Выбор сделанный на заре
Девушка извивалась под ним, стягивая с него остатки одежды, будто каждое прикосновение приближало её к цели — забыться, раствориться в мужчине, который сейчас был с ней, но мыслями — в другом месте. Люциан тяжело дышал, его грудь поднималась и опускалась, как будто он боролся с чем-то невидимым. Он целовал её жадно, не оставляя ни одного участка кожи нетронутым, будто через вкус, через запах пытался стереть из памяти другое имя. Другие губы.
Она тихо стонала, её пальцы впивались в его спину, её бедра сливались с его движением — синхронно, страстно. Он ощущал, как она полностью отдаётся этому моменту, а он... он словно тонул в волнах жара, но внутри было холодно. Очень холодно.
Он наклонился к её шее, вдыхая аромат кожи. Запах был чужой, слишком резкий. Не как у неё. Не как у Сесилии. У Сесилии пахло снегом, ночью, чем-то таким хрупким и настоящим, что его пальцы боялись дотронуться, чтобы не разрушить.
Она в порядке. Она в безопасности.
Он резко перевернул девушку, её волосы рассыпались по её спине, и она застонала от наслаждения. Она думала, что он хочет её — её, такую, какая она есть. Но он хотел только избавления. Он двигался всё быстрее, всё яростнее, сжимая её бедра, впиваясь в её кожу, будто хотел вдавить в неё всё, что не мог сказать себе вслух.
Но когда она выгнулась под ним, шепча его имя, в его голове прозвучало другое.
Сесилия...
Он сжал её бёдра, крепко прижимая к себе, словно в последней попытке утонуть в этом мгновении и забыться. Его дыхание стало прерывистым, движения — неистовыми. Тело напряглось, и в коротком, дрожащем выдохе он достиг вершины. Жар охватил его изнутри, вырываясь наружу. Он с усилием отстранился, тяжело дыша, и лёг рядом, оставив на её коже следы страсти — немое свидетельство мимолётной близости.
***
Прошёл почти месяц с тех пор, как Сесилия поселилась во дворце. Время растекалось вязко и однообразно, словно мёд по холодной посуде: день сменял день, ночь — ночь, а распорядок оставался прежним. Её одевали в дорогие ткани, кормили изысканно, позволяли часами сидеть в библиотеке под пристальным взглядом служанки. Но каждый ужин неизменно завершался одинаково — серебряный поднос, фужер, наполненный тёплой, алой жидкостью... и нетронутый бокал, уносимый прочь.
В этот раз Сесилия не выдержала.
— Зачем ты опять мне это принесла? — голос её был спокойным, но напряжённым, как струна.
Служанка вздрогнула, замерла у дверей, прижав к животу руки.
— Простите, миледи?
— Я спрашиваю, по чьему приказу ты снова принесла мне кровь? — её голос стал жёстче. — Это воля короля?
— Да, л-леди... Его Величество... он... он велел подавать её вам ежедневно, — пробормотала служанка, потупив взгляд, будто опасалась, что взгляд Сесилии может сжечь её.
— Сообщи, что я требую аудиенции. Сегодня. Сейчас.
— Да, леди... конечно...
Ауденц-зал утопал в золоте и холодной тени. Высокие своды, мозаика под ногами, мерцающие лампы, отблескивающий на каменных лицах гобеленов. Король Веремонд восседал на троне, величественный, как из мрамора выточенный. Его взгляд, всегда чуть скучающий, при виде Сесилии вспыхнул живым интересом.
Вот ты и начала говорить. Неужели твоя гордость проснулась, моя прекрасная пленница? — подумал он, прищурив глаза.
— Какое дерзкое явление. Что же заставило тебя оторвать взгляд от окна и обратиться к королю в час ужина? — голос его был бархатным, но опасным, как шёлк, скрывающий кинжал.
Сесилия остановилась посреди зала, склонив голову, но затем выпрямилась и встретила его взгляд — сдержанно, но твёрдо.
— Я хочу знать правду. Зачем вы это делаете? Почему отправили Люциана де Валкура спасти меня от людей Далриха? Почему относитесь ко мне как к гостье, а не к пленнице? Что вам нужно от меня?
Веремонд рассмеялся — тихо, будто сам над собой. Он поднялся с трона, неторопливо спустился по ступеням, и, как тень, обошёл её кругом. Его пальцы легко коснулись её тёмных волос.
— Ты действительно не понимаешь? — прошептал он. — Ты — последняя из рода Ванберг. А твой дар... твой дар, дитя ночи, стоит сотен армий.
— Я не игрушка, — прошептала она.
— Ты умеешь исцелять, — продолжал он, не слыша её слов, — можешь вернуть к жизни тех, кто умирает. Это редкость, Сесилия. Наследие Ванбергов. Проклятие и дар одновременно.
— И вы хотите, чтобы я исцелила кого-то из ваших?
Веремонд остановился прямо перед ней, глаза его сверкнули.
— Моего сына. Он болен. Смертельно. И мне нужен наследник. Не просто ребёнок, а будущий повелитель королевства. Твоя кровь, твоя сила — всё, что нужно, чтобы спасти его.
Сесилия побледнела. Сердце сжалось, как будто внутри неё что-то хрупкое треснуло.
— Если я сделаю это... я умру, — голос её дрожал.
Король наклонил голову, как будто рассматривал произведение искусства.
— Разве это так страшно? Ты не хочешь прожить вечность в золотой клетке, одна, среди призрачных воспоминаний? Разве смерть не милосерднее?
— Я не согласна с вами... — начала она, но он резко поднял руку.
— Ты подумаешь, — холодно сказал он. — До рассвета. А если нет — отправишься в темницу. И, поверь мне, там ты быстро пожелаешь иного выбора.
Он махнул рукой. К её плечам мгновенно приблизились двое стражников.
— Нет! — воскликнула она, отступая. — Вы не можете так поступить! Я не обязана умирать за вашего сына!
— Все мы что-то должны, Сесилия, — отозвался Веремонд, садясь обратно на трон. — Особенно тем, кто подарил нам жизнь... или пощадил её.
Дверь захлопнулась за её спиной.
И тишина вновь опустилась на тронный зал, как саван.
***
Сумерки медленно опускались на дворец, окрашивая мраморные стены её покоев в пепельный и медный оттенки. Сквозь витражные окна лился мягкий, почти призрачный свет, рассекаясь на полу причудливыми узорами. В комнате было тихо. Слишком тихо. Даже часы на каминной полке замерли, будто не решаясь нарушить молчание.
Сесилия стояла у окна, сцепив пальцы за спиной. Из её башни, как всегда, открывался широкий вид: город внизу начинал зажигать огни, стража менялась на постах, в одном далёком окне, всё в том же, что и раньше, вновь загорелся тусклый свет. Всё как прежде. И в то же время — ничто уже не было прежним.
Она прижалась лбом к холодному стеклу.
Спасти его сына... ценой своей жизни.
Слова короля всё ещё эхом отдавались в голове. Тон, с которым он это сказал. Леденящий, почти безразличный. Как будто она — всего лишь инструмент, редкий, ценный, но всё равно — инструмент.
Сесилия отошла от окна и медленно опустилась на софу, обитую тёмным бархатом. Она закуталась в лёгкий шёлковый плед, но дрожь не прошла. Её не согревало ни тепло очага, ни роскошь убранства. Её сковывал страх — не перед смертью, но перед бессилием. Перед тем, что её судьба уже кем-то решена.
На столе стоял всё тот же поднос. Серебро отливало в полумраке, а фужер, наполненный кровью, казался почти чёрным. Она не притронулась к нему. И не притронется.
Сесилия сжала виски, пытаясь успокоить головную боль. В груди что-то щемило. Её бросало то в жар, то в холод. Она чувствовала, как вены пульсируют, как жажда — давно забытая, подавленная, — начинает напоминать о себе. Её тёмная сущность, вампирская натура, дремала — но не спала.
А если я соглашусь? Если дам ему то, чего он хочет... Если умру — это будет концом? Или началом чего-то худшего?
Она встала, подошла к зеркалу. В отражении — бледное лицо, безмолвное и усталое. Чужое.
— Папа... мама... что бы вы сделали? — прошептала она. — Что бы сказали мне сейчас?
Слёзы подступили к глазам, но она не позволила им пролиться. Вместо этого она отвернулась, подошла к кровати и села на край, обхватив себя руками. Её плечи дрожали. Она чувствовала себя одинокой как никогда. Одинокой — и в ловушке.
Люциан... ты ведь был рядом, когда я думала, что всё кончено. Ты спас меня тогда. А теперь?
Она не знала, где он. Не знала, на чьей он стороне. А главное — не знала, сможет ли простить его, если те слова ночью были не его догадкой.
Ночь опустилась на дворец. Сесилия осталась в покоях, неподвижная, немая, как фарфоровая кукла, поставленная в витрину чужой воли. А фужер на подносе продолжал излучать алое свечение, маня, соблазняя, напоминая о природе, которую ей так хотелось забыть.
Рассвет настал слишком быстро. Казалось, ночь пролетела как один мучительный вдох — полный сомнений, страха и неотвратимого выбора. Сесилия не спала. Она просидела на постели, сжав колени к груди, глядя, как серый свет медленно заливает её покои. Тени от каменных резных узоров на стенах вытягивались, как когти хищника, всё ближе подбираясь к её телу.
Она знала, что скажет. Знала с самого начала. И всё равно боялась услышать свой голос, когда он произнесёт это вслух.
Стук в дверь был тихим, но властным.
— Его Величество ожидает ваш ответ, — раздался голос стражника за дверью.
Сесилия поднялась. Без платья, без украшений — в простой тёмной тунике, волосы собраны в узел. Ничего, что могло бы выдать её род, её кровь, её силу. Только она — и её решение.
Тронный зал был пуст и гулок. На этот раз Веремонд не сидел на троне. Он стоял у высокого окна, скрестив руки за спиной, глядя на дворец, что медленно пробуждался к жизни.
Он не повернулся, когда она вошла.
— Ну? — голос короля был спокойным, даже почти нежным. — Я дал тебе ночь. Величайший дар, не так ли? Что ты решила, моя леди Ванберг?
Сесилия встала посреди зала, не сгибаясь в поклоне, не опуская головы.
— Я не отдам свою жизнь, — произнесла она ровно. — Даже если это ваш сын.
Молчание.
Веремонд медленно развернулся. Его лицо — словно высеченное из льда. Ни следа той ленивой насмешки, с которой он обычно к ней обращался.
— Вот как. — Он сделал несколько шагов к ней. — Ты ведь понимаешь, что это значит?
— Да, — тихо ответила Сесилия. — Но моя жизнь — это последнее, что у меня осталось. Я не позволю вам ею распоряжаться.
Король медленно кивнул.
— Тогда...ты будешь наказана, — он махнул рукой. — Уведите её.
Сесилия даже не вздрогнула, когда за спиной послышались шаги стражников. Она лишь закрыла глаза на мгновение. Один вдох. Один прощальный взгляд на окна, где начинался новый день.
Темница находилась под восточным крылом дворца, глубоко внизу, где солнечный свет не касался каменных стен уже веками. Спускались туда по узкой винтовой лестнице, влажной и скользкой от мха. С каждым шагом воздух становился гуще, тяжелее. Здесь пахло металлом, сыростью и забвением.
Камера была маленькой. Без окон. Только факел в коридоре, да железные прутья, за которыми теперь оказалась Сесилия.
Стражник закрыл дверь и вставил засов с глухим грохотом.
Сесилия опустилась на жёсткую деревянную скамью, прикрыла глаза и прислонилась к стене.
Люциан...