неуловимо теплого.
"Черт! Черт! Черт!" — бормотал он про себя.
Машина резко затормозила в темном переулке. Дамиан ударил кулаком по рулю, затем еще раз, пока боль не пронзила костяшки. На сиденье лежал халат — тот самый, в котором она была. Он схватил его, прижал к лицу, вдыхая остатки ее запаха.
И тут же отшвырнул его, словно обжегшись.
"Ноктюрн" встретил его грохотом басов. Дамиан шел сквозь толпу, не замечая никого, пока дорогу не преградила блондинка в красном.
— Ты один? — спросила она, и ее губы искривились в вызове.
Он просто схватил ее и потащил в кабинку. Все в нем кричало, требуя остановиться, но клыки уже впивались в шею. Кровь хлынула в рот — горячая, соленая, но не та. Совсем не та.
— Стой! Что ты делаешь! — закричала блондинка.
Дамиан отшвырнул ее, вытирая рот. Глаза жертвы закатывались. Он мог остановиться. Должен был. Но один удар — и ее тело обмякло.
"Адриан справляется лучше", — прошипел он, выходя в ночь.
Фамильный дом всегда встречал Дамиана скрипом половиц и запахом пыли. Он бродил по пустым залам, где когда-то звучал детский смех.
Вот место у камина, где мать читала им сказки, заплетая длинные волосы Дамиана и Адриана в косы. Там, в углу столовой, Адриан стоял на коленях на горохе, когда отец узнал о его «порочных наклонностях». На этой лестнице они с братом играли в рыцарей, ещё до обращения, когда верили, что мир прекрасен.
Его современная квартира в центре города была стерильно чиста — холодный минимализм, ни намёка на прошлое.
— Добро пожаловать, господин, — раздался механический голос системы «умный дом».
— Тишина, — бросил Дамиан, и электронный слуга послушно замолчал.
Ледяная ванна ждала его. Он наполнил её до краёв, высыпав целый пакет льда. Когда он погрузился в ледяную воду, по спине пробежали мурашки. Длинные мокрые волосы расползлись по мраморному полу, как чёрные змеи.
«Зачем я всё ещё ношу это?» — его пальцы бессознательно обвили прядь.
Воспоминания нахлынули, как ледяная волна.
Мать.
Она была приёмной матерью, которая нашла младенца Дамиана подброшенным у монастыря. Он любил её, а она любила их с братом. Маленького и грязного Адриана продали отцу за мешок зёрен, когда ему было лишь 3 года. Она любила перебирать их волосы, заплетая косы и говоря, что они самые красивые дети на свете.
«Мой прекрасный мальчик. Никогда не стриги их — это твоя сила», — говорила она.
Но она умерла в 1854-м, сгорев во время пожара, пытаясь спасти человеческого ребёнка.
Отец.
Отец был строг, и мальчики старались не попадаться ему на глаза. Дамиан помнил, как мама в мгновенье расплетала их косы, когда чуяла присутствие отца.
Когда Адриан был подростком, отец поймал его с сыном дворецкого. Один безобидный поцелуй, и вот уже розги свистят по спине двенадцатилетнего Адриана с криком: «Ты позоришь нашу кровь!» Запах крови и слёз брата до сих пор стоял в ноздрях. Он калечил Адриана каждый день, и только регенерация спасала его тело от издевательств отца.
Адриан.
1927 год. Адриан прижимает к груди убитого любовника. В ту ночь он убил отца — того, кто принял их, вырастил и дал всё, что они имеют. Адриан так и не простил отцу убийство любимого.
Прошло много времени, времена изменились. Он мог больше не скрывать свою ориентацию, но всё ещё стыдился этого позора.
И вот он снова полюбил — этот парнишка Маркус. Надеюсь, он не уничтожит сердце моего брата.
Лёд таял, вода теплела. Дамиан внезапно ударил кулаком по поверхности, подняв фонтан брызг. Он закрыл глаза и погрузился в воду, крича. Вода заглушала его крики.
У зеркала он стоял с ножницами в руке. Рука дрожала.
«Нет», — прошептал он, бросая их.
Они упали со звоном на пол. Волосы снова остались нетронутыми.
Где-то, наверное, спала Селин. Где-то Адриан обнимал Маркуса. А он был здесь. Один, как и всю свою жизнь.
С мокрыми волосами, прилипшими к спине, Дамиан вышел в темноту. Он раскрыл окна, позволяя холодному ночному воздуху окутать его влажное тело. Ночь была ещё долгой.