Пока не погас костёр
Они шли и шли, пробираясь сквозь чащу, и Сесилии начинало казаться, что у этого леса нет ни конца, ни края. С высоты башен замка Скарелия выглядел иным — спокойным, даже живописным. Но теперь, когда густые тени деревьев давили со всех сторон, а вечерний свет едва пробивался сквозь листву, лес казался бесконечным и мрачным, как затерянный в вечности мир.
Люциан остановился в низине, недалеко от реки. В этом месте деревья стояли чуть реже, и между стволами пробивался слабый свет заката. Солнце коснулось горизонта, заливая небо медным и кровавым.
— Здесь переночуем, — произнёс он и начал собирать сухой хворост. — Утром выйдем из леса.
Сесилия, тяжело дыша, присела на поваленное дерево.
— А куда мы вообще идем? — тихо спросила она, всё ещё настороженно следя за каждым его движением.
— Завтра доберёмся до деревни. Там найдём лошадей и поедем к королю. — Его голос был сух, но без агрессии.
Сесилия кивнула, но внутри бушевали вопросы. Почему именно она? Почему ради неё король отправил своего самого верного рыцаря — мужчину, о котором говорили в полушёпотах? Она украдкой наблюдала за тем, как Люциан ловко разводит огонь, словно делал это сотни раз. Он казался невозмутимым, почти чуждым всему человеческому.
В свете пламени Сесилия заметила, каким он был: высокий, с широкими плечами, волосы цвета золота потемнели от влаги и пыли, карие глаза отражали блики костра. Его лицо было строгим, немного усталым, но каким-то странным образом — надёжным. Она поймала себя на том, что разглядывает его с удивлением, как будто видит мужчину впервые.
Люциан снял свой плащ и рубашку — ткань прилипла к плечу, где виднелась глубокая рана, оставленная клинком Далриха. Сесилия вздрогнула.
— Позвольте мне помочь вам, сэр Валкур, — сказала она тихо.
Он взглянул на неё через плечо.
— Поможешь? Чем же? Травы соберёшь? Молитву прошепчешь? — он усмехнулся, но без насмешки. — Не стоит. Я и сам справлюсь.
— Я не стану искать травы, — её голос стал чуть твёрже. — Моя кровь способна исцелять. Это... дар. Он достался мне от древних Ванбергов.
Люциан приподнял бровь, с интересом посмотрев на неё.
— Докажи, — только и сказал он.
Сесилия медленно подошла ближе, опустилась на колени перед ним. Она почувствовала, как сжалось сердце. Его торс был покрыт множеством шрамов — следы от стрел, мечей, когтей. Он был воином. Не просто рыцарем — убийцей в мантии добродетели.
Она посмотрела на него, и в её взгляде было почти детское ожидание. Люциан кивнул.
— Делай.
Сесилия слегка улыбнулась и прижала палец к губам. Быстрая боль — и на коже выступила капля крови. Она осторожно коснулась раны, и Люциан едва заметно напрягся от первого прикосновения. Её кровь блестела под огнём, как рубиновая ртуть. Она мазала ею его кожу с той же нежностью, с какой прикасаются к иконе или к последней надежде.
— Что ты делаешь? — спросил он, но в голосе звучало не осуждение, а удивление.
— Лечу вас, — ответила Сесилия. — Это редкий дар. Его больше нет ни у кого.
Он молча наблюдал, как под её прикосновением рана начала медленно стягиваться. Боль утихала, плоть заживала, оставляя едва заметный след. Люциан не верил своим глазам. Всё это — не легенда?
И только сейчас он действительно посмотрел на неё. Светлые, почти прозрачные глаза. Чистые, незамутнённые. Нос слегка вздёрнут, губы — мягкие, как лепестки. У неё была красота не вызывающая, не навязанная, а... хрупкая. Такая, которую хочется защищать, даже если ты уже давно не веришь ни в кого и ни во что.
Ветер прошелестел в листве. Огонь потрескивал, отбрасывая танцующие тени.
Люциан тихо выдохнул.
Теперь он знал, почему король сказал: «Она — последняя. И она должна выжить».
Когда Сесилия закончила, её пальцы ещё дрожали от напряжения и усталости. Она осторожно отняла руку от его плеча, где теперь осталась лишь тонкая, бледная линия — как напоминание о боли, которая больше не властна над телом.
Она тихо опустилась рядом, скрестив руки на коленях, и на мгновение всё вокруг застыло. Только треск костра напоминал, что мир не замер.
Молчание было почти священным, будто что-то невидимое зависло между ними — и только Люциан, немного хрипло, наконец нарушил его:
— Спасибо.
Сесилия вздрогнула, будто вернулась из глубокого внутреннего пространства. Она повернула голову к нему, и их взгляды встретились. Он смотрел на неё — не так, как раньше, не как на обязанность, бремя или объект королевского приказа. А как на человека. Её губы дрогнули в мягкой, осторожной улыбке.
Небо темнело, и когда последние отблески заката растворились в листве, над лесом взошла бледная луна. Свет стал серебристым и зыбким, словно всё вокруг происходило в другом, полуснежном мире.
Сесилия тихо заговорила, не отводя взгляда от огня:
— Сэр Валкур... не могли бы вы проводить меня до реки? Я бы хотела... очистить себя.
Он поднял бровь.
— Очистить? Но... она же ледяная, — в его голосе звучало искреннее удивление.
Сесилия грустно усмехнулась, едва заметно:
— Я не чувствую холода. Я вообще... мало что чувствую, если говорить честно.
Люциан кашлянул, скорее от растерянности, чем от чего-то другого, и кивнул:
— Раз ты меня исцелила... теперь я в долгу перед тобой. Пошли.
Он поднялся первым, протянул ей руку. Сесилия медленно вложила свою ладонь в его — тонкую, холодную, почти невесомую. Люциан вздрогнул, но не подал виду, просто помог ей встать.
Вдвоём они дошли до берега. Река мерцала в лунном свете, серебристая и спокойная, как зеркало.
Сесилия остановилась и, опустив взгляд, тихо сказала:
— Прошу... отвернитесь. Но... не уходите.
Он молча кивнул, отвернулся, скрестив руки на груди. Тишина была наполнена звуками леса: шорохи ветра, редкие крики ночных птиц, и плеск воды, когда Сесилия вошла в реку.
Он слышал, как она пыталась справиться с плотной тканью платья — корсет, шнуровка, нижняя юбка. Всё это для замка, но не для леса.
— Может... тебе помочь? — не удержался он.
— Н-нет! — поспешно, почти испуганно отозвалась она. — Я справлюсь.
И всё же он слышал, как ткань наконец сдалась и с шорохом упала на траву. Затем — мягкие шаги босых ног и всплеск воды. Он хотел остаться неподвижным, хотел быть рыцарем, хранителем, и только... но в какой-то момент голоса внутри него смолкли, и он, почти неосознанно, обернулся — лишь на миг.
Её тело, обнажённое в лунном свете, казалось неземным. Призрачная белизна кожи, словно высеченной из холодного мрамора. Волосы, длинные, чёрные, как воронье крыло, ниспадали по спине, частично укрывая хрупкую фигуру. Она стояла по пояс в воде, полубоком, шепча какие-то слова, и на её лице было выражение сосредоточенности и... одиночества.
Она казалась существом из старинной легенды. Не женщиной — тайной.
Люциан резко отвёл взгляд, нахмурившись. Он чувствовал, как где-то глубоко внутри него поднимается что-то — не желание, нет. Что-то опаснее. Сочувствие. Связь. Привязанность.
Он снова посмотрел на темнеющее небо и сжал кулаки, будто хотел вытеснить из себя эту дрожь.
Он был рыцарем. Она — наследница исчезнувшей расы. Они — из разных миров.
Но в эту ночь, у костра и холодной реки, их связывало нечто большее, чем приказ короля. И Люциан знал: если кто-то поднимет руку на неё, он не просто выполнит долг. Он уничтожит весь мир, если придётся, чтобы защитить ту, чья кровь — спасение.
***
Люциан ловко разделывал птицу, снятую с самодельной ловушки, и неторопливо нанизывал на деревянные прутья дикие грибы. Он двигался сосредоточенно, уверенно, будто делал это уже тысячу раз. Его движения были точны, без лишней суеты. Казалось, сама природа ему подчиняется — трава не шуршала под ногами, огонь не осмеливался скакать слишком высоко, лишь мирно потрескивал, лаская языками огня сырое мясо и грибы.
Сесилия сидела чуть поодаль, скрестив руки на коленях, и наблюдала за ним с безмолвным изумлением. В его лице, сосредоточенном и немного суровом, было что-то странно притягательное. Она не могла понять — то ли это уважение к ремеслу, то ли внутренняя дисциплина, но в нём чувствовалась сила, которую не хотелось бояться.
А запах... Её удивило, как приятно пахло жареным мясом, травами, древесным дымом. Ни намёка на гниль, о которой шептались вампиры в замке. Для них человеческая еда была чужда, почти отвратительна. Но для неё — нет. Наоборот. Это было... по-домашнему. Тепло.
Я и правда не такая, как остальные? — мелькнула мысль, и сердце её сжалось, будто от стыда, будто она предаёт что-то древнее, заложенное в ней самой природой.
Люциан присел рядом, передал ей деревянную палочку с поджаренными грибами и птицей.
— Возьми.
Она покачала головой.
— Я не ем.
— Совсем? Даже не пробовала? — удивился он.
— Нет. Никогда. — Она опустила взгляд. Голос её звучал почти извиняюще, словно она нарушила негласный закон.
Люциан, однако, не убрал руки. Его взгляд стал твёрдым, но не грубым — скорее, заботливым.
— Попробуй. Если тебе не понравится... я что-нибудь найду. Что-то, что ты сможешь есть.
Сесилия подняла на него глаза. Простые слова, сказанные почти шепотом, почему-то ударили в самое сердце. Она замерла. Её щеки вспыхнули — не от стыда, не от смущения, а от чего-то более глубокого... от чувства, которое она не могла назвать. Как будто кто-то впервые подумал о ней — не как о наследнице, не как об оружии или носительнице дара. А просто — о ней.
Она осторожно взяла палочку, чуть дрожащими пальцами поднесла к губам, сжала их, сделала маленький, неуверенный укус. Прожевала.
Ожидания рассыпались. Это не было отвратительно. Наоборот. Мясо было хрустящим снаружи, мягким внутри, а сок с грибным вкусом... был даже вкуснее крови. Он согревал изнутри. Он был... живым.
— Ну? — спросил Люциан, с лёгкой, почти мальчишеской улыбкой.
Сесилия слабо улыбнулась, чуть наклонив голову.
— Вкусно...
— Вот видишь. А ты боялась, — рассмеялся он.
Её смех был тихим, чистым. Настоящим. Ей вдруг стало ясно, почему он кажется ей красивым — не из-за лица, не из-за телосложения. А потому что он умел радоваться простым вещам. Жизни. Огоню. Еде. И этот свет внутри него вдруг передался и ей.
Они некоторое время ели молча. Только треск костра и шёпот деревьев сопровождали их.
— Можно тебя спросить? — тихо нарушил тишину Люциан.
— Конечно, — кивнула Сесилия, расправляя плечи.
— В реке... что это было?
Она задержала взгляд на пламени.
— Это... ритуал очищения. Когда я кого-то исцеляю, я отдаю часть себя. Своё здоровье, свою силу. После — мне нужно восстановиться. Если этого не сделать, я могу... просто исчезнуть.
— Исчезнуть?
— Иссякнуть. Как свеча. Погаснуть.
Он слушал, не перебивая. И она продолжила:
— Я узнала о своём даре, когда мне было десять. Мой отец и я сильно поранились во время охоты, и моя кровь случайно попала на рану отца... и он мгновенно исцелился. Тогда все поняли — я унаследовала силу рода Ванберг. Дар, что передавался через поколения.
Она замолчала, губы дрогнули.
— Но моей матери я не смогла помочь. — Голос её стал едва слышен. — В её теле застряло серебряное копьё. Я не могла даже прикоснуться. Серебро... жгло её изнутри. Она умирала на моих глазах, и я была бессильна.
Люциан сжал челюсть. Сердце сжалось от странного, почти непривычного чувства. Жалость? Нет. Что-то глубже. Что-то... человеческое.
— Мать и отца убили. Те самые охотники, которых вы сегодня встретили. Они вырезали всех. Мой клан, моих друзей, мою семью. С жестокостью, с ненавистью, с холодом в глазах. Они не оставили никого. — Голос дрогнул, глаза наполнились блеском. — С тех пор я одна. Совсем одна.
Люциан отвёл взгляд. Тьма вокруг словно сгустилась.
— А тот охотник... Он упомянул Кальдор. Что он имел в виду? — спросила она после паузы.
— Это... давняя история, — тяжело выдохнул Люциан. — Много лет назад некоторые кланы вампиров устроили бойню. Ночью. Без предупреждения. Они вырезали весь город. Кальдор пал за одну ночь. Тогда погибли сотни. Говорят, это был акт мести — за преследование, за охоту. Только вот убивали они и женщин, и детей.
— Но мой род никогда в таком не участвовал! — с болью возразила Сесилия.
— Это знают. Но ты тоже вампир. А страх... не различает, кто виновен, а кто нет. Люди боятся, и, увы, этот страх легко превращается в ненависть.
Она прижала колени к груди, глядя на огонь. На её лице — боль, которой невозможно научиться играть. Это была боль утраты, одиночества, невозможности изменить прошлое.
Люциан смотрел на неё. И вдруг понял, что хочет защитить эту хрупкость, эту силу, спрятанную в тонком теле. Не по долгу. А потому что не может иначе.
Огонь потрескивал, бросая на лица пляшущие отблески. Сесилия всё ещё смотрела в пламя, словно пытаясь найти в нём ответ на вопросы, которые никто и никогда не сможет разрешить. Люциан сидел рядом, чуть ближе, чем прежде. Он чувствовал её дыхание — лёгкое, почти нечеловеческое — и в этом спокойствии вдруг возникла тревожная нотка, будто на границе леса что-то затаилось.
— Ты замёрзла? — спросил он негромко.
Сесилия покачала головой, но руки её были плотно прижаты к телу, и плечи слегка дрожали.
— Я не чувствую холода, но... иногда мне хочется, чтобы кто-то просто укрыл меня. Глупо, правда?
Люциан не ответил словами. Он молча снял свой плащ и осторожно накинул его ей на плечи. Ткань была ещё тёплой от его тела, и Сесилия затаила дыхание.
— Спасибо, — прошептала она.
— За что?
— За то, что ты не боишься меня. Не ненавидишь. Не отворачиваешься.
Он посмотрел на неё.
— Я видел слишком много настоящих чудовищ. Ты — не одно из них.
Сесилия тихо усмехнулась, опустив взгляд.
— А если я когда-нибудь превращусь в него?
— Тогда я напомню тебе, кто ты есть.
Эти слова застряли между ними, как нечто важное. Тяжёлое, настоящее. Она сжала пальцы на его плаще, и на мгновение воцарилась такая тишина, будто мир вокруг затаил дыхание.
Где-то вдалеке, на границе леса, раздался щелчок. Лёгкий, почти неразличимый — как сухая ветка, случайно раздавленная чьей-то ногой.
Люциан напрягся. Его рука потянулась к мечу, что лежал рядом с костром. Он взглянул на Сесилию — она тоже услышала. Её глаза вспыхнули алым, зрачки сузились.
— Кто-то рядом, — прошептала она. — И это не зверь.
Они оба встали почти одновременно, плащ соскользнул с плеч Сесилии, упав в траву. Ветер усилился, и огонь затрепетал, вырываясь вверх, словно чувствуя приближение опасности.
Люциан шагнул вперёд, заслоняя девушку. Его тело напряглось, рука сжала рукоять меча, взгляд скользил по деревьям, высматривая движение.
— Покажись, — сказал он в темноту.
Ответа не последовало. Лишь лес — глухой, немой, в котором прятались тени.
Сесилия замерла за его спиной, её пальцы дрожали — не от страха, а от силы, что подступала к ней, готовая вырваться. Её дар пульсировал в груди, как сердце, жаждущее вырваться наружу.
— Кто то охотиться на меня. Они знают, что я жива, — прошептала она.
— Тогда пусть попробуют. — Голос Люциана стал холодным, как сталь.
Ветер донёс запах крови. Но это была не их кровь. Не Сесилии. Не Люциана.
— Там кто-то умирает, — сказала она, глаза её вспыхнули сильнее. — Не один. Их много...
Секунда. Две. И они одновременно поняли: это была приманка.
— Они хотят, чтобы вы ушли от меня, — сказала Сесилия.
Люциан стиснул зубы. Его инстинкты кричали, что надо проверить источник. Спасти, если возможно. Но он посмотрел на неё — хрупкую, стоящую в рваном платье, с легка растрёпанными волосами и отблесками боли в глазах — и остался.
— Мы не пойдём туда. Это ловушка. И ты сейчас важнее. Живи — вот моя цель.
Сесилия широко распахнула глаза.
— Люциан... — только и смогла сказать она.
— Тихо. — Он снова сел у костра, жестом пригласив её рядом. — Сегодня ты отдыхаешь. А убивать мы будем завтра.
И его улыбка — уверенная, усталая, с лёгкой насмешкой — разрезала тьму лучше любого меча.
Сесилия села рядом. Тепло костра вновь коснулось её кожи. А в груди, среди пепла утрат и боли, затрепетал огонёк, который она давно считала погасшим.
Они сидели молча. Пока лес шептал свою тревожную песню, а звёзды — казалось — впервые за долгое время светили только для них двоих.