Отражение | Klaus Mikaelson

Мой Телеграм канал с роликом - https://t.me/mulifan801

@mulifan801 - ник

Мой ТТ с роликами https://www.tiktok.com/@darkblood801?is_from_webapp=1&sender_device=pc

darkblood801 - ник

Ролик - https://www.tiktok.com/@darkblood801/video/7539215383601974534

Ошибки, ошибочки!😑😑(сигнальте в комментариях)

Глава 6

«Money talks, money talks. Dirty cash, I want you, and dirty cash...» — напевала я в мыслях, нанося блеск на губы с таким усердием, словно от этого зависела вся моя дальнейшая судьба. Липкий, сладковатый аромат клубники раздражал ноздри, но я стиснула зубы — сегодня мне нужно было выглядеть безупречно. Хотя бы для того, чтобы доказать самой себе, что еще держу контроль. Хотя бы над чем-то.

— Кажется, тебе это нравится, — сухо бросил Клаус, развалившись в кресле, как король на троне. Он пытался выглядеть спокойным, но... Плечи его были расслаблены, однако сплетённые в замок ладони выдавали напряжение — пальцы нервно постукивали по костяшкам, будто отбивая такт невидимой мелодии. Лицо его оставалось хмурым уже минут десять, и я ловила себя на мысли: «О чём он сейчас размышляет? Как бы поиздеваться надо мной? Или его бесит, что я так спокойна?»

Когда мы вернулись домой, я отправила Елену в душ — ей нужно было смыть с себя напряжение этого вечера. А потом Кол выдал гениальную идею: проверить, слышит ли мои мысли Элайджа, если отдалится от меня. И вот теперь, пока Елена приводила себя в порядок, мы все — я, Клаус, Кол, Дженна и Джереми — сидели в гостиной и ставили эксперимент. Я напевала в мыслях песню, а Элайджа медленно удалялся, чтобы понять, на каком расстоянии наша связь обрывается. И обрывается ли вообще...

— Ну, не то чтобы нравится... — с усмешкой ответила я, бросая взгляд на зеркальный экран телефона. Настоящего зеркала под рукой не было, так что приходилось наносить блеск почти вслепую, а потом сверяться с отражением. Я провела мизинцем по контуру губ, убирая излишки. Клаус следил за мной слишком пристально — как хищник, который вот-вот кинется на добычу. — Просто я понимаю, что смысла рыпаться уже нет.

Его губы дрогнули — он явно готов был отпустить какую-то колкость, но в этот момент воздух рядом со мной вздрогнул, пропуская легкую волну прохлады.

Я подняла глаза на появившегося в рядом Элайджу.

— Пятьдесят метров, — произнес он спокойно, но в его глазах читалось что-то... странное... Волнение? Раздражение? — Как только я отдаляюсь от тебя больше чем на пятьдесят метров, связь обрывается.

«Офигеть, пятьдесят метров! — мысленно ахнула я. — Мир, я знаю, что ты меня не любишь. Но Элайджу-то за что наказываешь? Или это намёк, что нам нужно держать дистанцию?»

— Я не думаю, что держать дистанцию — хорошая идея, — спокойно ответил Элайджа, его губы едва дрогнули в полуулыбке.

Я закатила глаза так сильно, что чуть не увидела собственный мозг.

Он теперь слышит КАЖДУЮ мою мысль. Аааааа, это же кошмар!

Клаус рассмеялся — низко, глухо, как будто мои внутренние вопли доставили ему невероятное удовольствие.

— А я думаю, что дистанция — отличная идея, — он оскалился, переводя взгляд с меня на Элайджу. О, теперь он ожил! В его глазах вспыхнул азарт — будто он только что получил козырь в игре, где ставки были выше, чем все мы думали.

Кол откинулся на спинку дивана, с довольным видом кота, который только что съел канарейку. Короткий, грубый смех сорвался с его губ — лёгкий, почти беззвучный, но глаза при этом ярко сверкали. Он явно наслаждался этим моментом.

— Мне даже не надо слышать мысли Ника, чтобы знать, о чём он думает, — небрежно бросил он.

Дженна, сидевшая рядом с Джереми, тихо вздохнула, будто устала от всей этой драмы. Но в уголке её губ дрогнула улыбка — она тоже не могла остаться равнодушной к этой абсурдной ситуации.

А Джереми? Он просто смотрел на нас всех, как зритель в театре, явно раздумывая, не стоит ли ему достать попкорн.

— Пятьдесят метров... — повторила я вслух. Это было одновременно и мало, и много. Достаточно, чтобы не чувствовать себя прикованной, но и достаточно близко, чтобы понимать — убежать не получится.

Элайджа стоял, скрестив руки, его тёмные глаза изучали меня. В них читалось что-то... обеспокоенное? Или, может, раздражённое?

— Ты слышишь её даже на расстоянии... — Клаус поднял бровь, его голос звучал слишком сладко, чтобы быть искренним. — Как... мило.

— Не волнуйся, брат, — Элайджа ответил с лёгкой усмешкой. — Если тебе так важно знать — да, я слышу её. Но, в отличие от тебя, мне не нужно подслушивать мысли, чтобы понять, что у кого-то на уме.

Воздух в комнате наэлектризовался.

«О, боги, сейчас они снова начнут...»

— Да, дистанция — это хорошая идея, — попыталась сбавить накал я, чувствуя, как напряжение в комнате сгущается, словно туча перед грозой. Мои пальцы непроизвольно сжали тюбик с блеском, оставляя на нём чуть заметные вмятины.

Я бросила взгляд на Элайджу, и в его глазах прочитала то самое спокойствие, которое так бесило Клауса.

— Ты, конечно, обладаешь чрезмерной терпеливостью, раз столько лет терпишь Клауса, — ехидно заметила я, нарочито медленно проводя языком по губам.

Клаус фыркнул, но его пальцы резко остановились — больше никакого нервного постукивания. Теперь он был полностью сосредоточен на мне, как охотник на добыче.

— Но мои мысли ты не сможешь отключить. Поверь мне, я иногда свожу с ума даже себя.

Элайджа лишь улыбнулся — нежно, почти снисходительно, будто я сказала что-то забавно-наивное.

— Поверь мне, меня это ничуть не пугает. Ни о какой дистанции не может быть и речи.

Его слова прозвучали как обещание. Или предупреждение.

Клаус резко встал, и его движение было настолько стремительным, что воздух дрогнул. Он подошёл к Элайдже, положил ладонь ему на плечо — якобы небрежно, но пальцы впились в ткань пиджака так, что белые костяшки проступили сквозь кожу.

— Нам нужно поговорить. Сейчас.

Его голос был низким, почти вежливым, но взгляд... О, этот взгляд говорил обо всём: о раздражении, о ярости, о чём-то ещё, что он тщательно скрывал.

Элайджа молча кивнул, но перед тем, как уйти, бросил на меня последний взгляд — тёплый, почти властный.

И они вышли.

— Оу... — протянул Кол, переводя на меня восторженный взгляд. Его глаза сверкали, будто он только что получил билет на самое интересное шоу в мире. — Надеюсь, дело не дойдёт до драки.

— Ты о чём? — спросила Елена, заходя в гостиную. Её волосы были слегка влажными, а лицо уже не таким бледным, как полчаса назад. Хорошо. Кажется, она пришла в себя.

Кол заговорщически поманил её пальцем, и, к моему удивлению, Елена послушно подошла, словно загипнотизированная.

«О господи!» — взвыл мой внутренний шиппер.

Кол встал с дивана, наклонился к её уху и что-то прошептал. Елена перевела на меня взгляд — её глаза сияли... восхищением?

— Селеста, ты слишком жестока. Даже хуже, чем Кэтрин, — выдохнула она, и в её голосе было столько странного уважения, что я невольно приподняла бровь.

— Вы вообще о чём? — не понимала я.

Почему все смотрят на меня так, будто разгадали главную тайну вселенной, а я — единственная, кто о ней не знает?

Дженна вздохнула, поднимаясь с дивана.

— Это будет очень сложно. Соболезную Клаусу.

— Про Элайджу не забудь. Его тоже пожалеть надо, — со смешком добавил Джереми.

Елена лишь кивнула, а Кол ехидно проговорил:

— Всегда знал, что у Клауса и Элайджи ужасный вкус на женщин.

Мои мысли метались, пытаясь найти логику в их намёках. Клаус был зол — это понятно. Элайджа... Элайджа выглядел так, будто уже принял какое-то решение.

А Кол? Кол просто наслаждался хаосом, который сам же и раздувал.

Елена смотрела на меня с какой-то странной нежностью, будто жалела и гордилась одновременно.

И только Джереми, кажется, оставался единственным, кто воспринимал всё это как развлечение.

«Чёрт, что они все от меня хотят?!»

Я проигнорировала их странные намеки, переведя взгляд на Дженну. Она копошилась в сумочке, выуживая телефон, а потом небрежно ткнула пальцем в экран, будто отбивала телеграмму невидимому собеседнику. Ее движения были резкими, нервными — совсем не похожими на ее обычную расслабленную манеру.

— Дженна, а ты куда? — удивилась я, замечая, как она одним движением выхватывает помаду и подкрашивает губы перед зеркалом.

Она не ответила сразу, сначала прищурилась, проверяя симметрию, затем слегка прикусила нижнюю губу, будто оценивая результат.

— На свидание, — наконец бросила она, откидывая прядь волос за ухо.

Воздух в комнате мгновенно сгустился. Мы с Еленой переглянулись — в ее глазах читался тот же немой вопрос: «С кем? Когда она успела?». Даже Джереми, обычно такой невозмутимый, замер с открытым ртом. Мы трое — как по команде — ринулись к Дженне, окружив ее плотным кольцом.

— Как его зовут? — Джереми первым сорвался с места, подойдя к Дженне вплотную. Его карие глаза сверкали любопытством, а в уголках губ дрожала едва сдерживаемая ухмылка.

— Что ты о нем знаешь? — Елена скрестила руки на груди, брови сдвинуты в строгую линию. Ее голос звучал мягко, но в нем явно читалось беспокойство.

Я же, не долго думая, выпалила главное:

— Он богат?

Тут все трое — Дженна, Джереми и Елена — разом перевели на меня взгляд, полный немого недоумения. Кол, до этого молча наблюдавший за сценой, фыркнул и, не сдерживаясь, заржал, запрокидываясь в кресле так сильно, что оно жалобно скрипнуло под ним.

— Что? — я развела руками, делая вид, что не понимаю их реакции. — Если уж влюбляться, то в того, кто с деньгами.

Джереми сначала прикрыл глаза, словно молясь о терпении, но потом не выдержал и заливисто рассмеялся, подхватывая Кола. Его смех был заразительным — теплым и немного хрипловатым, будто он давно не позволял себе так радоваться.

Елена покачала головой, но губы ее дрогнули в теплой улыбке. Дженна же просто вздохнула и провела рукой по волосам, словно пытаясь стряхнуть с себя нашу реакцию.

— Ты слишком черствая для своего возраста, — устало произнесла тётя, глядя на меня с таким пониманием, будто видела насквозь. — А как же любовь?

— Да кому нужна эта любовь? — я махнула рукой, стараясь говорить с напускным безразличием, хотя внутри что-то неприятно сжалось. — Без любви жить можно, а без денег — никак.

Джереми наклонился ко мне, его глаза сверкали ехидством, но в уголках губ пряталось что-то мягкое.

— Ты говоришь точь-в-точь как та самая бабка, которая после десятка неудачных браков доживает свой век в одиночестве — в окружении десятка котов, бутылки дешёвого вина и вечных слёз над пошлыми сериалами про «истинную любовь».

Кол, все еще давясь от смеха, добавил:

— Или как Клаус в особенно паршивом настроении. О, подожди... — он сделал драматическую паузу, — ты и есть Клаус в миниатюре!

Я почувствовала, как что-то внутри закипает — не злость, нет. Что-то более сложное, болезненное.

«Почему они не понимают? Деньги — это безопасность. Это стены, которые не дадут тебе разбиться вдребезги...»

Но вслух я только фыркнула:

— Ладно вам, философы. Дженна, если он тебя обидит — скажи. У меня есть лопата, пара мешков и отличное знание лесного массива в тридцати милях отсюда.

Дженна рассмеялась, но ее взгляд стал серьезным.

— Пугающе конкретно. Ты хотя бы оставишь мне время на опознание тела?

Елена вздохнула:

— Боже, ты и правда очень практична.

Джереми подмигнул:

— Это не практичность. Это уровень «я украду твое состояние, убью тебя во сне и спою на твоих похоронах, пока все будут пить шампанское».

Я усмехнулась, но внутри что-то ныло.

«Может, они и правы. Но кто сказал, что быть злодейкой — это плохо? Злодейки хотя бы не плачут по ночам».

Елена смотрела на меня странным взглядом, в котором смешались недоумение и какое-то напряженное ожидание. Ее пальцы нервно перебирали край кофты, будто она пыталась ухватиться за что-то реальное в этом безумии.

Дженна, к счастью, не заметила моего внутреннего дискомфорта. Она лишь поправила сумку на плече и сказала:

— Я познакомлю вас с ним попозже, если все станет серьезнее. Сама не знаю, к чему это приведет, но... надеюсь, это будет чем-то новым после Аларика.

Я кивнула, стараясь не выдавать внезапной горечи, подступившей к горлу. Дженна была права. Ей нужно было двигаться дальше. Жить своей жизнью, а не вечно быть тетей троих безумных подростков, втягивающих ее в свои хаотичные планы.

Когда она вышла, в гостиной воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем старых часов. Мы расселись по местам, ожидая Клауса и Элайджу.

— Что ты там говорил про ужасный вкус братьев? — напомнила я Колу, чтобы хоть как-то скоротать время.

Кол усмехнулся, развалившись в кресле.

— Ну, сначала была Татия. Причём у Клауса и Элайджи одновременно... Кстати, — Кол повернулся к Елене, которая сидела рядом со мной, поджав ноги, — ты её двойник.

— Да, Элайджа рассказывал о ней, — скривилась Елена, явно не в восторге от этого факта.

— Потом Аврора у Клауса, потом...

Его слова резко запустили поток моих безумных мыслей. Я замерла, чувствуя, как в голове складывается странная мозаика из фактов и догадок.

Нет, о вкусах Элайджи я знала достаточно хорошо. Он всегда выбирал однотипных женщин — шатенок или брюнеток с карими или зелеными глазами. Хотя, если разобраться, чаще всего это было одно и то же лицо. Татия. Кэтрин. Елена...

Он словно коллекционировал монетки одного номинала, одного года выпуска, одних и тех же оттенков.

Клаус же, казалось, выбирал всех без разбора... Но...

Я прикусила губу.

Если подумать, у них все-таки был общий вкус. Обоим нравилась Татия. А если Елена — ее точная копия...

Значит, Елена в их вкусе?

С Элайджей все очевидно — она точно его тип. Но как насчет Клауса? Была ли Татия для него просто одноразовой прихотью, или двойники ее все еще могли его зацепить?

Я украдкой посмотрела на Кола. Я же, вроде как, начала сводить Елену с ним... но что, если между ней и Элайджей пробежит искра? Или, не дай бог, с Клаусом?

Нет, конечно, я бы продала душу, чтобы увидеть, как Майклсоны дерутся за Елену, но...

Ладно, Клауса можно пока отложить в сторону. Пусть разбирается с Кэролайн. Но Элайджа...

Мысль застряла у меня в горле.

Все его отношения заканчивались катастрофой. Но что, если бы этого не случилось? Если бы всё сложилось иначе... Если бы Татия выжила и осталась с ним... Или если бы Кэтрин доверилась ему и не сбежала... Смог бы он жениться хоть на одной из них?

«Стоп, стоп, стоп!» — мысленно закричала я.

Он бы стал моим... дедом? Не кровным, но все равно — дедом.

— О господи... Мне срочно нужно перестать об этом думать, — выдохнула я, едва справляясь с нахлынувшими мыслями.

Но не успела я развить свою теорию дальше, как в гостиной материализовался сам Элайджа, бросая на меня такой красноречивый взгляд, что у меня по спине пробежали мурашки.

— Пожалуйста, больше никогда не думай об... этом, — спокойно произнес он, но я заметила, как его плечи были неестественно напряжены.

— Лучше бы сделал вид, что не слышал. Нам, девушкам, иногда нужно обдумать миллион вещей сразу, — фыркнула я, демонстративно скрещивая руки на груди.

Он ещё и мои мысли будет осуждать?

— Я тебя не осуждаю. Просто... даже в твоих самых безумных фантазиях я не мог бы стать твоим... дедом, — его голос слегка дрогнул, будто он изо всех сил сдерживал смех.

И в этот самый момент в комнату вошел Клаус. Он застыл на пороге, услышав последнюю фразу.

Джереми и Кол одновременно расхохотались, Елена фыркнула, уткнувшись мне в плечо, а я возмущенно подняла брови.

— Что значит «нет»? Ты что, не планировал жениться на Татии или Кэтрин?! Решил поматросить и бросить бедных девушек?

Элайджа провел ладонью по лицу, но я успела заметить, как уголки его губ дрогнули.

— Ладно, Клаус мог бы стать нашим дедом. Да не по крови, но сути это не меняет!

Джереми, залившись смехом, сполз с кресла на пол. Кол трясся от хохота, а Елена, красная от смеха, простонала:

— Селеста, прекрати!

— А что не так? — развела я руками. — Если бы кто-то из них женился на Татии, мы все были бы родственниками!

Клаус, наконец поняв контекст, медленно усмехнулся. Его глаза сверкнули, когда он сладко произнес:

— Не волнуйся, милая. Ради тебя я бы стал вдовцом.

— Фу! — я швырнула в него подушку, но он ловко поймал ее одной рукой. — Дедушка, как не стыдно!

Тут уже не выдержал никто.

Кол буквально закатился, хватаясь за живот. Джереми бился в истерике на полу. Елена плакала от смеха, а Элайджа... Элайджа просто закрыл лицо ладонью, но его плечи предательски тряслись.

Клаус, сверкая глазами, сделал шаг вперед:

— О, теперь я дедушка? Тогда, внучка, готовься к самому строгому воспитанию в истории.

— Попробуй только! — я схватила вторую подушку, но Елена, сквозь смех, потянула меня за руку обратно на диван.

«Ну хоть кого-то я сегодня развеселила», — подумала я, но внутри что-то странно сжалось.

Потому что Клаус все еще смотрел на меня.

И в его взгляде было что-то... опасное.

***

Я сидела на кровати, сжимая в пальцах лист бумаги, и ощущала, как что-то холодное и тяжелое медленно заползает под ребра.

Письмо. Письмо от Джона.

Я почти забыла о его существовании. Обнаружила его в тот день, когда вернулась из путешествия — конверт лежал на столе, аккуратно сложенный, с моим именем, выведенным чужим почерком. Тогда я просто швырнула его в ящик, будто это было нечто бесполезное.

Зачем мне это?

Джон оставил послание Елене — это понятно. Она его настоящая дочь. Та, которую они ждали. Та, о которой знали. А я... я была сюрпризом. Нежеланным. Неожиданным. Лишней.

Но сегодня утром, роясь в поисках блокнота с набросками (я так и не нашла его, кстати), мои пальцы наткнулись на шершавую поверхность конверта. И любопытство заставило развернуть конверт.

Он писал о сожалении. О том, как они с Изабель «совершили ошибку», бросив нас. О том, что Изабель хотела встретиться, но я была в коме. О том, как он приходил в больницу, стоял у двери, но так и не решался войти.

Бла-бла-бла.

Я ждала, что почувствую что-то — гнев, боль, хотя бы раздражение. Но внутри было только пустое, ледяное равнодушие. Эти слова могли растрогать кого угодно, но не меня. Потому что они были не ко мне. Они были к той девочке, которой я никогда не была. К той, которой должна была быть.

Но одно в письме всё-таки зацепило.

Они не знали, что у них будет двойня.

Мои пальцы резко сжали узи-снимок, приложенный к письму. Четкое черно-белое изображение, датированное за месяц до родов. Один ребенок. Только Елена. Никаких признаков второго плода, никаких медицинских ошибок.

Значит, так оно и было.

Я действительно появилась в последний момент, как постскриптум к чужой истории. Мир втиснул меня в сценарий, даже не потрудившись создать правдоподобную предысторию.

И это заставило меня задуматься ещё больше.

Почему?

Я долго игнорировала этот вопрос. В конце концов, что изменится, если я узнаю ответ?

Я жила той жизнью, которой у меня никогда не было.

И, несмотря на все опасности, я радовалась каждому дню.

Но иногда... иногда этот тихий голос пробивался сквозь всё.

«Почему? Почему? Почему?»

Он звучал на грани сознания, как назойливый шёпот, от которого нельзя избавиться.

Но ответа у меня не было. И, возможно, никогда не будет.

— Селеста, ты собралась?

Голос Елены ворвался в комнату, резкий и нетерпеливый, как всегда. Я подняла взгляд от снимка, который все еще держала в пальцах, будто он мог внезапно обжечь меня, и небрежно протянула его сестре:

— Кажется, это твоё.

Елена медленно взяла фотографию, её пальцы слегка дрогнули, едва касаясь бумаги. Как ни странно, Джон, похоже, действительно берег этот снимок — края были потрёпаны от частого пересматривания, но сам эмбрион на УЗИ оставался четким, ясным.

— Это я? — её голос прозвучал тихо, с едва уловимым колебанием. Она прищурилась, словно пытаясь разглядеть в этом крошечном человечке себя. Потом её взгляд метнулся ко мне. — А где ты?

В её вопросе было что-то... детское. Наивное. Как будто она всё ещё надеялась, что это какая-то ошибка, что я просто где-то затерялась в этом чёрно-белом изображении.

Я развела руками с кривой усмешкой:

— Кажется, меня не планировали.

Елена замерла. Её пальцы сжали снимок чуть сильнее, потом она осторожно положила его на стол, будто боялась раздавить.

— Пошли. Нас уже Ребекка ждёт, — сказала она наконец, и её голос снова стал ровным, твёрдым. Но я заметила, как её пальцы нервно постукивали по ремню сумки, ритмично, как метроном.

Я фыркнула, вставая.

Кто бы мог подумать, что Ребекка Майклсон станет нашим личным водителем?

Елена уже шла вперёд, её спина прямая, плечи расправлены — идеальная картинка собранности. Но я видела. Видела, как напряжены её мышцы, как она чуть слишком резко шагает.

Я бросила последний взгляд на письмо, лежащее на столе. На снимок. На доказательство того, что я была... случайностью.

Захлопнула дверь и поплелась за сестрой.

На кухне мы замерли.

Дженна порхала между плитой и столом, напевая какую-то дурацкую песенку, её волосы были растрёпаны, а на щеках играл румянец. Джереми сидел на кухонном стуле, подперев голову рукой, и наблюдал за ней с выражением, балансирующим между восхищением и лёгкой тревогой.

— Вы тоже это видите? — спросил он, заметив нас.

Мы с Еленой синхронно кивнули.

Похоже, свидание прошло очень удачно.

Дженна светилась, как новогодняя гирлянда.

— Я надеюсь, ты не переспала с ним на втором свидании? — я скрестила руки на груди, подняв бровь.

Дженна замерла, повернулась ко мне, и её глаза сверкнули. Джереми фыркнул и потянулся к яблоку в вазе, но я была быстрее — силой мысли схватила фрукт и притянула к себе.

— Эй! Так нечестно! — возмутился он.

Я лишь развела руками.

Кто не успел, тот опоздал.

— Не волнуйся, дорогая племянница, моя честь в безопасности, — Дженна хмыкнула, грациозно разворачиваясь с тарелкой в руках. — Мой кавалер слишком галантен.

Я чуть не подавилась.

Боже, неужели такие ещё существуют? Ну, кроме Элайджи, конечно.

Может это маньяк?

Мы с Еленой переглянулись.

Джереми, воспользовавшись моментом, ловко выхватил яблоко у меня из рук и тут же рванул к двери, заливисто смеясь.

— Вот же шкодник! — я легонько стукнула его по макушке, но он только притворно обиделся, ухмыльнулся и выскочил на улицу.

Дженна вздохнула, но в уголках её губ играла улыбка.

— Дженна, мы пошли! — крикнула я на прощание.

— Только никуда не лезьте, хотя бы в этот раз! — донёсся вслед голос тёти.

Я лишь усмехнулась. Ведь этого я обещать не могла.

***

Мы сидели за столиком уличного кафе, наблюдая за тем, как Ребекка ведет свою охоту. Солнце играло в ее золотистых волосах, а каждый жест был отточен веками практики. Она медленно наклонялась вперед, позволяя пряди волос скользнуть по обнаженной шее, пальцы небрежно касались собственной кожи — будто проверяя, насколько она все еще мягка и притягательна после стольких столетий.

«Боже, это так пошло», — подумала я, чувствуя, как по спине пробегают мурашки.

Но что было действительно отвратительно — так это то, как Тайлер глотает каждое ее движение. Решив подлить масла в огонь, я незаметно использовала свои силы, спуская бретельку платья Ребекки с плеча. Тайлер моментально перевел взгляд вниз, и я едва сдержала презрительную усмешку. Он даже не пытался скрыть свой взгляд.

— Селеста, — Елена покачала головой, но в уголках ее губ дрожала улыбка.

— Что? — я невинно развела руками. — Разве не забавно наблюдать, как тысячелетняя вампирша охотится на малолетнего оборотня? Это же натуральное документальное кино!

Елена закусила губу, подавляя смех. В этот момент я поймала себя на мысли, что мне нравится эта наша динамика — я провоцирую, она делает вид, что осуждает, но в глубине души получает от этого не меньше удовольствия.

Я плохо на нее влияю.

Мой взгляд скользнул к Кэролайн. Она стояла в нескольких метрах, сжимая стакан с лимонадом так, что пальцы побелели. Ее обычно сияющие глаза потемнели от гнева, а в уголках губ застыла дрожь подавленной ярости.

«Дорогая, — мысленно обратилась я к ней, — ты заслуживаешь большего. Ты заслуживаешь того, кто будет смотреть только на тебя. А Клаус... — в моей голове всплыли воспоминания из сериала, — в каноне он буквально не мог отвести от тебя глаз».

«До появления Хейли», — ядовито добавил внутренний голос, и я мысленно послала его куда подальше.

В принципе, я могла бы возмутиться поведением Ребекки. Но! Здесь было одно важное «но». Майклсон не давала никаких обещаний верности, в отличие от Тайлера, который ещё вчера клялся Кэролайн в вечной любви. И теперь пускал слюни при виде первой подвернувшейся юбки.

«Может, лучше разорвать такие отношения сразу, чем мучиться потом?»

Мысль о звонке Клаусу заставила меня ухмыльнуться. Интересно, как прошло их с Кэролайн "лечение"? Пробежала ли между ними та самая искра?

— Ты выглядишь подозрительно довольной, — голос Елены вывел меня из размышлений.

Я повернулась к сестре, подперев подбородок руками, и сладко пропела:

— Как ты думаешь, Клаус и Кэролайн хорошо смотрелись бы вместе?

Елена как раз делала глоток воды. Результат был мгновенным — она закашлялась, выплескивая жидкость через нос. Я брезгливо отодвинулась, вытирая брызги с рукава.

Сестра вытерла подбородок салфеткой, оставив на коже влажный блеск. Ее карие глаза сузились в недовольной гримасе, но в уголках губ пряталась улыбка.

— Ты могла бы предупредить перед тем, как бросаться такими словами, — проворчала она, складывая салфетку в аккуратный квадратик. Ее пальцы нервно теребили уголки бумаги, выдавая внутреннее напряжение. — И нет, я не думаю, что они будут хорошо смотреться вместе.

Я наклонила голову, изучая ее выражение.

— Почему? — спросила я искренне недоумевая.

В моих воспоминаниях они выглядели идеально — он, опасный и загадочный, она, яркая и дерзкая.

«Они же дополняют друг друга».

Елена глубоко вздохнула, ее глаза стали мягче.

— Потому что его интересуешь ты, — прошептала она так тихо, что я едва расслышала. Ее взгляд был полон странной смеси тревоги и... было ли это предвкушением?

Мой смех прозвучал резко и неожиданно даже для меня самой. Он вырвался наружу, звонкий и немного истеричный, заставив пару за соседним столиком обернуться.

— О, господи, Елена, — я вытерла слезу, все еще хихикая. — Если у тебя и сложилось такое впечатление, то поверь мне — между нами абсолютно ничего нет.

В конце концов, Клаус не из тех, кто ходит вокруг да около. Не знаю, какие у него там были отношения с другими девушками, но к Кэролайн он лип, как банный лист к... ну вы поняли.

Я видела, как ее лицо меняется — сначала недоумение, потом что-то вроде досады, и наконец... смирение. Она откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.

— Ладно, допустим, я ошиблась, — Елена подняла руки в знак капитуляции, но её взгляд кричал: «Ты слепая дура!»

Холодные пальцы внезапно сомкнулись на моих плечах, заставив меня вздрогнуть.

— Рано или поздно она поймёт, — голос Ребекки прозвучал прямо у моего уха, заставляя мурашки побежать по спине. — Надеюсь, мои братья за это время не поубивают друг друга. Но в любом случае... у нас впереди вечность.

Она произнесла это с такой сладкой ядовитостью, словно обращалась к умственно отсталому ребёнку. Ее пальцы слегка сжали мои плечи, прежде чем отпустить.

Ребекка грациозно опустилась рядом, закинув ногу на ногу. Ее платье опасно задралось, обнажая безупречную кожу бедер.

— Кстати, спасибо за помощь с бретелькой, — она подмигнула, и в ее глазах вспыхнуло что-то игривое.

Я бросила взгляд на ее декольте, чувствуя, как уголки губ сами собой поднимаются в ухмылке.

— Надо пользоваться тем, что дала природа, — хмыкнула я.

Ребекка одобрительно кивнула, ее губы растянулись в хищной улыбке.

— О, господи, и с кем я связалась? — Елена закатила глаза к небу, но уголки ее губ дрожали.

Наш смех слился воедино, звонкий и беззаботный, нарушая тишину этого кафе. В этот момент, под теплыми лучами солнца, среди смеха и шуток, все проблемы казались такими далекими...

***

— Вот это да! — непроизвольно вырвалось у меня, когда массивные дубовые двери поместья Майклсонов распахнулись перед нами. Глаза тут же полезли на лоб — на экране особняк казался уютным, но в реальности его масштабы буквально перехватывали дыхание. Мраморные колонны уходили ввысь, теряясь где-то в полумраке потолка, а бесконечная анфилада комнат манила вглубь, словно лабиринт Минотавра.

«Господи, да здесь целый городской квартал поместится!» — мысленно ахнула я, с трудом сдерживая желание потрогать резные позолоченные панели на стенах. Пальцы сами собой заскребли ладонь — чертовски хотелось проверить, настоящее ли тут золото.

«Сколько тут комнат? Двадцать? Тридцать? Или все пятьдесят?» — мысленно подсчитывала я, пока Ребекка с горделивой улыбкой наблюдала за нашей реакцией.

Елена осторожно прикусила губу — я знала этот жест. Она явно подсчитывала, сколько таких особняков можно было бы построить на деньги, потраченные на одну только эту лестницу.

«Новоселье, говоришь? Скорее демонстрация могущества. Хотя... Интересно, тут хорошая звукоизоляция? А то вдруг придется слушать крики их пленников...»

— Селеста, у нас нет пленников, — глубокий голос Элайджи раздался прямо у меня за спиной, заставив вздрогнуть.

Я обернулась и увидела его, прислонившегося к резной дубовой двери. Солнечные лучи играли в его темных волосах, а в глазах читалось смешанное выражение — усталое раздражение и какая-то странная нежность.

«Ну конечно. Теперь он меня насквозь видит. Буквально».

Элайджа хмыкнул, подтверждая мои мысли, и в этот момент воздух рядом дрогнул — появился Клаус.

— Добро пожаловать в наш скромный дом! — он с пафосом раскинул руки, будто представлял нам Версаль.

Елена закатила глаза так выразительно, что это было почти слышно.

«Да уж, скромный. Такой же скромный, как твоё раздутое эго», — я мысленно фыркнула.

Губы Элайджи дрогнули, а Клаус раздражённо закатил глаза, будто у него началась мигрень.

— О, значит теперь так будет всегда? — гибрид скривился, будто откусил лимон.

Ребекка, проходя мимо, игриво щелкнула языком:

— Смирись, Ник. Они же явно созданы друг для друга.

Елена фыркнула, но тут же отвлеклась на Кола, появившегося в дверном проёме. Тот оценивающе окинул нас взглядом, его губы растянулись в хищной ухмылке. А Клаус... Клаус сжал челюсти так, что у него на скулах выступили кости, и бросил на меня странный взгляд — смесь раздражения и чего-то ещё, чего я не могла определить.

«А где, собственно, Финн?» — мелькнул у меня невольный вопрос.

— Занят, — тут же ответил Элайджа, поправляя манжеты. — Вернется к ужину.

Я лишь кивнула, следуя за братьями вглубь дома. Ребекка уже исчезла — наверное, менять наряд на что-то ещё более вызывающее. Елена шла чуть позади, оживлённо беседуя с Колом.

Я украдкой наблюдала за ними.

«Нет, это что-то нереальное. Я никогда не могла представить их вместе. Это как смешать огонь и лёд. Бред. Я бы скорее поверила в её роман с Элайджей, чем с Колом. Хотя...»

Я кивнула, делая шаг вперед, но вдруг наткнулась на невидимую преграду — Элайджа мягко, но неумолимо перехватил меня за плечи.

Подняв голову, я встретилась с его взглядом.

— Я не виновата, — прошептала я, — Притворись, что не слышал.

— Я не знаю, что безумнее, — его голос звучал невозмутимо, — твои прошлые мысли или то, что крутится у тебя в голове сейчас.

Мы вошли в гостиную, где Клаус уже раскинулся на диване, склонившись над блокнотом. Его взгляд мгновенно поднялся, когда мы появились, и задержался на руке Элайджи, всё ещё лежащей на моём плече.

Я замерла на середине комнаты, наблюдая, как Кол и Елена обходят нас и устраиваются поудобнее в креслах.

Скрестив руки на груди, я бросила Элайдже вызывающий взгляд.

«Ну, я же не виновата, что у тебя явная слабость к двойникам. Татия, Катерина, Елена...» — мысленно выпалила я.

А затем в голове мелькнула крамольная мысль:

«Хотя если подумать, это ведь буквально один и тот же генетический материал. Получается, ты тысячу лет был верен одному лицу — вот это постоянство!»

Элайджа замер. Его обычно безупречное лицо вдруг превратилось в мраморную маску — прекрасную, холодную и совершенно нечитаемую. Только едва заметное подрагивание век выдавало внутреннюю бурю.

— Знаешь, — его голос прозвучал мягко, как шёлк, обёрнутый вокруг стального клинка, — мне как-то не по себе от того, что ты представляешь мои возможные отношения с твоей сестрой.

Воздух в зале будто застыл. Даже пылинки, танцевавшие в солнечных лучах, замерли на месте. Я заметила, как Елена покраснела, как маков цвет, а Кол резко напрягся, его пальцы впились в подлокотники кресла.

И тогда...

Раздался хриплый, неконтролируемый смех Клауса. Он буквально сотрясал всё его тело, заставляя сгибаться пополам. Казалось, от этого хохота дрожат хрустальные люстры, а старинные портреты на стенах вот-вот рухнут вниз.

— О-о-о, — сквозь смех выдавил он, вытирая слёзы, — я ждал этого момента целую вечность! — Его взгляд, полный злорадства, переметнулся между мной и Элайджей. — Наконец-то появился кто-то, кто способен вывести тебя из себя лучше, чем я!

Елена закрыла лицо руками.

— Я умру. Прямо сейчас. От стыда.

Элайджа медленно повернул голову в сторону брата. В его глазах вспыхнуло что-то опасное — что-то древнее и первобытное.

— Никлаус... — он произнёс это имя так, словно это было смертным приговором.

Ребекка, появившаяся в дверях с бокалом вина, замерла с открытым ртом. Елена покраснела до корней волос, а Кол... Кол смотрел на меня с новым интересом, словно я только что совершила нечто грандиозное.

— Что случилось? — Ребекка моргнула своими длинными ресницами, переступая с ноги на ногу в нетерпении.

Я наклонилась к её уху, чувствуя, как прядь волос выбивается из причёски и щекочет щёку:

— Я просто... напомнила о слабости Элайджи к лицам-двойникам, — прошептала я, — и случайно задела Елену в этом разговоре.

Ребекка фыркнула так громко, что эхо разнеслось по комнате. Её глаза метались между мной, Клаусом и Элайджей, будто пытаясь разгадать сложный ребус.

— Любишь ты сводить моих братьев с ума, — фыркнула она, но в уголках её губ пряталась неподдельная нежность. Глаза сверкали, словно она только что стала свидетельницей самого забавного спектакля в её бесконечной жизни.

Я грациозно развела руки в стороны.

— Я для этого рождена, — заявила я с напускной торжественностью, подмигивая ей в ответ.

— Никто в этом не сомневался, — пробормотал Кол, и его губы дрогнули в полуулыбке.

— Но мы же любим сложности, да? — проговорил Клаус, подмигнув мне, а его ухмылка растянулась так широко, будто вот-вот разрежет лицо пополам.

Елена, до этого терпеливо наблюдавшая за всем этим цирком, вдруг громко вздохнула. Она закрыла лицо ладонями, её плечи слегка дрожали — то ли от сдерживаемого смеха, то ли от отчаяния.

— Боже, да вы все невыносимы, — её голос прозвучал приглушённо, но в нём явно читалось что-то вроде: «С вами, конечно, не соскучишься, но вы просто исчадия ада». Затем Елена вздохнула и потянулась за шоколадным трюфелем — видимо, решив, что в сложившихся обстоятельствах сладости были единственным разумным выбором.

Ребекка вновь бросила на меня странный взгляд, потом закусила губу — её плечи дрожали от сдерживаемого смеха. Элайджа же просто закрыл глаза, словно соглашаясь с Еленой.

Только Клаус продолжал смотреть на меня с тем же странным, почти голодным взглядом.

— Ладно, посмеялись и хватит. Мы ведь пришли сюда не просто так, — небрежно бросила я, подходя к дивану, на котором, как на королевском ложе, развалился Клаус.

Он не просто сидел — он занимал пространство, словно даже воздух вокруг принадлежал ему. Его поза была нарочито небрежной, но в каждом движении читалась хищная грация. Когда я приблизилась, он слегка приподнял взгляд, и в его глазах мелькнуло что-то неуловимое.

— Подвинься.

Он послушно подвинулся, устроившись в углу, закинув ногу на ногу, чтобы использовать колени как подставку для альбома. Его пальцы лениво перелистывали страницы, но взгляд... взгляд был прикован ко мне.

Я устроилась рядом, стараясь не обращать внимания на его руку, лежащую на спинке дивана — так близко, что почти касалась моего плеча. Швырнув рюкзак на пол, я украдкой взглянула на Элайджу и Ребекку, удобно устроившихся напротив. Елена, сидевшая рядом в кресле, молча протянула мне конфету. Я машинально сунула её в рот, снова переводя взгляд на Клауса.

А он... Он просто смотрел на меня с той своей хищной ухмылкой, будто знал что-то, чего не знала я.

И тут я действительно заметила блокнот.

— Это мой блокнот!

Я резко потянулась, чтобы выхватить его, но Клаус, словно предугадав мое движение, поднял его выше, даже не вставая. Его взгляд скользнул по моей руке, вытянутой к нему — и в его глазах промелькнуло странное удовлетворение.

«И ты думаешь, я его не достану?» — мысленно возмутилась я, уже представляя, как швырну его в стену телекинезом.

— Нет, нет, — Клаус покачал пальцем, и его усмешка стала шире. — Мы договаривались, что ты не будешь использовать против нас свои силы.

Я скрестила руки на груди, чувствуя, как внутри закипает раздражение.

— Я буду использовать силу на своем блокноте! Ты снова украл его!

Я рванулась вперед, но он поднял его еще выше, и его смех прозвучал почти ласково.

— Одолжил, — сладко поправил он, и в его голосе было столько мнимой невинности, что мне захотелось его ударить.

Я нахмурилась, бросая взгляд на стол, где стояли фрукты, сладости, алкоголь... и лежал его блокнот.

Моя ухмылка растянулась сама собой.

Месть будет сладкой.

Но... кажется, Клаус уже проследил за моим взглядом. Он резко двинулся к столу, но я была быстрее. Телекинезом притянула его блокнот к себе и с торжеством подпрыгнула от радости.

— О, теперь мы на равных, — ехидно протянула я.

Его глаза сузились, но в них не было настоящей злости. Скорее... интерес.

— Ладно, — его губы искривились в усмешке, когда он протягивал блокнот, — я верну тебе твой, но ты верни мне мой.

Но я не собиралась сдаваться.

— Нееет... — сладко покачала головой. — Теперь я хочу посмотреть, что там у тебя. Может, одна симпатичная блондинка с голубыми глазами, которую ты недавно вылечил, а?

За моей спиной кто-то кашлянул — скорее всего, Элайджа. Кол рассмеялся, а Елена и Ребекка промолчали, но их вздохи были слишком красноречивыми.

— Причем тут Кэролайн? — нахмурился Клаус, и его голос внезапно потерял всю игривость.

О, он запомнил ее имя! Значит, искра была!

За моей спиной раздался тихий смешок. Элайджа снова подал голос, услышав мои мысли.

— Она тебе понравилась? Искра пролетела, и все такое? — я приподняла брови, улыбаясь, но потом все же протянула блокнот обратно.

В конце концов, если он не хочет показывать свои рисунки, то кто я такая, чтобы лезть? Возможно, это слишком личное для него.

Мои же каракули видели все. И Элайджа, и Елена, и даже сам Клаус. Меня бесило лишь то, что он взял мою вещь без спроса.

— О-о-о, — ехидно протянул Клаус, сжимая блокнот так, будто это чья-то шея. Его глаза потемнели. — И откуда такие мысли?

Его голос стал опасным. В нем не было ни сарказма, ни привычной насмешки — только холод. И в его взгляде вспыхнуло что-то... ранимое.

Я нахмурилась. Вроде Клаус никогда не скрывал своего интереса к Кэролайн. Почему он так резко среагировал?

«Что, черт возьми, его так задело?»

— Никлаус, — мягко, но настойчиво произнес Элайджа, вставая между нами.

Клаус резко перевел взгляд на брата, и в его глазах метнулись молнии.

— Успокойся, — добавил Элайджа, будто пытаясь усмирить не брата, а бурю.

И тогда Клаус... рассмеялся. Слишком резко. Слишком неестественно. Его смех был пустым.

— Ну, раз ты так желаешь, милая...

В его голосе было столько сладкой ярости, что я поняла — он в бешенстве.

В следующее мгновение его уже не было.

— Я с ним поговорю, — тяжело вздохнул Элайджа и тоже исчез.

Я недоуменно посмотрела на Ребекку, Кола и Елену. Они смотрели на меня с жалостью.

И, словно по сигналу, все трое чокнулись бокалами с шампанским и вздохнули так тяжело, будто уже давно знали, чем это закончится.

***

Я тяжело вздохнула, заходя в мастерскую Клауса без стука.

Все-таки надо было нормально поговорить, а не злиться друг на друга. Возможно, я и правда задела его, пытаясь влезть во что-то личное. В конце концов, я знала, как для него дороги его рисунки. А что касается Кэролайн... Может, просто не пришло время об этом говорить.

Комната была залита мягким светом ламп, пахло масляными красками и старым деревом. Клаус стоял у мольберта с кистью в руке, но не рисовал — лишь водил ею по холсту, будто размышляя.

— Пришла снова злить меня, милая? — ехидно спросил он, не оборачиваясь.

Голос уже не был таким острым, как раньше. В нем не чувствовалось той опасной дрожи, но все равно оставалась какая-то... усталость.

И я вдруг вспомнила того Клауса, которого видела лишь несколько раз — не первородного, не хищника, не того, кто играет с миром, как с шахматной доской. А того, кто стоит в пустой комнате, сжимая в руке кисть, как будто это единственное, что у него осталось.

«Только не вздумай его жалеть! Он же больше всего на свете ненавидит это», — язвительно процедил внутренний голос.

— Нет, — тихо ответила я, подходя ближе. — Пришла извиниться.

Он наконец повернулся, и в его глазах было что-то неуловимое.

— За что?

— За то, что полезла не в свое дело.

Клаус усмехнулся, но в этот раз без злости. Скорее, с какой-то горькой иронией.

— Ты всегда лезешь не в свое дело. Это твоя врожденная черта.

Я скрестила руки на груди, но не из-за злости — просто не знала, как высказать то, что крутилось у меня в голове. Пальцы непроизвольно сжали локти, ногти слегка впились в кожу.

«Пришла извиняться, дура! И перед кем — перед Клаусом? Чёртова совесть, которая вдруг решила проснуться!»

С громким вздохом я закатила глаза и резко развернулась, намереваясь уйти.

— Ладно, — резко выдохнула я, больше себе, чем ему, — я вроде как извинилась. Совесть чиста. А если ты решишь дуться дальше...

«То это твои проблемы. У меня и так дел выше крыши!»

Фраза повисла в воздухе недоговорённой. Я уже сделала шаг к двери, когда его пальцы — неожиданно тёплые — обхватили моё запястье. Прикосновение было лёгким, но в нём чувствовалась стальная уверенность, заставившая меня непроизвольно замереть.

— Постой, — его голос прозвучал непривычно мягко, почти шёпотом.

Я резко обернулась, брови сами собой взлетели вверх. Клаус стоял ближе, чем я ожидала — так близко, что различала искорки в его бирюзовых глазах. Его выражение лица было... странным. Не злым, не насмешливым, а каким-то просветлённым, будто он только что разгадал сложную головоломку.

— Я понял тебя, — произнёс он, и в этих словах не было привычной театральности. Пальцы слегка сжали мою руку, прежде чем отпустить. — Ты не хотела задеть. Просто... — его губы дрогнули в усмешке, — ты всегда лезешь напролом, не разбирая дороги. Как ураган.

Я застыла, чувствуя, как сердце странно ёкает. Это было... неожиданно. Где привычные сарказм, язвительность? Где тот самый Клаус, который всегда отвечал ударом на удар?

— Кто бы говорил... — раздраженно фыркнула я.

— Так что давай считать этот инцидент исчерпанным, — он сделал шаг назад, и вдруг его глаза снова заблестели знакомым озорством. — Хотя если ты ещё раз украдёшь мой альбом...

— Это ты украл мой альбом первый, — парировала я, чувствуя, как напряжение наконец спадает.

Клаус рассмеялся — по-настоящему, не театрально. Звук был тёплым и неожиданно приятным.

— Я одолжил, — он кивнул, и в этом жесте было что-то новое... Уважение? Признание?

Клаус

Клаус пристально всматривался в её глаза, ловя в них отблески света. Глаза Селесты были как открытая книга — то искрились раздражением, то загорались игривыми искорками, то вспыхивали настоящей яростью. А иногда... иногда в них появлялось что-то совершенно иное — детское, чистое любопытство, которое заставляло его сердце биться чаще.

«Одолжил, как же», — саркастично отозвался его внутренний голос, когда он вспомнил своё оправдание насчёт блокнота.

Селеста, кажется, прекрасно понимала его истинные мотивы на счет блокнота. Её глаза снова закатились с такой выразительностью, что Клаус не смог сдержать улыбку.

Злился ли он на неё? Нет. Скорее испытывал раздражение, и если быть совершенно честным, даже сам не понимал причины такой бурной реакции.

«Элайджа был прав, когда говорил, что мне сначала нужно разобраться в себе, а не сваливать всё на Селесту».

О, его благородный брат. Элайджа.

Клаус мысленно фыркнул, бросая на девушку очередной оценивающий взгляд.

Когда они впервые встретились, он не испытывал к ней ничего, кроме холодного интереса. Ни капли эмоций. Но затем, узнав о её способностях... Какой лакомый кусок попал ему в руки! Да и странные взгляды брата на Селесту заставляли его внутренне усмехаться. Неужели его брат положил глаз на эту дерзкую девчонку? Странно, она совсем не в его вкусе.

Потом интерес сменился разочарованием. Её знания оказались практически бесполезны. Да, иногда её сила действительно помогала, но в остальном...

А потом — внезапно — она начала притягивать его взгляд.

Селеста бросала слова так метко, что порой пугала его этим. Её глаза, смотрящие на него, не были заполнены страхом. Она знала о них «практически всё» — по её же словам, — но при этом общалась с ним так, будто он не стоил ничего. Совершенно ничего.

Она забавляла его, интриговала и, что уж греха таить, нравилась. Но не как женщина... а как человек. Однако временами внутри него вспыхивало странное, клокочущее чувство, будто что-то скреблось под кожей. Порой он ловил взгляды Элайджи и Селесты, видел, как они смотрят друг на друга, и понимал — он ничего не значит. Абсолютно. Он лишний, ненужная деталь. И тогда он раздражённо сжимал ладони, пытаясь подавить это странное напряжение.

Ревность? Нет, это не могла быть ревность. Ведь как можно ревновать ту, что ему не принадлежит? Она не принадлежала никому...

И даже если бы он решил заявить о своих чувствах, отвлекая её от Элайджи... Разве это помогло бы? Бороться с его благородным братом — всё равно что сражаться с воздухом. Глупо и бессмысленно.

В груди Клауса поднималась едкая горечь. Разве он не спрашивал Элайджу о его чувствах к Селесте? Ещё как спрашивал. Но каждый раз слышал одно и то же: «Романтических чувств я к ней не испытываю. Это... нечто иное».

Иное?

Клаус не был слепцом. Он видел взгляды брата, видел её ответные взгляды. Что это, если не любовь? И что могло сводить гибрида с ума, если между ними не было любви?

Но затем она поворачивалась к нему, смотрела на него с тем же странным, понимающим взглядом — и горечь в груди исчезала. Он переставал злиться.

Он был заинтересован в ней. Это был факт, не подлежащий сомнению.

Она привлекала его — и это тоже был факт.

Она интриговала его, забавляла, раздражала, заставляла смеяться...

Он мог бы многое сказать о ней, но самое главное...

«Что ты к ней чувствуешь?» — эхом прозвучал в памяти вопрос Элайджи.

Что он чувствовал? Что?

Что можно чувствовать к свободной, как ветер, девушке, которую хочется удержать в руках, хотя заранее знаешь, что не сможешь? Руки всё равно чешутся от желания схватить её, прижать к себе, заставить остаться...

Любовь? Симпатия? Что это?

Клаус не был дураком. Он любил, и не раз. Но сейчас это было что-то совершенно новое — что-то, что сводило его с ума. Она сводила его с ума.

Даже его брат сводил его с ума своими чувствами к ней, которые сам же отрицал. Что вообще было между ними? Что ещё будет?

Нужно было задушить это в зародыше. Он пытался. Но снова и снова ловил её взгляд — и не мог остановиться.

Казалось, все вокруг видели его симпатию — все, кроме неё самой.

Это было похоже на издевательство. Как будто она играла и с ним, и с Элайджей. Но однажды он понял: она действительно не видела. Не притворялась.

Ни его чувств, ни чувств Элайджи, ни даже чувств собственной сестры — она не понимала ничего.

«Вы с ней слишком похожи», — снова прозвучал в голове голос брата.

Нет, не похожи. В отличие от неё, он знал, как выглядит это чувство. А Селеста не знала ничего...

Она нравилась ему. И спустя месяц борьбы с собой он наконец смог это осознать. Или признать? Ведь наступать на те же грабли, когда им с братом нравилась одна и та же девушка, он не хотел.

А теперь она так смело заявляла, что ему понравилась другая? Что между ними «пролетела искра»? Это вызвало в нём странный гнев. Неужели она так сильно хотела избавиться от него?

Ха! Это даже не было смешно. В другой жизни, в другой реальности, о которой она так любила говорить, он, возможно, мог бы заинтересоваться той... что уж греха таить, симпатичной блондинкой. Но сейчас...

Он хмыкнул, вспоминая слова Кэролайн о Селесте: «С ней тебе придётся очень тяжело, если решишь идти до конца».

До конца? До какого? Пока не поймёт, что жить без неё не может? Или пока она наконец не разглядит его, а не Элайджу? Этого он не знал. Но попробовать стоило. Ведь все попытки перебороть себя, у Клауса закончились полным провалом.

Селеста

— Кстати, о Кэролайн, — губы Клауса изогнулись в той самой ухмылке, от которой у меня автоматически напряглись плечи. Его глаза, изучающе скользнули по моему лицу, будто ловя мою реакцию.

Я непроизвольно нахмурилась чувствуя, что сейчас он снова скажет что-то странное.

— У тебя эта глупая мысль возникла только потому, что ты «знаешь, потому что знаешь», — он сделал воздушные кавычки, нарочито копируя мой покровительственный тон. Его голос звучал как мёд, намазанный на лезвие — сладко, но с явной угрозой.

Ничего странного. Слава богу.

Я не стала отрицать.

— Да, — пожала плечами. — Я знаю, что она тебе понравится. Вот и решила подбросить дров в ваш будущий огонёк.

Клаус рассмеялся — не своим обычным театральным смехом, а каким-то неожиданно... настоящим. Звук получился низким, немного хрипловатым, и почему-то заставил мою кожу покрыться мурашками.

И... я снова закатила глаза (проклятая привычка!).

— О, так я должен быть польщён, что ты так... заботишься обо мне? — он скрестил руки на груди, ухмыляясь.

Я автоматически повторила его позу, зеркально отражая насмешливый изгиб его губ.

— Именно. А ты устроил целую трагедию с раздражением и хлопаньем дверей.

Его глаза сузились, но уголки губ дрогнули — он явно пытался сдержать улыбку.

— Ладно, предположим, я присмотрюсь к ней... — начал он, но тут же замолчал, и в его глазах мелькнуло что-то острое, недоверчивое, — но что, если она меня не заинтересует?

Я театрально развела руками. «Не мои проблемы», — говорило всё моё тело. Правда, мысленно я уже перебирала варианты — канон и так порушился вдребезги, и если Клаус не проникнется к Кэролайн... Ну что ж, я не тиран в конце концов.

— Ладно, — неожиданно легко согласился Клаус. — А теперь иди. А то Элайджа решит, что я тебя съел.

Его взгляд скользнул к двери, и я поняла, что Элайджа действительно где-то рядом. Всегда рядом.

Я фыркнула, разворачиваясь к выходу, но на пороге не удержалась и бросила через плечо:

— Для справки — если бы попробовал, я бы тебя первая съела.

Его смех — тёплый, неожиданно искренний — проводил меня в коридор.

Элайджа действительно ждал, прислонившись к стене с видом человека, который уже мысленно подсчитывал убытки от возможной драки.

— Всё в порядке? — спросил он, поднимая бровь.

Я лишь усмехнулась в ответ, ощущая в груди странную лёгкость. Может, и правда, иногда надо первой просить прощения... Хотя бы у тех, кто не станет этим пользоваться.

***

Кол медленно обвёл взглядом всех присутствующих, его пальцы постукивали по обложке книги в такт тиканью старинных часов. Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки — что он задумал?

— Я узнал кое-что интересное о вас, — его голос звучал нарочито невинно, но глаза сверкали ехидством. Он перевёл взгляд с Элайджи на меня, и мне стало не по себе.

Я непроизвольно приподняла бровь. Что он вообще имеет в виду?

— Я имею в виду вашу... связь, — Кол растянул слово, наслаждаясь моментом, и его губы искривились в довольной ухмылке.

Я чуть не подавилась воздухом. У меня что, все мысли на лице написаны?

Клаус усмехнулся, делая штрих в блокноте, но я заметила, как его пальцы чуть сильнее сжали карандаш. Его взгляд скользнул по мне быстрым оценивающим движением, прежде чем он снова опустил ресницы, притворяясь равнодушным. Но напряжение в его плечах выдавало интерес.

Ребекка и Елена синхронно наклонились вперёд, словно ожидая сенсационного разоблачения. Элайджа же нахмурился, его пальцы слегка сжали подлокотник кресла — единственный признак напряжения.

— Так вот, — Кол театральным жестом шлёпнул тяжёлую книгу на стол, подняв облачко пыли. — Когда у Элайджи появилась эта способность слышать твои мысли, я вспомнил, что уже видел такое где-то.

Елена первой потянулась к фолианту, её пальцы скользнули по пожелтевшим страницам.

— «Родственные души»? — прочитала она вслух, бросая на меня красноречивый взгляд.

Кол самодовольно кивнул, будто только что выиграл в покер.

Мы с Элайджей переглянулись. В его глазах читалось то же недоумение, что и у меня.

— Ну конечно, — фыркнул Клаус, отложив блокнот и в мгновение ока оказавшись у стола. Он подхватил книгу, его пальцы быстро пролистали страницы. — «Родственные души — это люди, близкие по духу, со сходными интересами и привычками...» — его голос стал насмешливо-театральным.

Я заметила, как его взгляд на секунду задержался на мне, прежде чем он резко перевел его на Элайджу. Что-то мелькнуло в его глазах — что-то темное. Раздражение?

— «Им свойственно прощать недостатки друг друга и терпеть даже самые отвратительные черты характера. Их связывает такого рода взаимопонимание, что не нужно слов, достаточно быть рядом».

Он захлопнул книгу с громким хлопком, переводя взгляд на нас с Элайджей. В комнате повисла напряжённая тишина.

Я слышала о «родственных душах», но всегда считала это романтической ерундой для влюблённых...

— Но мы с Элайджей не... — начала я, но Кол перебил, махнув рукой:

— О, не волнуйся. Родственные души — не обязательно любовники.

Я неосознанно выдохнула с облегчением. То, что я чувствовала к Элайдже, было далеко от любви — той всепоглощающей страсти, что я когда-то испытывала. Это было... другое.

— Ой, Элайджа, тебя только что отвергли, — не удержалась Ребекка, её глаза весело сверкали. Она бросила взгляд на Клауса, и тот странно довольно усмехнулся.

Элайджа лишь хмыкнул и повернулся ко мне. Его взгляд был тёплым, но с лёгкой насмешкой.

— Но это обозначение родственных душ распространено у людей. У вас же все по-другому, — подлил масло в огонь Кол.

— Ты о чём? — Элайджа поправил манжеты, но я заметила, как его взгляд на мгновение скользнул в сторону Клауса.

— Ну смотрите, — Кол подался вперёд, его глаза горели азартом. — Как появилась ваша связь? Были ли признаки?

Я прикусила губу. Как объяснить, что всё началось ещё когда я смотрела сериал? Что это во многом определило моё отношение к нему?

— Сначала всё было... обычно. Знакомство, общение. А потом... — я замолчала, подбирая слова. — Иногда рядом с ним я чувствовала странное спокойствие. Как будто все мысли затихали. И ещё... что-то тёплое, понимающее. Почти как любовь, но не она.

Клаус резко поднял голову.

— Влечение не к нему самому, а... — я замялась.

— К его душе, — закончила за меня Елена. Её взгляд был настолько нежным, что я невольно нахмурилась.

— То есть ты говоришь, что это странное взаимопонимание и ревность Элайджи — из-за связи душ? — Клаус ухмыльнулся, бросая на брата оценивающий взгляд.

Элайджа сохранял спокойствие, лишь слегка скосив взгляд в мою сторону.

— Ревность? — я удивлённо моргнула. Откуда это вообще взялось?

— А вот тут-то и загвоздка, — Кол постучал пальцем по книге. — Инстинкты.

— Инстинкты? — Ребекка перевела недоумённый взгляд с Элайджи на Кола.

Элайджа приложил палец к губам, задумчиво откинувшись в кресле:

— Ты хочешь сказать, что как вампир, я подчиняюсь инстинктам, когда чувствую угрозу нашей связи?

— Бинго! — Кол самодовольно ухмыльнулся. — Ваша связь работает иначе, потому что ты — вампир, а она... — он махнул рукой в мою сторону, — кто её знает, что она такое.

— Ну спасибо! — я фыркнула.

— Это правда. Ты из другого мира! — напомнил Кол. — И помнишь, что гадалка говорила о твоём якоре?

Я кивнула, чувствуя, как в животе завязывается неприятный узел.

— Скорее всего, это Элайджа. Именно он притянул тебя в этот мир.

В комнате повисла гробовая тишина.

Я сидела, переваривая эту информацию. Но... почему?

— Элайджа, — неожиданно нарушила молчание Елена. — Что ты чувствуешь, когда моя сестра рядом?

Я медленно подняла бровь. Что за вопрос?

Элайджа улыбнулся — тепло, искренне. Потом взглянул на меня и спокойно произнёс:

— Безумие.

Что?!

Ребекка рассмеялась своим звонким смехом. Клаус усмехнулся, его взгляд скользнул ко мне. Мы с Еленой переглянулись.

— В отличие от странного спокойствия Селесты, я чувствую нечто противоположное, — продолжал Элайджа. Его голос был мягким, но в глазах светилась искорка. — Как будто кто-то встряхивает меня, не давая остыть. Её присутствие... — он сделал паузу, — позволяет дышать полной грудью. Как будто камень падает с плеч.

Елена застыла, бросая на меня слегка смущённый взгляд.

Чёрт, я сейчас покраснею!

— Это очень... — начала Ребекка.

— Нагло, — закончил за неё Клаус.

Я возмущённо перевела на него взгляд. Почему это нагло?

— Ты пробуждаешь в нём собственника. Ты же понимаешь, что он никогда тебя не отпустит? — Клаус прищурился. Он сидел, развалившись на диване, но его поза была напряжённой, пальцы нервно постукивали по подлокотнику.

— Не велика проблема, — пробормотала я, не отводя взгляд.

Ну и что? Я мысленно пожала плечами. Какая разница, если у меня всё равно нет личной жизни? Хотя... если Элайджа вдруг влюбится... Неужели я буду бегать за ним, как ревнивая тень? Вот это проблема.

— О нет, милая, это огромная проблема, — Клаус слегка наклонился ко мне, будто пытаясь сократить расстояние между нами. — Особенно если кто-то вдруг захочет оспорить его право на тебя.

— Не волнуйся, Селеста, — голос Элайджи звучал ровно. — Если ты влюбишься, я постараюсь вам не мешать.

На последних словах он бросил взгляд на Клауса, словно давая понять, что ответил на его вопрос о «правах на меня».

Я скривилась, бросая на него усталый взгляд.

— Я и любовь — несовместимы. Если я когда-нибудь полюблю, это будет либо само божество, от которого я потеряю голову, либо невероятно терпеливый и целеустремленный человек, — пренебрежительно фыркнула я.

Кол усмехнулся, переводя взгляд с Клауса на меня, затем на Элайджу и Елену.

— Нашу ледяную леди будет нелегко завоевать, — со смешком заметила Ребекка.

— Ладно, — вдруг резко сказала Елена, хватая меня за руку. Что это было? — А что насчёт мыслей? Почему Элайджа их слышит?

— Тут всё просто, — ехидно сказал Кол.

— Элайджа слишком часто думал о том, что происходит в голове у нашей девочки, — добавил Клаус и вдруг резко щёлкнул карандашом, ломая его пополам.

Я перевела на него взгляд, затем фыркнула. Ну да, конечно!

Но Элайджа лишь преувеличенно медленно поправил манжеты, будто...

— Элайджа! — возмутилась я.

Он лишь развёл руками, словно говоря: «Что поделать, так вышло».

И конечно, вселенная услышала.

— А ты не можешь... попросить не слышать меня? — с надеждой спросила я.

— Зачем? — он бросил на меня странно спокойный взгляд. И тут я поняла — хитрец здесь не Кол. Хитрец — Элайджа.

«Вот же негодник!» — мысленно возмутилась я.

Но Элайджа лишь улыбнулся — той самой улыбкой, от которой у меня потеплело в груди.

***

Я парила в полуметре над кроватью, скрестив ноги в позе лотоса, с закрытыми глазами. Кончики пальцев слегка покалывало от напряжения — удерживать себя в воздухе оказалось куда сложнее, чем я предполагала. Казалось, будто каждая клеточка моего тела бунтовала против этого неестественного положения, требуя вернуться к надежной тверди под ногами.

Держаться...

Это было гораздо сложнее, чем я думала. Поднимать предметы, наблюдая за ними со стороны — одно. Но заставить собственное тело зависнуть в воздухе, не теряя контроля? Это требовало абсолютной сосредоточенности.

«Ну почему бы и нет? — упрямо твердила я себе. — Если смогу научиться воздействовать на себя, стану быстрее, мобильнее... А если упаду с высоты? — мелькнула тревожная мысль. — Не страшно, я же неуязвима. Хотя... больно-то все равно будет... наверное».

Внезапный звонок телефона заставил меня вздрогнуть. Глаза резко открылись, и я тут же почувствовала, как контроль над силой ослабевает. Тело начало медленно опускаться, словно парашютист на замедленной съемке.

«Черт, — мысленно выругалась я, — целых десять минут концентрации коту под хвост!»

Ноги мягко коснулись матраса, и я с облегчением потянулась к телефону силой мысли. Аппарат послушно взлетел с тумбочки, плавно описывая дугу в воздухе. Это движение — такое простое и привычное — всегда вызывало у меня детский восторг.

— Слушаю? — бросила я в трубку, даже не глядя, кто звонит. Голос звучал резче, чем я планировала.

— Надеюсь, я не помешал чему-то важному? — раздался в трубке бархатисто-насмешливый голос Клауса.

Я закатила глаза, но тут же замерла — его интонация была слишком... заинтересованной. Будто он знал, чем я только что занималась.

— Если бы это было важно, я бы не ответила, — парировала я, стараясь выровнять дыхание.

Тишина в трубке. Затем — тихий смешок, от которого по спине пробежали мурашки.

— О, я сомневаюсь. Ты из тех, кто не может проигнорировать вызов, — он сделал паузу, и я буквально видела его самодовольную ухмылку. — Особенно когда пытаешься сфокусироваться.

Я резко сжала телефон. Как он...?

— Ты следишь за мной? — голос стал ледяным.

— Может быть. А может, просто угадал, — его тон внезапно сменился с игривого на опасно-мягкий. — Ты сегодня особенно... раздражительна. Неужели полеты даются так тяжело?

Вот же говнюк!

— Ладно, мистер всезнайка. Если ты такой умный — может, подскажешь, как не падать?

— Охотно, — он прочистил горло, и вдруг его голос стал слишком серьёзным. — Перестань пытаться контролировать каждую мышцу. Ты не двигаешь предметы — ты сливаешься с ними. Дай силе течь, а не толкай её.

Я задумалась.

— Это... на удивление полезный совет.

— Я полон сюрпризов, — он снова засмеялся. — Выходи. Я у твоего дома.

— Что?! — мой голос сорвался на октаву выше, когда я вскочила с кровати, чуть не запутавшись в одеяле. Сердце бешено колотилось — не от страха, а от неожиданности.

«Он что, действительно у моего дома?!»

Я подбежала к окну и резко дёрнула штору, отчего металлические кольца звякнули в унисон моему возмущённому дыханию. И действительно — внизу, непринуждённо облокотившись на чёрный внедорожник, стоящий прямо на тротуаре, был он. Клаус. В тёмных очках, которые не скрывали его довольной ухмылки, когда он заметил меня в окне и театрально помахал рукой.

«Чёрт возьми...» — я резко отшатнулась от стекла, чувствуя, как по щекам разливается жар.

«Так вот почему он так уверенно говорил о моих "полётах"! Он всё видел! Но как? Неужели у вампиров настолько...»

Телефон в моей руке вдруг ожил, прервав поток мыслей:

— Ну что, приглашение принято? — голос Клауса звучал чересчур самодовольно.

Я закатила глаза, уже направляясь к шкафу. Одной рукой рылась в вещах, другой прижимала телефон к уху:

— И зачем ты приехал? — спросила я просто для галочки, уже вытаскивая изумрудную шелковую блузку — ту самую, с которой мои волосы выглядели особенно ярко.

— Скажем так... — он намеренно сделал паузу, и я представила, как он сейчас усмехается, растягивая момент. — У нас сегодня будет занимательный ужин с Сальваторе, и я хочу видеть тебя за нашим столом (Хорошо, что не на столе. Пока что...) .

Мои пальцы замерли на пуговицах.

«Ах вот оно что!» — в голове будто щёлкнул выключатель. Я резко повернулась к зеркалу, прикладывая блузку к плечам. Изумрудный шёлк идеально сочетался с моими глазами, подчёркивая их цвет.

— Они решили обсудить условия возвращения гроба? — спросила я, уже зная ответ.

— Умница, — его голос прозвучал одобрительно, но с лёгкой насмешкой. — Хотя ты и так всё знала, но предпочла не делиться, поэтому...

Я фыркнула и силой мысли подняла телефон в воздух, параллельно натягивая блузку. Быстро надела черные джинсы и, мельком взглянув в зеркало, автоматически взъерошила пальцами волосы, создавая эффект нарочитой небрежности.

«Резинку не забыть», — мысленно напомнила себе, наблюдая, как рыжие пряди игриво рассыпаются по плечам.

— Ладно, а я тут при чём? — спросила я, нанося блеск для губ. — Или ты хочешь использовать меня как живой радар, чтобы я орала, когда почую подвох?

— А разве будет подвох? — его голос стал сладким, как сахар.

Я сжала губы, наблюдая, как перламутровый блеск ложится на них ровным слоем.

— Возможно, — ответила я многозначительно, протягивая руку к серьгам.

Смешок Клауса раздался из динамика, слегка искажённый.

— Так куда мы сейчас едем, если ужин вечером? — я нарочно передразнила его интонацию, застёгивая серьгу в виде маленького кристалла.

— Мы едем выбирать наряд, — ответил он, и я представила, как он сейчас закатывает глаза. — И отвечая на твой предыдущий вопрос: нет, мы не собираемся использовать тебя как радар. Просто хотим приятной компании.

— Компания будет не очень приятной, если там будет Деймон, — я резко повернулась к телефону, который дрожал в воздухе от моего раздражения.

— Вот именно. Поэтому мы и зовём тебя.

— Я что, ваш антистресс теперь? — я снова скосила глаза на телефон, поправляя вторую серьгу.

— Возможно... — он растянул слово, и я буквально видела его самодовольную ухмылку.

— Ладно, жди! — я резко захлопнула шкатулку. — Я сейчас выйду, но на обратном пути мы кое-куда заедем...

— Уже в нетерпении, милая, — его голос прозвучал насмешливо перед тем, как связь прервалась.

Телефон плавно опустился мне в ладонь, а я наконец осознала, что это идеальный момент решить одно давнее дело. То самое, о котором я периодически вспоминала, но всё откладывала.

«Ну что ж, Клаус, — подумала я, набрасывая сумку на плечо, — сегодня ты будешь моим невольным сообщником».

***

— Нет, нет, нет, — Клаус методично отбрасывал одно платье за другим, его длинные пальцы с лёгким пренебрежением отталкивали дорогие ткани. Каждый жест сопровождался едва заметным сморщиванием носа, будто перед ним были не дизайнерские наряды, а подделки с рынка.

Я замерла перед зеркалом, поворачиваясь в девятом платье — облегающем чёрном, с открытой спиной и тончайшими бретельками.

— Почему нет? — возмущённо развела я руками, ловя собственное отражение. — Я выгляжу прекрасно в любом из них!

В зеркале я увидела, как губы Клауса растянулись в той самой ухмылке — самодовольной, хищной, будто он только что выиграл джекпот. Его глаза медленно скользили по моей фигуре, оценивающе, почти... собственнически.

Я резко развернулась на каблуках, почувствовав, как раздражение поднимается горячей волной.

— Ах ты... — я ткнула пальцем в его направлении, — Ты специально так делаешь!

Его плечи слегка дрогнули от сдерживаемого смеха. Он наслаждался этим — тем, как я послушно меняла наряды по его малейшему капризу. Хотя, если быть честной, я и сама не была против этой игры. Пусть Клаус и выбирал платье для сегодняшнего ужина, но я уже мысленно приметила пару роскошных комплектов на будущее.

Клаус неспешно поднялся с кожаного кресла и подошёл к вешалке. Его пальцы скользнули по тканям, пока не остановились на одном-единственном — алом, коротком, с дерзким V-образным вырезом. Платье выглядело настолько простым, что в этом и была его изюминка.

— Серьёзно? — я подняла бровь, принимая из его рук шелковую ткань. — Это же практически второй слой кожи.

Но когда я надела его... Чёрт возьми. Ткань обтекала каждый изгиб, подчёркивая то, что обычно оставалось скрытым. Я повернулась, пытаясь разглядеть спину в зеркале. Вау. Просто... вау.

— Ты уверен, что я нужна на этом ужине? — я скрестила руки на груди, чувствуя, как шелк скользит по коже. — Боюсь, вы все будете пялиться на меня, а не обсуждать дела.

Клаус рассмеялся — низко, хрипло, с той самой ноткой, от которой по спине бежали мурашки. Потом кивнул, его взгляд стал тяжёлым, тёмным.

— Вполне возможно, милая.

— Ладно, это берём, — я щёлкнула пальцами. — И ещё парочку. Для равновесия.

— О-о-о, — он протянул звук, его губы изогнулись. — Так ты не просто так согласилась.

— Конечно, — я сладко улыбнулась, подбирая с дивана свою сумочку. — Карточка Элайджи хоть и безлимитная, но ты тоже должен был на меня потратиться. За все мои старания...

— И за радость, что ты приносишь в мою скучную вечную жизнь? — он приподнял бровь.

— Именно.

— Действительно, — он притворно вздохнул, разводя руками. — После встречи с тобой моя серая жизнь неожиданно наполнилась... яркими красками.

В его глазах вспыхнуло что-то опасное, когда он произнёс последнее слово. Не просто веселье — хаос.

— Очень яркими, — напомнила я, игриво встряхнув волосами.

Он рассмеялся снова, но на этот раз в его глазах было что-то... тёплое.

— Что ж, тогда выбирай ещё, милая, — он сделал широкий жест рукой в сторону бутика. — Но красное — моё любимое.

Я закатила глаза, но... чёрт, всё равно улыбнулась.

— Заткнись и плати.

Я последний раз окинула себя взглядом в зеркале — алый шёлк, каблуки, губы в тон платью. Игриво подмигнула своему отражению. Сегодняшний вечер определённо будет интересным.

***

Со всеми этими драмами и разборками я совсем забыла об одной важной детали.

Кольцо Гилбертов.

Оно лежало в шкатулке Елены, тусклое и неприметное, будто обычная безделушка.

«Как же я могла забыть?»

Ведь если бы все пошло по изначальному сценарию, Аларик уже давно носил бы его, медленно теряя рассудок. Но Дженна была жива — я позаботилась об этом. А значит, кольцо после смерти Джона так и осталось лежать в шкатулке — забытое, но не утратившее своей силы.

С разрешения Елены, я попыталась его уничтожить.

Ну... попыталась, если это можно так назвать. Потому что... не вышло.

Молоток оставил лишь царапину — удар отозвался в запястье неприятной вибрацией, будто я ударила не по металлу, а по плоти. Огонь даже не нагрел поверхность — пламя странным образом огибало кольцо, словно встречая невидимый барьер. Телекинез? Моя сила просто... соскользнула с него, как вода с масляной плёнки.

«Забавно, правда? Не могу уничтожить кольцо, которое буквально воскрешает мёртвых. Надеюсь, все оценили иронию», — мысленно процедила я.

После бутика я попросила Клауса подвезти меня к Бонни. Он ехал с привычной беспечностью, но его взгляды — острые, изучающие — выдавали напряжение. После того, как я основательно «разорила» его, он почему-то казался... довольным? Это насторожило меня больше, чем его обычная ярость.

— Что-то случилось? — спросил он, бросая на меня быстрый взгляд. Его пальцы постукивали по рулю в ритме какой-то старой мелодии.

— Магия. Артефакты. Возможный апокалипсис. Обычный вторник, — ответила я, наблюдая, как тени от деревьев скользят по его профилю.

Он усмехнулся, но в его глазах мелькнуло понимание — как ни странно, Клаус всегда чувствовал, когда за моими шутками скрывается реальная угроза.

Бонни открыла дверь, и я сразу увидела в её глазах тот взгляд — осторожный, изучающий, словно она уже знала, что я пришла не с пустыми руками. Она всегда чувствовала, когда что-то не так, эта её ведьминская интуиция никогда не подводила.

— Кольцо Гилбертов, — выдохнула я, протягивая артефакт. Оно лежало на моей ладони, безобидное и опасное одновременно. — Оно воскрешает мертвых. И сводит живых с ума.

Я объяснила ей всё. Рассказала про смерть, воскрешение, про цену, которую платит каждый, кто воспользуется его силой. Бонни слушала молча, её пальцы сжимали кольцо всё крепче, будто она пыталась прочувствовать его энергию.

— Ты понимаешь, что это за сила? — спросила она наконец, и в её глазах мелькнуло что-то похожее на страх.

— Понимаю. Поэтому его нужно уничтожить.

Бонни медленно кивнула, но в её глазах я увидела не только решимость — там была и жадность. Та самая, что заставляет всех ведьм тянуться к запретным знаниям.

— Хорошо. Я попробую, — сказала она, но её пальцы сжали кольцо так, будто она уже не хотела его отпускать.

«Кажется, она согласилась. И не потому, что я её убедила. А потому, что она боится его... и хочет его».

А затем Кол позвонил мне.

Его голос звучал так, будто он только что выиграл в лотерею, где главным призом была вечность.

— Готовь шампанское, Леста, — прошипел он, и я сразу представила, как его губы растягиваются в том самом хищном оскале. — Белого дуба больше нет. Ни щепки, ни ростка, ни даже проклятой таблички у въезда в город. Ребекка настояла сжечь и её — для эстетики, понимаешь ли.

И я почувствовала странное умиротворение. Теперь мир больше не сможет убить ни его, ни Финна. Невозможно.

Но почти сразу же, как волна за волной, накатила новая мысль:

«А как тогда мир попытается их убить?»

Потому что мир обязательно попытается. Он не терпит нарушения канона. И я подозреваю, что смерть некоторых первородных может стать точкой невозврата — той самой, которую будет почти невозможно изменить. Если не белый дуб... значит, что-то другое.

Мир всегда находит способ вернуть все на свои места. И теперь оставалось только одно — посмотреть, как именно он это сделает.

Может, Эстер выкопает какой-нибудь древний артефакт из своих запасов. Может, появится новый Охотник. А может, всё будет гораздо проще — и мир просто взорвётся.

Но одно я знала точно: игра только начинается. И на этот раз ставки стали ещё выше.

***

Я сидела на этом дурацком «ужине по возвращению гроба», зажатая между Элайджей и Клаусом, как бутерброд между двумя ломтями первородного безумия. Напротив, с видом оскорбленных святых, восседали Стефан и Деймон.

Кстати о первородных... Хотите посмеяться? Финн, Ребекка и Кол ворвались в последний момент, узнав о нашем милом семейном ужине с Сальваторе. Кол, конечно же, шёл первым — с той самой ухмылкой, которая обещала хаос.

— О, какая милая встреча! — провозгласил он, размахивая руками, будто представлял цирковое шоу. — Нас не пригласили, но мы, как всегда, нашли способ испортить вам вечер.

Ребекка фыркнула и, не дожидаясь приглашения, устроилась рядом с Клаусом, отодвинув его локтем.

— Подвинься, Ник. Ты занимаешь слишком много места, даже по меркам нашего семейства.

Клаус лишь приподнял бровь, но подвинулся — редкий случай, когда он кому-то уступал.

А Финн... Финн. Он стоял у стола, оглядывая всех с лёгкой улыбкой, которая никак не вязалась с его каноничным образом вечно страдающего старшего брата.

Я невольно уставилась на него.

«Это точно тот Финн? Тот самый, который в оригинале девятьсот лет лежал в гробу, а потом сдох, как только его выпустили?»

Наш взгляд встретился. Он кивнул мне, уголки губ дрогнули в усмешке.

«Чёрт возьми, он выглядит... живым».

Не в смысле «дышит-шевелится», а в самом что ни на есть человеческом понимании. Неужели мой эксперимент с «отпустить его погулять» действительно сработал? Когда-то он был ходячей депрессией в плаще, а теперь...

Элайджа, услышав мои мысли (возможно, не все), мягко коснулся моей руки, словно напоминая: «Да, это реальность. Нет, ты не сошла с ума».

А потом Деймон, как и в оригинале, выдал свой коронный номер:

— Гроб — в обмен на ваше исчезновение из жизни Елены.

Тишина.

Я внутренне ухмыльнулась, заметив, как Кол сжал вилку так, что металл застонал. Его взгляд на Деймона мог бы испепелить целый город.

«Jealous, jealous, jealous boy», — мысленно запела я, заменяя в песне слово на более подходящее.

Элайджа снова посмотрел на меня. На этот раз — с едва уловимой усмешкой.

— Вообще-то, — Клаус растянул слова, разваливаясь на стуле с королевской небрежностью, — Елена общается с нами совершенно добровольно. Так что твоё «исчезновение из жизни Елены» звучит довольно забавно.

— Добровольно?! — Деймон вскочил, опрокидывая стул. — Она общается с вами только потому, что эта, — его взгляд, горящий ненавистью, впился в меня, — что-то затеяла с вами!

Я неспешно сделала глоток шампанского, наслаждаясь моментом.

— Расслабься, Деймон, — сказала я сладким голосом. — А то морщины появятся. Ты же не хочешь выглядеть старше Стефана, правда?

Стефан, до этого момента сохранявший стоическое спокойствие, поднял бровь. Ребекка закатила глаза. Клаус усмехнулся. А Кол... Кол просто улыбнулся.

А Деймон выглядел так, будто готов был перевернуть стол и начать апокалипсис прямо здесь и сейчас.

— А теперь мы перейдём к другой части, где вы возвращаете нам гроб, а я милостиво оставляю вас в живых? — Клаус произнёс это своим сладким голосом, от которого даже у бессмертных леденела кровь в жилах. Его взгляд скользнул к Стефану, будто оценивая, стоит ли тот такой щедрости.

Стефан, надо отдать ему должное, держался с достоинством. Ни тени той истеричной одержимости, что когда-то превращала его в карикатурного злодея. Лишь лёгкая усталость в уголках глаз выдавала, что он всё ещё помнит, что натворил.

— А давайте просто убьём их и сами найдём гроб? — встряла я, вращая бокал с шампанским между пальцами. — Экономия времени, нервов, и Деймон наконец-то перестанет портить мне настроение своим существованием.

Кол буквально вспыхнул, как спичка в темноте.

— Блестящее предложение, — прошипел он, не отрывая горящего взгляда от Деймона. — Они не настолько ценные, чтобы тратить на них воздух.

Мы синхронно перевели взгляд на Сальваторе. Деймон, обычно такой невозмутимый, на этот раз отступил на шаг.

И в этот момент раздались шаги.

Тихие. Размеренные. Неумолимые.

Я знала, что это произойдёт. Но никакие предупреждения не подготовили меня к реальности. Дверной проём заполнил знакомый силуэт. Эстер.

Деймон расцвёл в самодовольной ухмылке, бросая Клаусу вызов:

— Мы решили... помочь тебе воссоединиться с последним гробом.

Тишина взорвалась.

Ребекка вскочила так резко, что её стул с грохотом рухнул на пол. Финн застыл, будто превратился в одну из статуй. А Клаус... Мне хватило одного взгляда на его побелевшие костяшки пальцев, чтобы понять — сейчас кто-то умрёт.

А мы с Колом и Элайджей... продолжали сидеть, словно ничего особенного не произошло.

Ну да, просто древняя мамаша-ведьма, которая всех вас ненавидит, вернулась с того света. Мелочи жизни.

Если Эстер здесь... Могу ли я наконец сказать Элайдже то, что давно хотела?

«Она пришла вас убить», — пронеслось у меня в голове, и пальцы Элайджи вдруг сжали мою руку до хруста. Его взгляд стал стеклянным.

Я облегчённо выдохнула.

После миллиона попыток донести до Элайджи что-то важное даже мысленно, я наконец поняла: цензура работает и в голове.

Но в этот раз — получилось.

Спасибо, родной сюжет, что не даёшь мне спойлерить слишком много.

Хотя, возможно, мои мысли об Эстер и не стали для Элайджи откровением. В изначальной линии событий он первым разгадал её планы и спас всех — видимо, поэтому цензура позволила словам пройти.

И всё же... Он услышал меня лишь после возвращения их драгоценной мамочки, хотя я тысячу раз мысленно кричала ему об этом!

Но Ребекка... Мой взгляд скользнул к ней. Её пальцы нервно теребили край платья, губы были плотно сжаты — всё в ней кричало о раздирающем внутреннем конфликте. Она так отчаянно хочет верить. Верить, что мать может любить их, искренне, не смотря ни на что.

А Клаус... Он стоял, застывший между яростью и надеждой. Его глаза метали молнии в сторону Эстер. В них читалась вся история его боли — мальчик, которого мать прокляла ещё до рождения, мужчина, вечно ищущий одобрения той, что родила его.

Им бы мои мысли сейчас очень пригодились.

Когда Стефан и Деймон наконец убрались восвояси, Эстер перевела на меня взгляд. Ее глаза на долю секунды расширились. Всего на миг. Но мне этого хватило... А по тому, как пальцы Клауса впились в спинку моего стула, было ясно — он тоже заметил.

— Думаю, тебе стоит удалиться, — произнесла Эстер сладким голосом, от которого по спине побежали мурашки. — Это... семейное дело.

Элайджа мгновенно сжал мою руку так крепко, что кости чуть не хрустнули. Остальные первородные устремили на меня одинаково настороженные взгляды.

— Она семья! — неожиданно выпалила Ребекка. Её голос дрожал, но подбородок был гордо поднят.

— Правда? — Эстер медленно приподняла бровь. Её взгляд скользнул по мне с новым, опасным интересом. Финн тоже устремил на меня пронзительный взгляд — будто видел впервые.

— Ну конечно, — встрял Кол с театральным вздохом, — она же суженая нашего дорогого Элайджи!

Эстер замерла, будто увидела призрак. Клаус фыркнул, бросив на меня взгляд, полный «ну конечно, куда же без этого». Ребекка расплылась в улыбке — видимо, уже представляла, как украшает наш гипотетический свадебный торт цветами. Финн прищурился, словно пытался разглядеть, что же Элайджа в этом безумии (во мне) нашёл. А сам Элайджа... был слишком спокоен. Подозрительно спокоен.

«Ну, мы и не врём... — мысленно закатила я глаза. — Но Колу срочно нужна табличка «Король сарказма».

Элайджа едва сдержал усмешку — лишь лёгкое подрагивание губ, но для Эстер это было словно удар грома. Она уставилась на него, будто он вдруг превратился в единорога.

Пришлось подняться для этого абсурдного "знакомства". С их папашей всё было проще — наш "разговор" свёлся к его воплям «Я тебя убью!» и моим мысленным крикам «Да ты псих!». Но Эстер... Эстер была другой игрой.

Элайджа мягко, но неумолимо вывел меня вперёд. Остальные первородные инстинктивно расступились, будто мы несли в себе заразу. Или, что более вероятно — они чувствовали, как заряжен воздух между мной и их матерью.

— Приятно познакомиться, — сказала я, делая театральный реверанс. — Селеста Гилберт. Личный раздражитель ваших детей, — мои губы растянулись в улыбке, которую Клаус позже назовёт «вызывающе-провокационной».

Ну да, «приятно познакомиться»... Как приятно обнаружить таракана в своей тарелке.

Элайджа подавил смешок, превратив его в покашливание. Эстер же уставилась на него, будто её сына подменили подлым двойником. Её глаза изучали меня, словно редкий, но опасный экспонат.

Клаус встал слева, его плечо почти касалось моего. Когда его мизинец незаметно коснулся моей ладони, я ответила лёгким сжатием. Будь готов. Начинается спектакль.

«Прощение». «Семейные узы». Какая чушь. Мои пальцы непроизвольно сжались, представив, как я швыряю эту лицемерную ведьму в стену. Но нет — надо играть по её правилам.

Пока что.

«Может, сразу отправим её обратно в гроб?» — мысленно "прошептала" я Элайдже, наблюдая, как Эстер поправляет складки своего платья с королевской грацией.

Он ответил почти незаметным движением головы — едва уловимым «нет». Его пальцы сжали мои чуть сильнее — предупреждение и обещание одновременно.

— Никлаус... — Эстер сделала шаг вперёд, и Клаус инстинктивно отпрянул, будто от удара током. Мои ногти впились ему в руку.

«Держись, гибрид. Не дай ей увидеть твои слабости».

— Ты знаешь, почему я здесь? — продолжила она, скользя взглядом по детям и задержавшись на Финне дольше, чем следовало бы.

— Чтобы убить меня? — голос Клауса звучал напряжённо, но без той надломленной горечи, что я помнила по сериалу. Прогресс.

— Нет, Никлаус. Чтобы простить, — она воздела руки, будто благословляя нас всех, и я едва сдержала рвотный позыв.

Мысленно я уже билась головой о стену, посылая Элайдже отчаянный мысленный крик:

«Ну пожааалуйста! Хоть один удар! Совсем чуть-чуть!»

Уголки его губ дрогнули в тёплой, но сдержанной улыбке — ровно настолько, чтобы не выдать себя перед матерью. Или нас... Одно дело — подозрения, другое — явная телепатическая связь. Что бы сделала Эстер, узнай она правду?

— Простить? — голос Клауса прозвучал неестественно тихо, словно проходя сквозь толщу воды. Он замер, будто окаменев, и в его глазах отражалось странное сочетание надежды и предчувствия беды. На мгновение его взгляд скрестился с моим — и я увидела там немой вопрос.

Надеюсь, он вспомнил наш разговор в начале путешествия — что Элайджа прав, и что гроб матери лучше сжечь. Сложи два и два, милый.

— Я вернулась, чтобы воссоединить нашу семью, — Эстер расправила плечи. Её взгляд скользнул по каждому из детей, задерживаясь дольше положенного на мне. — И я рада, что у нас появился новый член семьи.

Последние слова прозвучали с такой слащавой фальшью, что у меня непроизвольно свело желудок.

«Господи, кто-нибудь, прибейте меня прямо сейчас. Лучше смерть, чем этот театр абсурда».

Она сделала изящный шаг назад, а затем её внимание полностью сосредоточилось на Финне. Взгляд матери прилип к старшему сыну с той неестественной интенсивностью, от которой по спине побежали мурашки — так смотрят на подопытного кролика перед вскрытием.

— Финн, следуй за мной, — прозвучало как приказ, не терпящий возражений. Она уже повернулась к выходу, когда Финн, послушный как тень, сделал первый шаг за ней.

Я не выдержала.

— Финн, — мой голос прозвучал мягко, почти ласково, но эффект был как от удара током. Первородный вздрогнул всем телом, будто очнувшись от транса. Мои губы растянулись в улыбке, напоминающей змеиную — хищную и обещающую неприятности. — Ты ведь ничего не забыл?

Эстер замерла, переводя недоуменный взгляд с меня на сына. Её брови поползли вверх, когда она осознала, что Финн действительно остановился по моей прихоти.

Его глаза встретились с моими, и в них я прочитала ясное осознание. Почти незаметный кивок — настолько лёгкий, что человеческий глаз не уловил бы его. Но когда он наконец последовал за Эстер, его шаги стали размеренными, осторожными — шагами человека, идущего по минному полю.

— И что это было? — прошептала Ребекка, наклоняясь ко мне так близко, что её холодное дыхание коснулось моего уха.

Я пожала плечами:

— Клаус пообещал вернуть его в гроб, если он вздумает выкинуть номер. Я просто... напомнила о договорённостях.

— Мастера шантажа, — фыркнул Кол, скрестив руки на груди. Его глаза блестели от неподдельного восхищения.

Я повернулась к нему, прищурившись:

— Кстати, что за бред насчёт суженой, Кол?

Он развёл руками с театральным вздохом:

— Наша матушка — ведьма. Сильная. Она бы сразу почуяла связь между вами, — его взгляд скользнул к Элайдже. — Хотя, это и без магии заметно.

Элайджа нахмурился, его обычно бесстрастное лицо исказила редкая эмоция — беспокойство.

— Неужели наша связь настолько... очевидна?

— Для тех, кто знает, куда смотреть, — Кол щелкнул языком, — это светится, как маяк в тумане. Особенно когда вы... — он сделал многозначительную паузу, — мысленно общаетесь.

Я бросила взгляд на неожиданно замолчавшего Клауса. Его глаза сузились до опасных щелочек, изучая меня с ног до головы.

— Ты что-то знаешь? — прошептал он, наклоняясь так близко, что его дыхание коснулось моего уха.

Медленно высвободив руку из крепкой хватки Элайджи (он, кажется, вообще забыл, что до сих пор держит меня), я обвела ладонью наших зрителей — Кола, Клауса, Ребекку.

— Наша мать планирует убить нас, — констатировал Элайджа, поправляя манжеты с убийственным спокойствием.

— Что?! — Ребекка буквально подпрыгнула на месте, но я успела зажать ей рот ладонью. Она тут же укусила меня — конечно, без последствий, но с явным «убью!» во взгляде.

— И ты не могла сказать это раньше?! — Кол скрестил руки на груди, его бровь взлетела почти до линии волос.

— Я же сто раз говорила, что НЕ МОГУ! — сквозь зубы прошипела я. — Даже Элайдже мысленно пыталась — он не слышал!

Клаус скрестил руки на груди, его взгляд потемнел:

— Но сейчас он услышал твои мысли о том, что наша мать хочет убить нас, — произнес это с опасной мягкостью, будто пробуя слова на вкус.

Я закатила глаза:

— Поэтому, когда ваша мать вернулась, возможно Элайджа сразу почувствовал неладное и смог услышать меня, — парировала я. — Для него это не было сюрпризом, в отличие от вас.

Пауза. Все переваривают информацию. Ребекка все еще злится, Кол выглядит оскорбленным, Клаус — подозрительным. Элайджа... Элайджа просто стоит и красиво поправляет манжеты, черт возьми.

— Значит, — Клаус произносит медленно, словно пробуя каждое слово на вкус, — ты знала. Все это время.

Я вздохнула, чувствуя знакомое раздражение:

— О, если бы я могла говорить свободно, я бы уже устроила вам презентацию с графиками и диаграммами. Но нет — приходится играть в немые шарады.

Кол фыркнул. Ребекка перестала меня ненавидеть ровно на секунду. Клаус... ну, он оставался Клаусом.

Элайджа наконец отрывается от своих чертовых манжет и кладет руку мне на плечо:

— Думаю, сейчас нам стоит сосредоточиться на более насущных проблемах.

Теперь, когда я говорила, что из «другого мира», они понимали — это не метафора. Но вместе со знанием практически всего об их судьбах на меня свалилась и ответственность. Я не лгала им — это было бессмысленно. Но часто... просто не договаривала. Не потому что боялась «нарушить ход событий», а потому что считала — зачем грузить их тем, что может никогда не случиться?

Ну расскажу я им, например, как Кол и Финн погибнут от рук Елены. Точнее, «команды Елены» — Мэтта с Джереми в придачу. Но это было в другой реальности. Про дуб я намекнула, про настоящую смерть Эстер Ребекку предупредила — и это уже перевернуло всё с ног на голову.

Но я же не стану носиться за ними с криками: «Ребекка, Марсель жив, беги в Новый Орлеан!» Фу! Никогда не понимала её привязанности к этому... мальчишке. Серьёзно, где в нём этот «роковой мужчина», которого она разглядела? Сплошная юношеская бравада.

Хотя... насчёт Нового Орлеана... Если я спасу Давину до того, как её решат принести в жертву? Мысль заманчивая. Тогда у Марселя не будет его «козырного туза», и когда Клаус вернётся — он в два счёта восстановит свою власть.

Но всему своё время. Сначала нужно разобраться с Эстер. Потом... потом посмотрим. В конце концов, у меня теперь куча времени.

Элайджа, услышав мой внутренний монолог, поднял бровь:

— Ты снова что-то замышляешь, — констатировал Элайджа, изучая мое задумчивое выражение лица.

Я прикусила нижнюю губу, перебирая варианты:

— Размышляю, как лучше избавиться от вашей матушки. Быстро и без лишнего театра — или дать ей разыграть свой спектакль, а потом устроить финальный сюрприз?

Ребекка аж подпрыгнула на месте:

— Ты... это, ты предлагаешь убить нашу мать?! — её голос надломился, когда она произносила эти слова.

Я резко зажала ей рот ладонью, зашипев:

— Да ты что, кричи еще громче! Пусть Эстер услышит и придумает новый план убийства, о котором я не в курсе!

Кол фыркнул, скрестив руки на груди:

— Ну, если уж убивать, то с размахом. Матушка этого заслуживает.

Клаус стоял, словно грозовая туча, его пальцы непроизвольно сжимались:

— Ты действительно считаешь...

— Что она хочет видеть вас всех мертвыми? — перебила я. — Да, я в этом уверена, как и в том, что ты обожаешь драму.

Элайджа вздохнул, потирая переносицу:

— Предположим, у тебя есть план.

— Всегда есть план, — ухмыльнулась я. — Вопрос в том, хотите ли вы его услышать.

Ребекка нервно теребила край платья:

— Но это же наша мать...

— Которая уже пыталась убить тебя однажды, — мягко напомнил Клаус. В его глазах мелькнуло что-то болезненное. — И сделает это снова.

Я перевела взгляд на дверь, за которой скрылась Эстер с Финном:

— Так что, устраиваем семейную ловушку?

Тишина. Затем Кол первым развел руки:

— Ну, раз уж речь зашла о семейных традициях...

Элайджа и Клаус обменялись взглядом — целый диалог без слов. Ребекка закусила губу, но кивнула.

— Полагаю, нам следует обсудить это... в более подходящем месте, — добавил Элайджа, бросая осторожный взгляд на дверь, куда удалилась Эстер с Финном.

— Тогда пойдёмте, — прошептала я, чувствуя, как адреналин разливается по венам. — У нас есть ведьма, которую нужно перехитрить.