Срок - три дня
Люциан медленно поднимался по мраморной лестнице, усталость тенью ложилась на его лицо. Было раннее утро, замок ещё не проснулся полностью — лишь служанки и стража несли свою службу в сером полумраке коридоров. Пахло воском, выветрившимся вином и холодным камнем.
Он толкнул дверь в свои покои — тяжёлую, дубовую, покрытую узорами герба королевства Альтерамии . Внутри уже хлопотала молодая служанка — поправляла покрывало, собирала грязные перчатки и полупустой графин на подносе. Увидев его, она вздрогнула, быстро выпрямилась, склонив голову:
— Простите, сэр де Валкур... Я только прибиралась...
Люциан не сразу ответил. Его взгляд был отрешённым, будто он всё ещё находился не здесь, а в каком-то ином месте, где не было этого каменного холода и ненавистных стен. Наконец, не глядя на неё, он коротко бросил:
— Приготовь ванну.
Он подошёл к кровати, начал расстёгивать куртку, затем рубашку. Служанка задержалась на миг, бросив взгляд на его обнажённую грудь — плечи мужчины были крепкими, шея украшена следами недавней страсти. Щёки девушки залились румянцем, и она, пряча глаза, поспешно вышла, тихо притворив за собой дверь.
Люциан остался один. Он опустился на край постели, сцепив пальцы. Комната вдруг показалась душной, тесной, слишком знакомой.
В памяти всплывали тёплые губы той женщины, её искусные пальцы, короткие стоны... Но всё это — не то. Всё время он видел перед собой другие глаза. Её глаза. Сесилию.
Чёрт возьми...
Он стиснул челюсть, провёл ладонью по лицу.
Какого хрена, Люциан? С каких пор ты стал слабаком? С каких пор шлюха в твоих объятиях не способна изгнать образ той, кого ты почти не знаешь?..
И всё же он знал. Он чувствовал её запах — как привкус снега, привкус ночи, хрупкий и пьянящий. Помнил, как она тогда смотрела — не с презрением, как другие, не с лестью, а с чем-то настоящим. И в этой искренности таилось то, что он не мог забыть.
Любовь с первого взгляда... Это чепуха. Это...
Он скривился. Нет. Это страх. Она жила у него в голове, как ядовитая роза, укоренившаяся в самом сердце.
Где ты, Сесилия?.. Питаешься ли ты хорошо? Не дрожат ли твои руки по ночам? Кто рядом с тобой, когда тебе страшно?..
Резкий стук в дверь вырвал его из мыслей. Он поднял голову, и в следующую секунду в комнату заглянула всё та же служанка. Голос её дрожал:
— Сэр де Валкур... Его Величество желает вас видеть. Немедленно.
Люциан молча кивнул. И почему-то сердце его впервые за долгое время забилось сильнее.
***
Сырость пропитала каменные стены, пол, воздух — всё. Темница была узкой и беспощадной. Гулкая тьма окутывала Сесилию со всех сторон, словно она находилась не в подземелье, а в чьём-то черном, злобном нутре. Ни света, ни времени. Только капли, что изредка падали с потолка, нарушали звенящую тишину. Каждая из них звучала, как отсчёт.
Она сидела на каменном полу, поджав под себя ноги, обхватив плечи худыми руками. Её сорочка была мокрой, грязной, липкой от времени, от слёз, от ужаса. Желудок слабо ныл — не так от голода, как от отвращения. К себе. К ним. Ко всему.
Но в самой гуще этой безысходности, в самой глубокой яме — она думала о нём.
Люциан.
Знает ли он, где я? Узнал ли, что меня бросили в эту дыру, как мусор? Или он забыл. Так же, как забывал других, кого приводил к королю. Одно прикосновение — и ты уже пепел на его сапогах?
Сесилия хотела кричать. Не от боли, не от страха — от ярости. Беспомощной, беззвучной ярости. Ей хотелось царапать стены, драть ногтями землю, ломать, разбивать, крушить... Но всё, на что она была способна, — это медленно вдохнуть и выдохнуть. Её грудь слабо дрожала. Каждый вдох отдавался болью.
Запах плесени, мочи, крови, чего-то мёртвого — всё это давило, разъедало лёгкие, словно яд. И вдруг...
Звук.
Шаги. Тяжёлые, уверенные. Металл — ключи — звенели при каждом движении. Сердце Сесилии заколотилось, как пойманная птица.
— Просыпайся, тварь. — Голос был грубым, ледяным, как обнажённый клинок. Огромный силуэт вырос в дверном проёме. — Его Величество хочет знать, не передумала ли ты?
Сесилия подняла голову. Глаза её были сухими, но голос — тихим, твёрдым:
— Я не меняю своего выбора.
Стражник усмехнулся. Не весело. С насмешкой, в которой слышалась предвкушаемая жестокость. Он неспешно вставил ключ в замок. Дверь скрипнула. Сердце Сесилии застыло.
— Что вы собираетесь... — начала она, но слова увязли в горле. Его взгляд был жестоким. Улыбка — звериной.
— Король Веремонд приказал преподать тебе урок. — сказал он с мерзким удовольствием.
И ударил. Глухо, тяжело — ладонью по лицу, с такой силой, что Сесилия отлетела к стене. Звон в ушах, кровь на губах. Она не успела вскрикнуть — лишь вздохнула от боли. Следующий удар пришёлся в живот. Потом в грудь. Ноги. Опять лицо.
Она рыдала. Тихо, судорожно.
— Пожалуйста... прошу... — шептала она, закрываясь руками. — Не надо... прекратите...
Но он не слышал. Или не хотел слышать. Он продолжал с яростью:
— Ты тварь! Как смеешь отказывать королю?! Он спас тебя от смерти, а ты... ты думаешь, ты выше нас всех? Думаешь, твоя жизнь стоит больше, чем судьба наследника?
Сесилия уже почти не чувствовала боли — только туман. Голова кружилась, разум плыл. Последний удар в висок — и она упала на холодный камень. Сознание погасло, как сдутая свеча.
— Мразь. — бросил стражник, плюнув на окровавленное тело и ушёл.
***
— Сэр Люциан де Валкур, рад видеть вас, — произнёс король Веремонд с нарочито тёплой улыбкой, когда его рыцарь вошёл в зал. Тяжёлый запах благовоний смешивался с винным ароматом, витавшим в воздухе. На губах монарха играла недобрая тень удовольствия.
— И я рад видеть вас в добром здравии, Ваше Величество, — ответил Люциан и низко поклонился. — Позвольте спросить, в чём причина столь раннего вызова?
Веремонд не ответил сразу. Он медленно взял из рук пажа фужер с рубиновым вином, сделал затяжной глоток, прищурился, как гурман, смакующий вкус власти. А потом лишь мягко сказал:
— У меня для вас особое поручение. — Он обернулся к Люциану, и его голос стал тоньше, холоднее. — Видите ли, одна особа осмелилась не согласиться со мной. Такая... неразумная дерзость должна быть исправлена. Вы убедите её. Любой ценой.
Люциан слегка нахмурился, внутренне напрягшись:
— Могу я спросить... кто это?
Король усмехнулся, и блеск его глаз стал почти садистским.
— Вы всё поймёте, когда увидите её. Убедите — получите всё, что пожелаете. У вас есть три дня. Ни больше.
— Я не подведу вас, Ваше Величество, — сказал Люциан твёрдо, скрывая сомнение, которое змеёй скользнуло по его спине.
Вернувшись в покои, он поспешно принял ванну, пытаясь смыть с себя липкое чувство вины, хотя сам ещё не знал за что. Когда он надевал рубашку, его движения были резкими и напряжёнными.
Убедить. Любой ценой. Кто она? Почему король говорит о ней с такой смесью пренебрежения и значимости?
Советник провёл его до спуска в подземелья. Ему было позволено всё: заходить, выходить, даже применять силу.
— Удачи, сэр де Валкур. Эта сука упрямая, — бросил стражник, открывая тяжелую дверь темницы.
Люциан лишь кивнул и взял из его рук фонарь. Он шагал вниз по узкой лестнице, а огонь в лампе дрожал, будто чувствуя, что его несут во тьму. Каменные стены сочились влагой, воздух был густой и затхлый. Каждым шагом он всё глубже проваливался в животную тревогу.
Он остановился у одной из камер, поднял свет — и замер.
На полу, сидела девушка. Худое тело, растрёпанные чёрные волосы, ночная сорочка в пятнах крови. Лицо побито, губа рассечена, под глазом — лиловый отёк. Она дрожала. Казалось, она и не заметила света — пока не подняла глаза.
Голубые. Слишком ясные, слишком знакомые.
— Сесилия?... — прошептал Люциан. Его голос предательски сорвался.
Она моргнула, будто проверяя, не наваждение ли.
— Л-Люциан?..
Он выронил фонарь, подхватил его снова и с рывком открыл решётку. Замок звякнул об пол, когда он рухнул на колени перед ней.
— Кто?.. Кто это с тобой сделал? — задыхался он, осторожно касаясь её лица.
Сесилия тихо всхлипнула. Слёзы вперемешку с кровью стекали по щеке.
— Ты был прав... — прошептала она. — Тогда, у тётушки Мареты. Ты знал, зачем я королю.
— Что?.. — его голос стал напряжённым.
— Он... он хочет, чтобы я исцелила его сына. Наследника. Но я не могу, Люциан. Если я это сделаю — я умру.
— Что?.. Почему? — Люциан схватил её за плечи. — Ты же исцелила меня в лесу, ты осталась жива!
— Потому что твоя рана не была смертельной, — объяснила она слабеющим голосом. — Но у принца неизлечимая болезнь. Чтобы он выжил... ему придётся выпить всю мою кровь. Мою силу. А потом я исчезну. Навсегда.
Люциан молчал. Его сердце колотилось в груди, как у загнанного зверя.
— Ты ведь знал, Люциан, — сказала она, вцепившись в его руки. — Признайся... ты знал, что я нужна ему ради этого.
Он покачал головой, чувствуя, как всё внутри него рушится:
— Нет... Клянусь, Сесилия, нет. Тогда это были только мои догадки. Я не знал...чёрт... — он притянул её к себе, прижимая к груди, как ребёнка.
Она рыдала, дрожа от боли и унижения. Он гладил её волосы, покрытые пылью и потом.
— Сесилия... Я вытащу тебя отсюда. Я спасу тебя, слышишь? Клянусь, я сделаю это.
Она подняла на него глаза — тусклые, но ещё полные жизни.
— Что ты сказал?
— Я спасу тебя. Ещё раз. Любой ценой.
Впервые за много дней в её глазах блеснула искра веры. Или надежды. Или любви.
***
Он захлопнул за собой дверь. Глухо. Почти яростно. Щеколда слабо звякнула — всё. Никто не войдёт.
В комнате было темно, только багровые отсветы от камина шевелились на стенах. Он не зажигал лампы. Свет казался предательством. Он медленно подошёл к столу, скинул перчатки, уронил их на пол. Следом упали меч, ремень, кинжал.
Он стоял, опершись руками о край стола, наклонившись вперёд, будто мир стал слишком тяжёлым, чтобы держать его на плечах.
Тишина. Только треск дров.
— Что я наделал?.. — выдохнул он в пространство, как будто надеясь, что стены ответят.
Он закрыл глаза, лицо его исказилось.
— Я ведь думал, что служу добру... стране... королю. Я ведь действительно верил, что всё, что я делаю — ради мира. Ради будущего.
Он тяжело сел на край кровати, упершись локтями в колени. В глазах стояли те — голубые, прозрачные, полные ужаса и... прощения глаза.
— Я привёл её к нему. Своими руками. Я оставил её там, как кусок мяса. А теперь она лежит в крови, в тени, в гниющей клетке под землёй — и всё из-за меня.
Он сжал кулаки, ногти врезались в ладони.
— Я ведь знал. Где-то глубоко... я всегда знал, что Веремонд не святой. Но я смотрел сквозь пальцы. Потому что мне платили. Потому что я боялся. Потому что я был нужен. А теперь...
Он встал и подошёл к окну. Тонкие занавеси колыхались от ночного сквозняка. За стеклом была тьма. В ней не было звёзд.
— Она сказала, что умрёт если согласиться. Ради того, кого он называет сыном. Он хочет выжать из неё жизнь — как из зверя. А я... я должен был убедить её отдаться на смерть. Убедить. Я! Люциан де Валкур, рыцарь при короле. Верный пёс.
Он сорвал с себя цепочку с гербом ордена, посмотрел на неё, а потом резко швырнул в угол. Металл ударился о стену и замер.
— Я не позволю. Ни ему, ни себе. Я не дам ей умереть. Ни за наследника, ни за трон, ни за эту гниющую корону. Мне плевать, сколько крови прольётся после... но я больше не буду частью этого.
Он провёл рукой по лицу. Щеки были мокрыми — он и не заметил, когда заплакал.
— Я спасу её. Пусть сгорю за это в аду.
Он стоял в тишине, смотря в окно. Его лицо застыло, как у воина перед боем. Не осталось сомнений. Не осталось пути назад.