Отражение | Klaus Mikaelson

Мой Телеграм канал с роликом - https://t.me/mulifan801

@mulifan801 - ник

Мой ТТ с роликами https://www.tiktok.com/@darkblood801?is_from_webapp=1&sender_device=pc

darkblood801 - ник

Ролик - https://www.tiktok.com/@darkblood801/video/7542253120273911096

Если найдете ошибки — пишите в комментариях.

Глава 8

Говорят, в психологии есть пять стадий принятия. Ну что ж, проверяю на себе. Веду себя как последняя идиотка.

Отрицание...

Я металась по комнате, как когда-то мой хомяк метался по клетке. Нет. Этого не может быть. Это галлюцинация. Паранойя. Последствия бессонных ночей и избытка кофеина. Эти слова — «Эстер хочет вас убить, она планирует подмешать кровь Елены в шампанское, связать вас и иссушить Финна» — не могли просто так, вот так запросто, вырваться у меня. Это же чистейшей воды спойлер! Самый наглый и беспардонный! Разве мир просто так позволяет такое? Он что, совсем свихнулся?

Я рассказала план уничтожения всего семейства. В деталях. И — ничего. Тишина. Лишь эхо моего собственного ужаса в ушах. Что, черт возьми, не так? Это ловушка? Провокация? Или я сошла с ума?

Гнев...

«Да пошел ты, мир! Пошел ты к черту со своими дурацкими, кривыми правилами!» — яростно шипела я про себя, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. Чего ты от меня хочешь? То сжимаешь мне горло стоит мне только заикнуться о гибридах, а теперь разрешаешь выпалить ТАКОЕ! Ну и избирательная же цензура!

Я в ярости закатила глаза, с грохотом сбежала по лестнице и ворвалась в кладовку. В темноте мой взгляд сразу выхватил знакомый контур — да, это была та самая дурацкая бита Джереми. Я схватила её, как древний воин свой меч, на обратном пути сдёрнула с кровати невинную подушку и вылетела на улицу, оставив за спиной недоуменный возглас Елены.

— Селеста... ты в порядке...?

Но я уже ни на что не обращала внимание.

На заднем дворе я подбросила подушку, дала ей на мгновение повиснуть в воздухе, изо всех сил сжала биту и обрушила на неё всю свою ярость. Удар. Ещё удар. Ещё! Пока ткань не расползлась с жалким хрипом, а в воздухе не взметнулся снегопад из белых перьев. Использовать подушку в качестве пиньяты — чертовски терапевтично. И очень, очень грязно.

Торг...

Я лежала пластом на кровати, уставившись в потолок. Вторая подушка — уже не для битья, а для объятий — медленно впитывала остатки дрожи. Испорченная покоилась в мусорном баке, немой свидетель моего срыва.

Так, Селеста, дыши.

Допустим, мироздание не рухнуло. Может, оно просто расщедрилось? Сделало мне одолжение? Начислило бонусов за хорошее поведение. Мол, «Смотри, какая ты у нас молодец: всех спасаешь, миришь, в сводницы подалась. Не попаданка, а мечта!» Может, оно наконец сочло, что я достаточно навредила его драгоценному канону, чтобы заслужить себе скидочку? Логично?

Но ничто не даётся даром. Особенно здесь. Так что мироздание потребует взамен? Запрет на выход из дома? Отберёт доступ к интернету? Или... о боже... заберёт карточку Элайджи? Нет. Только не это. Лучше уж пусть снова душит за любую попытку произнести спойлер.

Депрессия...

Всё было бессмысленно и абсурдно. Я стояла у плиты, механически помешивая тесто и напевая под нос какую-то дурацкую, заезженную песенку, которая сама завелась в голове. Третья порция песочного печенья уже остывала на решетке, наполняя дом удушающе-сладким ароматом, который уже стал мне противен. Пора было замешивать четвёртую. Руки сами двигались, выполняли знакомые ритуалы, пока мозг отчаянно пытался найти хоть какую-то опору.

«Так... сюда добавим немного сушеной клюквы. Горьковатой. Или орехов? Чтобы хрустело. Или это уже перебор? Какие вообще бывают начинки? Надо погуглить...» — этот внутренний монолог был спасательным кругом, крошечным островком нормальности в бушующем океане безумия. Печенье. Нужно было печь печенье. Потому что больше делать было нечего. Потому что мир сошел с ума.

Принятие...

Пока я механически съедала третье печенье (свое же, конечно), в голове, сквозь водоворот сомнений, пробилась наконец четкая мысль.

«Ладно. Допустим, никакой милости тут и нет. Может, Эстер и впрямь изменила планы? Значит, Финн таки послал её ко всем чертям, и теперь она задумала что-то новое, ещё более хитрое?»

Не понимаю, к лучшему это или к худшему. Если правила игры изменились, как теперь вычислять её планы? Как предугадывать её ходы?

Ладно, будем действовать по старому, проверенному сценарию. Если она вдруг, вопреки всему, всё же решит подмешать кровь Елены в шампанское...

Я резко вскочила со стула, сметая со стола крошки. Надо было найти Элайджу, предупредить... или хотя бы посмотреть в его глаза и понять, что всё ещё под контролем.

Я выпорхнула из кухни в гостиную, и...

— О, боже... — вырвалось у меня шёпотом.

Практически всё семейство Майклсонов вальяжно расположилось в гостиной — на диване и в креслах. Ребекка, изящно закинув ногу на ногу, с элегантным видом держала чашку. Клаус с задумчивым видом ломал печенье, украдкой поглядывая на меня. Даже Элайджа сидел с идеально прямой спиной, сжимая в руках фарфоровую кружку, и в его глазах читалось молчаливое одобрение. Рядом с ними, словно часть этого странного натюрморта, застыли Елена, Кол и Джереми. Все они безмятежно попивали чай с моим печеньем.

Их глаза были прикованы ко мне. И тогда в сознании возник главный вопрос, от которого похолодело внутри: «Как долго они уже здесь сидят? Сколько из моего безумного монолога им удалось подслушать?»

— Мы тут уже два часа... — спокойный, бархатный голос Элайджи разрезал тишину. Он не отрывал взгляда от чашки, изящно помешивая ложечкой, но каждый его мускул был напряжённым, как струна. — И, да, я слышал всё. Достаточно, чтобы составить четкую картину.

Я заторможенно моргнула, ощущая, как мозг пытается перезагрузиться и не может. Два часа? Рука сама полезла в карман джинсов, нащупала холодный корпус телефона. Десять пропущенных вызовов. Офигеть. И как я не услышала вибрацию? И звонок? Время показывало, что с момента моего "озарения" прошло от силы часов пять. Вот так, в одно мгновение, можно просто-напросто выпасть из реальности и провалиться в собственную вселенскую истерику до самого утра.

— Как только ты поведала нам об этом... гм... восхитительном плане нашей дорогой матушки, ты тут же с визгом «Этого не может быть!» пустилась наутек, — начал Клаус с той самой ядовитой ухмылкой, что всегда предвещала бурю. — Мы не беспокоили тебя, как просил Элайджа, но, поскольку связаться с тобой так и не удалось, пришлось...

— Зайти проведать тебя, — закончил за него Кол, с аппетитом отправляя в рот очередное печенье. — И не прогадали. Шоу было первоклассное.

Я на автомате плюхнулась на свободное место рядом с Элайджей, чувствуя, как под взглядами всех присутствующих на мне будто выжигают узоры. От Элайджи пахло дорогим парфюмом, старыми книгами и... моим же идиотским печеньем.

— А почему вы меня не... позвали? — выдавила я, чувствуя, как глуп и наивен этот вопрос.

Джереми и Кол почти одновременно подавили хихиканье. Ребекка закатила свои прекрасные голубые глаза так выразительно, что это могло бы считаться отдельным видом искусства. Елена с недоверием приподняла бровь, а во взгляде её читалась странная смесь жалости и снисходительности. Клаус и Элайджа хранили молчание, но я видела в их глазах — в одних колких и насмешливых, в других глубоких и аналитических — искры самого настоящего, чертового смеха.

— Милая, когда мы попытались к тебе обратиться, ты с диким видом и битой наперевес маршировала на улицу, — невозмутимо, словно рассказывая о погоде, произнесла Ребекка. — Потом вернулась, рухнула на кровать. Разговаривала сама с собой и, между прочим, послала всех нас довольно далеко и надолго.

Кол, давясь хохотом, добавил:

— Цитирую: «Если вы сейчас ко мне подойдёте, я повешу вас всех в воздухе и буду лупить, как пиньяту. Очень больно и со вкусом».

О, господи! По щекам разлился предательский румянец. Господи, я готова была провалиться сквозь землю. Я закатила глаза к потолку, молясь, чтобы он разверзся и поглотил меня. Но потом резко встряхнула головой, отгоняя смущение.

Сейчас не время.

— С кем не бывает, а? — буркнула я в пространство. — Слишком уж расстроилась, видимо. Вышла из себя. Ну и понеслось.

Я тяжело выдохнула, переводя взгляд на профиль Элайджи. Его невозмутимость действовала и успокаивающе, и раздражающе одновременно.

— Ты все слышал?

— Все... — на мгновение наши взгляды встретились, и в глубине его глаз промелькнула тень тревоги, — Или, точнее, почти всё. Некоторые отрывки были... заглушены, будто помехи. Но основное я понять смог. Картина вырисовывается достаточно чётко.

— И в чём дело, то? Что за реакция такая? — с искренним, почти детским недоверием спросила Ребекка, делая глоток чая. Для неё мир всё ещё был местом, где проблемы решаются укусом или силой, а не странными парадоксами.

Я застонала, откидываясь на спинку дивана, и провела рукой по лицу.

— Я смогла вам рассказать о плане вашей матери. Вслух. Чётко и ясно.

— Это же хорошо, разве нет? — вставила Елена, с искренним любопытством на лице.

— Нет! — я вскинула руки в недоумении и с шумом опустила их на колени. — Это ужасно! Потому что если бы это была непреложная правда, то я физически не смогла бы вам это сказать! Мир бы не позволил! А раз я сказала — значит, реальность уже изменилась. Возможно, Эстер уже поменяла план!

— Ты думала о том, что Финн мог ей отказать, — Элайджа проговорил это с невозмутимым спокойствием, будто речь шла о книге. Его палец застыл на ручке чашки.

— Да! Сейчас он ведёт себя... по-другому. Он слишком живой! Я, конечно, на это и рассчитывала, когда вытаскивала его из этого проклятого гроба, но... — я замолчала, ища слова.

— То есть, — медленно, с наслаждением растягивая каждый слог, вступил в разговор Клаус. Его глаза ехидно сузились, — ты хотела, чтобы Финн не помогал нашей милейшей матушке. И теперь, когда её первоначальный план благополучно провалился, она придумала новый. А ты о нём уже ничего не знаешь. Верно?

— Именно! — почти простонала я. — Нет, конечно, возможно, она всё ещё захочет связать вас всех, чтобы потом как-то убить одного из вас, но уже без явного согласия. Но как, когда, с чьей помощью... Этого я вам уже не скажу. Сама не знаю.

Я развела руками в полном, абсолютном недоумении. Тишина в комнате повисла густая и тяжёлая, нарушаемая лишь тиканьем часов. Каждый из них осмыслял услышанное, оценивая, как новая угроза может повлиять на их бесконечную жизнь.

И именно в этот момент Элайджа медленно, с какой-то театральной чёткостью, поставил свою чашку на блюдце. Лёгкий «динь» прозвучал, как выстрел.

— В таком случае, — произнёс он низким, стальным голосом. — Нам следует действовать на опережение. Не волнуйся, Селеста. Как я уже говорил, ты не обязана брать на себя все... проблемы нашей семьи.

— Да я и не беру, — фыркнула я, но без прежней злости, скорее с лёгкой обидой, что меня не так поняли. — Меня просто немного пугает тот факт, что планы так быстро меняются. Словно песок утекает сквозь пальцы.

«Как будто я изменила все так сильно, что теперь нереально что-либо предугадать. Я ослепла в мире, который сама же и перекроила».

— Так и есть, Селеста, так и есть, — спокойно, почти шёпотом, ответил Элайджа, и его большая прохладная ладонь накрыла мою кисть, сжатую в кулак. Он разжал мои пальцы один за одним, будто разматывая клубок моих нервов.

«Чёрт, а ведь он нарочно это делает. Использует свою многовековую мудрость, чтобы успокоить истеричку. Работает, надо признать».

В его глазах было столько понимания и тепла, что я невольно расслабилась и улыбнулась в ответ. Я почувствовала, как волна спокойствия накрывает меня с головой, отгоняя остатки паники. Он не просто утешал — он понимал. Всегда понимал.

— Ладно, — Клаус резко встал, его движение было резким и по-кошачьи грациозным. Его взгляд, скользнувший по нашим сплетённым пальцам, был откровенно оценивающим и полным того самого хищного веселья. — От того, что ты теперь ничего не знаешь, на самом деле ничего кардинально не поменялось, — он сделал паузу, наслаждаясь моментом. — Ты и раньше, если вспомнить, несла такой избирательный бред, что разобраться в нём было очень сложно.

— Ну, спасибо за поддержку, — раздражённо бросила я, но уже без прежнего жара. Его прямолинейность, как ни странно, тоже действовала отрезвляюще.

«С ним всё просто. Злишься на Клауса — не грустишь о проблемах. Отличная терапия».

— Не волнуйся, милая, — голос Клауса внезапно стал сладким, но не ядовитым, а обволакивающим, как самый дорогой, любимый десерт, от которого кружится голова. Он шагнул вперёд, и в его глазах вспыхнул азарт. — Мы уже на пять шагов впереди благодаря тебе. Наша матушка точно не добьётся своего. А значит, самое время немного... повеселиться.

— Значит, мой безумный план не будем приводить в действие? — притворно-грустно спросила я, уже чувствуя, как на губах появляется усмешка.

Клаус склонил голову набок, и его взгляд, снова скользнув по нашим с Элайджей рукам, вернулся ко мне. В его глазах зажглась знакомая опасная искра, от которой в животе ёкнуло что-то тёплое и неправильное.

— О, я никогда не был против... скажем так, творческих решений. Можешь делать всё, что душе угодно, милая, — он обвёл взглядом всю комнату, бросая всем молчаливый вызов. — Главное, чтобы тебе было весело.

Рядом Елена тяжело выдохнула — долгий, страдальческий вздох, полный предчувствия неминуемого кошмара. Она уже знала, к чему приводят мои "развлечения". Ребекка и Кол как по команде усмехнулись — один с веселым одобрением, другая — с лёгкой грустью по тем временам, когда и её выходки сводили всех с ума. Джереми, поймав мой взгляд, одобрительно кивнул — мол, давай, встряхнём этих древних.

А Элайджа... Элайджа просто ещё сильнее сжал мою руку. Он не сказал ни слова. Не нужно было. В этом молчаливом пожатии было всё: и глубокая, не проходящая тревога за меня, и смирение с неизбежным, и... странное, давно забытое им самим чувство. Он давал согласие. Не на план. На меня. На мой беспредел, мою непредсказуемость, на тот хаос, который я привносила в его упорядоченное веками существование.

И в этой тишине, под взглядами самой легендарной и опасной семейки в истории, я поняла, что мой новый, неизвестный никому, включая меня, план только что получил зелёный свет.

***

— И что она, собственно, тут делает? — изумлённо спросила Дженна, не отрывая глаз от Кэтрин. Та замерла напротив Елены с высокомерным и самовлюблённым видом кошки, заглядевшейся на собственное отражение. Сестра недовольно сощурилась, а Пирс в ответ оскалилась в ядовитой, вызывающей ухмылке.

— Помогает Селесте с её гениальным планом по надувательству древней, могущественной и слегка невменяемой ведьмы, — со смешком проговорил Джереми, с аппетитом доедая моё печенье. — Всё как обычно.

— Ты бы знала об этом, если бы снова не гуляла всю ночь с тем незнакомцем, — пожурила её я, стараясь скрыть нарастающую тревогу под маской лёгкого раздражения. Сомнения копошились где-то внутри, холодными червячками: этот незнакомец пахнет неприятностями. Слишком уж вовремя он появился.

Дженна вспыхнула, но не от злости, а от смущения. Она поставила тарелку на стол с таким звоном, что все вздрогнули.

— Я сама не ожидала, что сорвусь. Просто когда он неожиданно позвонил и предложил прогуляться... — Дженна подняла руки вверх, разводя их в стороны в красноречивом жесте, говорящем «девушки, вы меня понимаете». Затем она потянулась к тарелке с печеньем. — Кстати, это просто божественно. И почему ты так редко радуешь нас своими кулинарными подвигами?

— Не переводи тему, тётушка. Совсем ты голову потеряла от своего таинственного ухажёра, — я раздраженно закатила глаза, скрестив руки на груди.

«Она светится, как новогодняя ёлка. И это одновременно трогательно и пугает».

Джереми снисходительно улыбнулся, глядя на меня:

— Ну, она ж не ты. Не умеет держать оборону так яростно.

— И что это, по-твоему, значит? — я нахмурилась, ощущая знакомое раздражение.

— Селеста, это неплохо, влюбляться, — мягко, с лёгким упрёком проговорила Елена, пытаясь выступить моим голосом разума. Я недовольно сощурила глаза, переводя взгляд с неё на Кэтрин. Две стороны одной медали. Одна — светлая и наивная, другая — тёмная и циничная.

— Любовь делает многие вещи... интереснее, — лукаво, растягивая слова, произнесла Кэтрин. Её взгляд скользнул по мне, наполненный скрытым смыслом и многозначительными намёками.

— Ой, не тебе об этом говорить, — я фыркнула, не сдержавшись. — Ты вообще променяла Элайджу на Стефана. У тебя вообще глаза есть? Или ты выбираешь исключительно по принципу «кто больше страдает»?

Кэтрин лишь недоумённо приподняла идеально очерченную бровь, будто спрашивая: «О чём это ты?». Ах, да... Чёрт.

«Опять выпалила то, чего ещё не было. Мой внутренний спойлер снова устроил саботаж».

Я подняла руки вверх, в универсальном жесте капитуляции: «С меня хватит, разговор окончен». Но через секунду снова повернулась к Кэтрин, уже с новым замыслом.

— Ладно, забудь. Просто запомни: твой взгляд должен быть таким, будто Стефан не просто отказал тебе, а ещё и заключил сделку с Клаусом, чтобы сдать тебя ему. Полное предательство. Боль. Унижение. Поняла? — поучительно начала я, вживаясь в роль режиссёра-постановщика абсурдного спектакля.

Глаза Кэтрин на мгновение стали пустыми, в них мелькнула тень той преданной девушки, которой она иногда была в глубине души. Она кивнула, играя вдруг возникшую роль.

— Эй, я не так смотрю, когда мне больно! — возмутилась Елена, принимая мои слова на свой счёт. Джереми фыркнул, пытаясь скрыть смех в кулаке.

Дженна недовольно выдохнула и покачала головой, глядя на нас, как на безумцев.

А Кэтрин неожиданно нахмурилась, обращаясь ко мне:

— Ты обещала мне веселье, Селеста. Я согласилась помочь вам исключительно из-за смертельной скуки и потому, что ты убедила меня, будто Клаус мне ничего не сделает. Но играть роль Елены...

— Подстраховать, играя роль Елены, — перебила я, возвращая всех к сути. — Если Эстер всё же вызовет её к себе, вместо неё пойдёшь ты. Твоя кровь не имеет такого свойства, как кровь Елены. Ты — безопасная приманка.

— И ты уверена, что она не поймёт, что я не её драгоценный двойник? — с вызовом приподняла бровь Пирс, скрестив руки на груди. Она замерла в своей коронной позе — с выставленной вперёд ногой и вызывающим взглядом. Её самоуверенность была настолько ослепительной, что наша рядом с ней казалась просто жалкой.

— Будем надеяться, что Эстер такая же слепая, как Деймон и Стефан, которые не могли различить вас, — язвительно ухмыльнулась я.

Дурацкая сюжетная дыра в сценарии. То они вас путают, то вдруг видят разницу с первого взгляда. Разве сердце вампира и человека не бьётся по-разному? Или я что-то упустила?

Мои размышления прервал резкий, настойчивый дверной звонок. Он прозвучал как выстрел в напряжённой тишине комнаты. Мы все одновременно переглянулись, уставились на дверь и застыли в немом ожидании. Даже Кэтрин напряглась, её игривая маска на мгновение сползла, сменившись настороженностью хищника.

— Ладно, я открою, — с усталым вздохом сказала Дженна, закатывая глаза и поднимаясь с дивана. — Надеюсь, это не ваш древний злой вампир. Мой день и так уже достаточно насыщен.

Если бы это был Клаус, то он бы вошёл без стука, впустив с собой шлейф властной энергии и лёгкого хаоса. Элайджа бы вежливо постучал, ровно три раза, с идеальными интервалами. А вот Кол и Ребекка... Их прибытие мы бы услышали заранее — спор на повышенных тонах, саркастические перепалки или просто громкий смех.

Но за дверью была тишина, нарушаемая лишь настойчивым, почти механическим звонком.

Когда Дженна открыла дверь, на пороге не было никого. Лишь две аккуратные коробки, поставленные друг на друга, белые с чёрными лентами.

Дежавю... Слишком знакомый сценарий.

Дженна перевела на меня вопросительный взгляд, полный недоумения, а потом молча наклонилась, поднимая коробки. Судя по её расслабленным рукам, они были не такими тяжёлыми, как я опасалась.

Едва тётя развернулась, я силой мысли резко захлопнула дверь прямо у неё за спиной. Щёлкнувший замок заставил Дженну вздрогнуть и недовольно закатить глаза.

— Вечно забываю, что ты так умеешь, — проворчала она, но в голосе не было злости, лишь лёгкое раздражение на саму себя.

Под наши любопытные и напряжённые взгляды она медленно поставила коробки на кофейный стол. Мы все, как по команде, окружили его, образуя живое кольцо.

«В оригинале Елене пришло лишь приглашение, а не целая коробка. Откуда это? Кто добавил реквизита?»

В дверь снова позвонили — на этот раз более настойчиво. Открывать пошёл Джереми, который явно делал вид, что совершенно не заинтересован в этих сюрпризах, хотя по его настороженной позе было видно, что это не так. Кэтрин с лёгким пренебрежением приподняла бровь, наблюдая, как я и Дженна почти синхронно снимаем крышки с коробок.

Под слоем белой гофрированной бумаги угадывалась ткань. На самой бумаге лежали конверты. Я схватила оба, лихорадочно переворачивая их. Один — с элегантным, утончённым почерком Элайджи. Второй — с более резким, угловатым, но не менее изысканным — Кола.

Кэтрин раздражённо закатила глаза, увидев имена:

— О, великолепно. Тут ещё один Майклсон подъехал. Серьёзно?

В гостиную вернулся Джереми с ещё одной коробкой и конвертом в руках. Его лицо выражало лёгкое недоумение.

— Тут ещё одна... и конверт, — протянул он, явно озадаченный.

Я подсчитала: одна коробка для меня (от Элайджи), вторая — для Елены (от Кола), конверт, скорее всего, от Эстер... А третья коробка?

Мы с Еленой переглянулись в немом вопросе. Легким усилием мысли я притянула к себе коробку, а конверт плавно опустила в руки сестры. Она вскрыла его и пробежалась глазами по тексту.

— Это от Эстер, — ошарашенно прошептала она, поднимая на меня широко раскрытые глаза.

— Ну, я же говорила! — всплеснула я руками, чувствуя прилив странного торжества. — Значит, план в силе! Игра началась!

— А что в коробке? — с притворным безразличием поинтересовалась Кэтрин, хотя её глаза горели любопытством. Дженна тоже заинтересованно наклонилась.

Я поставила коробку на стол и вновь приподняла крышку. Внутри, поверх изящного фиолетового платья, лежал лист плотного пергамента. На нём было выведено всего несколько слов:

«Дженна, буду рад видеть тебя на этом вечере. Это платье идеально подчеркнёт цвет твоих глаз. Финн».

Тишина повисла густая, как смог.

В моей голове с треском зашевелились шестерёнки.

«Финн? Дженна? ФИНН и ДЖЕННА? Что за безумный кроссовер? Это же не просто отклонение от сюжета, это же... а что это вообще?»

— ФИНН?! — я чуть не взвизгнула, когда Дженна ловко выхватила у меня открытку, перечитывая её с изумлением. — Твой таинственный кавалер — Финн Майклсон?!

Мы с Еленой снова уставились друг на друга с немым вопросом. Джереми округлил глаза, потеряв дар речи. А Кэтрин звонко рассмеялась, откинув голову назад.

— Он... Майклсон? — растерянно протянула Дженна, разглядывая открытку в надежде найти опровержение.

— Да что тут вообще происходит?! — вырвалось у меня.

«Я попала в фанфик? В самый дешёвый, безумный фанфик, который кто-то написал в порыве безумия? Но я же не читала таких! Или это и есть тот самый «оригинальный сюжет», и Вселенная вдруг решила, что нам срочно нужна романтика между тысячелетним вампиром и нашей же тётей?»

— А ты не знала? — шёпотом, как на исповеди, спросила Елена.

— Мы даже не называли друг другу фамилий! Да, он говорил, что у него есть несколько братьев и сестра. Но подумать о том, что...

Я схватилась за голову, пытаясь унять мысли в голове.

«Ладно, спокойно. Ну встречается Дженна с Финном. Почему бы и нет? Он вежливый, образованный, трагичный... Но есть же Сейдж! Когда она появится... Придётся её тихо убрать. Может, попросить помощи у Ребекки? Та, кажется, её никогда не жаловала».

Я плюхнулась на диван, пытаясь разложить всё по полочкам.

«Итак, вечер состоится. Я — с Элайджей, Елена — с Колом. Пока не буду намекать, что для Кола это явно не «просто дружеский жест». Или она уже сама догадалась?»

Я бросила взгляд на Елену и Дженну, которые хмуро смотрели друг на друга, словно пытаясь понять, кто из них в большей степени влип. Джереми же был в откровенном шоке.

— И что ты будешь делать, узнав, что твой ухажер — древний первородный вампир? — обратилась я к Дженне. — Откажешь ему? И, главное, как вы вообще познакомились? Я же его только недавно из гроба вытащила!

Дженна недоумённо приподняла брови, бросая на меня красноречивый взгляд:

— Из какого гроба?

— Он последние девятьсот лет проспал в гробу. Только недавно очнулся, — махнула я рукой, как будто объясняла очевидные вещи.

Кажется, до Дженны только сейчас начало доходить, с кем она всё это время ходила на свидания. Елене-то не привыкать, хоть планку возраста она уже подняла до невозможного, а вот Дженне...

— Это... многое объясняет, — медленно проговорила Дженна, и в её глазах мелькнуло просветление. — Он всегда говорит так... красиво, старомодно. Иногда мне казалось, что он не из этого века.

Кэтрин ехидно усмехнулась, подливая масла в огонь:

— Действительно, не из этого.

— Так как вы вообще познакомились? — уже настойчиво, спросила Елена, возвращая всех к главному вопросу.

Дженна улыбнулась, и напряжение в её плечах наконец спало. Казалось, шок сменился лёгким, почти девичьим удовольствием от истории.

— О, это было до смешного банально: взяла кофе навынос, отвлеклась на звонок и... врезалась в какого-то мужчину, расплескав полстаканчика ему на футболку.

Мы расселись по диванам и креслам, заворожённо слушая её. Даже Джереми, кажется, заинтересовался, хотя и бросал на нас всех странные взгляды, будто наблюдая за инопланетянами.

— Я схватила салфетки с ближайшего стола и начала вытирать пятно, бормоча извинения. Потом он остановил мою руку... Я подняла взгляд... — продолжила Дженна, и на её щеках выступил лёгкий румянец.

— И? — нетерпеливо дёрнулась Елена.

— И всё, — развела руками тётя, и её улыбка стала ироничной. — Он меня сразу заинтересовал. Я рискнула — попросила его номер. А он сказал, что у него такого нет.

Я хихикнула:

— И ты подумала, что тебя отшили.

— О, я думала, что умру со стыда прямо на месте, — засмеялась Дженна. — Но он меня удивил. Он молча взял со стола чистую салфетку, спросил, как со мной можно связаться, попросил у официанта что-то пишущее и аккуратно записал контакт. А потом пригласил меня на прогулку на закате.

— И всё? — разочарованно протянула Елена.

— А вы что хотите? — лукаво улыбнулась тётя. — Романтической истории с похищением и вампирской погоней?

— Признавайся, — хихикнула я, подмигивая. — Когда ты вытирала ему футболку, ты же прощупала его пресс, да? Финн ведь такой... высокий. И телосложение у него... ничего так. И лицом хорош...

— Селеста! — шикнула на меня Елена, но сама не могла сдержать улыбку.

Я лишь недоумённо развела руками. Ну а что? Это же правда. Финн явно очень хорош собой. Хотя, кто из Майклсонов вообще плох собой?

Дженна бросила на меня игривый взгляд и сдалась:

— Ладно, признаю. Чуть-чуть... потрогала. Чисто случайно.

Кэтрин ехидно усмехнулась, скрестив руки на груди:

— А с вами не соскучишься. Одна сразу двоих Майклсонов прибрала к рукам, вторая ещё одного, вот и ваша тётя теперь и до еще одного брата добралась.

Мы с Еленой переглянулись. Сестра ничего не говорила по поводу Кола. И я не настаивала. Пусть пока остаётся её маленькой тайной.

— Я, кстати, начинаю понимать, что Ребекка — не такой уж и плохой вариант, — вдруг вклинился в разговор Джереми. Я совсем забыла, что он всё это время молча слушал наш «девичий» разговор.

Фу! Я скривилась, швыряя в него ближайшую подушку:

— Прибереги Ребекку для кого-то постарше, малыш. Ей уже хватает в жизни детей, которых нужно нянчить.

— А почему нет? — ехидно заметил Джереми, и в его глазах читалось озорство. Я знала, что он шутит. Потому что, откровенно говоря, он никогда не проявлял к Ребекке такого рода симпатии — это было бы заметно. Да и Ребекка никогда бы не посмотрела на него так. — Если уж и портить жизнь Майклсонам, то всем вместе. Чтобы не было скучно.

В его словах звучала такая ироничная, горькая правда, что я невольно с ним согласилась. Точно. Судя по всему, моя миссия в этом мире — устроить полный и абсолютный беспредел. И, кажется, попутно я успешно переворачиваю с ног на голову жизнь древнего вампирского семейства. Осталось только понять, кто в итоге окажется в выигрыше.

***

Когда мы вошли в фойе поместья Майклсонов, нам удалось избежать громкого фурора, хотя волну мы подняли изрядную. Воздух стал густым от напряжения, стоило нам переступить порог. Я сразу же ощутила на себе тяжёлые, любопытные взгляды Сальваторе и Майклсонов, будто нас взвешивали на невидимых весах.

Деймон, увидев Елену, уже сделал порывистое движение вперёд, но Стефан железной хваткой сдержал его за локоть. А Кол с наглой ухмылкой, способной довести кого угодно до бешенства, прошёл мимо них с видом короля, игнорирующего придворных, и направился прямиком к нам.

Я обернулась к Елене и Дженне, чувствуя себя генералом перед решающей битвой.

— Ну, давайте, все по своим ухажёрам. Быстренько, — скомандовала я шёпотом, но так, чтобы было слышно.

Усмехнувшись своему отражению в ближайшем зеркале, Дженна поправила юбку великолепного фиолетового платья, которое переливалось на свету, подчёркивая каждый её изгиб. Затем, с внезапно проснувшейся грацией, она уверенно двинулась вглубь зала — словно точно знала, куда идти.

— Миледи? — игриво протянул Кол, делая лёгкий, театральный поклон и протягивая руку Елене.

Та в ответ покровительственно улыбнулась, совершила такой же изящный, почти что книксен, и приняла его руку. Её пальцы легли в его ладонь с той естественностью, что бывает лишь после многолетних репетиций.

Перед уходом Майклсон бросил мне на прощание быстрый, почти невидимый взгляд — многозначительное подмигивание, мол, «всё под контролем». И, повернув Елену за локоть, повёл её прочь, растворившись в толпе. Я проводила их взглядом, ловя себя на странном беспокойстве.

Удивительно, но Кол прислал Елене именно то платье, которое, я была уверена, было у неё в оригинале. Я не знала, откуда канонная Елена его взяла, но факт оставался фактом.

«Неужели это такой лёгкий намёк от Вселенной, что всё будет так же, как и должно было быть?» — пронеслось у меня в голове.

Чтобы не сорвать план, мне пришлось срочно заказать точную копию платья Елены через интернет, заплатив за наряд и экспресс-доставку сумму, от которой до сих пор кружится голова. Мы с Дженной потом смотрели на оба платья, как на нечто опасное, мистическое. Кэтрин и Елена должны были выглядеть абсолютно идентично. Это был мой козырь.

Резко развернувшись, я буквально влетела в крепкие объятия. И, разумеется, это был Клаус. Его пальцы властно, но почти невесомо легли на мои голые плечи, не оставляя ни шанса вырваться. Плотный, обжигающий взгляд медленно скользнул по мне с головы до ног, считывая каждый изгиб тела, угадывающийся под тонкой тканью.

На мне было красное платье из лёгкого шифона, юбка струилась по ногам с невесомой грацией. По ткани были рассыпаны чёрные кружевные узоры, превращающие простое алое платье в нечто дерзкое и смертельно опасное. Оно держалось на тонких бретелях, спина была открыта почти полностью, прикрытая лишь ажурными кружевами. Декольте... V-образный разрез спускался практически до талии, прикрывая всё важное, но нагло подчёркивая то, что не скрыто.

Я и сама ахнула, когда увидела его впервые. Я-то думала, Элайджа выберет что-то более сдержанное, строгое, чтобы прикрывало как можно больше. А нет. Он явно решил иначе.

Моя татуировка, кстати, прекрасно выделялась на общем фоне. Елена видела её раньше и вопросы не задавала. А когда её увидели Дженна и Джереми, я даже не соврала, сказав, что она появилась магическим образом. Елена, кажется, поверила — у неё в глазах читалось лишь лёгкое беспокойство. А вот у Дженны зашевелились подозрения. Джереми даже не удивился, только ляпнул, что со мной и не такое могло произойти.

— Ну и, каков вердикт, о великий эстет? — приподняв бровь в немом вызове, спросила я, чувствуя, как под его взглядом по коже бегут мурашки.

— Ты выглядишь... великолепно, — усмехнулся Клаус, и его голос прозвучал странно хрипло, словно он долго молчал или... сдерживался.

— Как будто в другое время я не великолепна, — слегка прикусив губу, ехидно заметила я.

Клаус раздражённо закатил глаза и отпустил мои плечи. Но его пальцы на мгновение задержались на моей коже, скользнули вниз по рукам и лишь затем медленно разжались. На коже осталось лёгкое, почти болезненное жжение — след его прикосновения.

— Любишь ты испортить момент, — спокойно проговорил он, но я заметила, как уголки его губ дрогнули в сдержанной улыбке.

— А скажи, пожалуйста, где мой сегодняшний кавалер? Что-то я его не вижу, — с лукавой улыбкой протянула я, нарочито медленно оглядываясь по сторонам.

Клаус, не говоря ни слова, с театральной галантностью протянул мне руку. Я молча обхватила его локоть, чувствуя под пальцами дорогую ткань его пиджака.

Спрашивать про партнёршу Клауса не имело смысла. Я сразу заметила недовольную Кэролайн, стоящую поодаль. Она бросала колкие взгляды на Тайлера и Ребекку. Я знала, что первородная собиралась пригласить гибрида, но не думала, что он так просто согласится. Видимо, согласился. И, кажется, Кэролайн в отместку приняла приглашение Клауса — судя по тому самому голубому платью, что было на ней. Но браслета я не заметила. Странно...

— Только не проделай взглядом дыру в бедной Кэролайн, милая. Ты сама просила узнать её получше, — хмыкнул Клаус, с насмешливым любопытством наблюдая за моей реакцией.

— Красивое платье, — искренне выдохнула я, но на языке тут же появилась странная, терпкая горечь.

Не успел Клаус мне ответить, как я угодила в другие объятия — твёрдые, уверенные и до боли знакомые. Элайджа. Он смотрел на меня с такой мягкой, почти нежной теплотой, что у меня на мгновение перехватило дыхание.

И знаете что? Он был одет во всё чёрное. Тёмно-серая рубашка лишь оттеняла идеально сидящий на нём чёрный костюм. Если бы вы взглянули на моё красно-чёрное платье, рыжие локоны и на него... мы были бы идеальным контрастом.

— А мы хорошо смотримся вместе, — довольно кивнула я, ловя на себе его взгляд.

Клаус фыркнул и с преувеличенной галантностью передал меня в руки брата, как передают ценный приз, хрупкую игрушку или фарфоровую статуэтку. Я ещё не поняла, кем именно я была в этот момент. Но его пальцы на мгновение задержались на моей ладони, прежде чем окончательно отпустить её.

Я машинально отвела взгляд в сторону и сразу наткнулась на Финна. Он стоял рядом с Дженной, держа в руках два бокала шампанского, и о чём-то тихо, увлечённо с ней разговаривал. На его обычно строгих губах играла лёгкая, почти неуловимая улыбка. Дженна смеялась в ответ, касаясь его руки.

Элайджа и Клаус проследили за моим взглядом и почти синхронно подняли брови в унисон, глядя на эту неожиданную картину.

— Наша тётя встречается с вашим братом. Теперь вы видели всё, — пафосно провозгласила я.

Клаус наклонил голову, переводя на меня заинтересованный взгляд, полный немого вопроса: «Ты это серьёзно?». В глазах Элайджи же горело искреннее, неподдельное изумление.

— А я-то думала, почему он такой... живой. Не такой, каким должен быть, а тут, хоп... И наша тётя. Почему именно она? — я произнесла последнюю фразу почти шёпотом, но Клаус и Элайджа, конечно, услышали.

— Судьба, — с лёгкой задумчивостью проговорил Элайджа, протягивая мне бокал с шампанским. Его пальцы ненадолго коснулись моих.

Клаус лишь усмехнулся и отхлебнул шампанское, которое мгновением раньше снял с подноса официанта. Однако его взгляд снова вернулся к Финну и Дженне, и в нём читалось нечто сложное — причудливая смесь любопытства, одобрения и той самой братской насмешки, старой как мир.

Клаус и Элайджа почти синхронно подняли головы, словно хищники, уловившие знакомый запах. На лестнице начали собираться Майклсоны — вся их древняя, могущественная семейка, излучающая опасное обаяние и вековую власть.

— Мы скоро, — с той самой ухмылкой, что предвещала лишь хаос, произнёс Клаус, уже направляясь к лестнице.

Элайджа лишь кивнул и, медленно, словно нехотя, разжал пальцы на моей руке. Он последовал за братом, его спина была прямой, а осанка — безупречной, даже когда он просто шёл.

Я резко повернула голову, сканируя зал взглядом в поисках Елены. Я знала, что Кэтрин уже где-то здесь, она ведь мастер несанкционированного проникновения. И когда Эстер пригласит Елену «для беседы», её под шумок заменит Кэтрин. Только вот надо будет как-то отвлечь Сальваторе, которые бросали на Елену слишком уж выразительные взгляды — смесь жгучего интереса, старой обиды и чего-то ещё, очень личного.

«Ну нет, ребята, сегодня не ваш день».

Сомневалась ли я в Кэтрин? Конечно, да. Бегство — это её вторая натура, прямо после самосохранения. Я до сих пор не понимала, что на самом деле заставило её согласиться помочь нам. Однако я чётко дала ей понять: если она бросит нас в критический момент, последствия будут ужасны. Она знала меня. Знала Клауса. Знала Элайджу. Объяснять мне особо не пришлось — в её глазах мелькнуло то самое понимание, которое дорогого стоит.

— Селеста? — позвала меня Елена, подходя так близко, что её плечо почти коснулось моего. Казалось, она вся светилась изнутри, словно лампочка. Я с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза до потолка.

— Неужели общение с Колом так на тебя действует? — я приподняла бровь, изучая её пылающие щёки и неестественно блестящие глаза. — Или, может, ты тайком пригубила чего-то покрепче, чего в меню этого раута и в помине нет?

— О чём ты? — нахмурилась Елена, но уголки её губ предательски дёрнулись.

Я взмахнула руками, обводя её фигуру и в итоге ткнув пальцем прямо в её сияющее лицо.

— Вот об этом. Ты сияешь точь-в-точь как Дженна, когда та заигрывает с Финном. У вас семейное что ли?

Елена резко провела ладонью по волосам, смахивая невидимое смущение, но её пальцы чуть заметно дрожали.

— Ты даже не отрицаешь... — прошептала я, делая шаг вперёд и понижая голос до интимного, заговорщицкого шёпота.

— Не здесь... — так же тихо, почти беззвучно, ответила она, её глаза беспокойно скользнули по окружающим. — Позже. Не сейчас.

Ну, тут она была права. Зал кишел «свидетелями».

«Зажму её завтра в школе. Или дома. Выбью всё признание вместе с духом», — пообещала я себе, чувствуя, как закипает любопытство.

Это было даже мило — смотреть, как она пытается сохранить лицо, когда всё внутри явно пело и танцевало. Кол, чёрт возьми, явно знал, что делал.

Я поймала её взгляд и увидела в нём панику, смешанную с подавленным возбуждением. О да, завтра будет интересный разговор.

А пока... пока мне нужно было найти способ выловить Финна из этой толпы и поговорить с ним по-душам. По-женски. Спросить, насколько он серьёзен насчёт Дженны. Потому что если потом появится Сейдж, и он к ней сбежит, оставив мою тётю с разбитым сердцем... Я его сама лично прибью. И сделаю это с таким удовольствием, что Ребекка мне аплодировать будет.

Мысли прервал новый взгляд со стороны Сальваторе. Деймон смотрел на Елену с таким голодом, что по телу пробежали мурашки.

— Прошу прощения, — мягко, но властно прозвучал глубокий бархатный голос Элайджи, когда он внезапно оказался возле меня и Елены. Его появление было таким тихим, что я чуть не вздрогнула. Кол тут же возник рядом, как тень, со странным, почти хищным блеском в глазах протянув руку моей сестре. Та, не проронив ни слова, приняла её, и они растворились в толпе, будто их и не было.

Заиграла музыка — томный, чувственный вальс. Элайджа протянул мне руку в немом приглашении. Я молча приняла её, и мои пальцы сами вплелись между его пальцев. Пока он вёл меня в центр зала, к уже кружащимся парам, я успела поймать взгляд Клауса. Тот без особого энтузиазма приглашал на танец Кэролайн. Я едва заметно приподняла бровь в немом вопросе: «Ну что, как тебе?». Он в ответ лишь криво усмехнулся, и в его глазах мелькнуло что-то тёмное и знакомое — вызов.

Элайджа аккуратно, почти с благоговением коснулся моей талии, притягивая к себе. Наши пальцы сплелись, и я бросила на него лукавый взгляд, тут же заметив искры такого же озорного огня в его тёмных глазах.

«Кажется, наша связь усиливается», — промелькнуло у меня в голове.

— Ты права. Наша связь стала... ощутимее, — неожиданно подтвердил мои мысли Элайджа, и я в изумлении уставилась на него, пока он вёл меня в плавном танце. Его голос был тихим, предназначенным только для меня. — Я стал ощущать эхо твоих эмоций. Раздражение. Тревогу. Мимолётное волнение... Сейчас, например, ты одновременно взволнована и раздражена.

«Чёрт возьми. Почему? Я бы рехнулась, если бы чувствовала кого-то постоянно. И почему только он чувствует, а я нет?» — нахмурилась я внутренне, стараясь сохранять безмятежное выражение лица.

— Возможно, потому что я вампир, — тихо ответил он, его губы почти касались моих волос. — Как и говорил Кол, мои... чувства усилены намного больше, чем должны были быть. Возможно, именно поэтому я и начал улавливать отголоски твоих эмоций. Это ощущение немного сбивает с толку, но его нельзя назвать неприятным.

Я снова нахмурилась, мой взгляд непроизвольно цеплялся за Дженну и Финна, круживших неподалёку. Тётя сияла. По-настоящему. Её смех был лёгким и искренним. Я не знала, сколько должно пройти времени, чтобы проникнуться к кому-то так глубоко, но ясно было одно: Дженне Финн искренне нравился.

— Я надеюсь, Финн не разобьёт ей сердце. Если он сбежит к Сейдж... — прошептала я, едва слышно.

— Сейдж? — Элайджа недоумённо нахмурил брови, бросая короткий оценивающий взгляд на Финна. — Сейдж мертва.

Что? В каком смысле? (тупой вопрос)

— В смысле... мертва? — прошептала я, чувствуя, как в голове всё переворачивается.

«И откуда он вообще знает? Он что, следил за ней?»

— Скажем так, у меня есть свои источники среди вампиров, — ответил он на мой немой вопрос. — И кое-кто сообщил, что бывшую возлюбленную нашего брата настиг весьма... печальный конец.

«Ура! Да здравствует любовь... Ой... Не так. Печально, конечно, что она мертва, но... Да кого я обманываю, мне наплевать на неё. Главное, что Финн свободен», — пронеслось в голове со скоростью света.

Элайджа усмехнулся, и в следующее мгновение его рука аккуратно отпустила мою талию, а пальцы мягко перевели меня в объятия того, кто стоял за спиной. Я описала изящную дугу и оказалась прижатой к твёрдой грудной клетке Клауса. Он снова мягко, но властно придержал меня за плечи, затем провёл рукой к талии, а другой — обхватил мою ладонь. Между нами по-прежнему оставалось катастрофически мало места, его дыхание обжигало кожу. Я сделала полшага назад, пытаясь отвоевать хотя бы крупицу личного пространства.

Я подняла взгляд, наткнувшись на усмешку Клауса. Но в его глазах бушевала настоящая буря — клубок азарта, раздражения и чего-то ещё, более тёмного и неуловимого.

— Ты слишком увлечена всем вокруг, кроме своего партнёра, — пожурил он меня, его голос звучал притворно-укоризненно. — Элайджа, кажется, даже расстроился.

Я фыркнула, позволяя ему вести меня в более быстром, почти агрессивном танце.

— У меня, знаешь ли, плотный график. Поговорить с Финном, найти Кэтрин, убить Эстер, спасти мир... В общем, мелочи. Тесное расписание, — недовольно пробурчала я, глядя куда-то ему в подбородок.

Ладонь Клауса на моей талии сжалась чуть сильнее, и он сделал едва уловимый шаг вперёд, снова сокращая дистанцию. Его наклон ко мне был почти интимным.

— Элайджа уже говорил, что ты не обязана брать на себя всё в одиночку, — прошептал он мне на ухо, выполняя плавный, почти невесомый поворот. — Мир не рухнет, если ты на пять минут перестанешь его спасать.

Я нахмурилась. Проблема была в том, что я не могла не брать. Я не могла просто развалиться в кресле, запить всё вином и сказать: «Ребята, разбирайтесь сами». Я знала о проблеме — значит, должна была её решить. Возможно, не знай я будущего, я бы смогла расслабиться и переложить всё на плечи Элайджи, Клауса, Елены... Но сейчас...

Мне было физически сложно усидеть на месте. Если я не буду решать их проблемы — или чьи-то ещё, хотя бы ради собственного спокойствия — я просто не смогу нормально спать. Да, я знала, что они и без меня разберутся. И разберутся куда более жёстко и эффективно. Но... я не могла просто отпустить. Я должна была делать что-то. Иначе... иначе я просто сойду с ума от этого давящего знания и чувства беспомощности.

Моим проклятием была эта неспособность отпустить контроль. Потребность знать всё, быть в центре всего, сжимать мир в ежовых рукавицах. Я пыталась бороться с этим, но нет — такая уж я есть.

Клаус внимательно смотрел на меня, и казалось, он читал каждую мою мысль, каждый скрытый страх на моём лице. Его усмешка сменилась странной, почти понимающей серьёзностью.

— Иногда, — произнёс он тише, и в его голосе не было привычной насмешки, — самая большая храбрость — это позволить другим сражаться за тебя. Хотя бы для разнообразия.

Я подняла на него недоумённый взгляд. Казалось, в его словах не было привычной иронии или игры — он говорил искренне, и это было почти так же пугающе, как и его обычные манипуляции.

Затем мой взгляд плавно скользнул за его спину, выхватывая картину: Деймон сжимал Елену в танце так, будто пытался вдавить её в себя, а его глаза горели мрачной одержимостью. Кол, танцуя с Ребеккой, бросал на Сальваторе хищные, предупреждающие взгляды — явный территориальный спор без слов.

— Кстати, тебе очень повезло, — шёпотом, почти интимно, проговорил Клаус, и я лишь недоумённо приподняла бровь, не понимая, к чему это. Но тут же последовал резкий поворот, его рука соскользнула с моей талии, и я оказалась в объятиях... Финна.

«Ура!» — мысленно взвизгнула я, едва сдерживая торжествующую улыбку.

— Ну, здравствуй, спящая красавица, — сладко, с лёгкой язвительностью протянула я, встречая его спокойный, но слегка недоумённый взгляд.

— Извини? — его голос прозвучал тихо, но с той самой первородной твердостью, что кроется за внешним спокойствием.

— Не извиню. Дженна — моя тётя, ясно? И если ты сделаешь ей больно, я тебя убью. Ну или засуну обратно в гроб, это как получится, — без тени улыбки прошипела я, глядя ему прямо в глаза.

И тут Финн усмехнулся. Усмехнулся! Уголки его губ дрогнули, и в глазах на мгновение мелькнула искорка настоящего, живого веселья. Он вообще так умел? Хотя, кого я обманываю — в сериале я на него особо и не обращала внимания, он был больше фоном, трагической тенью.

— Дженна рассказывала мне о своих племянниках. И о тебе. Самой... яркой, — он бросил выразительный взгляд на мои огненные волосы, и в его голосе прозвучала лёгкая, почти неуловимая насмешка.

«Не-не-не! Даже не смотри на мои волосы таким взглядом! Если ты выбираешь девушек по типу Элайджи — типа, одна монетка на тысячу лет, только разного года производства... Ну знаешь: Элайджа — брюнетки и шатенки, Финн — рыжие, а Ребекка — молодые и наивные... Тогда до свидания, иди лесом!».

— Ии? — многозначительно протянула я, заставляя его продолжить.

— И я не думал, что именно ты — её племянница. Даже удивился, когда узнал, — он замолчал, его взгляд на мгновение отвлечённо скользнул куда-то поверх моей головы. Я едва повернула голову и поймала взгляд Элайджи, который вальсировал с Дженной. Выглядели они... подозрительно гармонично. — Поверь мне, я не намерен причинять ей боль. Дженна... дорога мне.

Я с трудом сдержала порыв закатить глаза.

«Это слишком быстро. Слишком! Неужели можно так быстро привязаться? Хотя... ей-богу, после девятисот лет в гробу любой живой человек покажется райским созданием».

Но я лишь молча кивнула. Потому что не верить ему у меня не было причин.

Пока что.

— Наша матушка задумала кое-что ужасное... — так тихо, что я едва расслышала, прошептал Финн.

Я вскинула на него глаза, не понимая. Его лицо стало серьёзным, почти мрачным.

— Надеюсь, ты не согласился на её ужасный план? — так же шёпотом спросила я, мысленно ликуя: «Он предупредил меня! Он действительно против!»

— Нет. Я больше не имею желания покидать этот мир, — спокойно, но с железной твёрдостью проговорил первородный. В его глазах читалась не просто усталость, а настоящая, глубокая жажда жизни.

«Он действительно ей отказал. Ура! Финн молодец! Да здравствует Дженна и её удивительное влияние на первородного!»

— Хорошо, если так. Но когда Эстер пойдёт против вас всех, тебе придётся принять сторону, — бросила я напоследок, уже вырываясь из его объятий, которые он и не думал удерживать.

Мой взгляд поймал движение у выхода: Елена вместе с Деймоном и Колом, который следовал за ними как тень, покидали зал.

— Благодарю за танец, — я сделала лёгкий, почти невесомый книксен и чуть ли не бросилась за сестрой, но столкнулась носом к подбородку (всё-таки я ниже его даже на каблуках) с Клаусом. Он стоял как скала, не шелохнувшись от удара.

— Спокойнее, милая, Кол разберётся, — остановил он меня, его руки мягко легли мне на плечи, удерживая на месте.

Я бросила беспокойный взгляд за его спину, туда, где растворилась в полумраке та самая троица — Елена, Деймон и преследующий их Кол.

— А кто сказал, что я бегу спасать Елену? Может, я хочу посмотреть, как Кол вытирает Деймоном траву, — лукаво заметила я, поднимая на Клауса вызывающий взгляд.

Он усмехнулся, и в его глазах вспыхнул тот самый опасный, весёлый огонёк, который предвещал... А что, собственно, он предвещал? Клаус снова протянул мне локоть, и я тут же ухватилась за него.

— Тогда пойдём посмотрим представление, устроенное моим братом, — в его голосе было столько скрытого, почти детского веселья, что я невольно улыбнулась в ответ.

Мы вышли на террасу, а затем в ночной сад. Клаус по дороге ловко перехватил у проходящего официанта пару бокалов с шампанским, сжимая их между пальцев так умело, будто делал это тысячу раз.

Прохладный ночной воздух окутал моё разгорячённое лицо, даря приятную свежесть. Я даже не заметила, как в зале было душно.

Клаус протянул мне бокал, я молча приняла его, чувствуя, как холодное стекло приятно холодит ладонь.

— Ну что, слышно что-нибудь? Где Кол? — чуть громче, чем нужно, произнесла я, пытаясь заглушить внутреннюю тревогу.

Клаус бросил на меня чуть насмешливый, но на удивление тёплый взгляд.

— Ты волнуешься за неё, — заключил он, и это не было вопросом.

— Естественно, она же моя сестра! — с неожиданным жаром вырвалось у меня, и я тут же замерла, осознав сказанное.

Елена — моя сестра. Да... Она моя сестра... Моя сестра.

А ещё у меня есть брат, и тётя, и друзья. И родственная душа, чёрт возьми!

Что-то горькое и липкое сжало моё сердце. Я почувствовала, как ноги подкосились, а бокал в руках предательски дрогнул и накренился. Клаус удержал его, а другой рукой мягко, но настойчиво усадил меня на скамью возле кустов. Я даже не заметила, как мы дошли до неё.

— Я, конечно, не Элайджа, — мягко, с лёгкой иронией заметил Клаус, опускаясь рядом со мной так близко, что его плечо почти касалось моего. — Но даже я тебе скажу, что привязываться — это не всегда плохо.

Я закатила глаза и сделала большой глоток шампанского. Игристость напитка приятно щекотала нос.

— Кто бы говорил. Ты вообще своих единственных родственников закалываешь и возишь с собой в гробах, — парировала я, но без обычной едкости.

Клаус усмехнулся, словно говоря: «Что правда, то правда». Но мы оба знали, почему он это делает. Из-за страха остаться в одиночестве. А я...

Я тяжело выдохнула, глядя на тёмный контур сада.

— Как ты думаешь, — неожиданно тихо спросил Клаус, вертя бокал в своих длинных пальцах. — В другом мире, если бы я был просто сыном Майкла, а не... этим. Она бы любила меня?

Я медленно моргнула, осознавая, о ком он сейчас говорит. Об Эстер. Я не знала, любила ли она их когда-то. Возможно, да. Но сейчас... У меня не было готового ответа.

— Не знаю, — честно призналась я, глядя на небо. — Возможно, в мире существуют дети, которые, как бы они ни старались, никогда не получат любви своих родителей. Даже если этот ребёнок — желанный мальчик. Или сын своего отца.

Клаус резко повернул ко мне голову, его взгляд стал острым, изучающим.

— Ты... — он замолчал, будто решая, стоит ли продолжать, а потом тихо хмыкнул, как бы отвечая на свои собственные мысли. — Ты никогда не говорила о себе. Ты знаешь о нас так много, что иногда это пугает, но сама остаёшься закрытой книгой. За семью печатями.

Я сощурилась, сделав ещё один глоток, и посмотрела на Клауса поверх края бокала. Потом отставила шампанское и чуть наклонила голову, с интересом изучая его лицо.

— А это бы что-то изменило?

Повисла пауза. Не неловкая, а лёгкая, наполненная ночными звуками — стрекотом сверчков, далёкой музыкой из особняка. Мы с Клаусом долго смотрели друг на друга, словно каждый не решался разрушить эту хрупкую тишину. Потом гибрид ухмыльнулся — по-настоящему, почти по-дружески.

— Нет, не думаю. Ты в любом случае была бы Селестой. Со всеми твоими... особенностями.

И сказано это было с такой неподдельной, почти уважительной прямотой, что я невольно улыбнулась в ответ.

Вот и хорошо.

Я устало выдохнула, сладко потянулась, распрямляя затекшие ноги, и поставила бокал с недопитым шампанским на прохладный каменный подлокотник скамьи.

— Эти туфли меня убивают, — простонала я, беззастенчиво снимая каблуки и с облегчением засовывая босые ноги под скамью, в прохладную, мягкую траву.

Клаус усмехнулся, наблюдая за моими телодвижениями с видом снисходительного повелителя, которого забавляют странности простых смертных.

— Что? — я развела руками, вставая на прохладную дорожку босыми ногами. Неровности между плитками слегка впивались в стопы, но это было приятно. Я наконец-то могла расслабиться.

— Ты как всегда, — покачал головой Клаус. Только в его голосе не было ни капли осуждения, лишь лёгкая, едва уловимая ирония и что-то ещё... почти что теплое.

— Если сейчас пойдёт дождь, то это будет самое расхожее клише всех мелодрам, — произнесла я, кружась вокруг своей оси, но не сильно — я ведь знала, что могу запросто споткнуться о край плитки и грохнуться прямо перед ним.

Но ночное небо оставалось ясным и звёздным. Никакого дождя. Никаких клише. Только я, босая на холодном бетоне, и тысячелетний гибрид, наблюдающий за мной с непонятной ухмылкой. И в этом было что-то на удивление... правильное.

— Только не упади, я ловить тебя не буду, — усмехнулся Клаус, делая ленивый глоток шампанского. Его взгляд скользил по моей фигуре с насмешливым интересом.

— Не волнуйся, если я пострадаю, то потом нажалуюсь Элайдже, что ты во всём виноват, — многозначительно протянула я, продолжая кружиться. Клаус лишь закатил глаза, но в уголках его губ дрогнула едва уловимая улыбка.

Я остановилась, запрокинув голову и устремив взгляд к звёздам. Искать созвездия я даже не пыталась — никогда не понимала, как в этом хаотичном мерцании можно разглядеть хоть какие-то фигуры.

— Кстати! — внезапно подскочила я, резко разворачиваясь к Клаусу. Безумная, но любопытная мысль посетила меня. Я подошла к скамейке и уселась рядом с первородным, поджав под себя босые ноги. Клаус с интересом наблюдал за моей внезапной оживлённостью. — Внуши мне что-нибудь...

— Внушить? — удивлённо протянул он, и в его глазах тут же вспыхнул знакомый озорной огонёк. — Это что, новые ролевые игры?

— Только в твоих мечтах, Клаус, только в твоих мечтах, — раздражённо закатила глаза я. — Я просто хочу проверить, действует ли на меня внушение. Вдруг я неуязвима и к этому?

— А ты разве не пьешь вербену? — удивлённо протянул он, слегка нахмурившись. Его взгляд скользнул по мне, будто ища скрытый амулет или флакончик в складках платья.

— Нет. На мне нет даже украшений с вербеной. Мне просто стало интересно, насколько я действительно неуязвима, — с горящими от любопытства глазами пояснила я, придвигаясь к нему ещё ближе.

Клаус не отрывал от меня взгляда. Его губы изогнулись в той самой опасной усмешке, а в глазах вспыхнули весёлые, почти дьявольские искорки. Он явно наслаждался этим.

— Только внуши что-нибудь нормальное! Если оно подействует на меня, я не хочу потом сгореть со стыда, — сразу же предупредила я, указывая на него пальцем. — Никаких «разденься» или «станцуй на столе»!

Клаус наклонил голову вбок, оставляя бокал на каменном подлокотнике скамьи. Его выражение лица стало сосредоточенным, почти серьёзным.

— Хорошо, — он притих, и его голос приобрёл ту самую бархатистую, проникающую в самую душу глубину. — Тогда ответь... Ты когда-нибудь любила?

Я недоумённо расширила глаза. Вопрос был таким неожиданным, таким... личным, что я невольно сжала руки в кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

— Странный вопрос, — нахмурилась я, пытаясь понять, к чему он клонит.

— Значит, не действует, — протянул Клаус, и его ухмылка стала ещё шире. Он откинулся на спинку скамьи, разводя руками.

— Это было внушение? — удивлённо прошептала я. Я ведь ничего не почувствовала — ни головокружения, ни тумана в сознании, как это обычно показывают в фильмах. Ничего, кроме неожиданного вопроса, который заставил меня на мгновение задуматься.

Клаус наблюдал за моей реакцией с явным удовольствием.

— Да, — подтвердил он. — И раз ты задаёшь этот вопрос и сохраняешь полное самообладание... Поздравляю, милая. Ты неуязвима и для внушения.

Он произнёс это с лёгким оттенком разочарования, однако в его голосе сквозило нескрываемое любопытство.

Я откинулась на спинку скамейки, переваривая эту информацию. Неуязвима для внушения...

— Значит, я и правда особенная, — протянула я с лёгкой ухмылкой.

— О, не сомневайся, — Клаус вновь поднял бокал и сделал глоток, не отрывая от меня пронзительного взгляда. — Слишком особенная...

Между нами снова повисла странная, но на удивление комфортная тишина. Её нарушило лишь тихое ржание лошадей где-то вдалеке. Я инстинктивно повернула голову на звук.

Возле запряжённой кареты — или как называется эта открытая штука без крыши — стояла Кэролайн. Она одиноко смотрела в ночь, и её плечи были чуть опущены. И только сейчас до меня дошло: я своей болтовней и «спасательными миссиями» разрушила одну из самых милых и нежных сцен между ней и Клаусом.

Чёрт!

Я резко обернулась к Клаусу, тыча пальцем в сторону Кэролайн:

— Ты не подойдёшь? Она же явно ждёт.

Клаус раздражённо закатил глаза, с силой отставляя уже пустой бокал на каменный подлокотник.

— Нет. У нас и так куча дел, если ты забыла. Или твои внезапные эксперименты с внушением стёрли тебе память?

Ну, что правда, то правда. Я совсем отвлеклась на эти неожиданно откровенные разговоры под звёздами. А сейчас... Сейчас Елена! Елена с Деймоном и Колом где-то там!

Я резко сорвалась с места, забыв о туфлях, оставленных рядом, и споткнулась о них, едва не шлёпнувшись на землю. Клаус молниеносно подхватил меня. Его рука крепко сжала мой локоть, усадив обратно на скамью.

— Сначала туфли, — ухмыльнулся он, смотря на мои босые ноги. — Или ты планируешь бежать по брусчатке, как Золушка, но без хрустальной туфельки?

Я уже тянулась к туфлям, забытым у скамьи, но Клаус опередил меня. Он стремительно опустился на одно колено, и его пальцы ловко перехватили обувь буквально в сантиметре от моей руки. Я замерла, невольно застыв с широко распахнутыми глазами.

— Клаус, если ты решил сделать мне предложение, то мне надо подумать. И надо очень долго думать. Знаешь ли, я уже как бы замужем, а ты всего лишь жених, — протянула я, пытаясь скрыть внезапное смущение за маской сарказма.

Клаус лишь усмехнулся, аккуратно беря мою лодыжку в свою тёплую ладонь. Его пальцы были удивительно нежными, когда он медленно, почти бережно надевал на мою ногу туфлю.

— Мне кажется, ты получаешь странное, изощрённое удовольствие, видя меня в таком... унизительном положении, — игриво протянул он, не поднимая глаз.

— Я тебя не заставляла, ты сам полез. Похоже, это ты получаешь изощрённое удовольствие, делая это, — не без ехидства заметила я, чувствуя, как по щекам разливается румянец.

Клаус поднял голову, принимаясь за вторую туфлю. Его взгляд на мгновение встретился с моим, и в его глазах промелькнула не знакомая мне искра — не веселья, а чего-то более глубокого, более тёмного и... заинтересованного.

Он туго, но не больно застегнул защёлку на второй туфле.

— Понежнее, — притворно вздохнула я, дёрнув ногой.

— Нежнее она хочет, — ехидно проворчал он, но ослабил хватку, проводя пальцем по ремешку, будто проверяя, не давит ли.

Завершив свою неожиданную «миссию», он молча поднялся и протянул мне руку. Моя ладонь легко легла в его, и я позволила ему помочь себе подняться, после чего машинально обхватила его локоть. Мы неспешно двинулись обратно к ярко освещённому дому, оставляя за спиной тёмный сад и одинокую фигуру Кэролайн.

— Значит, Кэролайн тебе не понравилась, — констатировала я.

— Не понравилась, — безразлично подтвердил Клаус, и в его голосе не было ни капли сожаления.

Я тяжело выдохнула, чувствуя странную смесь облегчения и легкой грусти. Ладно уж, кто я такая, чтобы заставлять его насильно кого-то любить? Видимо, я действительно изменила сюжет до неузнаваемости. Но, в любом случае, многое ещё впереди. Возможно, слишком многое.

Мы шли обратно к особняку, и его освещённые окна казались теперь не такими гостеприимными, а скорее похожими на ловушку. Музыка внутри сменилась на что-то более томное и тревожное.

— Элайджа, наверное, уже рвёт на себе волосы от беспокойства, — заметила я, больше чтобы разрядить обстановку.

— Пусть потерпит, — Клаус фыркнул. — Ему полезно иногда понервничать. Оттачивает самоконтроль.

Я хотела было ответить какой-нибудь колкостью, но в этот момент из-за поворота аллеи появилась Ребекка. Её платье было слегка помято, а в глазах читалось знакомое сочетание ярости и скуки.

— Ник, — её голос прозвучал как хлыст. — Наша дорогая матушка желает видеть всех нас в зале. Сейчас же, — её взгляд скользнул по мне, и в нём мелькнуло что-то похожее на любопытство. — И тебя тоже, Селеста.

Клаус напрягся, его рука под моей ладонью стала твёрже.

— И в каком она настроении? — спросил он, и в его голосе внезапно появились стальные нотки.

— В настроении древней могущественной ведьмы, которая устала ждать, — язвительно ответила Ребекка. — Так что, если вы закончили свой... умилительный променад, пошли. Шоу, кажется, начинается.

Она развернулась и пошла прочь, даже не проверив, идём ли мы за ней.

Клаус и я переглянулись. В его глазах читалось то же, что и у меня: «Ну что, поехали?»

— Как думаешь, она уже поняла про Кэтрин? — прошептала я.

— Если нет, то скоро поймёт, — так же тихо ответил Клаус. Его пальцы сжали мою руку чуть сильнее. — Готова к хаосу, милая?

— Я рождена для хаоса, — выдохнула я, и мы шагнули навстречу свету, музыке и неизбежной развязке.

***

Когда мы вернулись в зал, Эстер уже стояла на лестнице, произнося какую-то пафосную речь. Увидев нас, она словно облегчённо выдохнула. Ну ещё бы — главные действующие лица её драмы наконец-то в сборе.

Я отпустила локоть Клауса, сканируя зал взглядом и сразу же заметив Елену в отдалении. Она тоже увидела меня и немедленно двинулась навстречу. Мы столкнулись где-то посередине, как раз в тот момент, когда официанты с подносами начали разносить бокалы с тем самым, роковым шампанским.

— Ну как? — прошептала я, наклоняясь к сестре так, чтобы наши головы почти соприкасались.

— Элайджа сказал, что видел, как Кэтрин зашла в комнату, которая не прослушивается. Судя по всему, Эстер использовала для этого какую-то сильную магию, — так же шёпотом, едва шевеля губами, ответила Елена. Её глаза были широко раскрыты, в них читалась смесь страха и азарта. — Я специально была на улице, чтобы не крутиться в зале и не вызывать лишних подозрений.

Я кивнула, показывая, что всё поняла. Я могла только предполагать, о чём Кэтрин говорила с Эстер — сдала она нас или нет. В любом случае, отдавать ей добровольно кровь двойника я не планировала. Откуда мне знать, что она сделает с ней ещё, помимо этого ритуала связывания?

«А может, просто закончить всё здесь и сейчас, а не играть в этой дурацкой пьесе?» — пронеслась внезапная, острая мысль.

Чем скорее мы со всем разберёмся, тем быстрее я смогу наконец поспать.

Я стала искать глазами Элайджу, пытаясь поймать его взгляд и получить хоть какой-то намёк на дальнейший план действий.

На самом деле, я немного врала, когда говорила о смерти Эстер. Да, возможно, я хотела, чтобы эта старая ведьма умерла, но убить её самой? Мои руки не созданы для пролития крови. Сама мысль о том, чтобы снова переступить эту грань вызывала тошнотворную слабость в коленях.

Я невольно сжала бокал, который протянул нам проходящий официант, так сильно, что пальцы побелели. Елена тоже взяла свой, подозрительно косясь на искрящуюся жидкость.

— Не смотри так, — шикнула я на неё, — как будто тебе подсунули цианистый калий.

Я снова осмотрела зал в поисках Элайджи. И когда я, наконец, нашла его среди толпы — он медленно вышел из-за колонны и я мысленно, вложив в посыл всю свою решимость, произнесла:

«Элайджа, заканчиваем всё сегодня или ждём, пока ваша матушка продолжит своё представление? Ведь если заклинание не сработает, она сразу поймёт, что мы в курсе».

Элайджа развернулся, и его взгляд, тёмный и пронизывающий, встретился с моим. Он едва заметно, но совершенно чётко покачал головой. Отказ. Идеально! Значит, играем до конца... Затем он так же медленно и красноречиво перевёл взгляд на Финна. Тот стоял неподалёку и с явным отвращением, почти подозрительно, разглядывал свой бокал. Рядом с ним замерла Дженна, наблюдавшая за тем же бокалом с немым, настороженным недоумением.

«Что я пропустила?»

— За присутствующих! — громко провозгласила Эстер, вырывая меня из раздумий.

Мы все синхронно подняли бокалы.

«Странно — пить кровь своей... ну, в каком-то смысле, бабки», — мелькнула у меня нелепая мысль.

Ладно, не пить, а лишь пригубить, но всё равно... чертовски странно и отвратительно. Я встретилась взглядом с Еленой. В её глазах читалось то же самое. Мы вместе, будто по команде, поднесли бокалы к губам, притворяясь, что пьём. Я почувствовала лишь сладковатый вкус шампанского на языке, но внутри всё сжалось от осознания того, что в нём может быть скрыто. Игра началась. Теперь оставалось только ждать, чей ход будет следующим.

Эстер наблюдала за нами с высоты лестницы, её улыбка была широка и неестественна, как у марионетки. Она поднесла свой бокал к губам, и её взгляд, острый и оценивающий, обводил каждого из нас, выискивая малейший признак сомнения или отказа.

Время замедлилось. Звуки музыки и гул голосов слились в отдалённый гул. Я видела, как Клаус слегка наклонил голову, изучая содержимое своего бокала с тем же выражением, с каким он обычно рассматривал потенциальную жертву. Ребекка уже пригубила своё шампанское, но её взгляд был прикован к Колу, который демонстративно отставил свой бокал, не притронувшись к нему.

Спасибо, Кол. Ты только что прекратил мои мысленные терзания. Взял и развязал войну одним жестом. Весь план — коту под хвост.

Кол, всегда Кол. И, знаете что? Это не так уж и плохо. Иногда хаос — это именно то, что нужно.

Сегодня нужно избавиться от Эстер. Окончательно. Пока она не сбежала. Быстро, грубо и эффективно — без лишних церемоний, без её игр, в которые мы слишком долго играли. Только без свидетелей. Невинные люди не должны пострадать в этих вампирско-ведьмовских разборках.

Кстати, если подумать... Я совсем не помню, как Эстер вообще умерла в сериале. Помню только, что Деймон обратил Эбби, чтобы прервать...

Стоп! Вот почему... Твою мать.

«Идиотка!»

Я резко рванула вперёд, прямо к Колу, который провокационно смотрел на свою матушку, словно бросая ей вызов. Эстер переводила взгляд с одного ребёнка на другого, её лицо было маской вежливого интереса, но в глазах плескалась ярость. Она вежливо кивнула присутствующим и величественно, не спеша, удалилась вглубь дома. Танцы продолжились, но напряжение в воздухе висело плотным одеялом.

— Хомяк... — зло прошипела я, впиваясь пальцами в руку Кола выше локтя. Рядом тут же возникла Елена. Совсем забыла, что мы пришли вместе. — Ты только что подложил мне свинью размером с целую планету!

Кол закатил глаза и усмехнулся, глядя на меня с тем самым раздражающим обаянием:

— Знаешь, я рано или поздно всё же спрошу у тебя, почему ты называешь меня хомяком, но не сейчас, — его улыбка была ослепительной и бесстыдной. Он бросил взгляд на Елену, затем снова перевёл его на меня. — Но разве не ты сама хотела разобраться с нашей матушкой побыстрее?

— Это было до того, как я вспомнила, что Эстер черпает силу из рода Беннет, понимаешь? — мой шёпот звучал сдавленно-раздражённо, но я сдерживала себя, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Краем глаза я заметила, как Клаус, Ребекка и Элайджа, словно почуяв неладное, уже пробираются к нам сквозь толпу.

— Это плохо, — заключил Кол, и его лицо на мгновение стало серьёзным. — Но ты ведь знаешь, что делать, да?

— Тебе нужно оборвать связь, — глухо произнесла я, чувствуя тяжесть этих слов.

Конечно, не хотелось бы убивать Эбби или обращать её в вампира, как это сделал Деймон, но...

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Елена, её глаза метались между мной и Колом.

— Твоя сестра имеет в виду, что я должен убить ведьму, — с мрачной усмешкой произнёс Кол, глядя прямо на Елену.

— Нет! — Елена резко повернулась ко мне, её лицо побелело. Я скорчила гримасу, бросая на Кола убийственный взгляд. Спасибо, дружище. Очень вовремя.

— Что происходит? — тихо, но властно спросила Ребекка, появляясь рядом. В тот же миг рядом возникли Элайджа и Клаус, образовав вокруг нас живое, напряжённое кольцо.

— Всё в порядке? — спокойным, но твёрдым голосом поинтересовался Элайджа, приблизившись ко мне ближе, чем того требовали приличия.

Кажется, он почувствовал мою панику, приправленную раздражением. Я мгновенно вцепилась в его ладонь, словно тонущий хватается за соломинку, отчаянно пытаясь впитать его леденящее спокойствие.

Элайджа удивлённо взметнул бровью, но не проронил ни слова. Лишь молча переплёл наши пальцы, отвечая на мою немую мольбу.

И именно в этот миг меня осенило. Та самая закономерность, которую я бессознательно искала. Всё дело было в физическом контакте.

Я заметила это не сразу, но всё же уловила. Сначала во время танца, когда я увидела в его глазах ту самую искру, что пылала и во мне. Потом, когда он заговорил об эхе моих эмоций, и я начала постепенно возвращаться к себе, обретая долгожданное спокойствие.

Да и если вспомнить: каждый раз, когда мне становилось легче рядом с ним, он непременно касался меня. Порой — почти неуловимо, порой — совершенно очевидно. Но физический контакт присутствовал неизменно.

Его прикосновения замыкали цепь между нами, заставляя меня чувствовать то же, что и он. Именно они усиливали нашу связь, становясь моим якорем — спасением для моих бушующих эмоций и для меня самой. И теперь у меня был шанс окончательно убедиться в этой догадке.

Словно в ответ на мои мысли, по мановению незримой руки, напряжение начало отступать. Раздражение таяло, сменяясь непривычным, но желанным умиротворением.

— Вы не хотите объяснить, что тут происходит? — спросил Клаус, бросив взгляд на наши с Элайджей сцепленные руки. В его глазах читалось странное раздражение.

Я окинула взглядом зал, отмечая, как гости стараются обойти нас стороной, но не могут скрыть любопытства.

— Нам нужно выйти, — подхватил мои мысли Элайджа, и в его голосе звучала стальная решимость.

Остальные в безмолвном согласии кивнули, и мы двинулись к выходу, словно сплочённый отряд. Элайджа по-прежнему крепко держал мою руку, и его пальцы сжимали мои с тихой одержимостью, будто он боялся упустить меня. Едва мы ступили на прохладный ночной тротуар, я резко развернулась, обращаясь к Колу и Елене.

— Вы идёте к Бонни и просите её разорвать связь. Ты будешь хорошим полицейским, — я ткнула пальцем в Елену, затем перевела взгляд на Кола, — а ты — плохим. Ваша задача — прервать связь рода Беннет с Эстер. Если понадобится... — я сделала паузу, сглатывая комок в горле, — даже пригрозите.

— Но, Селеста... — начала Елена, но я резко остановила её жестом.

— Я знаю, что ты хочешь сказать. Что это неправильно, что Бонни — твоя подруга. Именно поэтому я и отправляю тебя — уговори её по-хорошему. Если не согласится, объясни, что от этого зависит жизнь Кэролайн. Пока Эстер жива и связана с родом Беннет, под угрозой каждый вампир.

— О чём ты? — с внезапным интересом спросил Кол. Элайджа и Клаус молча смотрели на меня, их лица застыли каменными масками.

— О кровной линии, — спокойно, словно на лекции, произнесла я. — Вы, можно сказать, родоначальники вампирского рода. И если кто-то из вас умрёт... то все вампиры, обращённые вами, и их потомки тоже умрут. Эстер использует эту связь, чтобы уничтожить всех вампиров. И возможно, силы рода Беннет снова могут спасти ей жизнь. Мы не сможем покончить с ней — лишь ненадолго задержать.

В воздухе повисла гнетущая тишина. Элайджа и Клаус переглянулись — между ними пронёсся целый немой разговор.

— Елена, поняла? Если хочешь решить всё миром — действуй. Но быстро! — строго сказала я, и она машинально кивнула, разворачиваясь к Колу. Я повернулась к Ребекке. — Ты тоже идёшь с ними.

— И с чего бы это? — недоумённо спросила блондинка, скрестив руки на груди.

— Потому что там две ведьмы. Как бы вы ни были сильны, вы уязвимы для их магии. В отличие от меня. А я... — я сделала паузу, — мне нужно быть здесь.

Я развернулась к Клаусу и Элайдже.

— Мы с вами идём любезничать с вашей матушкой. Вы же не против семейного рандеву, муж и жених мой?

Клаус ухмыльнулся — хитро и по-волчьи довольно. Кажется, он вспомнил, как я двадцать минут назад отказала ему в «предложении». Элайджа мягко улыбнулся, отпуская мою руку. В его глазах вспыхнул озорной блеск — вновь эхо моих эмоций.

— А теперь все по местам! — пафосно провозгласила я, широко раскинув руки, словно дирижёр перед оркестром.

— Любишь же ты покомандовать, — закатив глаза, произнесла Ребекка, но всё же кивнула Колу и Елене, давая понять, что готова действовать.

Вот и отлично. План есть. Осталось самое сложное — его выполнить.

***

— Что происходит? — напряжённо поинтересовался Финн, вылавливая нас в полумраке коридора особняка, куда мы нашей дружной троицей — я, Клаус и Элайджа — отправились на поиски Эстер.

Я чуть не вздрогнула, но вовремя сдержала себя, лишь недовольно скосив взгляд на Финна. Его лицо было серьёзным, в глазах читалась не просто вежливая обеспокоенность, а настоящая тревога.

Дженна явно на него повлияла.

— Происходит то, Финн, что у меня, кажется, начался старческий склероз. В восемнадцать лет, представляешь? — не смогла удержаться от жалобы я, потирая виски.

Почему я забыла столько важных деталей? Неужели мир медленно стирает мою память? Или мой разум, перегруженный хаосом этой реальности, отнёс эту информацию к разряду несущественной и выбросил за ненадобностью, как бесполезный хлам?

А может, всё гораздо проще? Это просто недосып так на меня влияет?

Я резко тряхнула головой, пытаясь прогнать навязчивые мысли, и тут же ощутила, как пол уходит из-под ног, а стены поплыли перед глазами. Моё тело дрогнуло, и я, потеряв равновесие, сделала неуверенный шаг назад.

Две пары сильных рук мгновенно обхватили мою талию, не дав упасть. Элайджа и Клаус среагировали синхронно, словно единое целое.

— Селеста? — взволнованно, с лёгкой дрожью в голосе спросил Элайджа, его пальцы мягко коснулись моего лица, приподнимая мой подбородок, чтобы я посмотрела на него. — Скажи, пожалуйста, ты сегодня вообще отдыхала? Хотя бы немного?

Я виновато прикусила губу, отводя глаза. Признаваться в своей безалаберности всегда было неприятно.

— Тогда вопрос другой, — вдруг тихо, но с стальным оттенком в голосе подхватил Клаус. Его взгляд был пристальным, аналитическим. А хватка на моей талии стала чуть тверже. — Как долго ты не отдыхала? Не спала нормально?

Я подняла голову, глядя на всех троих первородных. Кажется, даже Финн был искренне заинтересован, его обычно каменное лицо выражало лёгкое недоумение. Вот это Дженна его обработала, конечно.

— Три дня? — вопросом на вопрос ответила я, сама не уверенная в точности. Я как-то не считала.

Глаза Элайджи расширились в неподдельном ужасе, а Клаус не сдержался и бросил на меня мрачный, почти яростный взгляд.

— Это бы объяснило твою чрезмерную взвинченность в последнее время, — спокойно, но с явным раздражением произнёс он. В его взгляде читалось: «И почему я сразу не догадался?». — И твою... скачущую, как у безумной белки, логику.

Да откуда тебе знать?

— Слушайте, давайте мы решим вопрос с Эстер, а потом...

— Почему? — тихо, почти шёпотом, перебил меня Элайджа. В его голосе я услышала всю боль мира, всю ту немую тревогу, что копилась в нём всё это время. — Почему я не слышал этого? Почему не почувствовал?

Я тяжело выдохнула, чувствуя, как стены коридора смыкаются вокруг меня.

— Потому что я так уже привыкла жить. Для меня это не является чем-то новым или из ряда вон выходящим. Иногда я могла не спать и по пять дней. Мой мозг... он просто не даёт мне возможности сделать это, — честно призналась я, смотря куда-то в пространство между Элайджей и Клаусом. — Он не отключается. Просто продолжает работать на износ.

В прошлой жизни это очень помогало с работой. Я могла сделать за несколько дней всю работу, которую планировали на две недели, поэтому мой отдел часто преуспевал. Но человеческое тело — не генератор, который может бесконечно вырабатывать энергию. Рано или поздно что-то сдаёт. Например, я становилась более несдержанной, нервной, раздражительной. Это не зависело от моего желания спать или бодрствовать — мой перегруженный мыслями мозг просто отказывался отключаться. А я не хотела с этим ничего делать.

Элайджа и Клаус молча переглянулись. Безмолвный диалог между ними длился всего секунду, но за ней стояли века понимания. Потом Клаус резко повернулся к Финну:

— Уведи отсюда Дженну. Немедленно. Отвези её домой, сделай всё, чтобы она была в безопасности. Понял?

В Финна словно вставили стальной стержень. Он резко выпрямился и кивнул, без лишних вопросов. Но на прощание бросил на меня последний, странный, оценивающий взгляд, прежде чем исчезнуть в темноте коридора.

— Думаю, нашей матушке стоит немного подождать, — спокойно, но не допускающим возражений тоном изрёк Клаус и, не сговариваясь с Элайджей, резко подхватил меня на руки.

Я взвизгнула от неожиданности, инстинктивно вцепившись ему в плечи.

— Что? Вы хоть понимаете, что она сбежит? Где её потом искать, по-вашему? — пыталась я возражать, но мои протесты звучали слабо и безнадёжно.

Все-таки верно говорил Снарт о четырех правилах: «Придумываем план. Исполняем план. Ждем, что план пойдет под откос. Отбрасываем план». В любом случае, когда все планы работали как надо, а?

— Не волнуйся, Селеста, — голос Элайджи прозвучал обманчиво мягко, но в нём слышалась сталь. Он бросил на Клауса красноречивый взгляд. — Я с ней разберусь. Лично.

Клаус притянул меня к себе ещё ближе, его объятия были неожиданно... надёжными.

— Вы такие заботливые, что мне даже как-то неловко, — пробормотала я, уже почти смиряясь с неизбежным.

— Привыкай, милая, — раздражённо, но без настоящей злобы произнёс Клаус, уже разворачиваясь, чтобы унести меня в противоположную от Эстер сторону. — Всё-таки ты родственная душа самого благородного Элайджи. А он, как известно, не терпит, когда его... собственность страдает от недосыпа.

Спорить с ним уже не было сил. Да и желания, если честно, тоже.

Мы шли в тишине. Клаус молчал, и я не настаивала. Я чувствовала, как его руки — сильные, уверенные — мягко, но неумолимо обхватывали меня. И я точно знала: малейшая попытка вырваться будет тут же подавлена. Оставалось лишь анализировать ситуацию.

Мне нужно было разобраться с Эстер как можно скорее — хотя бы для того, чтобы наконец выспаться. Последние дни её образ преследовал меня неотступно, отравляя каждый миг покоя.

Впрочем, с Еленой и Ребеккой мне всё-таки удавалось поспать. Почти нормально, если закрыть глаза на жалкие три часа. Но стоило мне остаться одной... Может, я просто слишком привыкла здесь постоянно быть с кем-то? Ведь, по правде говоря, со мной почти всегда кто-то был рядом. И это осознание вызывало странное, но... тёплое чувство.

Я отвлеклась от мыслей, когда Клаус аккуратно, почти что бережно, опустил меня на мягкий диван в углу комнаты. Я подняла голову, встретившись с его взглядом. Он был слегка задумчивым, отстранённым, но на дне его глаз плескалось что-то незнакомое, тёмное и тревожное — отчего у меня сжалось сердце. Я моргнула, пытаясь стряхнуть с себя это ощущение. «Вот опять, я начинаю сходить с ума от усталости». Его пальцы едва заметно коснулись моих плеч, будто проверяя, сижу ли я устойчиво, прежде чем он отстранился.

— Посиди тут. Не двигайся.

Я не знаю почему, но кивнула, слишком уставшая, чтобы спорить, и осмотрелась. По всей видимости, мы были в его мастерской — пахло краской, растворителем и старым деревом. Клаус отошёл к окну, совершил звонок и заговорил тихим, сердитым голосом. Я краем глаза взглянула на дверь.

«Ладно, поиграли в паиньку и хватит. Мне нужно срочно найти Элайджу и Эстер, а не сидеть тут, как беспомощная кукла. Ради собственного же благополучия мне придётся совершить этот последний прыжок и...»

— Даже не думай, — тихо, но с ледяным, металлическим оттенком в голосе, произнёс Клаус, не оборачиваясь. От его тона я невольно вздрогнула.

Он всё ещё говорил по телефону, но его спина была напряжена, будто он видел меня насквозь.

Я закатила глаза, чувствуя, как остатки сил покидают меня.

— Ты что, принёс меня сюда, в свою мастерскую, чтобы я тут поспала или что? Так это не работает, Клаус. Чем быстрее мы разберёмся с вашей матерью, тем быстрее я...

Клаус резко положил трубку, не закончив разговор, и в два шага оказался передо мной, обрывая мой монолог. Его тень накрыла меня целиком.

— Просто посиди ровно десять минут. Отдохни хотя бы десять минут, Селеста. Доверься Элайдже, — он произнёс это сквозь зубы, и я видела, как невероятно сложно даются ему эти слова. И я всё больше не понимала: почему именно он остался со мной? Почему пошёл не он к Эстер, а Элайджа?

— Странно это слышать из твоих уст, особенно если вспомнить, что всего полгода назад ты сам не верил ему ни на грош, — не удержалась я от колкости, пытаясь вернуть себе хотя бы иллюзию контроля над ситуацией.

Клаус усмехнулся, театрально разводя руками. В его жесте читалось что-то вроде: «Ну что поделать, я такой, да. Меняюсь как погода».

Я тяжело выдохнула, чувствуя, как веки наливаются свинцом.

— Десять минут... точнее уже девять. Я сижу тут девять минут и иду за Элайджей. С тобой или без тебя. Вообще не понимаю, почему я согласилась на ваш дурацкий план, — выпалила я, сжимая пальцы в кулаки.

Клаус тяжело вздохнул. Он стоял передо мной, заслоняя собой дверь, словно тень, которую не обойти.

— Ты не осознаёшь этого, но сейчас ты слишком измотана. Ты человек, а не вампир. И возможно, ты и неуязвима для многого, но явно не для всего, — раздражённо, почти яростно протянул Клаус, смотря на меня сверху вниз. Его взгляд скользнул по моим глазам, а затем медленно опустился к рукам, сжатым в кулаки. — Ты на грани. И твоё нынешнее геройство может слишком дорого обойтись нам всем.

Я хотела возразить, сказать, что он преувеличивает, что я справлялась и с худшим... Но слова застряли в горле. Потому что он был прав. До жути прав.

Для взрослого человека я всегда слишком халатно относилась к своему здоровью, словно нарочно искала способ уйти из жизни побыстрее. Смерть никогда не пугала меня по-настоящему. Ведь, сколько я себя помню, она преследовала меня почти с самого детства — сначала смерть бабушки, затем гибель родителей, потом болезнь брата. К девятнадцати годам я уже потеряла всех, кто был вписан в наш семейный реестр. Осталось лишь одно маленькое имя. Моё имя. И больше никого.

А здесь, как ни странно, хоть постоянная угроза и преследовала меня, для смерти я была недоступна. Какая ирония! Возможно, мы со смертью успели когда-то стать лучшими подружками, или врагами — судя по тому, как она упорно избегает меня.

— Девять минут, — тихо повторила я, больше для себя, откидываясь на спинку дивана. Пружины мягко прогибались подо мной. — И ни минутой больше.

Клаус не ответил. Он просто стоял там, на страже, и его молчание было красноречивее любых слов. Он наблюдал, как напряжение медленно покидает мои плечи, а веки становятся всё тяжелее.

Где-то там, за этими стенами, решалась судьба его семьи, его матери. А он стоял здесь. Со мной. Потому что... почему? Потому что Элайджа попросил? Потому что я была частью этого безумного плана? Или потому что в тёмных закоулках его души что-то дрогнуло при виде того, как я сама себя уничтожаю? (Да, потому что! Он уже влюблён в тебя!)

Я закрыла глаза, прислушиваясь к тишине. Не к той, что снаружи — а к той, что внутри. К гудящей усталости в каждой клетке, к тяжёлому, но ровному биению сердца. Девять минут. Всего девять минут. А потом — в бой.

Но пока... пока можно было просто дышать. И знать, что кто-то стоит на страже твоего покоя. Даже если этот кто-то — тысячелетний гибрид с комплексом бога и склонностью к тотальному разрушению.

***

Мы с Клаусом ворвались в комнату как раз вовремя — ровно для того, чтобы увидеть напряжённую спину Элайджи и слишком расслабленную, почти томную позу Эстер, которая с каким-то странным, внутренним торжеством смотрела на сына.

«Что тут происходит?» — мысленно бросила я Элайдже.

Он мигом повернулся ко мне, и его взгляд на мгновение стал светлее, менее отстранённым, будто моё появление было глотком воздуха для утопающего.

— А я-то думала, кто же посмел изменить мой план, — прошипела Эстер, поворачивая ко мне голову. Её глаза сузились. — Я знала, что от тебя будут одни проблемы. Это стоило понять сразу, как только я увидела твою ауру. Такую... яркую. И такую чужую.

Я неосознанно закатила глаза, бросая взгляд на Клауса, который не смог сдержать короткой, тихой усмешки. Об этой чёртовой «ауре» твердят все, кому не лень, но сути этого слова никто так и не удосужился мне разъяснить!

— Ты, кажется, не понимаешь, о чём я, — спокойно, почти сладко произнесла Эстер, делая лёгкий, едва уловимый шаг вперёд. Её подбородок был гордо вздёрнут. — Мы с Элайджей как раз говорили на эту тему до того, как вы потревожили нас.

«И поэтому Элайджа был так напряжён? Что ты ему такое наговорила?»

Элайджа сделал неосознанный шаг назад, будто инстинктивно прикрывая меня собой. Клаус тоже выступил вперёд, его плечи напряглись, готовясь к атаке.

«Предупреждаю в сотый раз, я неуязвима!» — мысленно крикнула я им обоим, но, конечно же, услышал меня только Элайджа.

— Я сразу заметила неладное, когда перестала видеть своих детей, — глухо, с театральной грустью продолжила Эстер, даже не обращая внимания на напряжённые взгляды своих детей. — Я наблюдала за ними тысячу лет. Чувствовала боль каждой их жертвы и видела все совершённые ими ужасы... И вдруг... всё померкло. Я не видела ничего, лишь яркий, слепящий свет, который сопровождал их повсюду. Я не могла понять этой перемены, пока не встретила тебя.

Её глаза резко повернулись ко мне, она прищурилась, осматривая меня с ног до головы, будто изучая редкий экспонат.

— Да, мне говорили, что я сияю как солнце. Оказывается, я ещё и ослепляю? Какая радость, я польщена, — не смогла не съязвить я, скрестив руки на груди.

Зачем она вообще это говорит сейчас? Выигрывает время? Или это ловушка? Сначала она подкинет мне информацию, а потом попытается на этом вынудить сделку?

— Ты не понимаешь, да? — её голос стал пронзительным, почти жалобным. — Твоя сила настолько древняя и... чужая, что её нельзя описать. Но ты не принадлежишь этому миру, дитя. И рано или поздно этот мир тебя отвергнет. Выплюнет, как инородное тело.

Я удивлённо вскинула брови. Так вот о чём она говорила Элайдже... Вот почему он выглядел таким... потрясённым.

— Извините, конечно, мадам старая ведьма, — я сделала шаг вперёд, несмотря на предостерегающее движение Элайджи. — Может, вы и видите во мне что-то, но явно не понимаете другого. Этот мир сам пригласил меня сюда. И выгонять меня отсюда он не собирается. Поверьте, я уже проверяла. Несколько раз.

Эстер недоумённо вскинула брови — и в тот же миг моё тело пронзило странное ощущение: под кожей запрыгали мурашки, по спине прополз ледяной холод, а в ушах нарастал оглушительный, яростный звон. Едва осознав происходящее, я повинуясь внезапному импульсу, резко махнула рукой — и невидимая сила отшвырнула Эстер к стене.

Раздался оглушительный грохот, звон бьющегося стекла, треск дерева. Эстер влетела в стену с такой силой, что штукатурка посыпалась облаком пыли. Я неосознанно прикрыла глаза, не желая видеть последствий своего неконтролируемого взрыва.

Тишина. Глубокая, давящая.

— Я... слегка перестаралась, да? — прокричала я в тишину, приоткрывая один глаз и ловя на себе насмешливые, почти восхищённые взгляды Клауса и Элайджи. — Что?

— Ты отрубила нашу мать одним взмахом руки, когда она колдовала, — пояснил Клаус, смотря на меня со странной, дикой гордостью. — Без единого слова. Без подготовки. Просто... махнула рукой.

— И? — не поняла я.

— Наша матушка очень хороша в защитной магии, — мягко пояснил Элайджа, делая пару шагов ко мне навстречу. Его глаза сияли тем самым смешанным чувством — ужасом и восхищением. — Поэтому то, что ты смогла пробить её защиту... это говорит о слишком многом, Селеста.

Я заставила себя оторвать взгляд от его лица и рискнула взглянуть на Эстер. Она лежала у стены в неестественной позе, словно кукла, брошенная раздражённым ребёнком. Слабый, едва заметный подъём её груди под темным бархатом платья свидетельствовал, что она жива — просто отключилась. Казалось невероятным, что удар головой о каменную кладку имел такие последствия даже для древней, могущественной ведьмы. В моей груди клубилось странное чувство — облегчение, что я не убила её, и леденящий ужас от того, что смогла это сделать.

— Надеюсь, когда она придёт в себя, то не притворится, что потеряла память, — я с силой отряхнула ладони о бока, словно на них была настоящая пыль, а не невидимая грязь содеянного. Голос прозвучал резко, почти грубо, маскируя внутреннюю дрожь. — Не люблю клише с амнезией. Слишком уж банально.

Клаус усмехнулся — низко, глубоко — и тоже сделал шаг вперёд. Теперь оба Майклсона стояли прямо передо мной, всего в пяти сантиметрах, создавая ощущение то ли ловушки, то ли кокона.

Тишина снова повисла в воздухе, но на этот раз она была другой. Не гнетущей, а... заряженной. Наполненной невысказанными вопросами и тем самым странным, щекочущим нервы осознанием того, что правила игры только что снова поменялись.

— Так, что не так? — наконец вырвалось у меня. Голос прозвучал хрипло. Я повела взглядом с одного застывшего лица на другое, чувствуя, как в ушах снова начинает звенеть. — Вы смотрите на меня, как на новую игрушку, которая внезапно застрелила вашу старую. Что, я теперь эксклюзивный экспонат в вашей коллекции древностей?

Я неосознанно сделала шаг назад, чувствуя, как земля становится странно мягкой и пружинистой, будто я стою на сугробах и пытаюсь не провалиться в них. Звон в ушах снова усилился. Я резко встряхнула головой и почувствовала, как две пары мужских рук снова касаются меня. Что за слаженная работа сегодня у них такая?

— Кажется, для неё это уже перебор, — констатировал Элайджа, и я почувствовала, как его ладонь медленно обвивала мою талию, словно он собирался приобнять или поднять меня. Вот только убедиться в этом я не успела, потому что в ушах снова раздался резкий пронзительный звон, и мир померк.

«Что эта ведьма со мной сделала?!»

***

Я открыла глаза. Медленно. Неохотно. Веки были тяжёлыми, словно присыпанными пеплом.

Комната вокруг была стерильно чистой, стерильно белой и до костей холодной. Не физически — я не чувствовала температуры — а визуально, эстетически. Она источала ледяное безразличие.

«Неужели я окончательно свихнулась?» — первая мысль пронеслась с странным спокойствием, будто констатация факта. Не паника. Не ужас. Просто... усталое принятие.

Я с усилием поднялась, опираясь на стену. Поверхность была твёрдой, но странной — не отдавала привычного сопротивления, не передавала ощущения текстуры. Я видела стену, но не чувствовала её. Мои пальцы не оставляли на белизне ни малейшей тени, ни отпечатка.

«Ну, хотя бы не мягкая. Не люблю, когда стены мягкие. Это уже перебор даже для сумасшедшего дома», — промелькнула в голове абсурдная, отчаянно-саркастичная мысль.

Я взглянула на свою руку. Всё это казалось слишком... нереальным. Сюрреалистичным. Я ощущала себя так, будто... Что за бред? Я вообще себя не ощущала. Тело было странно лёгким, почти невесомым. Я не чувствовала работы мышц, когда поднимала руку — словно не я управляла ею, а она поднялась сама, просто потому, что я этого захотела. Прямо как в...

Я резко прикусила палец. И ничего. Совершенно. Ни ощущения зубов на коже, ни боли, ни красной отметины на пальце. Только звенящая тишина и нарастающее чувство глухой, ледяной паники где-то глубоко внутри, под слоем шокового онемения.

«Это сон», — холодно констатировал внутренний голос, пытаясь навести порядок в хаосе.

Кажется, моё тело всё же не выдержало и отключилось, перегруженное стрессом, недосыпом и внезапным выбросом силы. И теперь я оказалась неизвестно где. В странной, пустой, бесконечно белой комнате. Без окон. Без дверей.

«Иногда я забываю, что мне сейчас не двадцать четыре, и моё ещё 18-летнее тело не привыкло к таким нагрузкам. Спасибо, прошлая жизнь, за эти ужасные механизмы адаптации».

Я медленно повернулась вокруг своей оси, осматриваясь. Движение было плавным, почти невесомым, как в воде. Никаких ориентиров. Только белизна, разбегающаяся в бесконечность.

Странный, высокий звон снова раздался в моих ушах — не снаружи, а изнутри, будто вибрировала каждая клеточка моего сознания. Я скривилась, неосознанно прикрывая уши ладонями, но это не помогло. Звук шёл из меня самой.

«Так, а вот это уже... А что, если это не сон? Что, если Эстер что-то со мной сделала?»

Мысль пронзила ледяной иглой. Если она не может воздействовать на моё тело напрямую... она вполне могла воздействовать на моё сознание. Запереть меня здесь. А я и так последнее время держалась только на одной силе воли и литрах кофеина.

— Будет мне уроком на будущее, — громко, почти вызывающе изрекла я.

Тишина поглотила мои слова без малейшего эха. Абсолютная, всепоглощающая тишина.

«Ещё один намёк, что я во сне. Потому что эхо в реальной пустой комнате я бы услышала. Даже если бы окончательно свихнулась».

— Так, и зачем я тут? — мои слова снова утонули в вакууме. — Ты хочешь запереть меня тут, пока не убьёшь своих детей, что ли?

Я возвела глаза к потолку, к бесконечному белому ничто над головой.

— Это очень плохая идея. Потому что Элайджа тебя убьёт. Очень медленно и очень болезненно. А Клаус... Клаус, скорее всего, просто сожжёт всё к чёртовой матери и будет танцевать на пепелище.

Я снова осмотрелась. Ни движения. Ни малейшего изменения в идеальной, угнетающей белизне.

«Отлично! Это самый ужасный кошмар для меня — быть запертой в комнате, где нет ничего! Ни книг, ни интернета, ни даже дурацкого узора на обоях, чтобы считать! Лучше бы в зомби-апокалипсис меня закинули. Там хоть можно бегать и кричать».

А если... если Эстер так хочет воздействовать на своих детей? Мол, смотрите, ваша милая Селеста не сможет очнуться без моей помощи. Поэтому вы должны сохранить мне жизнь.

«Вот же сука...»

Извините за моё некультурное обращение. Но, серьёзно?! Это уже даже не низко. Это... клишировано!

В ушах снова раздался пронзительный, болезненный звон. Комната внезапно качнулась и поплыла перед глазами. Я невольно зажмурилась, чувствуя приступ тошноты — опять же, чисто ментальной, без физических проявлений.

А потом медленно открыла глаза.

Комната... изменилась. Из квадратной она стала прямоугольной, продолговатой, превратившись в длинный, бесконечный белый коридор. И в самом его конце, едва различимая вдали, была одна-единственная дверь. Ярко-красная. Знакомая.

Я замерла, рассматривая её.

— Ага, как же! Спасибо, но нет! Все ужастики так и начинаются! — я фыркнула, скрестив руки на груди. Красная дверь в конце бесконечного белого коридора выглядела так, будто её вырвали из самого дешёвого фильма ужасов.

Слишком уж очевидно, Эстер.

Я осталась на месте, упершись взглядом в эту дверь. Если это ловушка, то лучшая тактика — не играть по её правилам. Хочешь, чтобы я пошла? Сиди и жди. У меня вечность впереди. Ну, или пока моё тело не откажет окончательно.

Но минута прошла, потом другая. Ничего не менялось. Только эта проклятая дверь манила своим кровавым цветом, словно насмехаясь над моим решением.

Я снова осмотрелась, вглядываясь в ослепительную, монотонную белизну в поисках хоть какой-то зацепки, хоть малейшей трещинки в этом совершенном безумии. Ничего. Только бесконечное, давящее ничто.

— Точно, телекинез, — голос прозвучал глухо и странно в собственной голове, будто я говорила под водой.

Я сосредоточилась, пытаясь силой мысли сжать пространство вокруг, разорвать его, согнуть, хоть как-то воздействовать на эту стерильную тюрьму. Я представляла, как стены трескаются, как потолок осыпается белой пылью, как пол уходит из-под ног. Но ничего. Мои мысленные потуги упирались в непробиваемую пустоту, растворяясь в ней без следа. Ни малейшей вибрации, ни искры энергии.

«Кажется, я на время лишилась своих сил. Или просто эта комната не даёт мне использовать их. Как будто я в пузыре, отрезанная от всего, что делало меня... мной».

Снова этот пронзительный, ледяной звон в ушах. Он ввинчивался в сознание, настойчивый и раздражающий. Я недовольно нахмурилась, стиснув зубы.

— Ладно, я поняла! — крикнула я в белое ничто, и мои слова снова бесследно утонули. — Как последняя дура, пойду в эту твою подозрительную дверь! Довольна?

«Идиотка. Сама напрашиваешься на неприятности», — ехидно процедил внутренний голос, но выбора, похоже, не оставалось.

Я тяжело выдохнула — чисто символически, ведь дыхания я по-прежнему не чувствовала — и сделала первый шаг по идеально ровному, бесконечному полу. И тут же остановилась. Комната странно двигалась. Вернее, не я шла, а дверь... приближалась ко мне. Стены оставались на месте, но перспектива искажалась, будто я смотрела через линзу. Красная точка в конце коридора росла, приближалась с неестественной, пугающей скоростью.

— Может, ты тогда сама подъедешь? — не выдержала я, раздражённо взмахнув рукой. — Зачем мне идти, если ты всё равно всё контролируешь?

И о чудо. В мгновение ока, без звука и движения воздуха, дверь оказалась прямо перед моим носом. Я инстинктивно отшатнулась, хотя никакого толчка не почувствовала.

— Спасибо, — ядовито пробурчала я, глядя на ярко-красную, матовую поверхность. Она казалась единственной реальной вещью в этом месте.

«Ну, что за бред, а? Настоящий сюрреалистичный кошмар».

Моя рука потянулась к ручке, выглядевшей холодной и идеально отполированной. Я нажала на неё, ожидая щелчка, но вместо этого встретила лишь молчаливое сопротивление. Защёлка не сдвинулась с места.

— Да ты издеваешься... — прошипела я, ощущая, как последние капли терпения уходят в песок.

Я нажала ещё раз, сильнее, потом попыталась дёрнуть на себя, толкнуть от себя. Безрезультатно. Дверь была непоколебима, как скала.

— Только не говори, что мне нужны ключи! — закричала я, обращаясь к невидимому архитектору этого безумия. — Я что, в хорроре низкого бюджета? Мне нужно бегать и искать ключи по этой... абсолютно пустой комнате? Их тут нет! Ты же знаешь!

В отчаянии я подняла взгляд, вновь пытаясь найти хоть что-то, за что можно зацепиться глазами. Но там было только оно — абсолютно белое, чистое, идеально ровное пространство, где сходились стены и потолок. Невозможно было понять, где заканчивается одно и начинается другое. Голова снова пошла кругом, закружилась от этой бесконечной, однородной белизны, лишённой теней, перспективы, и смысла.

— Ладно... — тяжело выдохнула я, чувствуя, как здравый смысл уступает место отчаянной решимости. — Начнём вежливо. Вдруг сработает.

Я протянула руку и постучала ровно три раза — чётко, размеренно, с той самой изысканной вежливостью, с которой это всегда делал Элайджа. Не знаю, почему в голове вдруг всплыл именно его образ — его безупречные манеры, его тихие, уверенные движения. Но сейчас было не до вопросов.

И тут же, в полной тишине, дверь скрипнула. Негромко, почти неслышно, и приоткрылась ровно настолько, чтобы в щели мелькнула густая, непроглядная тьма. И это напугало меня куда больше, чем когда она была наглухо закрыта.

— Отлично, — прошептала я. — Не хватает только мигающей надписи перед глазами: «ОПАСНОСТЬ! НЕ ВХОДИТЬ!».

Я снова потянулась к ручке, намереваясь распахнуть её шире, как вдруг в абсолютной тишине прозвучал мой собственный голос. Тот самый, что я слышала только в своей голове, но теперь он звучал откуда-то извне, искажённый лёгким эхом:

«Каждый заслуживает второй шанс... Если он, конечно, не последняя сволочь».

Я резко повернулась на звук, но меня поглотила всё та же ослепительная белизна что и раньше. Мои пальцы с такой силой впились в ручку, что, казалось, костяшки вот-вот треснут от напряжения. Но я не чувствовала ничего — ни формы ручки в ладони, ни давления собственных пальцев, будто цеплялась за призрачную соломинку в безвоздушном пространстве.

«Ладно, разберусь с этим потом... Когда-нибудь... Если выберусь», — пронеслось в голове.

Я резко выдохнула, нажала на ручку и толкнула дверь от себя — чтобы буквально нос к носу столкнуться с Элайджей.

Я замерла, внимательно изучая его черты...

Это был не мой Элайджа. Это был какой-то другой. Его обычно безупречно уложенные волосы, теперь длинные почти до плеч, были растрёпаны и слиплись от чего-то тёмного и липкого. Взгляд был пустым, остекленевшим, устремлённым в никуда. А на губах... на губах была кровь. Много крови. Она медленно стекала по его подбородку и капала на уже испачканный воротник рубашки, расплываясь алыми пятнами.

Инстинктивно я уже хотела отпрянуть, отскочить назад, в безопасную белизну, но сдержала себя. Сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, которых не чувствовала.

Мой это Элайджа или не мой... Какая, в сущности, разница? Элайджа — это Элайджа. Даже если он... выглядит так, будто только что вышел из кровавой бани. Даже если он смотрит сквозь меня, словно я — призрак, пустое место.

Ага... Вот мы и приплыли.

«Вот почему эта красная дверь показалась мне знакомой», — мелькнуло в голове с ледяной ясностью.

Я сделала шаг назад, всё ещё вцепившись в дверную ручку. Дверь не должна была захлопнуться. Я слишком хорошо знала эти сюжетные повороты. Я могла навеки застрять в ловушке между реальным миром и... воспоминанием?

Да, это была та самая дверь. Та самая алая, матовая дверь, которую я мельком видела в роликах в Тик Токе. Она всегда оставалась на заднем плане в сценах с Элайджей — зловещим и загадочным символом, в значение которого я тогда не вдавалась. Теперь я понимала: она была связана с ним. С его самыми тёмными, самыми болезненными тайнами.

«Надо было смотреть «Первородных»! — яростно и беспомощно ругала я сама себя, чувствуя, как гнев и отчаяние сжимают горло. — Ну откуда я знала, что окажусь тут... в его сознании... или в ловушке, сотканной из его кошмаров?»

«Берегись своих желаний, деточка. Элайджа начал чувствовать мои эмоции, а я вот гуляю по его самым ужасным воспоминаниям. Отлично! Просто замечательно!»

Сделав глубокий, чисто символический вдох, я шагнула вперёд, к застывшей, как изваяние, фигуре Элайджи. Его спина была напряжена, плечи подняты. Я резко закрыла дверь за спиной. Отступать было некуда. Только вперёд, в самое пекло.

Дверь за моей спиной не захлопнулась — она растворилась. Бесшумно и бесследно. И комната... комната резко изменилась. Одна реальность сменила другую без перехода. Теперь я стояла в ночном лесу. Густом, первобытном, наполненном стрекотом цикад и тревожным шорохом листьев.

Элайджа вдруг ожил. Его остекленевший, пустой взгляд сфокусировался на чём-то позади меня. Он смотрел не на меня, а сквозь меня, с выражением такой вселенской, немой агонии, что у меня сжалось сердце. Я резко, почти инстинктивно обернулась.

И наткнулась взглядом на тело. Могло бы показаться, что это Елена — тот же силуэт, те же черты. Но нет. Я знала. Это была Татия. Её глаза были широко открыты, в них застыл немой ужас. А на шее... на шее зиял тот самый ужасающий укус — кровавый и смертельный.

«Ладно, я поняла, — холодная ясность накрыла меня, словно волна. — Это такой... "лёгкий" намёк от Эстер. Смотри, мол, он даже свою возлюбленную убил. А ты для него всего лишь родственная душа. Думаешь, он тебя пощадит? Сомневаюсь».

Или как-то так. Другой причины, по которой я оказалась именно здесь — в самом травмирующем моменте его жизни, — я просто не понимала. Это был подлый ход, Эстер. Настоящий удар ниже пояса.

Я стояла, зажатая между прошлым и настоящим, между Элайджей, застывшим в скорби, и бездыханным телом Татии, и чувствовала, как грань между реальностью и кошмаром истончается до предела. Это было не просто воспоминание. Это была ловушка, отточенная веками манипуляций Эстер.

И теперь мне предстояло выбраться из неё, не сломав ни себя, ни его.

Элайджа смотрел на Татию таким взглядом... Таким, от которого сжималось всё внутри. Казалось, он и вправду потерял любовь всей своей долгой, бесконечной жизни. Ладно, тут я себя поправила — не всей жизни, но уж точно очень, очень важную её часть. Ту, что оставляет шрамы, не заживающие и через тысячу лет.

Я откинулась на дерево, не чувствуя ни шероховатости коры, ни холода ночного воздуха, хотя листья над головой шелестели, подчиняясь невидимому ветру. Всё это было лишь эхом, воспоминанием, отголоском чужой боли. Оно не могло причинить мне физического вреда. По крайней мере, я на это надеялась.

Я перевела взгляд на Элайджу. Он плакал. Беззвучно, с той самой пронзительной, разрушающей душу тишиной, что громче любого крика. Слёзы медленно стекали по его идеальным, теперь искажённым гримасой страдания чертам, смешиваясь с кровью на губах. И даже несмотря на все попытки отстраниться, возвести стену между его горем и своим сердцем, у меня не получилось. Груз его боли давил на меня, сжимая горло тугим узлом.

Я не выдержала. С тихим, сдавленным вздохом опустилась на землю рядом с ним. Моя рука сама потянулась к нему, коснулась плеча.

Я знала, что он не почувствует этого. Да и я сама не ощущала ничего осязаемого — ни ткани его рубашки, ни тепла кожи под ней. Мои пальцы встречали лишь сопротивление воздуха, упругую, невидимую преграду, отделявшую меня от прошлого. Но моя рука всё равно лежала там, совершая бесполезный, инстинктивный жест утешения.

Я отвернулась, прижавшись виском к его неосязаемому плечу, лишь бы не видеть его слёз. Предательский ком в горле сжимался всё туже, а в глазах, вопреки всему, начинало предательски щипать.

Но нет. Мне нельзя было плакать. Я всегда держала себя в железных тисках. Слёзы — для тех, у кого есть плечо, на которое можно опереться. Кто обнимет и скажет, что всё будет хорошо. Меня же никто никогда не утешал. Поэтому я давно разучилась плакать. В этом не было смысла. Это была пустая трата сил и времени.

Я знала... Я знала, что Элайджа убил Татию. Это было одним из тех проклятых знаний, которых я так старалась избегать, но они всё равно просачивались в сознание — через обрывки тиктоков, спойлеры в комментариях, чужие теории... В нашем веке, опутанном сетями интернета, невозможно спрятаться от правды. Даже если ты отчаянно пытаешься сделать вид, что тебе всё равно.

Или делаешь вид, что тебе всё равно.

— Селеста... — голос прорвался сквозь плотную пелену кошмара, словно доносясь из-за толстого стекла — приглушённый, искажённый, но до боли знакомый.

Я резко вскинула голову, осматриваясь. Лес стоял неподвижно, застывший в своём немом ужасе. Даже стрекот цикад смолк.

— Ты должна очнуться... — голос прозвучал снова, настойчивее, отчаяннее.

Я подпрыгнула, готовая рвануться на звук, но вокруг не было никого. Только замершая картина страдания: Элайджа, склонившийся над Татией, его плечи застыли в немом рыдании. Будто кто-то поставил на паузу воспоминание.

— Да я бы с радостью очнулась, но не знаю как! — крикнула я в пустоту, и мои слова поглотила гнетущая тишина.

И тут я почувствовала. По-настоящему. Острое, жгучее прикосновение на внутренней стороне ладони. Я вскрикнула от неожиданности и боли.

— Ай!

На коже чётко проступила тонкая красная линия. Из пореза медленно, почти нехотя, выступила кровь.

«Какого хрена? Кто этот бессмертный? Я его придушу! Он порезал мне руку, сволочь!» — ярость, острая и чистая, на мгновение затмила страх.

Кровь капала на застывшую траву, оставляя на ней тёмные, алые пятна. Хотя по всей логике этого сна... этого кошмара... она не должна была этого делать. Рана ныла и пульсировала с пугающей, абсолютно реальной болью. Я застыла, заворожённо глядя на то, как моя собственная кровь падает на землю этого искривлённого воспоминания.

— Селеста... ты должна очнуться... — голос снова прошелестел, уже прямо у меня за ухом, словно шепот самого ветра.

Я резко развернулась — и прямо перед собой увидела широко открытые, невидящие глаза Татии. Ледяной ком снова сдавил мне горло, перехватывая дыхание.

И я сама не поняла, что делаю. Тело будто действовало само. Я сделала несколько шагов вперёд, опустилась на колени рядом с ней и мягко, почти с нежностью, прикрыла её глаза ладонью. Хоть так... Хоть так избавить её от этого пустого, леденящего взгляда.

Она была до жути похожа на Елену... И это пугало меня куда сильнее, чем должно было.

Кровь с моей ладони медленно стекала по её щеке, оставляя на мертвенно-бледной коже алый, рваный след. Капли скатывались к её шее, к той самой ужасной ране, и впитывались в неё. Но мне было уже всё равно. Лишь бы не видеть этого пустого, бездонного взгляда. Лишь бы не видеть её...

— Селеста... — голос прозвучал снова, совсем рядом, наполненный невыносимой тоской и... неужели любовью?

Мир опрокинулся. Земля ушла из-под ног, а пространство сжалось в бумажный ком. Меня вышвырнуло из этого леденящего душу воспоминания с такой неистовой силой, что внутри всё сплелось в тугой, болезненный узел.