Отсутствие жизни

Машину мотнуло в сторону, что-то громко скрипнуло. Мавна с радостью зажала бы уши, чтобы не слышать эти звуки и не думать, что несчастная колымага развалится прямо на дороге. Но Калинника, кажется, ничего не смущало.

— Пристегнись, говорю! — прикрикнул он, когда на новом повороте Мавна чуть не приложилась головой о стекло. Она судорожно нащупала застёжку ремня безопасности и не с первого раза попала в замок.

— Стрелять умеешь? — спросил Калинник.

— Умею, — ответила Мавна. — Но не факт, что попаду в нужную цель.

«Покровители, я точно встречу следующий день рождения в тюрьме», — подумала она, прикидывая, сколько ей могут дать за незаконное хранение оружия, стрельбу в баре и — если придётся — сегодняшнюю. Иметь полную сумку оружия было классно ровно до того мгновения, как приходилось брать его в руки.

— Воительница, — прицокнул Калинник.

— Но у меня есть каштаны. Ты сможешь их поджечь?

— Давай оставим такие радикальные методы до серьёзной битвы.

Мавна нервно хихикнула. Она совершенно не понимала, куда они несутся на стареньком ржавом «удельце» через дворы, чудом не царапая боками припаркованные автомобили. В мыслях был один только Смородник. Где он, что с ним? Покровители, жив ли? И что от него хотели те люди?

Свет, как же пекло губы от его поцелуев с тонким запахом пепла, который не раздражал, а будоражил в груди приятное тяжёлое тепло.

Калинник держал руль одной рукой, а второй разблокировал телефон. Внимательно всмотревшись в экран, он ругнулся.

— Дрэх.

— Что такое? Ты тоже ругаешься по-райхиански?

— Все, кто общаются со Смородником, ругаются по-райхиански.

— Значит, и мне пора, — хмыкнула Мавна.

— Удивлён, что ты ещё не.

— Так что ты там увидел?

Калинник снова завернул, руководствуясь онлайн-картой. Мавна поглядывала на него искоса, постоянно ловя себя на мысли, что в его машине она точно не могла бы себя почувствовать так расслабленно, как во внедорожнике Смородника. Постоянно казалось, что у них вот-вот отвалится дно и придётся перебирать ногами по асфальту — даже в машине Варде такого страха не было.

— Да блин, жетоны эти, — буркнул Калинник с досадой. — Показывает, что там ребята из нашей рати, Боярышник и Лыко. Они Смо ненавидят, со свету сживут и заживо сожрут. Он им дорогу перешёл, теперь не отстанут. Не Матушка, так они.

Калинник проговорил это с безнадёжной горечью, отчётливо различимой даже сквозь скрежет шин и тарахтение старого мотора.

— Ч-чёрт.

Он остановился и с нажатием провёл ладонью по лицу. Мавна с упавшим сердцем косилась на него и понимала: дело плохо. Хотелось свернуться калачиком на заднем сиденье и зареветь. Ещё и живот, как назло, стал ныть, а она не помнила, захватила ли обезболивающее — так спешила притащить свой глупый суп, что забыла позаботиться о себе самой.

— Если б там были только чужаки, я бы не раздумывая поехал и открыл пальбу, — продолжил Калинник будто бы извиняющимся тоном. Он повернул голову к Мавне: бородатый, серьёзный мужчина, но такой растерянный. — Но тут наши. У меня нет с ними конфликтов, а Матушка и так оставила меня на птичьих правах. Я не врач по профессии, я чародей, и мог бы просто уйти на пенсию по ранению, но... Она дала мне шанс остаться при общежитии и получать зарплату. Не Свет весть какую, но всё равно. И если я как-то наврежу сейчас Боярышнику с Лыком, даже если случайно, то полечу из медкабинета пинком под зад. Пойми меня.

— Необязательно же кого-то убивать, — выдавила Мавна. — Просто приехать. Помочь. А если его уже убили?

Голос дрогнул. Она чувствовала, как к глазам приливают горячие слёзы, но одёрнула себя: не реви. Не сейчас. Надо убедить этого упёртого чародея помочь — причём как можно скорее.

Калинник побарабанил пальцами по рулю. Выдохнул, одними губами произнеся «пу-пу-пу».

— Я думала, вы друзья, — выдавила Мавна сквозь зубы. — А ты...

— А я думаю про жестянку с удельцами.

Мавна не успела уточнить, что он имел в виду. Справа на улице мелькнуло что-то тёмное. Послышались крики, и Мавна увидела бегущих по улице девушек. За ними неслось несколько четвероногих упырей.

Калинник резко вывернул руль в сторону и вжал в пол педаль газа. Машина подпрыгнула на «лежачем полицейском» и понеслась прямо на упырей.

В какой-то момент Мавна перестала понимать, что происходит. Они въехали в какое-то препятствие, машину тряхнуло с ужасающим скрежетом, ремень безопасности больно резанул по груди даже сквозь пальто. Голова мотнулась вперёд с противным ощущением, что мозг вот-вот выпадет на приборную панель. Движение закончилось слишком резко, раздался хлопок закрываемой двери, а затем — вспышки и выстрелы.

Кое-как сфокусировав взгляд, Мавна увидела Калинника в свете фар. Он удерживал упырей вокруг себя, обвязав их за шеи огненными верёвками. Упыри истекали вязкой слюной, тявкали, бешено сверкая маленькими тупыми глазами, пытались броситься вперёд, на Калинника, но у них ничего не выходило. Мавна вжалась в сиденье.

Лишь лобовое стекло отделяло её от хищных пастей. Один из упырей вывернул голову под неестественным углом и щёлкнул кривыми зубами прямо напротив её лица.

Калинник резко опустил руки, с щелчком обрывая огненные путы, грузно ввалился обратно в машину, захлопнув дверь прямо перед пастью чудовища, переключил передачу и со всей возможной скоростью газанул назад. Мозг Мавны снова перекатился в черепе, к горлу подкатила тошнота.

Упыри, поняв, что их обидчик и по совместительству жертва пытается сбежать, после короткой заминки бросились за машиной.

— Что, твою мать, ты делаешь? — крикнула Мавна.

— Увидишь.

Калинник будто по щелчку пальцев превратился в другого человека: из добродушного медвежонка-врача стал жёстким, резким и опасным. Мавне показалось, что даже лицо у него изменилось, приобрело незнакомые суровые черты. И неясно, что было страшнее: упыри снаружи или этот незнакомый мужчина в машине.

— Арх'дарэ, — выплюнула Мавна, когда машина снова подскочила на лежачем полицейском и одновременно с этим на крышу заскочил самый крупный и худой из упырей. Калинник развернулся во дворе, скрипя шинами по снежной слякоти со скоростью, достойной фильмов о безбашенных гонщиках. Только вот таких «крутых парней» в кино сопровождали красотки в бикини, а не девчонки с каштанами в сумках.

— Давай свой каштан, — рыкнул он, будто прочитав мимолётные мысли Мавны.

— А?

— Каштан, твою мать! Скорее! Не тупи!

Он злобно прикрикнул на неё, и Мавне даже на секунду стало обидно. Она шустро сунула ему в протянутую ладонь горсть каштанов — столько, сколько смогла захватить.

Калинник приоткрыл окно, перебросил пару каштанов в левую руку, отпустив на секунду руль, и поджёг, перекатив в пальцах. Высунувшись из окна, он запустил горящие шары в упырей. В машину задул ледяной ветер с примесью измороси.

— А Смо просто так огненные шары кидает, — заметила Мавна.

— Он ненормальный. — Калинник один за другим поджёг и кинул ещё несколько «снарядов». В зеркале заднего вида Мавна видела, как один каштан просто упал на асфальт и погас, а некоторые другие ударили упырей по мордам и лапам и только сильнее разозлили. — Искра хорошо крепится на материальные предметы. А в чистом виде жрёт больше сил. Он просто нерационально растрачивает себя, а потом ходит с синяками под глазами.

— Но ты их не убиваешь!

Мавне хотелось вопить от ужаса или сжаться в комок и прикинуться мёртвой — она не решила, в какую сторону её тянет больше.

— Мне это и не надо.

Калинник на миг повернулся к ней, и на его лице сверкнула сумасшедшая улыбка. Мавне стало ещё страшнее.

***

Вдох, выдох, вдох.

Мокрый скользкий асфальт под ногами.

Крики за спиной — слов не разобрать, да и не нужно.

«Она меня поцеловала».

Своё дыхание разрывало лёгкие, а сердце стало большим и колотилось тяжело, грузно. Потому что последние полчаса стучало как ненормальное.

Её губы на его губах. Мягкие, сладкие, нежные. Что-то немыслимое.

Выстрел. Пуля пролетела рядом, но не задела. Обернувшись на бегу, Смородник выстрелил в ответ. Выкрикнул ругательство.

Искра в крови бурлила, раззадоренная нападением, стрельбой, поцелуями. Просилась наружу, ласкала вены и умоляла: «Выпусти меня, родной, дай порезвиться, я мигом их всех уложу». Но у него ещё оставались извилины, не нокаутированные лаской Мавны, и они подсказывали, что этого делать нельзя.

Если он сейчас убьёт чародеев из чужой рати искрой, то это уже не будет разборками внутри одной общины. Такое попахивает войной между главами, и если кому это и будет выгодно, то только упырям. Нельзя делать им такой подарок.

Смородник пробежал под аркой. На повороте его занесло, он ударился боком о машину. Рана отозвалась сильной болью, швы Калинника, наверное, разошлись ещё при первом бегстве. Интересно, они с Мавной успели отъехать достаточно далеко?

От удара и почти-падения дыхание сильно сбилось. Тёмный двор, покрытый снежной слякотью, теперь казался ловушкой: позади арка, в которую уже вбегали силуэты преследователей, впереди и по бокам — дома, превращающие двор в кирпичный мешок с узкой горловиной. Кругом припаркованные машины, и в висках остро вспыхнуло воспоминание: парковка делового центра, упыри, отряд и он — со своей бешеной искрой. Убийца.

Лишь бы это не повторилось. Только не сейчас.

Он не понимал, как они поняли, где его искать. Жетон помогал обнаружить только чародеев из своей рати — ну а ещё Калинник как врач мог пробить по приложению любого. Так что те лихие парни из бара не могли его вычислить, у них просто не было доступа к чародеям Сенницы.

Смородник проскочил между стоящими машинами к трансформаторной будке и прижался спиной к её бетонной стене. Топот и крики стали громче, он отчётливо слышал, как преследователи разделились на две группы и кинулись в разные стороны. Смородник держал пистолет наготове, а второй рукой стиснул кастет. Ближний бой всегда нравился ему больше: бить морды — это честно, а выстрелы лучше оставить для упырей.

Дома мигали окнами, небо над головой расчертили чёрные штрихи проводов. Смородник несколько раз глубоко вдохнул через нос, восстанавливая дыхание, и в груди резануло от холодного и влажного воздуха.

Бежать уже бессмысленно. Он загнал себя в ловушку, а тело уже буквально кричало о том, что ему нужна передышка. Искра сбивала с толку, закипая в звенящих жилах, а ещё это глупое, чужое, незнакомое ощущение после поцелуя: хотелось оторваться от земли и взлететь, в полёте сделать несколько кувырков через голову, и желательно орать во всё горло о том, как по его крови струится любовь.

— Затаился где-то, сучёныш! — крикнул рядом подозрительно знакомый голос. — Далеко не уйдёт, давайте обшаривать.

Смородник высунулся из-за стены. Четверо чародеев заглядывали под машины и удалялись в сторону от будки, но с другой стороны должно быть ещё двое-трое. Стоять и ждать, когда они его найдут?

Ну уж нет.

Он сделал шаг, выходя под свет фонаря. Оставалась вероятность, что они не решатся стрелять среди жилых домов: местные жители позвонят в полицию, это всегда лишняя возня и головная боль для ратных глав.

— Меня ищешь, Лыко?

Смородник крутанул в пальцах пистолет, пропуская сквозь металл волну огненных отсветов. Лыко хлопнул по плечу ближайшего к нему чародея — Смородник узнал его, это был тот, кто разбил бутылку о его голову на заднем дворе бара.

По худому лицу Лыка расползлась довольная ухмылка.

— О, вылез, крысёныш.

— Сенница в курсе, что ты охотишься на своих же?

Смородник повернул голову в сторону и понял, что его окружили. Среди чужих чародеев вперёд вышел Боярышник. В горле застрял сухой комок. Теперь-то ясно, как они его отследили. Это были свои.

Вывод не удивил Смородника. И не расстроил. Внутри просто стало пусто и холодно.

— Сенницу не волнует, что с тобой происходит. — Лыко сплюнул на землю и вытер губу большим пальцем. В его руке крутанулся кастет. — Неужели ты такой тупой, что думаешь, будто Матушка тебя ещё ждёт?

Смородник старался следить одновременно за обеими окружившими его группами чародеев. Он покосился в сторону Боярышника и других, вздёрнул губу в беззвучном рыке и исподлобья уставился на Лыко.

— Хватит болтать. Говори по делу. Что вам надо?

Ему хотелось бы услышать, что скажет Боярышник, его бывший глава отряда. Смородник привык ему подчиняться, и пусть сейчас это казалось странным, Боярышник в его глазах всё равно оставался авторитетным чародеем. По крайней мере, точно авторитетнее Лыка, который всегда казался шелудивым псом.

Лыко сделал шаг вперёд, и Смородник нервно вскинул оружие. Метнув взгляд в сторону, он встретился глазами с Боярышником. Тот выглядел недовольным, хотя вряд ли у него когда-либо было другое выражение лица: вечно эти сдвинутые брови и опущенные края губ.

— Не нервничай так, Мирча, — буркнул он. Смородник ощутил себя неожиданно уязвлённым. Настоящее имя не подходило для таких ситуаций, и Боярышник, очевидно, хотел вывести его из равновесия. Нельзя, нельзя срываться. — Мы тут по поручению Матушки. Она просила передать, что у тебя осталось две недели.

— Поэтому вы решили сразу стрелять? Со мной была девушка из гражданских. А если бы вы её задели, уроды?!

Лыко рассмеялся.

— Ого, а ты времени зря не теряешь, гуляешь с девчонками. Решил оттянуться перед смертью?

Смородник сделал вид, что не слышал его. Он отдал Мавне ключи от квартиры потому, что не сомневался, что там она будет в безопасности. У Матушки и Боярышника счёты с ним самим, но обычных людей они не станут трогать. Да, присутствие посторонней девушки в общежитии может вывести Сенницу из себя, но она слишком дорожит своей репутацией и не будет втягивать Мавну в чародейские разборки. Скорее сделает вид, что её вовсе не существует. Это и к лучшему. И совершенно точно, что ни один упырь даже близко не подберётся к общежитию. Тогда как их с Иларом домик у болот — однозначно, лакомый кусочек.

— Вам чего нужно? — он кивнул на чужих чародеев. — Тоже пришли меня припугнуть? Или сразу убивать? Если так, то хотелось бы узнать напоследок, за что.

— Если мы прикончим его прямо сейчас, ваша Матушка сильно расстроится? — бородатый чародей обратился к Боярышнику так, будто они обсуждали покупку стейка в супермаркете.

Боярышник почесал подбородок и одёрнул куртку. Изо рта у него валил густой пар, как и у остальных чародеев в холод — как дым из печных труб.

— Да не. Скажем, что его задрал взбесившийся нежак. Их сейчас знаешь сколько по городу бегает.

Чародей ухмыльнулся.

— О, да. Знаем, знаем.

— Если хочешь убить, давай отбросим стволы и сойдёмся один на один врукопашную, — рыкнул Смородник. — Как твоё имя?

— Клюв, — ответил чародей. — Хотя, если так посмотреть, это имя больше подошло бы тебе. Ты наследил в баре. Не стоило тебе туда соваться, тем более несколько раз. Наш Батюшка будет рад, если я принесу ему твою голову. Тем более что Сенница не против.

— Так приноси. — Смородник сделал шаг вперёд и задрал голову, подставляя кастет к голой шее. — Режь, вот прямо сейчас. Чего тянуть?

Он яростно провёл кастетом по горлу, холодный металл царапнул горячую кожу. Кровь в жилах кипела и стучалась неровным пульсом, как после пяти порций крепкого сладкого кофе.

Клюв оттянул карманы кулаками и хмыкнул. Его неторопливость бесила Смородника до белых мушек перед глазами, он будто бы ставил себя выше и брал ситуацию под свой контроль. Смородник сам себе на его фоне казался слишком импульсивным и глупо поспешным, но такова уж была его сущность.

— Хочешь драться — давай драться. Кастет бросай. Куртку снимай. В прошлую встречу я тебя уложил, уложу и сейчас. Иди.

Он поманил Смородника пальцем, как дворового пса.

— Это ваши люди мутят воду там под болотами? — рыкнул Смородник, вспомнив слова Варде о чародеях. Вряд ли Клюв признается, но терять нечего.

По лицу Клюва пробежала тень, губы дрогнули в усмешке, которая тут же снова стала наглой и развязной.

— Тебе-то что?

Но Смородник уже понял: кажется, да. Это у его рати дела под болотами. Кто их ратный Батюшка? Кажется, Бражник.

В один момент все телефоны все чародейские телефоны проговорили абсолютно одинаковыми механическими женскими голосами:

«Зафиксировано отсутствие жизни в ближайшем квартале. Будьте готовы к бою».

— А, суки, — сплюнул Боярышник.

Лыко ещё раз с ненавистью взглянул на Смородника и зарядил искрой хромированный пистолет. Направил сперва ему прямо в голову и, проговорив одними губами «пуф-ф» развернулся на пятках, готовый встречать упырей.

— Ладно, — глухо бросил Боярышник. — Отбой. Клюв, Гриф, пока не трогайте.

Боярышник развернулся, взглянул на экран телефона и встал по направлению к арке.

Чародеи Бражника переглянулись и отошли в сторону, тоже приготавливая оружие. Смородник опустил плечи, тяжело дыша, сунул в карман кастет и вскинул пистолет. Хотелось крикнуть в спину Боярышнику что-то, что могло бы его задеть: почему-то в животе зацарапалась обида, будто бывший отрядный глава держал в ладонях его жизнь и сам решал, что с ним делать и насколько полезным он может быть.

Задумываться о своих чувствах и дальше Смороднику не пришлось. Во двор на полной мощи тарахтящего двигателя влетел старый вишнёвый «Удел», с капота до крыши облепленный упырями.

Раздались выстрелы. Кто-то закричал — наверное, из прохожих. Смородник выругался, когда до него дошло, что это машина Калинника.

— Идиот, — прорычал он.

Упыри так заблокировали машину, повиснув на дверях, что Калинник никак не мог бы выйти и помочь. И очень скоро сильные когти могли пробить лобовое стекло.

После выстрела Боярышника один упырь свалился с двери, визжа и извиваясь на снегу. Вспышка — и его охватило алое пламя.

Голову затопило густым тягучим ужасом. Хоть бы Калинник высадил где-то Мавну, хоть бы её не было в салоне, Свет, пожалуйста, пожалуйста...

Автомобиль резко сдал назад. На скользком асфальте его занесло, и заднее колесо налетело на бордюр. Машину мотнуло, один из упырей упал прямо под колёса, и его объяло пламя, которое Смородник выпустил из ладони.

Он бросился вперёд, к машине, пока Клюв и Лыко пытались попасть в упырей тонкими огненными струнами. Во дворе, ещё и среди кучи припаркованных автомобилей, действовать можно было только очень осторожно. Люди уже выкрикивали что-то из окон, грозясь полицией. Смородник с рыком стащил руками упыря с лобового стекла и выстрелил чудовищу в голову. Из пасти хлынула смоляная пена, тварь задёргала лапами и замерла на снегу. Гриф сжёг тело упыря и крутанулся к следующему.

Смородник поднял взгляд на машину. Из салона на него смотрело бледное до серости лицо Мавны с огромными блестящими глазами.

Они замерли, глядя друг на друга. В груди поднималась жгучая злость на идиота Калинника, который посмел так рисковать её жизнью — ладно бы своей, если уж так не терпится сдохнуть. Но тащить Мавну в самый очаг битвы? Идиот. Просто идиот.

В этот же момент водительская дверь распахнулась, Калинник вывалился наружу, с силой оттолкнув упыря. Тут же захлопнул дверь и запустил в упыря какой-то круглый огненный комок.

— Уезжай, идиот! — зарычал на него Смородник. Он был близок к тому, чтобы схватить Калинника за грудки и встряхнуть, но тут раздался крик. Упырь прыгнул Боярышнику на спину и тянулся зубами к шее, выглядывающей из-под куртки. Смородник машинально выстрелил, и упырь, объятый пламенем, замертво рухнул на асфальт.

Боярышник обернулся на него, прижимая ладонь к раненой шее, из которой на куртку текла кровь. Его взгляд был задумчивым и пугающим.

— Спасибо, — наконец выдавил он.

Чародеи Бражника добили ещё троих упырей, и во дворе стало непривычно тихо, только надсадно дышали разгорячённые битвой чародеи. Они стояли друг напротив друга, как готовые сцепиться в драке псы: люди Сенницы, люди Бражника, неприкаянный Смородник и Калинник, который как врач не мог противостоять чужакам. А ещё Мавна. Бледная, большеглазая и взъерошенная.

— Увози её, — попросил Смородник.

Он слышал, как за его спиной щёлкают взводимые курки. Они не откажутся от охоты на него ради забавы.

Мавна дёрнулась к двери, хотела её открыть, но Смородник навалился снаружи. Нечего ей здесь делать, нечего ступать на асфальт, липкий от нежицкой крови и пепла их тел.

— Увози!

Калинник быстро кивнул, вернулся в машину и заблокировал двери. Машина стала разворачиваться, и Смородник с трудом заставил себя не смотреть на Мавну, не искать её испуганный взгляд.

Он побежал к выходу из двора, прихрамывая и хватаясь за бок. Сзади раздался выстрел, но тут же послышался оклик Боярышника:

— Не стреляйте! Пусть уходит.

***

Мавна понимала, что спрятать собранный чемодан не получится. Да и хотелось бы быть честной с мамой.

Они с отцом только-только вернулись, загорелые и расслабленные. Может, они только хотели создать видимость перемен к лучшем — ради своих детей, а может, и правда смена обстановки подействовала на них благотворно.

Дождавшись, когда отец укатит на работу, Мавна с вороватым видом спустилась по лестнице с чемоданом.

— Ты на смену? — спросила мама, но повернулась и замерла, поджав губы. Мавна вытащила чемодан на середину холла и поставила, вздохнув. Наверняка у неё было виноватое лицо, но лучше бы скорее начать и закончить этот разговор.

— Я переезжаю, мам, — сказала она прежде, чем прозвучит вопрос. — Ненадолго. Просто... ты сама догадываешься. У нас тут слишком много...

Она хотела сказать всю ту чушь про бешеных собак, но мама прервала её взмахом руки.

— Упырей. Я знаю, дочка. Я знаю.

Мавна уставилась на неё, округлив глаза. Хорошо, что снова не придётся врать. Плохо, что мамины нервы мотает ещё и знание об этих тварях.

Что ж.

— Их стало слишком много, — выдохнула она едва слышно. Раз уж быть честной, то до конца. — Приходят к дому. Я не хочу подвергать вас опасности. А у... у одних людей мне будет безопаснее. Туда упыри точно не сунутся. Один... один друг дал мне ключи от квартиры. Там хорошо и спокойно, есть всё необходимое. А через месяцок я вернусь домой. Обещаю, мам.

Лицо мамы стало каменным. Она смотрела на Мавну чуть разочарованно и сочувствующе — худшая смесь.

— Это тот, про которого мне рассказывала тётя Анеша?

— Кто...

Мавна ещё сильнее вытаращила глаза. Тётка Анешка была главной сплетницей их района, вечно они со своей таксой что-то вынюхивали. Наверняка заметили когда-то внедорожник у забора. Ну конечно, и первым делом написали маме, наверняка не поскупившись на выражения, какая она гулящая девка.

— Она говорила, что у тебя был мужчина. Но я не спрашивала у тебя по телефону, мне бы хотелось, чтобы ты всё рассказала сама.

Мама вытерла руки кухонным полотенцем и встала у холодильника, внимательно и встревоженно глядя на Мавну сквозь поблёскивающие стёкла очков.

Мавна шумно выдохнула и села за стол, сложив локти перед собой. Она нервно заправила волосы за уши и пожевала губы. Вот он, час расплаты. Нельзя же вечно водить домой мужчин и думать, что родные не узнают. Надо было заранее подумать, что говорить. Но в голове прозвучало ворчание Смородника: «говори правду».

А правду говорить сложнее всего.

— Это мой друг, — тихо выдавила она, глядя на скатерть. Тут же в голове буркнул знакомый сварливый голос: «Полуправда, Булка. Ходишь по краю». — Его зовут Смородник. Он хороший парень. Очень.

«Самый лучший», — подсказала совесть, но Мавна сглотнула эти слова, постеснявшись вот так сразу вываливать всё на маму.

— Странное имя, — заметила мать.

— Ага. Но он из...

Покровители, неужели придётся рассказать всё про чародеев? Нет, лучше не стоит. Это же может быть небезопасно.

— Это его прозвище с детского дома. На самом деле его зовут Мирча. Но Смородник привычнее. Он профессионально убивает упырей. Он помогает нам с Раско, а я помогаю ему. Так получилось, что мы сдружились.

— И ты пригласила его на ночь?

Мавна покраснела.

— Да. Но не подумай, ничего такого не было. Всё... прилично. Ох.

Она уронила голову на руки. Говорить было тяжело и очень стыдно, все фразы казались оправданиями, а голос — слабым и писклявым, вовсе не убедительным. Вот Купава бы разложила всё чётко и так, что ни у кого не осталось бы вопросов. Но Купава живёт отдельно от родителей, а Мавна всё-таки ещё должна ставить их в известность о том, кого приводит в общий дом.

Он слышала, как мама села на соседний стул. На спину Мавны опустилась мягкая маленькая рука.

— Мам, у нас ничего не было. Мы даже не встречаемся. — Мавна шмыгнула носом. — Но... Мам, он такой хороший. Самый честный, надёжный и щедрый.

— И ты доверяешь ему настолько, что готова съехаться? С Варде вы встречались намного дольше, но жили отдельно.

«Варде оказался болотной хтонью», — хотелось ответить Мавне, но она не посмела так шокировать мать.

— Доверяю. — Мавна оторвала голову от стола и посмотрела маме в лицо. — Я успела его узнать. Мам, я сбила его на велике, когда он ел лапшу, угостила его булками, мы ездили в закусочную на краю города, он купил мне чай, когда я не просила. Потом ещё было много всего: мы ходили гулять в парк, ели пончики, пили кофе, омерзительно сладкий. Он возил меня за самыми вкусными хачапури в мире, и мы ели их сидя на капоте, прямо на заправке. У него машина, мам. Большая и классная, такая высокая, что я с трудом туда залезаю. Я ездила к нему варить суп, когда он болел. Кабачок твой ему отдала. Он живёт в крохотной квартирке, там спальня и кухня вместе. И он маниакальный чистюля. А ещё я приглашала его к нам, когда оставалась совсем одна, потому что мне было страшно. И потому что он подарил мне дорогущие духи — сорок шесть тысяч, мам. — Мавна нервно хихикнула. — И раненый он тоже ночевал у нас. В моей комнате. Еле дышал, я всю ночь боялась, что он умрёт и меня загребут в полицию. Мы тогда только в щёчку целовались пару раз. Вернее, я как приставучая дурочка его чмокала. И говорила, что он мне нравится. А вчера впервые по-настоящему поцеловались в чужом подъезде. Но мы будем отдельно жить, мам. Просто в его квартире безопаснее. Туда не суются упыри. А Смо снимает номер в отеле. Временно. Потом я вернусь домой, обещаю.

Мавна видела, как лицо мамы из просто встревоженного становится жалеющим. Светлые глаза — такие же прозрачно-серые, как у Илара — мигнули пониманием.

— Девочка моя, ты влюблена?

Вопрос был ожидаемым, но сердце всё равно подпрыгнуло, а во рту пересохло. Мавна сухо сглотнула, посмотрела на маму долгим взглядом и кивнула.

— Да, мам. Я люблю его.

— Ну хотя бы фотографию покажи. Тоже хочу увидеть, что там за Мирча-Смородник такой. Анеша говорила, расписной, как весеннее яйцо. И курит.

Мавна хмыкнула себе под нос, представляя, как красочно на самом деле сплетница-соседка могла описать маме курящего и татуированного хмурого Смородника. Наверняка мама смягчила описание, оставив только самое важное.

— Курит очень много, это да. А фото нет. Совсем нет, вот веришь? Как-то не до фоток было, вечно мы с ним как два спецагента заняты всякими расследованиями.

— Или спите в одной постели, но «ничего такого». Я поняла.

У Мавны отлегло, когда она поняла, что мама хитро улыбается. Но вместе с тем на душе скребнуло. У неё и правда нет ни одной фотографии Смородника, не говоря уже о совместных. А вдруг его убьют, а ей даже на память ничего не останется? И из соцсетей не скачаешь, там везде чёрные кружки, будто бы он стеснялся выкладывать себя. Дурачок.

— Я вас познакомлю, — надломленным голосом пообещала Мавна. — Он тебе понравится. Может, не с первого взгляда. Меня сначала очень бесил, потому что он въедливый, нудный, грубый и ворчливый, но когда с ним общаешься, понимаешь, что ворчит он не со зла, а грубость — вовсе даже не грубость. Он заботливый в мелочах. И красивый. Мам, честно, он не наркоман, даже не пьёт.

— Машина, квартирка, дорогие духи — допустим, это всё хорошо. Но вот остальное звучит как тайные свидания подростков. Чем он на жизнь зарабатывает, твой Мирча? Он из райхи, верно?

Мавна понимала, какие опасения могут возникнуть у мамы: что все райхи шарлатаны и занимаются дворовым «колдовством» в виде гаданий по рукам и на кофейной гуще. А ещё преступность. Некоторым стереотипам, к сожалению, приходится жить даже в головах неглупых и образованных людей.

— Ничего такого, мам. Да, он райхи, но всю жизнь прожил в Среднем Уделе. Говорит почти без акцента — только когда злится или волнуется. Он убивает упырей. Защищает весь город от этой заразы. Себя не жалеет. Вечно побитый и раненый, не везёт ему.

— Но тем не менее жалость — это ещё не любовь.

— Знаю.

Мавна вздохнула, завозилась на стуле, и сумка, которую она повесила на спинку, соскользнула вниз. С глухим стуком что-то покатилось по полу.

— Доченька... — мамин голос упал до шёпота. — Что это?

У Мавны что-то оборвалось внутри, когда мама положила на стол перцовый баллончик, нож и пистолет.

— Это твоё?

Мавна вздохнула.

— Моё.

— Откуда?..

— Нож дал Илар. А остальное... Смородника.

— Ты этим пользовалась?

— Баллончиком брызнула ему в лицо. Случайно. И из пистолета тоже стреляла в него... Не попала.

Мавна опустила голову, готовая сгореть от стыда. Все её милые описания совместного поедания хачапури и прогулок в парках зашатались, готовые разрушить образ милого парня, как рухнувшие декорации в бродячем театре.

— А вот эти эпизоды я хочу знать подробнее. Он преступник? У тебя проблемы с законом? Ты прячешься от полиции, а не от упырей?

Мавна издала глухой стон. Чёрт, ну вот она и попалась. Как же некрасиво перед мамой получается! Доигралась, дура. Надо было лучше прятать свой арсенал.

— Дочка, ты знаешь, что это незаконно? Ты хоть понимаешь, что тебя могут посадить лет на пять? — мамин голос надломился, стал сиплым. Мавна ругала себя на чём свет стоит: идиотка, безмозглая овца, эгоистка. Заигралась в мафиози и грозу Соннотопских улиц. Это было ужасно легкомысленно с её стороны. Ужасно несправедливо по отношению к родителям. Они не заслужили такую дочь. Не после всего, что они пережили с Раско.

— Я знаю, — пробормотала она. — Прости, мам. Я, кажется, сама незаметно увязла в чём-то опасном. Но я не хотела. И это не связано с полицией, я была с тобой честна. Меня будто в болото засосало, понимаешь, мам? Против воли. И Смо тут не при чём. Он пытается меня защитить. И правда защищает, мам. Без него меня давно бы сожрали на улице.

Жестоко, но правда.

Она не знала, как мама отреагирует на все эти новости. Может, будет кричать. А может, расплачется. Видеть её плачущую будет больнее всего. Лучше бы дала ей пощёчину, обозвала шлюхой и уголовницей и выгнала из дома. Но мама просто смотрела на неё широко распахнутыми глазами, в которых стояла влага, а губы дрожали. Мавна и сама всхлипнула и уткнулась лицом в мамину грудь.

— Мамочка, прости пожалуйста. Это всё скоро закончится, клянусь тебе. Всем, чем хочешь клянусь. Нам осталось совсем чуть-чуть разобраться, и я снова стану хорошей дочерью, которая не носит оружие в сумочке. И познакомлю тебя со Смо. Он очень милый, вот увидишь. Он любит уборку и порядок и говорит, что умеет готовить. Совсем не пьёт и вообще он домашний, только жизнь его гонит по улицам, как осенний листок. Без него я бы пропала, это точно. Ты даже не представляешь, как вовремя он появился. И теперь тоже не смогу без него, мам. Мы никого не убиваем и не стреляем в людей, только отбиваемся от неживых тварей, если они первые нападают.

Мама гладила её по плечам и волосам. Чмокнула в висок и стала качать в объятиях, как маленькую.

— Доченька моя, как же я так просмотрела, на какую дорожку ты свернула? Не уберегла, получается.

— Мам, я давно совершеннолетняя. Меня не нужно беречь, правда. Я сама знаю, как лучше.

— Знаешь ты, конечно. Тебе только двадцать один, откуда тебе знать? Я и в сорок шесть не знаю. Я тебе не рассказывала про себя в двадцать?

Мавна помотала головой, продолжая прижиматься к тёплой маминой кофте щекой.

— Нет.

Мама глубоко вздохнула.

— У меня тоже был такой опасный парень. На мотоцикле, с татуировками, мускулистый. Обращался со всеми грубо, ругался и пил. А мне казалось, что это выглядит очень мужественно. Глупая была, безмозглая. А сердце трепыхалось воробушком, когда под окнами рычал мотор. Бежала к нему со всех ног, и твои дед с бабкой ничего не могли сделать, даже запирали в комнате, а я из окна сбегала, представляешь? Мне казалось, что любила его безумно. А потом как-то вернулась домой под утро и увидела, как бабушка плачет на кухне. Ей кто-то сказал, что на трассе мотоцикл разбился, а у меня тогда не было мобильного, они только-только появлялись и стоили как самолёт. И тогда у меня что-то начало в голове поворачиваться. Оказывается, пока я сама счастлива, мои родные переживают. И с тех пор каждое событие щёлкало, как секундная стрелка. Его уличные разборки стенка на стенку, грубость уже не казалась милой. Побеги от полиции перестали быть романтичными, а однажды я попросилась домой пораньше, и он меня ударил. Опасные парни бывают очень притягательными, когда ты молодая девчонка и хочешь пить жизнь большими глотками. Но они умеют разрушать жизни, дочка. Свои и чужие. Даже тех, кого они любят и кто любит их. Помни это, пожалуйста. Ну а потом я окончательно открыла глаза и променяла опасного и красивого на вашего надёжного отца, который дал мне опору и семью. Такие дела, Мавна.

Мама смущённо замолчала, будто ей было неловко рассказывать о своей прошлой глупой любви. Мавна отстранилась, взглянула ей в лицо — ну надо же, такая милая, скромная, в своих увеличивающих глаза очках и со стрижкой-каре — а была, оказывается, роковой девушкой. Даже не верилось, но определённо хотелось взглянуть на неё в те времена.

— Так вот в кого я пошла, — хмыкнула Мавна. — Но Смо совсем не такой. Ты убедишься. Он и есть тот надёжный мужчина, который даёт опору. Всё будет хорошо, мамочка, и я даже от полиции смогу отмазаться. Сделаю вид, что ствол мне подкинули. Ну кто на меня подумает, в самом деле?

— Всё тебе шуточки. — Мама потрепала Мавну по щеке. — Я хочу тебе верить, дочка. Но от оружия всё-таки поскорее избавься, пожалуйста. Оно стреляет тогда, когда оно есть. Лучше не давать поводов и не держать его под рукой, чтобы тьма под ногами Покровителей не вводила тебя в искушение.

Мавна вытерла нос и нарочито громко шмыгнула, не зная, как тактично выразить своё несогласие. Она бы точно не хотела снова встретиться на улице с упырями, не имея при себе оружия. Мама просто не понимает всего — она-то не сталкивалась с этими мёртвыми тварями нос к носу, для неё это что-то вроде страшной городской легенды. Подростковые преувеличения. Байки.

— А у тебя есть фотки, на которых тебе двадцать? — спросила Мавна. — Хочу посмотреть на тебя в образе девушки байкера.

— Есть. — Мамины щёки смешно покраснели, прямо как у самой Мавны. — Пошли покажу.

***

Ни одной приличной сковородки в этой квартире, ожидаемо, не нашлось. Оладьи как последние свиньи прилипали к чугунному монстру, и Варде честно пытался как можно ровнее отскрести их лопаткой, но на тарелку один за одним шлёпались рваные комочки.

Варфоломей важно размахивал переливчатыми плавниками в новеньком круглом аквариуме и с недоверием поглядывал в сторону плиты. Наверняка ему тут жилось не очень комфортно: с одной стороны жар от сковородки, с другой — сквозняк из-под оконных рам. Вчера Варде с Лирушем мотались в зоомагазин за кормом и аквариумом, а заодно прикупили замок-укрытие и пару водных растений. Шёл мокрый снег с дождём, и чтобы растения не замёрзли, Лируш прятал пакет с ними под объёмную куртку, шутливо проворчав, что от самого Варде тепла не дождёшься.

Кажется, нечеловеческая сущность нового приятеля приводила Лируша в восторг, а для Варде это было очень странно: кто-то с самого начала знал, кто он такой, и не убегал в ужасе.

У Варде на карте оставались деньги за последние выполненные заказы. Немного, но всё же он решил потратить часть на еду для парней. Надо же как-то расплачиваться за гостеприимство.

Хотя, на самом деле, радушным этот приём можно было назвать лишь с натяжкой.

Наверное, обитатели квартиры привыкли к тому, что тут прибавляются и убавляются жильцы. Кто-то приходит снимать и монтировать видео, кто-то уходит, и появление Варде осталось почти незамеченным. Они просто узнали, что он есть, и всё. Раскладушка была ужасно продавленной, и пятая точка Варде практически касалась пола, когда он лежал. Из кухонного окна задувало, а ещё постоянно кто-то скрипел и щёлкал туалетной дверью, мешая спать. Приходилось накрывать голову подушкой, но это почти не помогало, и наутро Варде встал ни свет ни заря, чувствуя себя ещё менее живым, чем обычно.

— О, блины, — сонно пробормотал Ландыш, пробравшись на кухню. В этот раз на нём не было боа, только шорты и растянутая белая майка. Он схватил несколько комковатых оладий и сунул в рот.

— Оладьи! — возмущённо поправил его Варде, соскребая на тарелку очередную партию комков.

— Рыбе твоей можно дать?

— Не смей.

— Ладно-ладно, чего ты нервный такой? Расслабься.

Варде возмущённо пыхтел, обдумывая, сказать ли Ландышу, что в холодильнике есть ещё и крабовый салат. Нормальный, старательно нарезанный из не самых убогих крабовых палочек. А не то слипшееся рисовое нечто, которое было у них раньше.

Телефон тренькнул. Сначала Варде подумал, что это очередные бесячие картинки с котятами от Мавны — казалось, будто она издевается и выбирает специально самые безвкусные с дизайнерской точки зрения открытки. Ему бы хотелось увидеть сообщение, набранное её рукой. И не в общем чате, а в личном. Но это была не Мавна. По фото на аватарке Варде узнал Агне из их сотни.

«Привет. Есть информация о твоём отце. Приходи вечером в 'пьяную дудку'».

— М-м, а ничего так твои блины, сладкие, — прошамкал Ландыш с набитым ртом, пока Варде, затаив дыхание, раз за разом перечитывал сообщение, стоя с лопаткой в руках. От сковородки потянуло дымком. — Рыбу твою чем кормить?

— Кормом, — неслышно отозвался Варде. Наспех перевернув начавшие гореть оладьи, он судорожно вытер руки о полотенце и набрал ответ:

«Откуда мне знать, что это не ловушка?»

Агне ответила быстро.

«Ты уже не нужен Калеху. Он провозгласил себя тысяцким».

Звучало не особенно убедительно. Но выбора не было. Всё, что у него осталось от привычной жизни — это отец и мысль о том, что он жив. Этот порой невыносимый старший упырь с ужасным характером ни во что не ставил Варде, но Варде без него оказался совершенно беспомощным и беззубым. Не готовым к самостоятельной жизни. Быть может, стоило залечь на дно, но он слишком привык к этим фальшивым атрибутам человеческого быта. К оладьям. К рисункам. К Варфоломею. К сообщениям от Мавны. На дне всего этого нет.

А ещё его не покидала надежда, что у отца за годы жизни на поверхности могло быть другое жильё кроме их сгоревшего дома.

— Ого, нифига, салатик! — радостно воскликнул Ландыш, добравшись до холодильника.

Варде вздрогнул, выходя из оцепенения.

Что ж. В бар так в бар. С Лирушем должно быть нестрашно.

***

Снег падал на сгоревшие останки дома. Чёрные стены, обвалившаяся крыша, обугленные комки, раньше бывшие мебелью. Смородник стряхнул пепел с сигареты, примешивая его к пеплу пожара, затянулся ещё раз и выкинул бычок.

Целый день, вроде бы, было тихо, и он успел отлежаться. Дольше тянуть не было смысла. Прячься не прячься, а пора.

Было стыдно перед Варде за то, что он принёс ему разрушения. Сгорело почти всё, даже его грёбаные растения. Хорошо хоть рыбу дурацкую спасли. И Смородник, повинуясь глупому порыву, успел вытащить из комода блокнот с рисунками. Правда, так и не листал. Боялся снова увидеть изображения Мавны.

Слова Клюва стояли в ушах: «упыри вам покажутся мелочью».

Нет. Не покажутся. Они принесли много горя и смертей. Это нельзя отменить, и это не мелочь. Люди, что мучаются под болотами — не мелочь. Разорённые стоянки — не мелочь. И его родные, от которых остались только тёмные пятна на земле — не мелочь.

Но, безусловно, от этой фразы по коже бежали мурашки.

Если чародеи Бражника задумали что-то совместно с болотным царём, стоит ли сперва сообщить об этом Матушке? Или прийти с конкретными результатами? В прошлый раз она ему не поверила. Наоборот, выставила всё так, будто он сотрудничает с нежаками. Кто знает, как вывернет сейчас.

Смородник расстегнул рюкзак, вываливая защитный костюм и несколько мотков армированного скотча. На сайте писали, что костюм водоотталкивающий, но всё равно у него были сомнения, что материал выдержит, если нырнуть. Но деваться некуда.

Смородник снял куртку и аккуратно сложил на переднем сиденье. Сразу стало сыро и холодно, снежинки попадали за шиворот и таяли, покрывая кожу противной мокрой плёнкой. Стянув ботинки, он влез в комбинезон, застегнул молнию и снова обулся.

Искры гаснут от воды. Чародейская искра гаснет от болот — жизнь подчиняется смерти и нельзя оставаться горящим там, где жизни нет вовсе. Вернее, где она только течёт по проводам и трубам. Так что если он будет без защиты, то может лишиться искры. А силы ещё понадобятся.

По крайней мере, так всё выглядело в теории. Да и Варде говорил, что те чародеи были в защитных костюмах. Резонно.

Смородник начал обматывать скотчем щиколотки в местах стыка резинок от штанин. Наматывал добротно, в несколько слоёв, и оторвал ленту, подпалив пальцем. То же самое он проделал с рукавами, но тут провозился дольше, потому что одной рукой было неудобно.

На лицо он надел респиратор с прозрачным экраном. Подтянул фиксирующие ремни, сверху надел капюшон комбинезона и замотал скотчем шею. Правда, пришлось делать это дважды: в первый раз он переусердствовал и чуть не задушился.

Закончив с приготовлениями, он забросил за спину рюкзак в полиэтиленовом пакете. Пробрался по пепелищу к дыре, которая, лишившись деревянного люка, просто чернела илистой водой посреди бывшей комнаты.

Не давая себе времени струсить, он сперва присел у дыры, а затем прыгнул в ледяную топь.