Тепло в чужом мире
Король Альтерамии сидел в высоком кресле у огромного окна своей резиденции, и в это утро свет, падающий на его лицо, казался особенно тусклым. За окном золотой рассвет медленно отвоёвывал тьму у ночи, но сам король был не склонен к поэтическим образам. Его мысли были обострёнными, расчётливыми — как лезвие кинжала, спрятанного под шелками королевского одеяния.
Он ждал.
Каждый день, начиная с того момента, как Люциан Де Валкур отправился в путь, король ожидал. И каждую ночь в его покоях догорали свечи — не потому что он боялся тьмы, а потому что не мог спать. Его рассудок не знал покоя, пока девушка из рода Ванберг не будет приведена в замок. Пока он не получит ту, кто может изменить ход всех событий и развивающую войну.
Он прошёлся по мозаичному полу, его тяжелые шаги эхом отдавались в пустом зале. У алтарного пламени он остановился — символ силы, древнего завета и магии, которую он должен был обуздать. В пламени отражалось его лицо — усталое, с морщинами у глаз, но с таким выражением, которое не прощает ни ошибок, ни слабости.
— Сесилия Ванберг... — выдохнул он почти с благоговением, как если бы называл не имя, а ключ.
Он знал, что она — не просто потомок древнего рода. Она — последняя из тех, кто носит в себе кровь, способную исцелять, разрушать проклятия, менять тела, восстанавливать жизнь... или подчинять её. Это был дар, за который веками сражались, гибли и предавали.
Дар, который он собирался использовать.
— Люциан... — тихо сказал он, почти ласково, — Ты ведь доведёшь её до конца, не так ли? Ты справишься, как всегда. Но на этот раз... ты сам не знаешь, что приведёшь ко мне.
Король сел обратно в кресло, сцепив пальцы. В его взгляде было что-то, что можно было бы назвать отцовским теплом, если бы не хищный отблеск в глазах. Он знал, что Сесилия, скорее всего, даже не догадывается, ради чего её вели. Но она узнает. И тогда выбор будет за ней. Или он сделает его за неё.
Пока советники строили политические прогнозы, а армии готовились к войне, он думал только о ней. О той, чья кровь могла бы исцелить его умирающего сына. О той, чья сила могла бы стать якорем в этом хрупком мире, скатывающемся к хаосу.
— Пусть она будет разумной... — прошептал он, глядя на огонь. — Иначе я не оставлю ей выбора.
Вскоре в зал неслышно вошёл высокий мужчина в тёмно-серых одеждах с чертами, острыми как клинок. Его звали лорд Вернальд, и если король был разумом государства, то Вернальд — его тенью. Он не склонился в поклоне, лишь чуть наклонил голову, как это делают те, кому позволено многое.
— Новости, ваше величество, — произнёс он ровно, сдержанно. — В последний раз Люциана видели в лесах Скарелии. Он движется к югу, как и ожидалось. Полагаю, сегодня ночью они будут в деревне Лоэн.
— И девушка с ним? — спросил король, не поднимая глаз от огня.
— Разумеется. Мы получили подтверждение от наших наблюдателей. Она с ним. Тиха, незаметна, но... говорят, она исцелила его. Без зелий. Без прикосновений иных. Только кровью.
Король усмехнулся, но в этой усмешке не было ни капли радости.
— Дар древних Ванбергов... живая легенда. — Он откинулся на спинку трона. — И она даже не знает, насколько могущественна. Вернальд, если бы ты знал, сколько лет я ждал этого момента.
— Я представляю, — тихо отозвался советник. — Но разрешите заметить, Ваше Величество, — он подошёл ближе, — она может не пожелать использовать свою силу так, как мы... того хотим.
Король бросил на него ледяной взгляд.
— Она захочет. Ради спасения. Ради жизни. Если не своей — то чьей-то ещё. У всех есть слабости. Даже у тех, в чьих жилах течёт кровь монархов и чудовищ.
— Вы планируете использовать её на принце? — спросил Вернальд осторожно.
Наступила тишина. Огонь потрескивал. Король не отвечал сразу.
— Мой сын... — наконец сказал он, медленно, как будто пробуя слова на вкус. — ...умирает. Все маги, лекари и прорицатели оказались бессильны. Осталась только она. Не как врач. Как сосуд. Как жертва, если понадобится.
— Понимаю. — Лорд Вернальд кивнул. — Тогда, полагаю, стоит уже готовить покои в южной башне. Для неё.
Король медленно кивнул:
— Да. В её честь возведут храм, если она даст мне то, что я хочу. Или камеру. Если нет.
Он встал, подошёл к окну и посмотрел вдаль, в сторону юга, где лес Скарелии сливался с горизонтом.
— Люциан приведёт её. Он предан, как меч, выкованный в крови. Но она... Она — другое дело. Мы должны быть готовы. И к чуду. И к разрушению.
Вернальд тихо поклонился и исчез, растворившись в тенях.
А король остался один — в тишине зала, где, казалось, даже огонь прислушивался к его планам.
***
Солнце клонилось к закату, окрашивая небо над деревней Лоэн в тёплые оттенки медного золота. Деревня была небольшой, но живой — среди деревянных домов слышались звонкие голоса, хлопали ставни, пахло свежим хлебом и дымом из труб. Когда на узкой дороге показались путники, дети первыми бросились к ним, визжа от радости.
— Сэр Люциан! Сэр Люциан вернулся! — закричал один мальчишка, соскочив с деревянного забора.
Скоро их окружили и взрослые — мужчины с грубыми ладонями, женщины в запылённых передниках. Все они тянулись к Люциану, кто — за руку, кто — просто коснуться его рубашки. Улыбки, тёплые слова, благодарные взгляды — всё говорило о том, что он был здесь не просто знакомым. Он был героем.
Но как только люди заметили, что он был не один, радость мгновенно сменилась настороженностью. Кто-то потянул ребёнка за руку, кто-то замолчал на полуслове, словно воздух сгустился.
Сесилия стояла в тени его плеча, закутавшись в длинный, тёмный плащ с капюшоном, скрывающим лицо. Плащ был его — пахнущий дымом, кожей и сталью. Он отдал его, чтобы солнце не обжигало её кожу.
— Люциан, а кто это с вами? — спросил пожилой мужчина с проседью в бороде, нахмурившись, но без злобы.
Люциан не медлил. Он шагнул вперёд, его голос был твёрд, как камень:
— Это леди Сесилия Ванберг. Я сопровождаю её лично. По приказу Его Величества. Она — гостья короны. И никто не смеет поднять на неё руку.
Шёпот прокатился по толпе. Кто-то выронил ведро. Женщина в платке прижала к себе ребёнка.
— Ванберг... — выдохнула другая женщина, — неужели... вы хотите сказать, что она... вампир?
Люциан встретил её взгляд прямо, спокойно:
— Да. Она действительно вампир. Но она не враг. И вы увидите это сами.
Сесилия молчала. Сердце стучало где-то в горле. Она чувствовала, как с каждой секундой взгляды становятся острее, холоднее. Хотела уйти, исчезнуть в лесу, чтобы никто не смотрел на неё, как на чудовище. Но потом шагнула вперёд — робко, но решительно. Она медленно опустила капюшон. Её кожа светилась в отсветах заката, глаза — глубокие, печальные — смотрели на людей не как на добычу, а как на тех, кого она боялась ранить.
— Здравствуйте, — сказала она тихо, и голос её был тонким, как у той, кто не привык говорить в толпу. — Я не ищу врагов. Надеюсь... вы примете меня. Хотя бы на время.
Наступила напряжённая тишина.
И вдруг из толпы выступила женщина средних лет. В её лице была усталость, но и твёрдость. Она подошла прямо к Сесилии, не сводя с неё взгляда. Потом взяла её за руки — прохладные, тонкие, почти как у ребёнка.
— Не бойтесь, дитя, — сказала она мягко. — Я вижу: в вас нет зла. Вы больше похожи на раненую птицу, чем на хищника. Приходите. Отдохните у меня. У вас и так на душе тяжело.
Она перевела взгляд на Люциана.
— Раз уж вы привели её сюда — значит, она достойна доверия. А мы — не дикари. Мы знаем, что честь де Валкура — не пустой звук.
Люциан кивнул коротко, с благодарностью.
Сесилия почувствовала, как в груди становится чуть теплее. Не доверие — нет, до него было ещё далеко. Но в этом взгляде, в этом прикосновении была искра — того, что она давно не знала: простого человеческого принятия.
Они последовали за женщиной по узким улочкам, где люди ещё шептались за спиной. Но никто не бросал в них камни. И в этом уже был шаг вперёд.
***
Марета постучала в дверь и вошла, держа в руках аккуратно сложенную стопку одежды.
— Я принесла вам кое-что из вещей моей дочери, леди Ванберг, — сказала она с мягкой, почти материнской улыбкой. — Думаю, это должно подойти по размеру. Вода уже набрана, можете освежиться.
Свет её доброты сбил Сесилию с толку. Она невольно опустила глаза.
— Благодарю вас, мисс... но не стоило беспокоиться...
— Бросьте, — перебила та без тени раздражения, добродушно, словно остановив мягким жестом вихрь оправданий. — Вы у нас в доме — а значит, в безопасности. И называйте меня просто Марета.
Сесилия кивнула, ощущая, как в ней борются смущение и странное, непривычное чувство тепла. Она привыкла видеть в людях ненависть, страх, презрение. Её учили, что человек — враг. А вот уже второй... Люциан. Теперь — Марета. И оба не спешили обнажать меч, не смотрели с опаской.
Марета проводила её в банную. Сесилия молча вошла, сбросила плащ, осторожно опустилась в тёплую воду и легла под поверхность, закрыв глаза. Тишина, как в утробе. Только собственные мысли и глухое биение сердца, которое звучало будто громче обычного.
Сколько всего произошло всего за пару дней... Её род, изгнание, странствие, встреча с Люцианом... и теперь — она в пути к королю. Но зачем? Что он задумал? Зачем ему вампир из умирающего рода?
Она не знала. И это неведение жгло изнутри.
Когда она вышла, одетая в простое, но изящное платье бирюзового цвета с винтажным белым верхом и пышными рукавами, отражение в зеркале будто не узнало её. Девушка без титула. Без дома. Без прошлого. Но с новым лицом. И, возможно... новой жизнью?
Заплетя волосы в две косы и обуясь, Сесилия вышла в гостиную.
Люциан уже сидел за столом, умытый и отдохнувший, в свежей рубашке. Он разговаривал с Маретой, но, заметив её, замер. Его взгляд задержался на ней дольше, чем он бы позволил себе в обычных обстоятельствах. Простое платье только подчёркивало её хрупкость, цвет кожи, и ту странную, уязвимую грацию, которую он не мог объяснить. Сердце дернулось — странно и резко.
— Какая красавица, не так ли, Люциан? — поддела его Марета, выходя из кухни с подносом в руках.
Он откашлялся, будто пытаясь вернуть себе голос.
— Кхм... Да, нормально, — буркнул он и быстро отвёл взгляд.
Марета улыбнулась, но ничего не сказала. Она поставила на стол блюда — пахнущие жареным мясом, картофельным пюре, свежими травами. Сесилия присела рядом с Люцианом, сдержанно поблагодарив.
— Я оставлю вас, — сказала хозяйка, отступая с лёгкой улыбкой. — Позовите, если что-то понадобится.
Некоторое время Сесилия просто смотрела на еду. Её губы чуть приоткрылись, в глазах отражалось любопытство... и лёгкий страх.
— Не подходит? — спросил Люциан, уловив её замешательство.
— Вовсе нет... Я просто... никогда не видела ничего подобного. — Она смущённо отвела взгляд.
— Тогда позволь мне выбрать за тебя, — с мягкой уверенностью сказал он. — Обещаю, ты не отравишься.
Он положил ей немного картофельного пюре, зелёный салат с луком и кусочек жареного мяса.
Сесилия осторожно взяла вилку, как будто держала в руках хрупкий артефакт. Первый укус — и её глаза удивлённо округлились.
— Что, не очень? — усмехнулся Люциан, но в голосе звучала лёгкая тревога.
— Наоборот... Это... потрясающе! — прошептала она, делая следующий укус с заметным воодушевлением. — Это так вкусно... Совсем не так, как рассказывали слуги в замке. Я слышала, что еда людей пахнет гнильцой... но здесь... запах чудесный. И вкус...
— Может, это связано с твоим даром? — предположил Люциан, наблюдая за ней с неожиданной теплотой.
— Возможно, — задумчиво кивнула она. — Я никогда ничего, кроме крови, не пробовала. Но теперь... — она подняла на него глаза, полные благодарности и искреннего удивления, — теперь я понимаю, что могу жить иначе. Может быть... даже без крови.
Он ничего не ответил, но его взгляд смягчился.
***
— Кстати... — голос Сесилии прозвучал почти шёпотом, будто она долго не решалась произнести эти слова. — Почему я... нужна королю?
Они сидели в небольшой, скромно обставленной комнате, которую с извинениями выделила им Марета. Всего одна свободная — и одна кровать. Марета многозначительно улыбнулась, но ничего не сказала, оставив их наедине.
Люциан устроился в старом кресле у окна, сосредоточенно полируя меч. Тусклый свет лампы отбрасывал мягкие блики на клинок, когда он поднял голову. Его взгляд встретился с её глазами — прямыми, пытливыми, немного напуганными.
Он отложил меч на колени, задержался на мгновение в тишине и наконец выдохнул:
— Честно говоря... я не знаю точно, зачем ты ему нужна. — В его голосе звучала искренность, немного усталости. — Мне отдали приказ: доставить тебя в королевство. Сказали, что ты важна. Что ты... ценна. Возможно, из-за твоего дара?
— Моего дара?.. — Сесилия склонила голову, и в её голосе прозвучала растерянность, почти отчаяние. — Зачем королю мой дар?
Её плечи поникли, будто что-то невидимое на них навалилось. Внутри всё сжалось, сердце словно утонуло где-то глубоко в груди. Она ведь только начала верить, что может жить иначе. Свободно. Что может выбирать сама. А теперь — снова инструмент. Снова чужая воля.
— Это всё мои догадки, — мягко добавил Люциан, уловив её тревогу. — Но... есть один слух. Король... у него есть сын. Единственный наследник. И он тяжело болен. Предсмертно. Возможно..., чтобы ты спасла его.
Сесилия застыла. Мир будто сдвинулся. Идея, что её жизнь снова не принадлежит ей, что её дар — её проклятие — снова решает за неё... была невыносима.
Спасти человека, которого она никогда не видела? Отдать ему свою силу, своё здоровье? Исчезнуть? Стать жертвой ради тех, кто всю жизнь ненавидел её род?..
А что, если после этого никто даже не вспомнит её имени?
Почему она не могла остаться с Люцианом? Помогать ему. Путешествовать с ним. Просто быть рядом. Почему её судьба — всегда быть отданной? Снова. И снова.
Люциан поднялся. Он молча подошёл, тихо, почти неслышно. Она не заметила, когда именно он оказался рядом. Только почувствовала — лёгкое касание на плечо. Тёплая ладонь. Не принуждающая, не властная. Живая.
Сесилия вздрогнула. От неожиданности. От внутреннего напряжения, которое вдруг прорвалось. Она медленно подняла на него глаза.
В них плескалась боль.
И слеза — тяжёлая, искренняя — скользнула по щеке.
— Эй... — прошептал Люциан, мягко. Он убрал прядь волос с её лица, не осмеливаясь сделать больше. — Прости. Я не хотел, чтобы всё это так обрушилось на тебя.
— Почему всё уже решено за меня?.. — прошептала она в ответ, голос дрожал. — Почему никто... ни один человек, никогда не спрашивает, чего я хочу?..
— А чего ты хочешь? — спросил он, тихо, почти неуверенно, глядя ей в глаза.
Она молчала. Не потому что не знала. А потому что знала слишком хорошо — и боялась сказать.
Я хочу остаться с тобой...
Но разве она имела на это право?
В комнате воцарилась тишина. Лишь дыхание. И тихий стук дождя по крыше.