20
— Это полнейший провал. — Мавна забралась на высокий стул и поправила платье. Ей постоянно казалось, что вырез слишком спускался вниз, открывая больше, чем она была готова показать. Купава фыркнула, закатывая глаза. — Я вела себя как полная идиотка. Нет, ты даже не представляешь, насколько! Всю ночь не спала, крутилась и вспоминала все неловкие моменты. Это было просто ужасно.
— Думаю, ты снова преувеличиваешь. — Купава высыпала из косметички на стол кучу всего и деловито пробежалась пальцами по тюбикам и флакончикам, выбирая. — Другие люди не думают о нас двадцать четыре на семь. Это нам свои провалы кажутся кошмарными, а другим могут и не запомниться вовсе. Вряд ли ты сделала или сказала что-то настолько неуместное, что он запомнит на всю жизнь.
— Всё гораздо хуже, — простонала Мавна. Она глубоко вдохнула, собираясь с духом. — Я его поцеловала. Конечно, в щёку, не подумай ничего такого. Просто он ненавидит прикосновения. И вообще лютый социофоб. А я полезла и без спроса налетела на него. Это катастрофа. Настоящая катастрофа.
— Оу, — удивилась Купава, стиснув в руке тушь для ресниц. — Ну, это и правда неловко. Но я уверена, — она тут же постаралась сделать тон более утешительным, когда Мавна подняла на неё страдальческий взгляд, — что это было мило и по-дружески. Ты ведь деликатная и маленькая, это не может тянуть на домогательства. Ты пригласила его сегодня?
— Пригласила.
Мавна шмыгнула носом. От отчаяния и своей глупости и правда хотелось расплакаться, но Купава планировала сделать ей макияж, так что слёзы сейчас были очень некстати.
— Ну вот и всё. Если придёт, значит, не посчитал твой поступок чем-то странным. Забей. Ты знаешь, я думаю, тебе бы не помешало расслабиться и позволить себе целовать любых парней, когда захочешь. Необязательно в щёки.
— Но как же...
— Лягушачий принц? Ничего страшного. Ему полезно встряхнуться, тебе полезно развеяться. Вы ничего друг другу не должны. Делай то, что хочешь и что приносит тебе счастье. Хотя бы мимолётное. Ты и так много страдаешь, девочка моя. А теперь закрой глаза. Будем превращать тебя в принцессу.
Мавна тяжело вздохнула и послушно опустила веки, подставив лицо навстречу Купаве.
— Только не очень ярко, пожалуйста.
— Ага.
Судя по беспечному тону, пожелание Мавны она собиралась проигнорировать.
Что ж.
К вечеринке в кофейне всё было готово. Сегодня с утра закончили последние приготовления, зал «Булки» сверкал огнями, свечами и таинственными кристаллами, с потолка свешивались стаи летучих мышей и комья паутины, Айна, Илар и ребята с кухни весь день занимались угощением. Вечером там будет музыка, веселье, шум, бесплатные угощения и безалкогольные коктейли за символическую плату — и, по расчётам Купавы, это событие должно было взорвать социальные сети и приманить в кофейню настоящий поток из посетителей.
Купава уговорила Мавну позволить сделать ей макияж. С дресс-кодом всё было ясно: если не решаешься на карнавальный костюм, то приходи в чёрном и нарядном и будешь всегда уместно выглядеть. Так Мавна и решила, и даже специально заказала новое платье: чёрное, с V-образным вырезом, слишком глубоким, на её вкус. Чуть ниже колен, с пышной юбкой и тонким пояском, подчёркивающим талию. Купава ворковала, что она в этом просто красавица и похожа на куклу, но Мавне постоянно хотелось прикрыть руки, грудь и лодыжки, а ещё лучше — сменить платье на привычные джинсы и не выставлять себя на посмешище. Точно ведь будут смеяться. Такие платья должны носить девушки вроде Купавы, а не Мавна, которая и ста метров не может пройти, чтобы не споткнуться.
— Ну а Варде придёт? — спросила Купава и тронула щёки Мавны кисточкой с тональным средством.
— Я посчитала, что ему лучше не видеться с Иларом.
Мавна стиснула ткань платья на бедре. Варде писал ей утром. «Как дела? Я скучаю». И стикер с грустным лягушонком. Самое поганое, что Мавна тоже скучала. Но не могла понять, скучает ли он по ней самой или по её теплу, в котором так нуждалась его упыриная сущность?
Как же это противно и страшно ощущалось.
Мавна ничего ему не ответила. И про праздник тоже не сказала. Захочет её увидеть — сам узнает и придёт. И Покровители ему в помощь — против гнева Илара.
— Это правильно, — мурлыкнула Купава, продолжая орудовать кисточкой. Мавна легонько вздрагивала от щекотки, когда ворсинки проходились по носу. — Слушай, я не буду закрашивать твои веснушки. Выбрала полупрозрачный тон, просто чтобы выровнять оттенок. Боюсь, что без них ты будешь совсем неузнаваема, крошка моя.
— Жаль, — вздохнула Мавна. — Хотелось бы посмотреть на себя с чистой кожей. Как у тебя.
— У тебя прекрасная чистая кожа. Всего один прыщик, но это, наверняка, от сладкого. Я его замажу консилером, не переживай. А вот в веснушках твоя красота и особенность. Даже не думай ворчать на них, а с плотным тоном лицо будет похоже на маску. Вот, посмотри пока.
Мавна открыла глаза и хмуро уставилась на себя в зеркало. Купава постаралась, и её лицо выглядело свежим и здоровым, с приятным румянцем. Веснушки стали не такими яркими, но всё равно упрямо выглядывали из-под слоя тона и пудры. Ну что ж. Такое её бремя, значит. Не видать ей гладкой и красивой кожи, придётся мириться с этими пятнами, похожими на брызги какого-то рыжего сока.
— Ну убедилась, что ты красотка? Я продолжаю. Закрывай глаза снова, теперь буду наносить тени.
Купава возилась с её глазами долго. Набирала тени на большие и маленькие кисточки, щекотала веки Мавны сверху и снизу, а когда прокрашивала карандашом между ресницами, Мавна могла думать только о том, чтобы не моргнуть как-то неудачно, а то вдруг карандаш воткнётся ей в глаз.
— А губы только слегка подчеркну, — сказала Купава, когда Мавна стала нетерпеливо ёрзать на неудобном стуле. — Ну вот, смотри, ты просто королева!
Купава с довольным видом указала ей на зеркало, подсвеченное лампой.
— Ох, — только и выдавила Мавна, совершенно себя не узнавая.
На неё смотрела будто незнакомая девушка. Но самое удивительное и непривычное, что эта девушка и правда была красивой. Да, веснушки просматривались сквозь слой тона и пудры, но в целом ей очень шли густые чёрные смоки айс. Губы с матовой бежевой помадой выглядели чувственнее, чем обычно, румянец не казался лихорадочным или смущённым. Мавна вытянула шею, рассматривая себя. Девушка в зеркале улыбнулась, и стало заметно, что чёрные тени делают её карие глаза ярче и живее.
— Обалдеть, — проговорила Мавна и тут же застеснялась новую себя в зеркале. Купава захлопала в ладоши.
— А я обещала, обещала, что тебе понравится! Ну что, может, завтра накупим тебе косметики? Будешь каждый день краситься.
— Каждый день, пожалуй, слишком. — Мавна тронула пальцем прыщик, который под консилером совсем не было видно. — Но в исключительных случаях... Купава, ты фея! Спасибо тебе. Можно я сделаю селфи?
Купава фыркнула и закатила глаза.
— Что значит «можно»? Да я тебе сейчас сама фотосессию проведу! Сиди вот так. Спину прямо. Чуть выгнись. Обернись немного, но в камеру не смотри. Сделай загадочный и томный вид.
Мавна старательно выполняла пожелания Купавы, чувствуя себя кем-то другим. Какой-то новой девушкой, которая не стесняется позировать для фото. Впрочем, тут же на смену пришло привычное ощущение своего неуклюжего тела. Да уж, как ни накрась, а принимать загадочные и соблазнительные позы она никогда не научится.
— Готово! Тут несколько вариантов. Ну ты посмотри, а! Модель какая.
Купава с довольным видом вручила ей телефон с открытой галереей, и Мавне пришлось признать: получилось и правда красиво.
— Это потому что фотограф мастерица, — пробормотала она, стесняясь рассматривать свои снимки, которые на превью выглядели уж слишком хорошо, чтобы на них действительно была Мавна. — Пошли что ли? А то Илар будет злиться.
Купава подхватила со стола сумочку, расшитую серебристым стеклярусом, и элегантно поправила копну чёрных волос, чуть завитых крупными волнами. Синие глаза Купавы подчёркивали толстые, но изящные стрелки, а губы она выделила тёмно-винной, почти чёрной, помадой. И выглядела, конечно, как настоящая кинозвезда.
— Пусть злится. Девочкам можно опаздывать. Мы и так много старались для праздника, верно? Так что будем отрываться. Свою работу ты выполнила, твоя совесть должна быть чиста перед этим занудой. Ну а я как идейная вдохновительница вообще заслужила пару бокалов игристого. Пойдём. Я заказала такси.
***
Спускаться под болота было отвратительно.
Варде выждал, когда отца не будет дома — почему-то при отце ему было стыдно показывать своё отвращение к родной, казалось бы, стихии. Долго собирался с духом. Бродил по дому, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. Полил цветы, хотя земля в горшках была ещё влажной и даже покрылась зеленоватым налётом водорослей. Собрал рюкзак. Пусть он не собирался проводить под болотами много времени, но всё равно его рюкзак был своеобразным спасательным кругом, помогающим унять тревогу. И там обязательно должно быть всё, что Варде привык носить с собой. Несколько раз перепроверил перочинный ножик. Налил в бутылку свежий зелёный чай. Подвернул рукава и штанины. Перешнуровал ботинки потуже. Закинул в рот жвачку — по привычке. В нос ударило навязчивым клубничным ароматом. Встряхнулся, резко выдохнул, помотал головой и решительно шагнул к люку в полу.
Скрипнули доски, и из открывшейся дыры густо дохнуло прелью. Варде присел на корточки, вглядываясь во влажную черноту, от которой тянуло могильным холодом. По спине пробежали мурашки.
Как долго он избегал этого. Как не хотел снова чувствовать этот запах, ощущать эту стынь. Как старался не вспоминать этот холод, ища утешение и тепло в Мавне, в её заботе, разговорах, в тепле её тела. Но разве не должен он теперь отплатить ей чем-то? Прыгнуть в люк — небольшая плата. Он же быстро. Туда и обратно.
Волоски на руках встали дыбом от омерзения. Варде сел на пол, подтянул лямки рюкзака и опустил ногу, касаясь мыском густой чёрной жижи, постоянно находящейся в движении, будто в глубине постоянно шевелились какие-то огромные твари.
Ему показалось, что он ощутил холод даже через ботинок. Варде передёрнуло. Гнилостный запах стал гуще, заползал в комнату и впитывался в одежду. Хотя одежде в любом случае придётся несладко. Он же собирается...
Не давая себе времени передумать, Варде глубоко вдохнул и соскользнул в чёрный омут.
Дыхание остановилось. Холод и темнота сдавили со всех сторон, шокирующе резкие и внезапные. К этому невозможно привыкнуть. Невозможно подготовиться, как ни старайся. Всё равно болото стиснет сердце кулаком, выдавит воздух из лёгких, скрутит внутренности и остудит кровь, да так, что почувствуешь себя кубиком льда в и так уже ледяном коктейле.
В груди замерло. Вдохнуть не получалось, выдохнуть тоже. Что открывай глаза, что закрывай — всё одно. Липкая и густая темнота. Виски стягивало как обручем, и кроме всепоглощающего холода Варде чувствовал только одно: что его тянет вниз.
Он знал, что нужно перетерпеть. Это скоро закончится. Нельзя поддаваться панике, нельзя показывать болоту свой страх. Темень, да какой страх? Почему он до сих пор этого боится? Он же нежак. Свой.
Зажмурившись, он постарался расслабить мышцы. Секунды тянулись медленно, тело мучительно кололо льдом снаружи и изнутри. Наконец в груди что-то колыхнулось. Варде ощутил глухой удар под рёбрами. Следом — ещё один. Снова заминка. Удар. Два подряд.
Ноги коснулись твёрдой поверхности. Холод сменился просто прохладой, а потом и вовсе стал неощутим. Варде открыл глаза и несколько раз кашлянул в кулак, выплёвывая брызги чёрной жижи.
Горло сдавило от тоскливой ненависти. Было ли в мире более неприятное для него место, чем Туманный город? Вряд ли. Можно не спускаться сюда годами, а ничего не изменится. Всё так же будут блестеть лужи на асфальте и чавкать грязью тропинки в парках. Так же будут копошиться черви в прелой листве — но не ярко-осенней, а серой, цвета тлена.
Говорили, будто Туманный город каждому нежаку видится немного другим. Пространства под болотами — словно сон, в который возвращаешься снова и снова и уже знаешь, где расположены улицы и какие места там можно найти. Для одних это место было домом. Для других — тюрьмой. Для третьих — тоже домом, но не тем, в который хотелось бы вернуться.
Варде вырвал подошвы из липкой грязи и, привыкая к особенному, будто бы плотному воздуху Туманного города, шагнул вперёд. Наверное, это место, в которое он попадал каждый раз, спустившись через люк из дома, было плодом его воображения. Он знал, что каждый нежак появлялся в своём собственном месте, а дальше улицы Туманного города сами могли привести туда, куда нужно. Странное, необъяснимое устройство, не явь и не фантазия, а какой-то морок.
Город был очень похож на любой из тысячи небольших удельских городков, но в то же время в корне отличался от них. Тут тоже стояли дома: в основном пятиэтажки, кирпичные и панельные. В некоторых окнах горел свет, но сколько Варде ни вглядывался, никогда не видел, чтобы в квартирах кто-то ходил, открывал форточки, гасил лампы. Даже шторы не шевелились. Да и окна, если заметить, всегда горели одни и те же. Иные мигали — но тоже всегда те же самые.
По улицам ползли автобусы и трамваи. Без единого пассажира. Даже машинистов там не было, кабины оставались пустыми. Зато машины совсем не ездили, только стояли припаркованные вдоль дорог, и в некоторых мигали огоньки сигнализаций.
В том Туманном городе, каким он представал перед Варде, всегда царила ночь. Прохладная осенняя ночь после дождя, влажная и душная, с редкими порывами ветра, который колол как ножами. Варде пытался изменить своё пребывание под болотами так, чтобы сюда пришло тёплое лето ну или весна: с цветущими деревьями и мягким солнцем, с музыкой из открытых окон и запахом сладкой ваты из киосков. Но не получалось.
Сунув руки в карманы, Варде прошагал по размякшей земле и вышел на тротуар, устеленный бесцветными мёртвыми листьями.
Перемещаться по Туманному городу было непросто, это требовало сил и сноровки. Тело тут становилось другим, не таким, как на поверхности, и ощущалось тоже иначе. Нужно было привыкать, и тем, кто погружался чаще, первые минуты давались легче. Но у Варде буквально рвались лёгкие при каждом вдохе, ноги слушались с трудом, в голове стучали молоты, и в груди влажно хлюпало. Илистые и тленные запахи въедались в нос, даже для Варде они были невыносимыми, пусть Мавна часто говорила, что от него пахнет болотом. Сам он не замечал свой запах, но для Мавны, наверное, пах чем-то вроде Туманного города.
Варде остановился перевести дух. Перед ним проехал пустой трамвай с салоном, залитым тусклым светом. Совсем как на поверхности. Только вот доехать на нём никуда нельзя. Да и на остановках не остановится и не откроет двери. Как там сказала Мавна в их последнюю встречу? Будто он создан нейросетью? Так вот и Туманный город тоже казался созданным каким-то незримым интеллектом, отличным от человеческого, и всё тут было вроде бы похоже, а всё-таки неправильно. И сколько ни задумывайся, сколько ни представляй костылей для этого больного места, а оно всё равно останется безжизненным, холодным и пустым.
По пути попадались сгустки тумана, из-под ног врассыпную кидались лягушки и жабы, несколько раз Варде видел четвероногих звероподобных упырей. Соблазн и самому обратиться лягушкой был велик. На лягушачье тело не давит тяжесть болотного города, но вот мыслить по-человечески тогда не удастся, и он не сможет попасть туда, куда ему нужно. смог бы, будь он более тренированным. Но не сейчас.
Пользоваться транспортом тут было бессмысленно. Варде глотнул чая из термоса. Во рту он ещё перекатывал жвачку, которая утратила клубничный вкус и теперь ощущалась как комок глины. Зато чай с его травянистым привкусом отлично справился с задачей: вернул Варде зыбкое ощущение жизни.
Постепенно он освоился. Когда-то он провёл здесь около двадцати лет, набираясь сил и приучая болотный дух к человеческому телу, сращивая воедино туманный сгусток с костями и плотью. Время тут текло по-другому, и молодые упыри, выходя на поверхность, не сразу могли понять, сколько прошло.
Варде слышал от других нежаков, что низшие, те, кто охотился только в обликах чудовищ, росли в так называемых гнёздах и подозревал, что в его «версии» Туманного города гнёзда как раз маскировались под многоэтажки. У некоторых на крышах клубился особенно густой туман — явный знак, что там сконцентрированы болотные души.
Выйдя к перекрёстку со светофором, навечно замершем на жёлтом сигнале, Варде вскинул лицо кверху и зажмурился. Так. На перекрёстках у него лучше всего получалось выстроить траекторию своего передвижения. Ему нужно место под торговым центром. Варде стиснул кулаки, пытаясь как можно более правдоподобнее представить ту небольшую площадь со зданием с бетонными стенами и вставками из затемнённого стекла.
Не открывая глаз, шагнул вперёд.
Ноги на несколько мгновений оторвались от асфальта, и звук при этом был мокрый, чавкающий. В груди будто потянули за невидимый крюк, и Варде показалось, что он снова падает в какую-то бездну. Но в этот раз всё было не так неприятно и закончилось намного быстрее. Он открыл глаза и удовлетворённо выдохнул. Да, то, что надо.
Перед Варде из асфальта вырастало уродливое здание. Чёрно-серое, с большими окнами посреди шершавых бетонных стен, и если присмотреться к зданию внимательнее, можно было обнаружить множество странностей. Чем дольше смотришь, тем больше понимаешь, что оно — ненастоящее. Как и всё здесь. Иллюзия. Плод воображения. Будто попытка нарисовать что-то по памяти, без эскизов и референсов. Вроде бы помнишь, как оно выглядит, а начинаешь рисовать, и получается как-то не так.
От крыши тянулись паутины проводов. За стёклами мерцали белёсые сгустки. Души. И воздух тут немного рябил, как телевизор, плохо ловящий сигнал антенны в дождь.
Варде поправил лямки рюкзака и несмело подошёл к дверям. Потянул на себя. Дверь не поддалась. Мелькнула, выступая из ничего, круглая наклейка с надписью «посторонним вход воспрещён».
Ну конечно. Царь не пускает в свои лаборатории простых нежаков. Варде принюхался. Пахло как после грозы, острой свежестью, до пощипывания в ноздрях. Он осмотрелся по сторонам. Никого. Идиотский болотный город, чтоб его... То тут бегают стаями бешеные упыри, роняя на асфальт вязкие нити слюны, то никого не дождёшься. И как угадать?
Нутро скрутило от отвращения и тоски. Он провёл тут минут двадцать, не больше, а уже чувствовал себя плохо. Хотелось на поверхность, домой. В тепло. И как он мог прожить тут столько лет? Тогда время ощущалось иначе. А сейчас каждая минута вгрызалась в мозг ржавым гвоздём, который хотелось скорее вынуть.
Как он узнает, чьи души питают центр? По запаху, как собака? Попасть бы внутрь... И что дальше? Как он поймёт, кто из доноров — брат Мавны? Пора признаться себе, что он затеял это погружение для самоуспокоения. И чтобы с чистой совестью сказать ей: «Я пытался, я искал его под болотами, но не нашёл. Его там нет».
Но Варде же знал, догадывался по намёкам отца, что Раско как раз-таки где-то здесь. И что Мавна нужна тысяцкому из-за их родства. Так души становятся сильнее и можно извлечь больше энергии для всего уыриного рода.
Человеческое тело плохо адаптировано для существования в Туманном городе. Оно слишком плотное, неповоротливое и нездешнее. Потому и дверь, вероятно, не поддавалась — что-то вроде защиты от пришлых. Или чтобы пленники не сбежали, хотя, казалось бы, куда им. Но у нежаков есть ещё два других облика. И использовать их можно не только на охоте.
Варде оставил рюкзак на земле. Со вздохом закатал рукав, обнажая предплечье с татуировкой-лягушкой. Положил ладонь на рисунок и подался вперёд, зная, что сейчас будет.
Крюк в груди больнее заскрёбся по рёбрам. А потом вдруг кто-то дёрнул за него со всей силой и резкостью. Дыхание вышибло из лёгких, в голове всё закружилось, кости стали невесомыми и маленькими, как сосновые иголки. Варде с размаху шлёпнуло на асфальт, выбивая остатки связных человеческих мыслей, и дальше к дверям поскакала уже лягушка: бурая в крапинках, как засохший осиновый лист.
«Мне нужно внутрь».
Шлёп, шлёп, шлёп.
Пара прыжков, и дверь растворилась, будто и не было, пропустила сквозь своё зыбкое тело.
Внутри торгового центра царил мягкий мрак. Не пугающий, а обволакивающий. Прохлада тоже казалась приятной, невидимый туман оседал на шкурке влажной плёнкой, и лягушка поскакала дальше, по скользкому кафелю.
Лягушачье зрение видело постоянно меняющуюся картину. Стены шли рябью, как поверхность пруда при ветреной погоде, неподвижным оставался только пол, уложенный плиткой, а всё вокруг дрожало и мигало, сбивая с толку. Собрав всю свою волю, лягушка кувыркнулась назад, и её тело будто взорвалось: всего за секунду его растянуло, наполнило тяжестью и больно ударило о пол. Варде зашипел, приложившись затылком, и ещё с полминуты приходил в себя, снова привыкая к человеческому телу.
Он мало побыл в облике лягушки и быстро обернулся обратно, поэтому его мутило — такие частые обращения давались ему непросто, он старался не прибегать к упыриным телам. Но тут дверь его просто не пропустила бы, так что пришлось обратиться.
Поднявшись на ноги, он осмотрелся. Воображения и мозгов лягушки не хватало, чтобы придумать материальный облик этого места, зрение земноводного не могло «достроить» необходимое окружение. Зато теперь, когда он снова стал человеком, стены перестали дрожать, окрасились в ровный серый цвет, на потолке зажглись тусклые синеватые лампочки, а в коридорах кружились плотные сгустки тумана. Пахло сырой штукатуркой, железом и чем-то резким, похожим на хлорку или сильное моющее средство.
Варде поднялся по эскалатору на второй этаж. После фойе тут в обе стороны вели широкие коридоры с дверьми и большими окнами, как в некоторых больничных палатах. Из окон лился прозрачный зеленовато-голубой свет. Стояла тягучая тишина, и Варде слышал своё дыхание и шаги.
В Сонных Топях, наверху, тут располагался торговый центр, построенный лет двадцать назад, в то время, когда в Уделы только-только начинала приходить мода на такой досуг. А в Туманном городе здесь находился энергетический узел, едва ли не самый важный объект в этой части подземного царства. Отсюда жизненная энергия распределялась по всему городу и питала его, позволяя молодняку в гнёздах набираться сил, чтобы выйти на поверхность. А ещё жизнь питала царя, который сам никогда не поднимался и жил только за счёт добытой на поверхности энергии.
Варде старался думать об этом отстранённо. Мысленно называл это «энергия» и «силы», но никогда не говорил себе о том, что эти самые силы берутся из живых людей и их крови. Выкачиваются, чтобы преобразоваться в клочья серебристого тумана. Иногда ему казалось, что его избегание темы похоже на то, как некоторые люди стараются не думать о скотобойнях, но при этом наслаждаются вкусом мяса и колбасы. Варде хмыкнул себе под нос. Да уж, сравнивает доноров душ с колбасой. Лицемерный нежак.
Он подошёл к одному из окон и неохотно, с тяжёлым сердцем заглянул внутрь.
Там находилось четверо людей. Варде увидел их стеклянных цилиндрах, наполненных темноватой болотной водой. Люди парили в толще воды, с закрытыми глазами и бледными умиротворёнными лицами. От стеклянных цилиндров тянулись провода и трубки, уходящие куда-то в вентиляционную систему. По ним плыл туман — энергия жизни, сок и кровь Туманного города, питание для упыриных тел.
Варде сглотнул. Видеть людей такими беспомощными, похожими на опытные экспонаты, было тяжело. Он мотнул головой, представляя другой образ. И снова заглянул в окно.
Теперь люди лежали на больничных койках. Не в болотной воде, уже лучше. От вен змеились паутины капельниц, только действовали они наоборот: не доставляли лекарство в тело, а наоборот, высасывали. Понемногу, капля за каплей. Вернее сказать, сгусток за сгустком.
Варде приник к окну, рассматривая этих четверых. Сколько лет было брату Мавны? Кажется, около восьми. В этой палате таких маленьких детей не было. Самому младшему на вид можно дать не меньше четырнадцати. Двое других — взрослые мужчины. Ещё один — старик с кожей, обтягивающей череп. Раско здесь нет.
Варде переходил от окна к окну, рассматривая доноров жизни. Он насчитал нескольких детей, подходящих по возрасту. И это только на одном этаже из множества.
Энергетический центр, как и сам Туманный город, был устроен сложнее, чем любое здание и любой город на поверхности. Они не были материальными в привычном значении слова, а значит, любой упырь в Уделах мог попасть сюда из любой другой точки снаружи. И сюда доставляли всех доноров с поверхности, чтобы из центра уже распределять энергию по всем гнёздам и улицам.
Нужно было попросить у Мавны фотографию Раско. Не догадался. Но первый шаг сделан, он смог сюда войти и своими глазами увидеть, что тут хранятся доноры со всех Уделов, которых родные считают пропавшими без вести. Осталось выяснить, если ли среди них Раско. И он скажет Мавне, что уже почти разобрался в этом деле, что ещё немного — и скажет ей, где её брат...
По плитке застучали чьи-то когти. Варде обернулся и увидел четверых упырей-чудовищ, крадущихся к нему по коридору. Их пасти были приоткрыты, и слюна, такая же буро-болотная, как жижа в стеклянных цилиндрах, которые он видел до этого, капала на пол.
Варде сглотнул.
— Ребята, я свой... — предупредил он, но ближайшее чудовище с рыком бросилось на него.
Больше не раздумывая и не пытаясь наладить дипломатические связи, Варде кинулся по коридору обратно, в сторону пожарной лестницы. За спиной клацали когти шестнадцати звериных лап, рык эхом отражался от бетонных стен и свирепо клокотал в ушах, пробирая до мурашек.
Перепрыгивая через ступеньки, Варде добежал до выхода. Толкнул дверь — на выход она сработала исправно, не пришлось обращаться лягушкой — и помчался изо всех сил.
Упыри нагоняли.
Что за бешеные твари? Неужели он так долго пробыл на поверхности, что они не смогли признать в нём своего?
Он мог бы сейчас обратиться такой же четвероногой тварью с торчащими рёбрами. Мог бы не бежать, а развернуться к ним лицом. Но что-то мешало. Сдавливало грудь и не давало остановиться. В голове стучало только одно: бежать-бежать-бежать со всех ног. Некогда обращаться. Для этого ведь нужно замедлиться и собрать волю в кулак. Пока он будет напрягать силы, его уже могут разорвать. Нужно только оторваться от них и постараться быстрее переместиться наверх...
Варде добежал до автобусной остановки, тускло мерцающей рябью, как мираж. Силы его были на исходе, зато преследователи будто бы совсем не выдохлись, рычали глухо и раскатисто, и неслись во всю прыть.
Темень, да что ж такое... И кому они служат? Охраняют центр, конечно. Но что он сделал-то? Просто вошёл.
Двое чудовищ начали окружать Варде с боков, тогда как двое других продолжали оставаться за спиной, чтобы наброситься в любой момент.
— Да всё уже! — выкрикнул Варде. — Отвалите! Я ушёл оттуда. Я свой!
Слева на него бросилась костлявая туша.
Варде вскрикнул, перекатился по влажной земле, чуть не столкнувшись с тварью справа. Подскочил на ноги и, увернувшись от когтистых лап, понёсся дальше.
На ботинки налипли комья грязи, мешая ногам. Воздух снова стал густым и влажным, почти как вода, и входил в лёгкие с хрипом.
Наверх, наверх. Нужно сосредоточиться и попасть наверх, в Сонные Топи. Они оторвутся и всё будет хорошо...
Зажмурившись на бегу, Варде изо всех сил представил уютную улочку, освещённую фонарями, и подпрыгнул.
Воздух подхватил его, как осенний лист, а затем резко дёрнул, проталкивая сквозь толщу воды, ила и грязи. Тело стиснуло, сковало холодом, стало нечем дышать, на глаза будто надавили чьи-то сильные пальцы. В рот хлынула вонючая жижа, заполнила ноздри, и когда Варде подумал, что вот-вот задохнётся, его вытолкало наружу.
Он тяжело дышал, лёжа грязный на земле. Судя по всему, его выплюнуло в сквер напротив «Булки», в которой манко и призывно горели праздничные огни. Из кафе доносилась музыка, и было видно, что внутри собралась толпа народу.
Варде встал на ноги. И тут же за своей спиной услышал надсадное хрипящее дыхание четырёх болотных тварей.
***
В прошлый вечер Смородник вернулся в общежитие в полнейшей растерянности. Он хотел немного побродить по окрестностям и поискать места, похожие на гипотетические жилища упырей, но после прогулки с девчонкой до тошноты разболелась голова, в груди как-то тяжело и странно давило, и Смородник буквально услышал в ушах ворчливый голос Калинника, который говорил, что если он не научится отдыхать, то точно растеряет остатки продуктивности и перестанет соображать.
А соображать он в последнее время и правда стал туго.
Вернувшись в квартиру, он не стал включать свет в комнате, а зажёг только светильник в ванной и оставил дверь открытой. Этого было достаточно, чтобы всё видеть, и при этом не бесить чародеев снаружи.
Смородник осторожно снял бечёвку со свёртка и двумя пальцами, касаясь едва-едва, развернул бумагу, будто боялся, что свёрток взорвётся или оттуда выскочит жаба. Внутри показалось что-то шерстяное и угольно-чёрное. Он аккуратно разложил на столе два носка и длинный шарф. Склонился ниже, разглядывая.
В груди будто бы выкачали воздух и что-то мешало нормально вдохнуть.
Смородник откинулся на спинку стула и зажмурил глаза, прижав к векам кончики пальцев.
Так. Что-то тут не то.
Может, она всё-таки играет за упырей и хочет втереться в доверие, чтобы заманить его и.... И что? Убить? Пф-ф, да тут в общежитие каждый второй с радостью выпустил бы ему кишки. Зачем упырям убивать одного чародея-неудачника?
Но что тогда?
Ладно ещё булки. С ними как-то можно смириться. Но поздравление с днём рождения и подарок — это уже слишком.
Вспомнилось, как она приезжала к нему, больному, варить суп, и на душе заскребли кошки.
Так не бывает. Не с ним.
А этот нелепый поцелуй? С этим уж точно перебор. Смороднику до сих пор казалось, что его щеки касаются мягкие, чуть прохладные от ветра губы. И от воспоминания об этом коротком прикосновении его кидало то в жар, то в холод.
Покопавшись в кармане, он нашёл бумажку от Калинника с завёрнутыми в неё витаминными рыбками и сжевал сразу две. Наверняка снова заболевает, раз его так колотит на ровном месте. Мда уж. Двадцать восемь — это не шутки, выходит.
Смородник встал и походил по комнате. Конечно, она была маленькой для него, особо не развернёшься, ещё и этот огромный — но горячо любимый — матрас. Сходил на балкон и выкурил две сигареты. Вскипятил искрой чаю. Выпил, отламывая кусочки от подаренной булки. Которая пахла, к слову, просто умопомрачительно. Наверное, так пахнет дома у нормальных людей.
Промаявшись так ещё с час и всё-таки не найдя логичного объяснения поведению Мавны, он лёг спать.
Весь следующий день на задворках сознания панически билась мысль: она пригласила его прийти на вечеринку в кофейне. Будто не поверила, что он действительно будет отмечать день рождения и решила, что хотя бы так можно его немного социализировать. Вот ведь проницательная маленькая булка! У него что, на лице написано: «я одинок как бродячий пёс и даже не думал отмечать»?
И чем меньше времени оставалось до вечера, тем тяжелее колотился пульс в висках.
Смородник проверил места, где недавно засекали упырей. Заодно забрал мотоцикл со стоянки у парка. Засёк небольшое отсутствие жизненной активности у торгового центра, но упырей там не обнаружил.
Сториз кофейни и правда зазывали на вечеринку. Наверное, там будет уйма народу: все хотят бесплатно потусоваться и угоститься, пусть даже алкоголь там не подают.
Может, тогда и не стоит идти? От толпы орущего народу заболит голова, а его унылый вид точно испортит кому-то настроение. А ещё там могут быть жертвы стереотипного мышления, которые снова заклеймят его «наркоманом», увидев татуировки. Наверняка приятного предстоит куда меньше, чем неприятного.
Но там будет Мавна.
И она просила его прийти. Не сказала «приходи, если хочешь». А сказала «я хочу, чтобы ты пришёл». Вроде смысл один и тот же, но, Темень, как же менялся оттенок приглашения, если просто выбрать другие слова. Но вдруг это ему только показалось? Мозг выдал желаемое за действительное, а на самом деле Мавна просто упомянула о празднике из вежливости. Скорее всего её брат не будет рад увидеть Смородника в своей кукольной рафинированной кофейне.
Он хлебнул кофе из термоса, стоя посреди улицы у торгового центра. Ветер покусывал пальцы и кончики ушей. А ведь у него теперь был вязаный шарф... и даже носки. Ботинки на толстые носки, конечно, не налезут, но можно же и по квартире в них ходить. Хотя когда ему ходить, он часто приходит в общежитие только чтобы спать. А иногда и в машине ночует. Зря девчонка вязала, нужно было дарить кому-то, кто оценит такие домашние вещи. А он что: перекати-поле с горизонтом планирования в один день.
После кофе захотелось курить. Интересно, Мавна почувствовала отвращение, когда по глупости чмокнула его в щёку? От неё всегда пахло тёплой корицей и сладкой вишней, а тут — табачная вонь, ещё и так близко. Наверняка её чуть не вывернуло. Бедняжка.
Он шикнул, злясь на себя. Нужно тратить время с умом и заниматься своими делами, а он стоит и витает в облаках, думая про какие-то несерьёзные вещи.
— Сосредоточься на упырях, кретин, — посоветовал он сам себе.
Смородник искал этого Варде в соцсетях. Имя довольно редкое. И, кажется, нашёл через подписки Мавны — страница с нейтральным никнеймом, никакой информации в профиле (кроме эмодзи с лягушкой и веточкой), все посты — фото без подписей. Причём сделаны так, что о месте не догадаешься, только рисунки или природа крупным планом. Да ещё и этот засранец пользовался ВПН и в геолокации если и стояли какие-то места, то в тысячах километров от их удела.
Злое бессилие сжигало изнутри. Смородник понимал: он настолько измотан, так долго варится в одном и том же, что уже просто бегает кругами и вот-вот упадёт замертво от усталости. В последние недели даже смерть виделась скорее избавлением, а не страшным концом.
Был ли другой способ найти тысяцкого? Знали ли о нём другие чародеи?
Глупо бросаться искать новую зацепку, когда этот упырь буквально на расстоянии вытянутой руки. Надо поднапрячься. Или ожидать, что Мавна всё-таки поможет. Она говорила про заброшенную школу. В тех местах часто фонила пониженная активность, интересно, знал ли кто-то из отрядов про упыриные сходки? Надо заглянуть туда в четверг.
А ещё есть бар и какая-то непонятная история с ним. Но с баром придётся долго разбираться, четверг только завтра, а сегодня ещё можно поговорить с Мавной. Или оставить разговор до завтрашнего утра? Всё равно это получится раньше всего. Да и не факт, что он сможет попасть на упыриную сходку незамеченным. Но можно попытаться выцепить какого-то нежака на подходе к тому месту.
Мысли затянулись тугим узлом. Смородник прислонился виском к прохладному фонарному столбу и выдохнул облако сигаретного дыма. Ну а если прийти на вечеринку, она что-то расскажет?.. Может, выпьет чего-то и станет сговорчивее? Он тут же одёрнул себя: нет, нельзя так думать. Тем более что недавно он был уверен, что в кофейне алкоголя не будет. Тогда вдруг скажет просто так?
Носиться по городу, высунув язык на плечо, точно непродуктивно. Нужно бить точно в цель. Действовать изящнее. Сперва информация, потом — удар. Не наугад. Так что лучше бы прижать эту маленькую Мавну, очаровательно пахнущую корицей, к стене и...
Смородник встряхнул головой и ударился о столб. Перед глазами заплясали искры, и отнюдь не чародейские. Потирая ушибленный затылок, он сел на мотоцикл и завёл мотор.
В чём, Темень их раздери, ходят на эти вечеринки?
Явно не в растянутых чёрных футболках.
Ругаясь сквозь стиснутые зубы, дома Смородник перерыл всю свою одежду. Одежды было немного.
Футболка, ещё одна, ещё и ещё. Футболка с длинным рукавом. Пара толстовок. Домашняя одежда — она выделялась цветом, была не чёрная, а серая. Чёрные джинсы. Рваные чёрные джинсы. Спортивные штаны на-самый-крайний-случай. Рубашка, конечно чёрная, которую он не надевал уже лет... семь? Больше?
Смородник с сомнением оглядел находку. Стянул футболку и надел рубашку, с недовольством отметив, что она жмёт ему в плечах, но всё-таки смог застегнуть на все пуговицы, такие мелкие, что пришлось с ними повозиться.
Застегнув последнюю пуговицу, давящую на горло, он посмотрел на себя в зеркало и недовольно скривился. Мда уж, сотрудник похоронного бюро выдвигается к скорбящим родственникам. Расстегнул две верхние пуговицы и вслух выругался. Стало ещё хуже: совратитель-неудачник с выглядывающей татуировкой в виде козлиного черепа с огромными витыми рогами. Смородник попытался что-то сделать с волосами. Чтобы убрать в аккуратный хвост, они были слишком короткими. Чтобы красиво зачесать — слишком длинными. А ещё дерзко подстриженными на висках — явно с этим ничего не поделаешь. Шикнув, он вновь вернул всё как было: просто разделил волосы прямым пробором, позволив чёрным прядям свободно свешиваться по бокам от его лица.
А лицу точно уже ничего не поможет. Смородник на всякий случай ещё раз побрился, до скрипа выскребая и без того гладкие щёки и подбородок. Переусердствовал и оставил порез на нижней челюсти. Следы от драки всё ещё можно было разглядеть в виде проходящих желтоватых синяков, вовсе не добавляющих ему красоты. Остальное было, как он считал, ещё хуже. Неприветливо хмурые брови, которым он никак не мог придать более дружелюбное выражение. Чёрные глаза с холодным прищуром, в которые как ни заглядывай, всё равно не разглядишь ничего человеческого — только притаившуюся злобу на весь мир. Свой нос Смородник и вовсе тихо ненавидел. С разных ракурсов он выглядел то более, то менее горбатым и кривым. Но неизменно казался ему слишком большим. Шрам, пересекающий левую бровь и спускающийся через глазницу к щеке, можно было считать завершающим штрихом к портрету хмурого подозрительного типа. Наверное, всё-таки правы были те люди, которые с первого взгляда думали, что он наркоман или преступник. Видок всё-таки был соответствующий, это нельзя не признать.
Смородник тяжело вздохнул. Рубашка не помогла. Да и чувствовал он себя в ней стеснённо: вдруг поднимет руку, а ткань треснет по швам? За последние годы он поднабрал мышц, пусть не выдающихся, но всё же рельефных и сухих, значительно повлиявших на размер одежды. Он уже не тощий нескладный выпускник чародейского училища, а мужчина с сильным и гармоничным телом. Пожалуй, только руки и плечи ему в себе и нравились. Ну, и татуировки, конечно, которыми он снова и снова перекрывал шрамы. А шрамы всё появлялись и появлялись, будто соревновались в скорости с татуировками и его кошельком.
Смородник ещё раз взглянул на себя в зеркало и оскалился своему отражению, показывая ровные зубы. Да уж, ну и рожа. И куда он такой пойдёт? На празднике наверянка будут совсем другие люди. Весёлые, красивые, ухоженные и беззаботные. А он там зачем? Только настроение всем испортит своим видом. И будет хмуро стоять в стороне, потому что не выносит толпу и шум. Даже поговорить нормально в таких условиях не удастся, проще уж позвонить или написать. Только так, чтобы она не вздумала вновь увиливать. Поставить перед условием: либо да, либо...
Телефон запищал уведомлением.
Механический, но приятный женский голос оповестил: «Отсутствие жизни в квартале шестнадцать».
Смородник разблокировал экран, приблизил карту и, прорычав бранное слово, выскочил из ванной, на ходу, прямо поверх рубашки, набрасывая куртку и засовывая ноги в ботинки.
***
Мавна волновалась. Постоянно поправляла вырез платья, чтобы не сползал уж слишком низко. Боялась трогать лицо, чтобы не испортить макияж. И волосы, чтобы не растрепать — но не могла сдержаться и постоянно заправляла их за уши.
Хоть бы всё прошло хорошо. Хоть бы Илар остался доволен праздником и это пошло на пользу кофейне. Ему так нужны хорошие новости и подтверждение того, что он всё делает правильно. Очень нужны.
Илар сегодня многое взвалил на себя. Мавна пыталась хоть как-то ему помочь, бестолково тыкалась то в основной зал, то на кухню, но делать уже, по сути, было и нечего: она только помогла вынести подносы с пирожными в виде кремовых привидений и в двадцатый раз ровно поставила стулья, пока Илар с Алтеем двигали диваны так, чтобы в центре образовалась уютная зона для отдыха.
— Ты выглядишь напряжённо, — заметила Купава, будто из ниоткуда появляясь рядом с Мавной с лимонадом в руке. Она, видимо, уже закончила с подключением колонки и всё-таки нашла на флешке свой плейлист, составленный для сегодняшнего вечера. — Что у тебя в стакане?
— А? — Мавна дёрнулась и скованно улыбнулась подруге. — Кофе. Что же ещё.
— Я намекнула Илару, что неплохо бы получить лицензию на алкоголь. — Купава отставила лимонад, от которого подозрительно пахнуло джином, и полезла в свою крошечную сумочку. — Но понятно, конечно, что вы опасаетесь пьяных неадекватов, таких, как твой Смородник...
— Он не пьёт, — напомнила Мавна, и её голос против воли прозвучал как-то оскорблённо. — Мы не поэтому не хотим. У нас всё-таки семейная кофейня с пекарней. Булочки, кофе и никакого алкоголя. В концепцию не вписывается.
— А вот это впишется.
Купава с торжествующим видом достала из сумки маленький пузырёк и ловко ливанула Мавне в стакан с латте.
— Что это?
— Всего лишь ликёр. Пей, подружка.
— Ох.
Мавна осуждающе покосилась на Купаву, но спорить не стала. Пожалуй, немного миндального ликёра не испортит её кофе. А настроение точно приподнимет.
— Так у тебя там целый мини-бар, что ли? — ахнула она, догадавшись о содержимом сумочки.
Купава игриво пожала оголёнными плечами и прижалась накрашенными губами к коктейльной трубочке.
— Не преувеличивай. Всего две бутылочки. Слушай, а родители ваши не пришли? Не вижу их.
— Ага. — Мавна глотнула кофе, который с ликёром стал ощущаться немного горячее. — Мама-то хотела. Но Илар ей сказал, что будет чувствовать себя некомфортно. Ну, знаешь, будто его мама за ручку привела в поликлинику. Не сможет сосредоточиться и всё такое. Она немножко дулась, конечно, но пообещала его не смущать. А папа и сам не любитель сборищ, так что легко согласился остаться дома. Мы им обещали принести вкусняшек.
— Поня-ятно. — Купава вытянула длинные ноги в серебристых туфлях и откинулась на спинку дивана. К ней подошёл какой-то парень, явно чтобы познакомиться, но она презрительно помахала ему пальцами: иди, мол, куда шёл. — А Варде?
Мавна фыркнула.
— Ты что. Он писал утром. Спрашивал, как у меня дела. И я... не ответила. — Не глядя на Купаву от смущения, Мавна привычным движением пошарила по своему бедру, выискивая телефон, но вспомнила: теперь он лежал в клатче. Платье раздражало её не только развратным декольте, но и отсутствием карманов. — Приглашать не стала. Илар и так на взводе, а если увидит Варде, сильнее разнервничается. Ни к чему ему это.
— М-м-м... — Купава покачала мысками туфель, разглядывая свои ноги. Наверняка любовалась собой — все любовались, и Мавна замечала, что почти каждый пришедший в кофейню хотя бы раз кинул восхищённый взгляд на Купаву. — Ну да. Всё правильно. Ещё драки тут не хватало.
— Угу.
Мавна достала телефон из клатча. На экране не было новых уведомлений. Эх. Она кинула быстрый взгляд на дверь, стараясь сделать это так, чтобы Купава не заметила.
— Девочки, не скучайте, вот вам бу-у-сэндвичи, угощайтесь. — Перед ними с лучезарной улыбкой склонился Мальвал, один из друзей Илара, держа в руках поднос. «Бу-у-сэндвичами» Айна назвала канапе в форме маленьких кричащих привидений, и капли клюквенного соуса на них изображали раны в области сердца. Мавна подумала, что у них как-то многовато всего в виде привидений, нужно было стараться лучше, но судя по радостным и изумлённым возгласам, всех всё устраивало, и угощение разлеталось на ура.
— Ну какой ты щедрый за наш с Иларом счёт! — Мавна всплеснула руками и взяла себе два привидения. — Они очень вкусные, я сама готовила паштет им для начинки. Тут зерновой хлеб, паштет из утки с яблоком, ломтик сыра и клюквенный джем. Купава, бери!
— Как ты оживилась, родная, стоило тут появиться еде, — хихикнула Купава и протянула руку к подносу. Мальвал тут же услужливо подставил поднос так, чтобы ей было удобнее, и Мавна хмыкнула: ей-то пришлось самой брать.
На Мальвале был чёрный фрак, а на шее он нарисовал красную полосу, имитирующую порез. Подготовился, молодец. И многие другие друзья Илара тоже с энтузиазмом восприняли идею костюмированной вечеринки. Мальчишки, что с них взять.
Народу всё прибавлялось. Купаву пригласил на танец Алтей, и Мавна конечно же сказала, что посидит одна и ей совсем не будет скучно. Кофе с ликёром давно закончился, всё же немного закружив голову. В кофейне никогда не было настолько многолюдно, и атмосфера общего веселья вселяла надежду: вот сейчас люди хорошенько повеселятся, загрузят в соцсети кучу фото, а потом в «Булку» будут возвращаться за вкусным кофе и свежей выпечкой. Вот бы так и было.
Но всё-таки Мавна не ощущала себя настолько весёлой, чтобы пойти сейчас танцевать или завязать непринуждённый разговор с каким-нибудь незнакомцем. Она устала. Слишком устала, чтобы сидеть прямо и не горбить спину, слишком устала, чтобы улыбаться всем и не возвращаться мыслями к Раско, к Варде, ко всему, что затянуло и закружило её жизнь.
И она слишком часто поглядывала в сторону входа. Искала в толпе знакомую высокую фигуру в чёрном. Сжимала в ладони телефон и сомневалась: написать? Или не навязываться? Она ведь уже пригласила. Захочет — придёт.
Вчера Мавна сказала: «я хочу, чтобы ты пришёл». И она действительно хотела. Ему было бы полезно провести вечер не в беготне за упырями, не на ветру на мотоцикле и не в одиночестве в своей конуре два на два метра. Но теперь это приглашение казалось эгоистичным. Нужно было, наверное, сказать: «приходи, если сам захочешь». Вот дурочка.
И чем дольше длился праздник, чем гуще за окнами становился вечер, тем больше она убеждалась, что её приглашение осталось проигнорированным. Обидно. Наверное и носки её идиотские выкинул. Не надо было так давить и приставать со своими наивными глупостями. У него столько серьёзных проблем, а она тычется с никому не нужной заботой, как слепой котёнок.
Ну и пусть не приходит. Пусть себе сидит как сыч. Это не повод окончательно убивать своё и без того не радужное настроение.
Мавна взяла в руки сумочку, в тысячный раз оправила платье, постоянно смотря себе вниз, как бы вырез снова не съехал. Сквозь гудящую толпу протиснулась к столу с закускам, взяла себе лимонад с личи и наложила сэндвичей на тарелку. Потом вернётся за сладким.
В центре зала Купаву окружила целая стайка парней. Конечно, она крала всё мужское внимание в любом месте, куда приходила. Наверняка девчонки в университете её ненавидели. Мавна, ругая себя, снова обернулась на входную дверь. Никого.
Илар стоял у неработающей сегодня кассы, скрестив руки на груди, и задумчиво наблюдал за всем действом. Мавна подошла к нему поближе и потёрлась виском о плечо.
— Я забыл сказать, — вздохнул Илар. — Ты сегодня просто обворожительна, маленькая моя.
— Скажешь тоже. Платье это дурацкое.
— Платье бомба. Как и ты.
Мавна хмыкнула. Илар не стал заморачиваться со «страшным» костюмом, и просто надел джинсы и тёмно-серую рубашку. Но всё равно был самым красивым среди собравшихся мужчин. К тому же, самым высоким и плечистым, настоящий богатырь.
— Иди, пригласи Купаву, — посоветовала она. — Ей хочется.
Илар помялся с ноги на ногу.
— Ой, вот не надо снова, — простонала Мавна. — Хватит вам играть в двух дураков, которые не могут друг другу признаться. Сегодня отличный повод. Да и я, если честно, думала, что вы давно уже встречаетесь тайком.
Она взглянула на Илара, который покрылся очаровательным румянцем. Он взъерошил волосы и буркнул:
— Да мы... Да я... Ладно.
Расправив плечи, он сделал шаг к Купаве. Мавна стояла у кассы, с гордостью глядя на него. Как вдруг услышала глухой удар снаружи о стекло.
Она резко обернулась в сторону ближайшего окна. На улице уже совсем по-ночному стемнело. Но она различила оскаленную упыриную пасть, и в следующее мгновение удар повторился — такой сильный, что стекло покрылось сеткой трещин.
Мавна вскрикнула, когда увидела за спиной первой твари ещё троих таких же.
