Отсутствие жизни

«Отсутствие жизни в квартале тринадцать», — равнодушно проговорил телефон. Калинник отключил звук, залез в приложение, которое до сих пор рука не поднималась удалить, и стал наблюдать, как чародеи откликаются на тревогу, вписываясь на этот вызов. И вот уже через минуту алые точки двинулись по карте.

На экране вдруг беззвучно всплыл вызов с незнакомого номера. Калинник сначала отклонил: наверняка ушлые алгоритмы запомнили, что он искал квартиры в ипотеку, и теперь его замучают риелторы. Но звонок тут же повторился. А потом, когда он сбросил снова, ещё и ещё.

Какие упрямые риелторы.

— Алло? — недовольно буркнул Калинник в трубку, готовый послать навязчивых рекламщиков.

Но в динамике зазвучал приятный женский голос. К тому же, взволнованный.

— Привет. Я Агне, помнишь меня? Упырица из бара.

Калинник аж вспотел. Конечно, он её помнил, но позвонить так и не решался. Они же разговаривали всего раз, и Калинник был под коктейлями, в дурацкой рубашке и вёл себя как идиот. И к тому же совсем не понимал, как стоит вести себя с упырицами. Бояться, ненавидеть или флиртовать? Или всего понемногу?

— Пу-помню, — запнулся он.

— Надо поговорить, — торопливо продолжила Агне, едва дождавшись ответа. — Сможешь приехать через час в сосисочную на Кленовой улице?

Калинник, пока ничего не понимая, вбил адрес в карты. Ага, модное молодёжное местечко с хот-догами и чаем с «катышками». Явно что-то для тех, кому ещё не стукнуло столько, сколько Калиннику. Но хотя бы недалеко.

— Ну да, — неуверенно ответил он. — А что случилось?

— Есть разговор. Тогда до встречи. Не опаздывай, Фламинго.

Упырица отключилась, оставив Калинника в лёгком недоумении. Он несколько секунд тупо смотрел в экран, потом пожал плечами и улыбнулся себе в бороду.

Это считается, что девушка позвала его на свидание?

Надо будет потом похвастаться Смороднику.

За этого дурака, конечно, болела душа, и пока Калинник переодевался, всё думал, увидятся ли они ещё и посидят ли как раньше, с чипсами под футбол. Хотелось бы, конечно. Хоть бы не убился. Свет, хоть бы не убился... Столько охотников за его бестолковой головой. Как-то многовато для одного чародея, пусть и придурочного.

Агне дожидалась его за столиком в углу полупустого зала, не сводя глаз с двери. По напряжённому лицу было ясно, что она встревожена. Калинник пригладил бороду, распрямил плечи и, стараясь не хромать, двинулся к столику.

— Привет.

Стул под ним противно скрипнул по полу.

— Привет. Слушай, я ненадолго. — Агне облизнула губы и сложила руки в замок перед собой. На столике лежало меню, но она так ничего и не заказала. Калинник невольно вспомнил постыдный случай, когда в Озёрье их со Смородником развели на крупную сумму в ресторане. В этот раз такое с ним точно не пройдёт.

— Что случилось? — спросил он.

Агне натянула пониже рукава бежевого свитера из кашемира, зябко пряча тонкие пальцы. Калинник отметил (наконец рассмотрев её на трезвую голову), что она вся была как речная вода: длинные прямые русые волосы, водянистого цвета зеленоватые глаза, а кожа — бледная-бледная, с синими прожилками вен. Наверняка холоднющая. И пахло от неё водяными лилиями, прудом и травой. Одно слово — нежичка. Неживая.

Жуть.

— Я долго думала, прежде чем решилась, — сказала Агне. — И не уверена, что тебе можно довериться.

Калинника сначала обескуражило это заявление, но он нашёл в себе силы оценить честность. В самом деле... Он бы тоже не доверял человеку, которого видел раз в жизни. Пьяным и в тропической рубашке.

— Понимаю, — кивнул он, стараясь звучать мудро.

Агне как-то разочарованно скользнула по нему взглядом, заправила волосы за уши и мельком посмотрела в окно.

На улице темнело, в сосисочной начинал прибывать народ. Калинник быстро проверил приложение: по-прежнему приходили оповещения об «отсутствии жизни». Да уж. Упырей развелось немерено.

— Ваших слишком много по городу, — буркнул он. — Мы на такое не договаривались. Зима уже, пора дать людям передышку, пока ваш молодняк всех не сожрал.

— Про это я и хотела поговорить. Мне не нравится, что происходит. — Агне покрутила на пальце серебряное колечко. — Ты знаешь, что тут замешаны чародеи чужой рати? Не вашей. К вашим мы давно привыкли. А те, другие, они хотят свою выгоду. Знаешь, что за договорённости у них с нашим новым тысяцким?

Калинник напрягся.

— Нет. Откуда мне знать.

— Он разрешил им проходить вниз, под болота. Они надевают защиту и ходят как к себе домой. Помогают выращивать молодняк, следят за поголовьем. И выпускают его. На днях планируют устроить «праздник». — Она поковыряла кожу вокруг ногтей, Калинник заметил, что на больших пальцах заусенцы были расцарапаны в кровь — конечно, не в красную.

— Зачем?

Она подняла на Калинника глаза: большие, нечеловечески холодные. Но всё равно будто бы живые. На лице у неё было написано что-то вроде недоумения, словно Калинник задал слишком глупый вопрос. Он наклонился вперёд, уперев локти в стол и, обернувшись по сторонам, понизил голос:

— Если ты позвала говорить, то выкладывай, как обстоят дела с твоей точки зрения. Я не опоздал. И я тебе не фламинго.

Подняв в воздух палец, Калинник на секунду зажёг на ногте крошечный огонёк, такой, чтобы напомнить о своей чародейской сущности, но и не спугнуть упырицу. Агне отпрянула, отклонившись на спинку стула.

— Убирай огонь, мы в приличном месте. Подожжёшь мусорку, если так необходимо куда-то поискрить. — Она покусала губу, оглянулась на кассы, будто боялась слежки. — Сам подумай. Ваши рати поучают квоты от правительства. Чем больше в городе убитых низших упырей, тем больше выделяется средств из бюджета. А чтобы убить больше упырей, нужно вырастить больше упырей. Сначала создать, потом убить. А если упыри начнут бегать по улицам, бросаться на людей и создавать хаос, то... Держать их в тайне уже не получится. Начнётся паника. И тут приедут благородные чародеи и чародейки на своих байках и спасут людей. Их будут носить на руках как спасителей, а государство осыплет удельцами. Заманчиво звучит, не так ли?

Калинник почесал в затылке.

— Ну да. Звучит логично. Только такого никогда не было. Мы, чародеи, все вместе стоим против нежицкой заразы, а вы сами плодитесь.

— Наивно. Ну вот знай, что не все чародеи такие дурачки, как ты. Не все играют по правилам, некоторые стремятся их изменить. Упыри тоже — особенно глядя на то, как живут наши сородичи в больших городах. Самые крепкие союзы рождаются из тех сторон, которые недовольны чем-то общим. Так и сошлись наш Калех и ратный глава Бражник. Устроили в Топях небольшую перестановку, убрав тысяцкого-консерватора. А под болотами развели настоящий упыриный питомник. Низшим всё равно, пока они не нашли себе тела. Низшие для тысяцких — всё равно что скот. Можно использовать их в своих целях, но в сильном молодняке вырастают сильные духи, которые смогут занимать человеческие тела. Становятся высшими. И высшие уже могут интегрироваться в человеческую жизнь, во власть, во все сферы общества и работать на благо остальных нежаков. Они и в правительстве есть, и в бизнесе.

— Откуда ты знаешь про Бражника?

Агне фыркнула.

— У нас многие знают. Он уже давно воду мутит. А Калех использовал бар моего отца, чтобы устроить там новый незаметный проход под болота. Мне пришлось ему разрешить. Иначе они бы... — Агне вздохнула, — мой отец — человек. Тогда ему пришлось бы плохо. Поэтому я так или иначе давно наблюдаю за всеми перестановками и многоходовками, но... Знаешь, почему я тебе это рассказываю? Я не хочу насилия. Не хочу смотреть на этот «праздник» и тем более участвовать в нём. Сейчас на улицах полно людей, субботним вечером будет ещё больше. И представь, во что превратятся наши Сонные Топи, если в толпу празднующих ломанётся огромная стая низших? Не сто и не двести. Ваша рать вряд ли с ними справится. По крайней мере не быстрее, чем они успеют сожрать несколько десятков мирных Соннотопцев. Вы решите позвать на помощь рать Бражника. И они придут. Но не сразу, а когда вас наполовину перебьют, а упырей станет ещё больше. И вот тогда они станут героями в глазах властей. Ваша Сенница утратит все очки, которые она так зарабатывала перед мэром. Существование упырей уже будет невозможно скрыть. А Бражник и Калех выпросят для нас более-менее нормальное существование в городской среде. Конечно, мне бы это тоже было удобно, но... Не такой ценой. И мне страшно представить, что будет в ближайшие дни.

— Но Сенница сама искала тысяцкого. Она не дурочка, у неё полно связей и...

— И что? Её не могут обмануть? Её просто опередили. Старый тысяцкий не хотел выходить с ней на контакт и прогибаться под власти. А новый сверг старого и слишком быстро закрутил сделку с чародеями. И Калеху, если честно, совсем нет смысла тянуть дальше со своим переворотом: чем скорее он покажет свою незаменимость и значимость, тем быстрее его примут остальные сотни из ближайших городов и посёлков.

— То есть ты хочешь сказать...

— Хочу и говорю, — отрезала Агне. — Помнишь ночь, которая была пару суток назад? Подошли прямо к вашей общаге. Тоже дело рук Калеха. Ему без разницы, сколько низших убьют чародеи. Главное, чтобы люди запомнили различия между высшими и низшими упырями. Чтобы оказались запуганы, а предложение мира прозвучало как благословение. Рать Бражника выставит себя спасителями, Калех идёт к мэру с примирительной бумажкой — звучат фанфары, все счастливы. Кроме сожранных простых людей. И тех, кого утащат под болота в качестве доноров.

Калинник нахмурился до боли в переносице. Мда уж, надеялся попить коктейлей с симпатичной нежичкой, а она вывалила ему информацию об упырином перевороте. Неловко вышло. И самое главное...

— И что мне теперь с этим всем делать? Я просто врач. Даже не так. Чародей на пенсии. К тому же хромой. — Он красноречиво выставил вперёд больную ногу, но на Агне это не произвело впечатления. Она закатила глаза, будто разговаривала с тупейшим существом на планете.

— Покровители, мне нет дела до твоих ног! Я же не могу прибежать в ваше логово и начать там кричать об этом. Вы меня сразу превратите в барбекю. Ты показался мне адекватным, в отличие от твоего патлатого дружка, который вечно ловит приходы и устраивает пьяные погромы в баре отца. А других чародеев из вашей рати я не знаю. Вообще-то я даже не верю, что что-то изменится. Просто ты вряд ли сдашь меня Калеху, а ещё твоей Матушке наверняка будет интересно узнать, что соседняя рать под неё копает. Королева Сонных Топей сидит на шатающемся троне с подпиленными ножками. К вам я привыкла, а вот чародеи Бражника откровенно бесят. Слишком наглые.

Калинник усмехнулся. Услышать, что чужие чародеи бесят упырицу, было даже приятно.

— А ещё... — снова заговорила Агне прежде, чем Калинник переварил всю информацию и решился что-то спросить. — Ещё... Чёрт, я просто боюсь. Всю жизнь прожила в Сонных Топях, умерла и переродилась здесь, и мне совсем, ну вот совсем не хочется смотреть, как городок превращается в кровавую бойню.

Она спрятала пальцы в рукава, поёжилась и подняла на Калинника взгляд: и правда испуганный, тревожный, даже потерянный. Калинник запоздало заметил, что на ней совсем не было косметики: светлые ресницы и брови, бледные губы и щёки — наверное, если бы она позвала его на свидание, то немного подкрасилась бы.

В груди у него непонятно ёкнуло. Жалостью, сочувствием. Калинник чуть придвинул лежащую на столе руку, но замер. Наверное, лучше не трогать упыриц. Ну, тогда он может хотя бы угостить её напитком.

Он приготовился встать, как вдруг раздался грохот. В дверь кафе что-то с силой ударило, следующая атака пришлась на панорамное окно. Калинник сгруппировался, закрыл голову руками и перекатился под стол. Агне взвизгнула — кажется, её осыпало осколками.

Посетители закричали. Грохот повторился, где-то перевернулся стол и несколько стульев. Ещё одно стекло разбилось, и Калинник из своей засады увидел несколько пар когтистых лап, стучащих по полу.

Он схватил прикатившуюся с соседнего стола кружку и крепко сжал. Кружка вспыхнула алым пламенем, Калинник бросил её под лапы тварям и рывком вынул пистолет из кобуры — хорошо, что сохранил привычку брать его с собой. Защищаться тонометром бы не получилось.

Перевалившись на четвереньки, он прополз пару метров по битому стеклу в сторону прилавка с кассой. Рывком дёрнув за две ножки, Калинник перевернул ещё один стол, сделав что-то вроде щита, и выстрелил, высунувшись поверх своей импровизированной баррикады.

Кафе погрузилось в хаос. Люди толкались, пытаясь выбраться через узкую дверь. Сквозь разбитые окна в помещение вломились упыри — штук шесть-семь, этих стремительных тварей было сложно сосчитать. На полу лежал мужчина, и сразу два упыря припали к нему: один к шее, второй рвал бедро. Под несчастным разливалась лужа крови, смешанная со стеклянными осколками, его ноги дёрнулись в последний раз и замерли.

В ушах у Калинника застучали молотки. Вены набухли, под кожей зачесался почти забытый жар — искра скреблась, просилась, бурлила. Если бы у неё были зубы, скалилась бы в радостном предвкушении.

Он выстрелил в упыря, припавшему пастью к шее мужчины. Тварь завизжала и упала, объятая пламенем. Второму тоже досталось — прямо промеж глаз, даже заскулить не успел. Зато люди кричали. Так, что мешало соображать. Какой-то идиот достал мобильный и начал снимать, но на него прыгнул упырь, поставил лапы на грудь и...

Эту тварь тоже сразило искрящим выстрелом.

Калинник быстро посмотрел в сторону их стола, выискивая Агне, но хрупкой русоволосой упырицы там больше не было. У стола, роняя на пол вязкую слюну, стояло, выгнув спину, кожистое мордатое чудовище. Калинник направил на неё пистолет, готовый к тому, что она сейчас кинется на него мстить за собратьев. Или не на него, а на людей: запах крови убитого мужчины был различим даже сквозь вонь сгоревших упырей.

Но Агне утробно зарычала, лязгнула кривыми зубами, длинными, как лезвие перочинного ножа, и шагнула к Калиннику, встав перед щитом-столом. Головой к выходу. Так, будто бы они сражались на одной стороне.

***

Телефон с новой сим-картой. Безнадёжно расплющенный жетон, который он так и не снимал — привычка. Вечная сигарета в зубах и какая-то шальная, опустошающая свобода в груди — вот как чувствовал себя Смородник, выпуская дым в тёмное вечернее небо.

Мороз пощипывал кожу сквозь куртку, кусал за голое горло. Уши и нос давно уже озябли, но только вот чародеи не носят идиотские шапки. Чародеи — крутые ребята.

Быть может, это глупая отговорка. Наверное, всё-таки стоило бы купить шапку. Купит, если выживет.

Он забросил на заднее сиденье машины тяжёлый, набитый пластиковыми бутылками рюкзак. В каждой — по пол-литра бензина. А боковые отделы оттягивали аэрозоли от насекомых. Отлично воспламеняются эти ребята, даже если направить струю просто на спичку. А если уж на чародейскую искру...

Он докурил и осмотрел салон машины. Сзади и на полу, как всегда, дожидался оружейный арсенал — Смородник гордился своими пушками, которые как-то незаметно собрались в настоящую коллекцию. И стоили они целое состояние, каждая ведь производилась специально для чародейских нужд. Многие отрядные ограничивались пистолетом и чем-то ещё, вроде винтовки. Но Смороднику этого казалось мало.

Мало, если хочешь рвать упырей целыми стаями.

Со временем он убедился, что ему удобнее всего работать «чистой» искрой, просто выпуская её на волю сквозь собственное тело. Но пули, надо признать, могут бить дальше и точнее. А сколько их можно выпустить из автомата...

Смородник оттянул ворот футболки и шлёпнул никотиновый пластырь на грудь пониже ключиц. Чтобы ничто не сбивало его с пути. Жалко, что нет кофеиновых пластырей. И сахарных. И лапшичных. И пластырей с ароматом любимой девушки. Тогда бы он точно справился.

Покрутив в руках новый защитный костюм, Смородник решил всё-таки не надевать его. Застегнул куртку до самого верха, туго затянул шнурки на ботинках. Закрепил пояс с парой ножей и пистолетом. На грудь — заполненный патронташ. Набрал сообщение Варде:

«Буду через час».

Завёл двигатель и поехал забирать мотоцикл.

***

— Ужин подан.

Варде оторвался от старенького ноутбука, который ему одолжили, чтобы он не сходил с ума от безделья и смог выполнить небольшой заказ на ретушь школьного фотоальбома. Раздвинув занавеску, отделяющую кухню от гостиной, стоял Лируш и вытирал руки полотенцем. Губы кривились в вечной хитрой ухмылке, по которой нельзя было понять, улыбался он искренне или с насмешкой. А может, это просто была удобная маска, так удачно приросшая к его красивому лицу.

— Угу. Я готовил днём, — ответил Варде.

— Я не о том. — Лируш прислонился бедром к стене и небрежным, но удивительно ловким движением откинул полотенце себе на плечо. — Мы там с парнями нацедили тебе кружечку согревающего напитка. Подкрепись, упырь.

Он призывно поманил рукой и снова скрылся за занавеской. Варде сохранил файлы с ретушью, взъерошил волосы на затылке и послушно поплёлся в кухню.

Телефон в кармане издал короткую вибрацию. На ходу разблокировав экран, Варде прочитал:

«Буду через час».

Сообщение с нового номера Смородника, который он скинул ему буквально пару часов назад.

Во рту пересохло. Варде остановился под занавеской, холодными пальцами вцепившись в корпус телефона и перечитывая три слова раз за разом. Он посмотрел на время: девять вечера. Значит, в десять...

Он думал, у него есть пара дней подготовиться самому и рассказать свой план парням. Но... уже сегодня.

— Чего ты там мнёшься? Задница зачесалась?

Варде шагнул на кухню, растерянно смотря на парней, которые доедали наггетсы с макаронами с сыром, которые он готовил днём. У каждого было перебинтовано запястье. А на столе, заботливо прикрытая блюдцем, стояла эмалированная кружка в цветочек, от которой явственно пахло свежей кровью.

Кружка крови. Целая кружка.

Всего одна кружка.

Наверное, он успел бы сходить на охоту перед тем, как отправляться под болота. Обернулся бы монстром и сожрал живого человека. Необязательно насмерть. Так, надкусил. Но...

От одной мысли о превращении его затошнило.

— Чего-то ты совсем зелёный, — глубокомысленно заметил Ландыш. — Поешь макарошков, запей кровью. Сидишь весь день у компьютера, воздухом не дышишь.

Девушка Джоя, Мирта, которая тоже пришла сегодня для съёмок, сочувствующе кивнула. Варде вежливо улыбнулся ей и сел на табуретку (стула ему уже не досталось, а Лируш и вовсе ужинал стоя, прислонившись к плите). У всех парней были пластыри и бинты на запястьях и ладонях. И даже у Мирты тоже.

Варде смущённо подвинул к себе кружку. Под кожей кололись приятные мурашки, но он никак не мог понять, что это за чувство. Шестеро людей отдали ему немного своей крови. Добровольно. Их даже не пришлось душить или бить по голове.

И от этого чувства его собственная кровь, тёмная, болотная и неживая, заструилась быстрее. Как после поцелуев.

Он снял блюдце и глотнул тёплую густую жидкость, восхитительно свежую, сладковато-солёную.

— Ребята... — Варде утёр кровь с губ рукавом. — А сколько у вас подписчиков?

Может, они и не ожидали этот вопрос, но сразу оживились.

— Двести тысяч! — радостно выкрикнул Джой.

— Почти пятьсот, — буркнул Дарек.

— Сто пятьдесят пока, — вздохнул Лис.

— Скоро будет сорок шесть! — лучезарно улыбнулся Ландыш.

— Два миллиона, — лениво повёл плечами Лируш, не скрывая самодовольства. — С хвостиком.

Варде ковырнул затёртую клеёнку на столе. Да уж, их аудитория явно не была щедрой на донаты — а может, каждый из парней скромно копил на что-то своё, не вкладываясь в общий «офис».

— Почти три миллиона, — посчитал он. — Население большого города. А если вам всем вместе запустить стрим? У меня есть тут одна идея. Хотите поснимать упырей?

— Хочу! — выпалил Лируш.

— Немного не моя тема, — буркнул Лис.

— Поэтому у тебя и всего сто пятьдесят. — Ландыш толкнул его в бок. — Давай соглашайся! Представляешь, как поднимешь охваты? Я за!

Варде смотрел, как горят энтузиазмом глаза Лируша и Ландыша, как сомневаются остальные и как настороженно за ними наблюдает Мирта и думал: правильно ли он делает, что пытается втянуть ребят в эту опасную авантюру?

— Какие идеи? Давай конкретнее. — Лируш прожевал макароны и покрутил в воздухе вилкой.

Сделав ещё глоток тёплой крови, Варде кашлянул в кулак, не зная, как начать.

— В общем... Мы с одним знакомым через час идём под болота. И если повезёт, вернёмся не одни, а с людьми, которые там застряли. Вы можете поставить камеры и начать стрим. Сами только не суйтесь, а то мало ли что из болот полезет... Но если мы вернёмся с людьми, то представляете, какая будет шумиха? Вы первые осветите это, тогда никто не отвертится. Ты же хотел взбудоражить общественность? Ну так вот шанс.

— Маленький упыриный переворот, чтобы поставить на колени полицию и администрацию? — Лируш откусил от наггетса и расплылся в широкой ухмылке. — Мне нравится.

— Правда, я не знаю, как скоро мы вернёмся, — честно предупредил Варде. Хотел добавить «и вернёмся ли вообще», но решил, что это лишняя информация. — У нас на улице всего три дома. Наш с отцом сгорел, а по соседству живут старики. Вы можете подождать у них. Стоять рядом с болотным проходом может быть небезопасно. Да и долго. Ну или кто-то может взять мою машину и ждать там, а другие пусть прикинутся службой опеки, засядете у бабки Раймы. Она добрая, пирогов вам напечёт. Только фонари с собой возьмите, направите на проход под болота, а то на камерах будут чёрные кадры. Там у нас нет уличного освещения.

— С нюансами съёмки мы разберёмся. — Лируш отряхнул ладони, отставил тарелку в раковину и деловито скрестил руки на груди. — Отлично. Ну что, ребята, собираем штативы и аккумуляторы? Кто готов снимать сенсацию?

***

Смородник остановил мотоцикл у девятиэтажки с уродливыми серыми швами между старых панелей. Типичный дом спальных районов Сонных Топей. Он решил напоследок ещё покурить, покатать в горле настоящий тёплый дым с терпким запахом. Как там говорят? Перед смертью не надышишься? Похоже, что так и есть. Не надышишься, не накуришься, не наживёшься.

Пока Варде не спешил спускаться, и Смородник зажевал сигарету несколькими шоколадными мини-батончиками и запил кофе из термоса.

Чёрт, хорошо.

Он подставил лицо снегу, плавно кружащемуся под светом фонаря. Снежинки тут же таяли, касаясь его кожи. Приятно. И вдыхать морозный воздух тоже, оказывается, было здорово. А раньше он и не замечал.

Наверное, многое ещё пропустил. То, что было бы приятно вспомнить.

Но уже поздно. И нечего распускать сопли.

От старого телефона Смородник избавился. Вернее, выключил и сунул в бардачок машины. Чтобы его никак нельзя было отследить или отвлечь оповещениями об «отсутствии жизни». Всё равно под болотами от техники никакой пользы. Жетон тоже уже не подавал признаков жизни. А для того, чтобы отправить сообщение Варде, он купил самый дешёвый «кирпич» с крошечным чёрно-белым экраном.

От скуки он пнул каштановую скорлупку, валяющуюся под ногами.

А в городе однозначно что-то происходило. Пока Смородник возился с приготовлениями, разливал бензин по бутылкам, пока ехал сперва на машине, потом на мотоцикле, он видел и бегущих людей, и разгромленные палатки, и горящие мусорные баки. В одном дворе даже перевернули праздничную ёлку. А навстречу ему попадались чародеи на байках — целыми отрядами.

Как же хотелось, как же тянуло к ним. Молча повернуть и помчаться туда же, куда и они. Разобраться по ходу дела. Крушить упырей — мерзких тварей, рушащих жизни.

Но Смородник, до скрежета стиснув зубы, одёргивал сам себя. Убеждал, что парни и девчонки справятся сами. Что один он ничего не изменит здесь — достаточно в рати сильных чародеев, которые наведут порядок.

Но нет ни одного настолько же отбитого, чтобы полезть под болота.

К самому сердцу нежицкого войска.

К тем, кому ещё, возможно, получится помочь.

Он выкинул окурок в урну, и в ту же минуту наконец-то спустился Варде. В бесформенном ярком свитере с оленями и куртке-парке, которая явно была велика ему в плечах.

Следом за Варде из подъезда вывалилась стайка фриковатых парней и одна девушка.

— С наступающим, ягода-малинка! — Лируш беспечно, с выражением блаженного счастья на лице помахал Смороднику рукой, в которой была зажата световая палка из магазина «всё-для-праздника-по-пятьдесят-удельцев». — Мы тут собрали реквизит, снимешься в нашем домашнем видео?

Смородник хотел попросить его сунуть палку куда поглубже, уже даже дёрнул губой, чтобы прорычать грубость, но Варде его перебил.

— Парни собрали целую сумку аппаратуры. Они возьмут мою машину и поедут за нами. Хотят поснимать.

— Хотят, чтобы им бошки откусили, — фыркнул Смородник. — Никаких людей в том месте. Хватает тех, кого мы попробуем вытащить.

— Ты не догоня-яешь, Смородинка, — ухмыльнулся Лируш. Кажется, он уже успел выпить что-то горячительное. Не мог таким довольным и расслабленным выглядеть человек, который готов лезть в самую гущу. — Мы снимем, как вы эпично оттуда возвращаетесь. Ты прославишься и станешь героем! Все девчонки на тебя вешаться начнут, завалят любовными письмами. Ну, заодно может, и администрация города перестанет делать вид, что ничего не происходит, и даст людям ответы. Или хотя бы выплатит компенсацию пострадавшим. Кем были бы все герои, если бы их подвиги не воспевали менестрели? А у вас аж пятеро персональных журналистов с большой аудиторией.

Смородник закатил глаза и отмахнулся.

— Только я не отвечаю, если вас всех сожрут.

— Не переживай. Варде нас проинструктировал, — важно заявил темнокожий парнишка, который в прошлый раз открыл Смороднику с мишурой на шее. В этот раз на нём был шарф в виде длиннющего единорога.

Варде кинул ключи от машины высокому блондину с бородкой. Он хотя бы выглядел адекватно, ему можно было доверить сесть за руль. Парни попрощались с девчонкой, которая двинулась к автобусной остановке, а сами пошли к машине.

— Там в городе чёрт знает что творится, — буркнул Смородник девушке. — Осторожнее.

Она чуть испуганно улыбнулась.

— Спасибо. Мне тут недалеко.

Варде переминался с ноги на ногу, глядя на мотоцикл Смородника.

— А как мы поедем? — наконец спросил он. — Я думал, ты будешь на машине.

— Нет. — Смородник отрубил грубовато, будто вся вежливость ушла на предупреждение для незнакомой девчонки. — Обернись земноводным.

— А?

— Лягушка. Она маленькая. Посажу в карман.

Варде пару раз непонимающе моргнул. Снежинки застревали в его светлых бровях и не торопились таять, осыпая его словно сахарной пудрой.

— Я не успею замёрзнуть? Лягушки восприимчивы к холоду.

Смородник пожал плечами и указал на нагрудный карман куртки.

— От меня тепло.

Варде помялся ещё немного, оглянулся на парней, которые пытались завести потрёпанный жизнью ржаво-зелёный «Удел». Сверкнул зелёными глазами, тряхнул копной волнистых волос и буркнул:

— Ладно. Только не смейся.

Он сдвинул плечи вперёд, нагнулся, будто хотел присесть или сделать кувырок; раздался негромкий треск, и на землю, чуть припорошенную снегом, прыгнула лягушка. Маленькая, коричневая, как сухой листок.

Смородник быстро схватил лягушку в ладонь, подул на неё, чтоб овеять тёплым воздухом, и бережно посадил в нагрудный карман. Варде в этом облике был совсем невесомым, как пушинка, и Смородник даже испугался: вдруг случайно раздавит?

Придерживая лягушку, он наклонился, подобрал половинку каштановой скорлупки и осторожно, двумя пальцами нахлобучил Варде на голову.

— Вот твой мотошлем, земноводное. Держись за карман крепче, если ты понимаешь речь в таком виде.

Смородник сел на байк и завёл мотор. Надел на себя шлем, опустил визор и нажал на газ.

***

Упыри на улице у закусочной скоро скрылись из виду, переместились куда-то дальше, и Мавна с Купавой смогли вернуться в «Булку». А оттуда вечером она вернулась в общежитие — прихватив с собой кое-что вкусное из пекарни.

Но новости с улиц приходили самые страшные. Мавна постоянно сжимала телефон во вспотевшей руке, и волнение всё нарастало, нарастало сокрушительной волной.

Из общежития как раз выбежал вооружённый чародейский отряд, когда Мавна заглянула в окошко к консьержке.

— Добрый вечер. Можно?

Та быстро закрыла окно браузера, но Мавна успела заметить страницу известного сайта с фанфиками.

— Можно, — ответила она, с подозрением глядя на Мавну поверх очков.

Мавна открыла дверь и вошла в помещение: крошечное, только стол и стул умещались. Она осторожно положила на стол кулёк с пирожными: на угол, чтобы не задеть ни ноутбук, ни стопку судоку, ни какие-то распечатанные документы.

— Ну, что пришла, стрекоза? — строго спросила консьержка.

Мавна вздохнула. В каморке было довольно уютно: коричневые стены, горящая настольная лампа. Но так тесно, что оставалось только стоять, прижавшись задом к закрытой двери.

— Просто так, — выдавила она. — Принесла пирожные. У нас с братом своя кофейня. «Булка» называется. Мы там печём вкусную выпечку. Может, зайдёте.

— «Булка», говоришь? — за стёклами очков блеснули улыбчивые глаза с морщинками вокруг. — Ты сама как булка. Румяная и сдобная. Садись, чаю поставлю.

Мавна хотела спросить, где же ей сесть, но тут консьержка ловко толкнула незаметную на первый взгляд дверь в стене — и открылся проход в настоящую жилую комнату. Небольшую, конечно, но уже похожую на помещение, в котором можно отдыхать и даже принимать гостей.

— Ого, — восхитилась Мавна. — Ничего себе у вас фокусы.

— Ну так чародеи же.

Консьержка усмехнулась, указала Мавне на кресло и поставила чайник. Тут же из маленького холодильника показались бутерброды с сыром, баночка варенья и лимон.

— А вы... — Мавна не знала, как спросить так, чтобы не было обидно. — Вы тоже...

— Зови меня Мариса, — представилась консьержка. — Да, когда-то я училась здесь. Но в отряд так и не поступила. Искорка у меня была слабенькая, никудышная. Не то, что у других. Бешеная, неукротимая. Красивая. Моя едва тлела. Пришлось отдать её.

— Отдать? — опешила Мавна. — Как такое возможно?

Мариса налила чай по кружкам и выложила на тарелку принесённые Мавной медовые пирожные. От Марисы пахло сладкими карамельными духами, и её кардиган казался кофейным облачком: мягким-мягким. Хотелось незаметно его потрогать.

— Всякое, девочка, возможно. — В каждую кружку чая бултыхнулись по два кубика сахара и кружок лимона. — Бывает, что другим она нужнее. Вот как наш генератор внизу стоит: каждый туда понемногу отдаст, а все квартиры снабжены теплом и светом. Я давно уже свою силу отдала. Двоюродной сестре. И ей моя искра пошла на пользу.

Мавна стиснула кружку чая руками.

— Вы здесь живёте? У вас нет...

Спрашивать о семье показалось бестактным. Вдруг у Марисы есть личное горе? Мавна замолчала на полуслове, смущаясь от своего излишнего любопытства.

— Семьи? — Мариса ковырнула пирожное. — Нет. Муж и сын погибли. Муж тоже был чародеем, а вот сыну искры не досталось. Мы уже не жили тут, строили мирную жизнь, но упыри напали на мужа и сына, когда они вдвоём возвращались с соревнований хоккейной секции. И искра не спасла. Я годок поплакала, а потом обратно попросилась к Ланеске. Чтобы хоть как-то при делах быть, да и тут всё знакомое, стены родные.

— Вам не хотелось снова выйти замуж? — у Мавны сжалось в груди от сочувствия. — Наверняка есть хорошие мужчины даже среди чародеев, вышедших на пенсию...

— Нет. — Мариса качнула головой. — Не хотелось. Всему своё время, девочка. Мне ни к чему уже. Не до того. Я лучше спокойно поживу, чем буду переживать за кого-то. Вон, разгадываю сканворды, читаю книжки. Даже сама немножко пишу. — Она хмыкнула, по-девчоночьи порозовев. — Я привыкла. Меня всё устраивает. Квартиру сдаю, деньги откладываю, а Ланеска мне дала это место и зарплату платит.

— Но любить кого-то — это не только переживать, — кисло заметила Мавна. Сама она не поверила бы себе, голос у неё звучал неуверенно, ведь она только и делала, что переживала. — Это ещё и много тепла. И радости. Я бы не смогла одна. Я трусливая и люблю обниматься.

— Все люди разные. Кому-то нужно всегда обниматься, а кому-то привычнее в одиночестве. Не суди меня, — попросила Мариса.

— Я вовсе не думала вас судить. — Мавна примирительно улыбнулась. — А Ланеска... Кто это?

— Так звали нашу ратную Матушку, когда мы были с ней детьми. Сенница — моя двоюродная сестра.

— А...

Мавна замолчала с открытым ртом. Почему-то она не задумывалась о том, было ли у Сенницы когда-то человеческое имя. Она казалась каким-то хтоническим существом, без возраста, вечной охранницей общежития, элегантно носящей брючные костюмы и помаду цвета сливового вина.

— Я думала, у чародеев совсем нет родных.

— Не всегда. Чаще нет родителей. Но семьи бывают большими. И не про всех родственников мы знаем. Иногда так случается, что с кем-то мы знакомимся уже будучи взрослыми. Жизнь большая, девочка, и сложная.

— Эх-эх, — вздохнула Мавна, подперев щёку кулаком и пытаясь осмыслить услышанное.

Осмыслить и понять, как можно использовать эту информацию.

В комнатке-квартирке Марисы ей нравилось. Ковёр с мишками на стене, диван-кровать, аккуратно застеленный гобеленовым покрывалом, сервант с посудой, маленький столик и холодильник. Всё в тёплых коричневатых тонах, будто сидишь внутри шоколадной булочки с корицей. Что-то отдалённо напоминающее было у бабушки на даче в соседнем Уделе.

— Насколько вы близки с сестрой? — осторожно спросила Мавна, ковыряя ложкой пирожное. Покровители, какое же вкусное зимнее меню у них получилось, Илар был прав, когда несколько недель упрямо ждал поставку ванильной пасты из Экватории.

Судя по тому, что Сенница выделила Марисе тесную каморку вместо чародейской квартиры, всё-таки особенно тёплых отношений между ними не было. Но всё равно...

— Мы узнали о существовании друг друга, когда мне было десять, а ей тринадцать. Когда я ушла, не завершив обучение, она осталась. И когда жизнь свела нас снова, она уже стала ратной Матушкой — а что случилось с прошлой Матушкой, Ветреницей, я так и не знаю. Говорят, её здоровье испортил какой-то чай, посоветованный райхианскими колдунами. Многие считают, что её попросту отравили.

— Ох. — В голове Мавны сразу сложилась картинка: молодая Сенница приносит чашечку чая пожилой чародейке, та отпивает и с хрипами падает на ковёр, хватаясь за горло. Охотно можно было поверить в такой исход. Мавна поболтала ложкой в кружке и покосилась на Марису: вроде бы, та заваривала чай из пакетиков, да и ни к чему консьержке травить случайно оказавшуюся в общежитии девчонку. Но вдруг у них это семейное...

— Я точно знаю, что Ланеска жестока и не останавливается, когда ей что-то нужно. Но ещё она расчётлива и больше всего дорожит своей репутацией.

— То есть вы не можете просто поговорить с ней по душам?

Мариса отрезала ещё лимон, макнула в крошки сахара и облизала.

— Милая моя, чтобы говорить по душам, нужно, чтобы у обоих собеседников была та самая душа. Увы, не всегда так бывает. Но с ней можно говорить на языке выгоды. Это она понимает лучше всего.

Мавна опустила голову, разглядывая узоры на скатерти. Какую выгоду может предложить работница кофейни в обмен на жизнь своего мужчины? Годовой абонемент на кофе? Десять килограммов булочек с корицей?

Ощущение собственной беспомощности окутало ядовитым дымом.

— Чего нос повесила? Давай поднимай. Он у тебя курносый и веснушчатый, такие нельзя вешать.

Мариса легонько потрепала Мавну по плечу. Но та безвольно уткнулась лбом в стол и пробормотала:

— Сенница собирается казнить Смородника, а я совсем никак не могу на неё повлиять. Только ждать — и меня это тоже убивает.

Сквозь свитер она почувствовала, как невесомая старушечья кисть снова легла ей на плечо.

— А ты не жди. Чтобы Ланеска отказалась от своего решения, ей нужно предложить что-то более выгодное. Или убедить, что она неправа. Ты девчонка бойкая, не расклеивайся. Вон как ловко у меня выпрашивала ключи и проникала в тридцать восьмую. Да и до Смородника достучалась, а он такой сыч, что из него даже «здравствуйте» клещами не вытянешь. Скорее пошлёт, чем поздоровается. Подумай, может, найдётся что-то. А если нет, то уезжайте. В другой Удел она за ним не сунется. Слишком мелкая рыбёшка твой Смородник, чтобы Сенница так упорно за ним гонялась. Она как кошка с мышкой: играет, пока он у неё в лапах, а если потеряет из виду, то скажет, будто он никогда её не интересовал.

— Он не хочет уезжать, — вздохнула Мавна. — Слишком честный и правильный.

— Или, как говорят в народе, просто дурачок.

— Угу.

Мавна машинально заплела косичку из бахромы на скатерти. А потом ещё одну. Нет, Мариса не понимает. Ей совершенно нечего предложить Сеннице. Только угрожать перцовым баллончиком и пистолетом. Но за такое Матушка испепелит её на месте, а пепел пропылесосит с дорогого ковра и вытряхнет в мусорку.

— Всё образуется, — попыталась поддержать её Мариса. — Всё можно исправить, кроме смерти.

— В том и дело. Времени уже не осталось. Только если...

В голове у Мавны будто зажгли гирлянду. Не такую яркую, как она повесила на окно Смородника, а поменьше. Но всё-таки робкий свет надежды искорками рассыпался по мыслям.

Кажется, у неё в холодильнике осталось ещё три кусочка медовика...

***

Фары мотоцикла освещали грунтовую дорогу, припорошенную снегом. Снег летел в лицо, разбивался о шлем — и стекал растаявшими струйками от жара. Впереди показались развалины сгоревшего дома, в зеркалах заднего вида были видны фары машины Варде, на которой ехали парни-блогеры.

Смородник прибавил газу. Мотор заревел, их подбросило, когда они вкатились на развалины, когда-то служившие крыльцом. Смородник газанул сильнее, из-под колёс взметнулась волна снега вперемешку с сажей, и мотоцикл, поднявшись на одно колесо, подпрыгнул на пороге, перемахнул через бывшую прихожую и с размаху влетел в чёрную лужу, подёрнутую тонким льдом и снежной кашей.

Сперва показалось, будто байк застрял — проход был достаточным, чтобы туда прыгнул человек, но для мотоцикла маловат. Смородник сильнее нажал на газ, заднее колесо пробуксовало, разрывая в клочья землю по краям ямы. Болотная жижа под растрескавшимся льдом колыхнулась серой пеной, гнилая вонь пробралась даже сквозь шлем.

Он давил и давил на рукоять газа, чертыхался сквозь стиснутые зубы — и вдруг мотоцикл рухнул вниз, в ледяную топь.

Их закружило вихрем, словно засосало в огромный пылесос; Смородник продолжал газовать, бешено пытаясь не дезориентироваться и запомнить, где верх, а где низ. Холод обрушился на него сквозь одежду: опустошающий, обескураживающий, неожиданный. К такому погружению невозможно было привыкнуть.

В темноте, хлынувшей в глаза, нельзя было понять, держится ли за карман маленькая лягушка в каштановом шлеме. Но Смородник надеялся, что уж нежак под болотами точно не пропадёт.

Их грубо выбросило на землю, мотоцикл ударился колёсами так, что из Смордника чуть не вышибло дух — но хотя бы они не упали на бок и не свернули шеи. Варде был на месте, судорожно цеплялся пальцами за карман, а вот шлем-скорлупка слетел.

Мотор зарычал непривычно-звонко в ядовитом болотном воздухе, будто разламывая его на части — и мотоцикл помчался сквозь серость улицы.

***

Общежитие этим вечером заметно опустело. Мавна никогда не видела здесь толп, чародеи умели как-то рассосредоточиться по своим делам, но всё равно обычно не возникало ощущения пустоты: где-то звучали за стенками голоса и ругань, кто-то сражался с автоматом с напитками, гремела посуда в столовой, во дворе на спортивной площадке лупили мячами и истошно вопили юные диковатые чародейчики.

Но сегодня, так же, как и той ночью, когда Мавна пряталась у Калинника в компании банки шпрот, в общежитии было тихо.

Тишина бывает уютной. Когда падает мягкий снег, выпито вечернее какао и остаётся лишь уснуть, завернувшись в одеяло. Но эта тишина была зловещей. Тишина, в которой каждый звук мог довести до нервного срыва.

В одной руке Мавна сжимала целлофановый пакет с медовыми пирожными. А другой без конца обновляла новостную ленту и сообщения.

Илар пытался её заверить, что они с парнями не вмешиваются — мол, в их районе упырей этим вечером нет, все беснуются где-то в центре, а там чародеи и местные уличные банды справляются сами.

Мавна снова рвалась. Поехать домой, чтобы проверить Илара? Но она звонила маме, и та подтвердила, что Илар никуда не уходил. Но если она поедет сейчас, то на автобус могут напасть. И она потеряет возможность поговорить с Сенницей.

И...

«Придёшь сегодня к бару, крошечка? Отведу тебя к братику».

— очередное сообщение от Калеха обожгло ладонь вибрацией.

Мавна почувствовала, как её заливает гнев, расходясь волной от груди до кончиков пальцев.

«Пошёл ты на хер», — ответила она.

Коридоры общежития оставались тёмными, когда она по ним шла, чуть не срываясь на бег, и даже шаги в кроссовках гулко отдавались от казённых стен. Взгляд постоянно возвращался к экрану телефона — едва ли не единственному источнику света, кроме окон, в которые заползала зимняя серость.

Новое сообщение. От Нии.

«Я всё-таки пойду к тому бару. Вдруг они правда приведут меня к моему Ирсаку?»

Чёрт. Чёрт, чёрт, отчаявшаяся девушка готова пойти на поводу у упырей-манипуляторов — есть ли чему удивляться? Может, и сама Мавна тоже пошла бы, если бы у неё не было ворчливого голоса разума в виде Смородника. Она нервно усмехнулась: «разум» и «Смородник» явно слова из разных вселенных.

Чтобы не сбавлять шаг, Мавна нажала кнопку записи голосового сообщения.

— Ния, привет. Не ходи, прошу Покровителями. Это провокация. Они заманят тебя, чтобы использовать в своих целях. Ты тоже пропадёшь. Подожди немного. Ты видела новости? Везде видео про упырей на улицах. Их даже не успевают удалять. Чёрт, да, это никакие не собаки. Но прошу тебя, просто выключи всё и сиди дома. Если что-то выяснится, то в ближайшие дни. Заботься о себе и жди. Только не ходи в тот бар, слышишь меня?!

Она запыхалась, пока бежала по коридору и записывала голосовое — кажется, даже сорвалась на истерический всхлип в конце. Поверит ли ей Ния или посчитает долбаной неврастеничкой?

Покровители, пусть у неё хватит ума прислушаться. Мавна не могла контролировать каждый её шаг.

Почти дойдя до кабинета Сенницы, она быстро набрала сообщение в паблик, посвящённый пропажам детей:

«Друзья, если кому-то приходят сообщения от незнакомцев с требованием куда-то прийти и обещанием дать информацию о ваших детях — НЕ ВЕДИТЕСЬ! Это манипуляция, вам сделают только хуже. Берегите себя».

Какой шанс, что ей поверят?

Не дожидаясь ответных комментариев, она закрыла страницу и, набрав в грудь воздуха, постучала в дверь.

Вдруг Сенница не у себя? Могла же она уйти по своим делам. Глупо думать, что она как безвольный игровой персонаж вечно ждёт, когда к ней зайдёт главная героиня...

Мавна отсчитала удары сердца. Один, два, три, четыре... Пакет с пирожными нелепо громко шуршал в давящей тишине. Даже со стороны корпуса учеников не доносилось звуков, будто все припали к окнам или к приложениям, отслеживающим упырей. Интересно, молодняку уже выдали такое? Да это же подростки, наверняка нашли, как скачать.

От тишины становилось так жутко, что хотелось запеть, закричать, рассказать самой себе смешную историю из прошлого — судорожно сделать хоть что-то, что наполнит коридор звуками живого человеческого голоса.

И голос раздался.

Высокомерный, приглушённый расстоянием и дверью.

— Войдите.

Мавна влетела в кабинет Сенницы, с размаху ступив в мягчайший ковёр.

Матушка сидела за ноутбуком, в очках, отливающих оттенками павлиньего хвоста. У Мавны мелькнула мысль: а спит она тоже в шёлковом костюме и с помадой на губах?

— Добрый вечер, — пропыхтела она, проталкивая слова сквозь пересохшее горло. Подняла руку с пакетом — тот омерзительно зашуршал. — Я принесла вам пирожные. Медовые. Там нарисована снежинка через трафарет сахарной пудрой. Это мы с братом печём в нашей семейной кофейне. Они очень вкусные, с натуральной ванилью. Это вам.

Сенница сняла очки и отодвинулась на стуле.

— В самом деле? Я восхищена.

Мавна залилась краской, но решительно прошла дальше — шлёп, шлёп прямо по ковру — и водрузила пирожные на стол.

— Да. И это мой предлог, чтобы поговорить.

— Опять. Девочка, если я разрешила тебе пожить здесь, ещё не значит, что мы станем подружками. Даже за пирожные.

Она презрительно поддела тёмным ногтем край пакета. Мавна, не обращая внимания на яд в голосе (вот уж точно можно было легко поверить, что она отравила прежнюю Матушку!) достала две фарфоровые тарелки из шкафчика со стеклянной дверцей и нажала кнопку на чайнике.

Она понадеялась, что у Сенницы где-то есть туалет, потому что с Марисой уже выпила приличное количество чая.

— Никакой дружбы, — согласилась Мавна, — пока вы пытаетесь убить моего мужчину. Только расчёт.

— Это уже интересно. Но мы с тобой слишком разные, чтобы иметь выгоду друг от друга. Надеюсь, ты это понимаешь.

— О, не волнуйтесь. — Хотела бы Мавна сама не волноваться. Она встала у столешницы с закипающим чайником и развернулась лицом к Сеннице. От золотистого блеска хрусталя и сверкающих вставок на мебели чуть побаливали глаза — особенно после мрака коридоров. Контраст и правда наводил жуть, если о нём задуматься. — Я пришла предложить вам кое-что. Сделку.

— Пирожные в обмен на жизнь твоего любовника? — рассмеялась Сенница. — Ты так мало его ценишь?

— Я ценю его больше, чем кто-либо, — дрогнувшим голосом отрезала Мавна. — Но моя сделка не в пирожных. Я просто скажу вам кое-что, а вы подумайте. Ваше дело принять решение и понять, что вам будет выгоднее.

— Ближе к делу, девочка, пожалуйста. Мои дети сейчас сражаются на улицах, я должна следить.

— Вот именно. — Мавна налила кипяток по кружкам и насыпала чаю из жестяных банок — от листьев пахло благородным сладко-молочным ароматом. — Вы знаете о пропадающих детях? Тут, в Сонных Топях. Это длится несколько лет.

— Допустим.

Мавна поднесла ей чашку чая и положила кусочек медового пирожного. Себе тоже — и демонстративно отломила кусочек. Если Сенница в прошлом не брезговала травить людей, то нужно говорить с ней на одном языке и показать, что с медовиками всё в порядке.

— В ваших владениях. Вы с полицией скрываете исчезновения, так же, как скрываете существование упырей — чтобы не было паники в обществе. Но правда даёт больше власти, чем ложь. Вы видите, что сейчас происходит на улицах? Даже новостные каналы пишут у себя. Эту информацию не успевают блокировать и удалять. А если кто-то сможет вернуть пропавших? И если это сделает ваш чародей, вы простите его?

Сенница моргнула, пригубила чай, но пирожное пробовать не стала.

— Допустим, — проговорила она, чуть склонив голову. Седая волнистая прядь скользнула по плечу. — Но тебе пора переставать верить в сказки.

Мавна пропустила колкость мимо ушей. Сказки. Да, пусть она верит в них — будет верить, пока не умрёт. И всего одно короткое слово рассыпало по её сердцу блёстки надежды.

«Допустим».

Она уже открыла рот, чтобы в красках рассказать, какой милосердной будет выглядеть Сенница в глазах всех, кто безуспешно ждёт своих пропавших родных, когда — если — они вернутся. Но тут дверь снова открылась, её пнули с такой силой, что она ударила по стене и отскочила обратно, дребезжа.

В кабинет ввалился Калинник, волоча за собой больную ногу. Мавна прикрыла рот рукой. Волосы, одежда, лицо и руки чародея были тёмными от крови.

— Матушка, — прохрипел он. — Нас обманули. Бражник. У него договор с новым тысяцким. У тебя под носом провели переворот. Упыри требуют жить в Сонных Топях на правах обычных жителей. И они устраивают ад на улицах. Сегодня началось, завтра будет только хуже. Они всё зальют кровью. Ради огласки. Чтобы о них узнали. Их целые стаи, и рать Бражника помогла им вырасти молодняк. Бражник хочет расширить владения, он под тебя копал, а ты не замечала. Мне... жаль.

Его больная нога окончательно подвернулась, и он упал на ковёр.

Мавна бросилась к Калиннику, уронив фарфоровую чашку. Чай и осколки усеяли пушистый ворс, Сенница что-то говорила, но Мавна не слышала её, только хлопала Калинника по щекам.