18
— Твою ж мать, — простонал Смородник, пытаясь приоткрыть глаза.
Голова болела так, что в висках будто били в барабаны, а внутренности сводило от тошноты. Перегнувшись через край скрипящей кровати, он заметил, что кто-то предусмотрительно приготовил таз. Желудок давно был пустым, поэтому Смородника вырвало только желчью и водой.
На тумбе обнаружилась бутылка минералки. Открутив крышку, он выпил сразу почти половину и почувствовал себя чуть лучше.
Чем больше он просыпался, тем яснее понимал: да, у него разрывает голову от боли, но в целом он ощущает себя... нормально? Не умирает от усталости. Мышцы не гудят от напряжения. И, кажется, он даже выспался? Не может такого быть.
Но сны и правда снились, долгие, как полнометражные фильмы. Снилась мама и старший брат. Упырь на своей спине. Когти, погружающиеся глубже и глубже в кожу, в мышцы, под рёбра. И мост, под которым его много лет назад подобрали чародеи.
Глядя в белый потолок, он начинал медленно понимать: это не его квартира. И не его матрас. Какая-то казённая узкая кровать со скрипящими пружинами. Неудобная, но она всё равно сумела наполнить его тело лёгкостью. Так странно.
Судя по обстановке, он каким-то образом оказался в больничной палате. Прямо тут, в общежитии. Он бывал тут уже пару раз, но всегда старался поскорее убежать к себе и долечиваться самостоятельно, как раненый зверь в берлоге.
Через несколько коек, ближе к окну, на кровати лежал кто-то ещё. Смородник слышал, как одного чародея из отряда Тмина недавно покалечил упырь. Вероятно, это и есть тот чародей.
Дверь тихонько скрипнула, и в палату заглянул Калинник.
— О, рад видеть тебя бодрствующим, — произнёс он вместо приветствия и тыкнул пальцем в планшет, который держал в руке. — Как себя чувствуешь?
— Что ты мне дал? — прошипел Смородник. — Какое-то странное ощущение.
— Всего лишь выспаться и отдохнуть. — Калинник присел к нему на кровать и посветил мерзким маленьким фонариком в глаза, одновременно продолжая записывать. От него пахло жвачкой со вкусом тропических фруктов. — Однажды ты пришёл в себя, и мне пришлось вколоть тебе седативное, чтобы ты не бежал никуда. И это возымело просто потрясающий эффект. На такое я не рассчитывал. Почти двое суток сна без дополнительного приёма снотворных.
Смородник снова застонал и прикрыл глаза локтем. От фонарика потекли слёзы.
— Что произошло?
— Тебе пытались проломить голову. Но я удивлён, череп цел, отделался только сильным сотрясением. Ну и шишка на затылке знатная. У тебя на редкость крепкие кости, везёт так везёт. Не думал завещать своё тело для исследований?
— Хрен тебе, а не тело, — буркнул Смородник.
— Хороший настрой, бодрый. Тебе нужно, по-хорошему, ещё несколько дней соблюдать постельный режим. Но...
Смородник быстро откинул одеяло, не без удивления отметив, что кто-то переодел его в привычную домашнюю одежду. Копались в его вещах? Вот сволочи. Но, наверное, это лучше, чем если бы ему выписали больничную ночнушку. Вдруг дали бы нестиранную, не хватало ещё кожных болезней подцепить. Он опустил босые ноги на пол, резко встал и тут же пожалел об этом. Голову словно окатили кипятком изнутри, перед глазами потемнело, и комната закачалась. Смородник ухватился за металлическое изголовье кровати, изо всех сил сдерживаясь, чтобы его не стошнило снова.
—...Но я предугадал, что ты не захочешь лежать дольше, — ворчливо закончил предложение Калинник и ухватил Смородника под локоть. Тот отмахнулся. — Ладно, только не бегай быстро. Пошли в кабинет, отдам твои вещи и выпишу рекомендации. Хотя кто будет их соблюдать?
Смородник немного постоял, привыкая к противному ощущению головокружения и тошноты. В желудке заурчало позорно громко, и он стыдливо выругался.
— Нечего тут ругаться, — отрезал Калинник. — Давай, хватайся, пойдём.
Он подставил локоть, но Смородник демонстративно проигнорировал предложенную помощь.
— А тот, второй?
Калинник посмотрел в сторону дальней кровати.
— Это Клён, — пояснил он. — С ним всё в относительном порядке. Порваны мышцы на икре, я даю ему много спать. Проснётся через пару часов, за ним необязательно постоянно присматривать.
Смородник хотел кивнуть, но такие движения давались с трудом из-за головной боли.
— Тогда ладно.
В кабинете у Калинника умопомрачительно пахло горячей пиццей. Рот Смородника моментально наполнился слюной — кажется, он не ел дня три. Сделав хмурое невозмутимое лицо, он сел на стул для пациентов, подальше от стола, и закинул ногу на ногу.
— Бери пиццу, — вздохнул Калинник и открыл одну из двух коробок. На Смородника пристально уставились кругляшки пеперони на поджаристой подушке из сыра. — Понимаешь, там была акция, вторая в подарок, ну я и заказал две.
Голос Калинника прозвучал так, будто он за что-то оправдывался.
Смородник сглотнул слюну. Пицца выглядела невероятно привлекательно. Да он бы сейчас съел даже корку чёрного хлеба, но кроме треклятой пиццы в кабинете ничего не было. Если бы Калинник заказал одну и предложил бы половину, Смородник не стал бы лишать их общажного врача заслуженного обеда. Но раз уж их две...
— От кусочка не откажусь, — малодушно признался он. Калинник просиял и повернул к нему открытую коробку.
Смородник вымыл руки в раковине и взял один кусок пиццы. Он очень старался не набрасываться на еду и держаться высокомерно-отстранённо, но не устоял и умял кусок в пару огромных укусов. Тут же потянулся за вторым. Калинник наконец-то смотрел на него с одобрением и почти что гордостью, как новоиспечённый хозяин смотрит на подобранного с улицы котёнка, наконец-то доверившегося взять из рук кусок колбасы.
Скоро в двух кружках появился и горячий сладкий чай — Калинник налил воды из крана, вскипятил своей искрой и бросил заварочные пакетики вместе с кубиками рафинада. Смородник чувствовал, как его тело понемногу оживает, оттаивает, и к чувству приятной расслабленности после долгого отдыха добавляется сытость и тепло в желудке.
Определённо, ему очень давно не было так хорошо.
— Ты помнишь хоть, что случилось? — спросил Калинник, облизывая пальцы.
Смородник пожал плечами.
— Был в баре. Выследил одну упырицу. Потом что-то загорелось, на меня набросились какие-то бугаи. Чародеи. Я не понял, что они от меня хотели, но, кажется, были не очень рады. Покрывали упырицу и сказали больше не соваться. Потом огрели чем-то по затылку, и я вырубился. Кто меня сюда привёз?
Калинник чуть нахмурился, слушая его обрывочный рассказ.
— М-да. Мутная история. Надо будет кого-то ещё послать, или рассказать отрядным главам. А то и Сеннице. Они ей позвонили потом, сказали, чтоб забирала. Ну за тобой и прислали парней.
— Только не надо выставлять всё так, будто из-за меня начнётся конфликт между ратями.
— Ни в коем случае. — Калинник протянул Смороднику шоколадную конфету. — Держи. Восполняй силы.
— Врачи разве не выступают против сахара?
— У меня нет сельдерея. Прости.
Смородник хмыкнул и развернул фантик конфеты. Калинника нельзя было назвать настоящим врачом, он не заканчивал медицинский и хватал знания по верхам, но этого было достаточно, чтобы оказывать первую помощь пострадавшим чародеям и не таскать их по городским больницам, где характер травм непременно вызовет интерес полиции. Ни к чему это. А вся эта «игра в доктора», очевидно, помогала ему почувствовать себя не брошенным, а, наоборот, необходимым.
Смородник вдруг вспомнил, что ему что-то говорили про вещи.
— Где мой телефон? — спросил он, по привычке ощупывая карманы штанов. Хотя в пижаме даже карманов не было.
— О, извини. Сейчас.
Калинник прохромал к шкафу и достал оттуда коробку, где была сложена одежда и сверху лежал телефон.
Смородник спешно разблокировал экран. Смс от банка, реклама, пропущенные с незнакомых номеров и... сообщение от Мавны.
К лицу прилила кровь, когда он прочитал сообщение в первый раз. А когда прочитал во второй, в груди как-то незнакомо и приятно щекотнуло. Ему так понравилось это ощущение, что он перечитал текст снова. И ещё раз, чтобы убедиться, что он точно всё правильно понял и она на самом деле просит у него прощения.
Смородник засмущался. Ну не стоило же, действительно. Это же он должен просить прощения, а не она.
Вместе со смущением пришло смятение. Наверное, это из-за сотрясения он не мог определиться, что чувствует и что ему следует сделать. Хотелось скорее ответить ей — но что? А ещё эта фраза в конце: «Я хочу тебя увидеть». Интересно, она правда этого хочет, или это дежурная вежливость? И кто этих девушек разберёт...
— Эй, всё в порядке? — озадаченно спросил Калинник. — Какое-то странное у тебя лицо.
Смородник спешно нажал кнопку блокировки. Хотя Калинник, наверное, и так заметил, что он как дурак пялится в одно и то же сообщение. Пришлось грозно нахмуриться, чтобы не подумал ничего такого.
— Да так, ерунда. Слушай, спасибо тебе за всё. Теперь я тебе должен.
Калинник отмахнулся.
— Да успокойся ты. Моя работа — поднимать на ноги таких ненормальных придурков. Хотя я знаю, как ты можешь мне отплатить.
Смородник насторожился.
— Как?
Калинник принялся загибать пальцы.
— Ну, во-первых, ты отдохнёшь ещё несколько дней. Это повысит твою продуктивность. Если будешь носиться по городу с сотрясением, то скоро снова свалишься и будет только хуже. Во-вторых, не забывай регулярно питаться и спать не меньше восьми часов в сутки. Никуда твой тысяцкий не убежит, а вот ты загонишь себя до полусмерти. В-третьих, будь к себе внимательнее. Это не только еды и сна касается. И приходи ко мне здоровым, в хорошем настроении и отдохнувшим. Посмотрим футбол, поболтаем.
Смородник неуверенно фыркнул.
— Да ладно тебе. Ещё чего придумаешь.
— Ты давай не отнекивайся, а правда меня послушай.
Пришлось нехотя согласиться, хотя Смородник и не думал о том, будет ли выполнять нелепые предписания. Гораздо больше его занимал телефон, зажатый в руке.
— Мне нужно сделать один звонок, — выдавил он и, не дожидаясь ответа, направился к выходу.
Стоило дёрнуть дверь, как у самого кабинета в него с силой влетело что-то мягкое.
***
Илар с явным неодобрением разрешил Мавне выйти на работу после обеда. Она сама его просила об этом — сидеть дома и дальше было уже тяжело, казалось, что облегчение наоборот откатывает, и она становится заложницей своих мыслей, пряжи, спиц и крючков. Зато чёрные носки были почти готовы.
Варде не звонил. Сообщение для Смородника так и оставалось непрочитанным, и в сеть он до сих пор не заходил.
«Пора признать себе, что я за него волнуюсь», — подумала Мавна.
Они были знакомы недолго, но у неё сложилось впечатление, что он не из тех людей, кто будет мстительно молчать, лелея свою обиду. И в прошлый раз он не отвечал, потому что свалился больной и раненый. Вдруг и сейчас ему нужна помощь?
«Не тупи. Наверняка он не один. Он же звал какую-то девушку. И в машине пахло духами. И в общежитии полно людей. Иди лучше спасать бананы», — проворчал голос в голове, подозрительно похожий на Купавин.
— Но в тот раз был один. И никто даже не мог купить ему лекарства, — упрямо сказала Мавна сама себе вслух и почувствовала, как щекам стало жарко.
Не давая себе больше сомневаться, она посмотрела на часы: ага, до смены должна успеть, собрала сумку, накинула пальто и выбежала на улицу, под вновь поднявшийся октябрьский ветер.
Зная несложный код, попасть в общежитие было проще простого. Мавна мысленно приготовилась к сражению с консьержкой и, прежде чем та успела что-то спросить, вывалила ей в окошко пакет с мятными пряниками.
— Здрасьте, — уверенно поздоровалась Мавна.
Консьержка взглянула на неё поверх очков и книжки с судоку, чуть нахмурилась, будто вспоминая, где видела её раньше.
— А. Это вы.
— Можно мне ключи от...
— Нет его, — перебила консьержка на полуслове. — Несколько дней. И ключей тоже нет.
— О... — Мавна сникла, не зная, что ответить. — Ну, может, вы меня пропустите? Я постучусь...
— Расстались что ли? Или наврала?
— Что?
И только переспросив, Мавна вспомнила, что представилась однажды девушкой Смородника. Да уж, надо было лучше продумывать свою вымышленную историю. Она залилась краской до самых корней волос.
— Поссорились, — буркнула она. — Трубку не берёт. Я хотела помириться. Пропустите, пожалуйста.
Консьержка внимательно посмотрела на неё и цокнула языком.
— Да проходи уж, стрекоза. Только говорю тебе, пусто в квартире.
Пакет с пряниками исчез под столом, а стрелка на турникете загорелась зелёным.
Поблагодарив консьержку, Мавна побежала на второй этаж.
На её стук никто не открыл. Она колотила в дверь и жала на кнопку звонка, прикладывала ухо к двери, но внутри всё было тихо. На придверном коврике валялись окурки и какие-то обёртки, будто специально собранные и подкинутые кем-то. Будь Смородник дома, он бы убрался. Мавну ножом полоснула обида. Она вздохнула, села перед дверью на корточки и открыла свою сумку. К счастью, там обнаружился пустой пакет — наверное, когда-то брала с собой обед, контейнеры выложила, а пакет остался. Обернув руку, Мавна собрала мусор, сдула оставшийся мелкий сор с коврика и, заслышав шаги нескольких пар ног на лестнице, выпрямилась.
Откуда-то сверху спускалось несколько чародеев, шестеро-семеро, не меньше. Мавна скромно вжалась в дверь, пропуская их, а пакетик с мусором спрятала за спиной. Ну вот. Они же наверняка тут все друг друга знают. Что про неё подумают? Стоит какая-то незнакомая девушка с мусором, ещё и перед дверью человека с не самой хорошей репутацией.
«Кстати, надо бы выяснить, за что его так ненавидят. Вдруг он тоже во что-то превращается?» — подумалось вдруг.
Мавна стеснялась поднять глаза на чародеев, смотрела лишь на их ноги. Почти все — мужские. И вдруг перед ней замешкалась пара женских сапог на высокой платформе.
— Вы идите, парни, я вас догоню, — предупредила девушка.
Мавна осмелилась посмотреть на неё и узнала ту чародейку, с которой в прошлый раз заходила в подъезд. Один из чародеев приобнял её и чмокнул в висок, прежде чем спуститься с остальными к турникетам у выхода.
— Привет, — брякнула Мавна.
Чародейка усмехнулась накрашенными губами.
— Ну привет, подружка. Чего тут трёмся?
Мавна вспыхнула от её снисходительного тона и хотела огрызнуться, но прикусила язык. Может, через неё удастся что-то выяснить.
— Зашла проведать друга, — осторожно ответила Мавна, но таким суровым напряжённым тоном, что сама себя начала бы опасаться.
— Ах, друга. А я уж подумала... — девушка сощурила зелёные глаза. — Я Лунница.
Она протянула руку, а Мавна замешкалась. Лунница... это же имя произнёс Смородник, когда она пыталась его растолкать. Так вот она какая, значит.
— Так ты его...
— Бывшая. Не переживай.
Мавна снова залилась краской.
— Ничего я не переживаю! С чего это вдруг должна?
Она демонстративно помахала пакетом с мусором, будто объясняя, почему не может пожать руку Лунницы. Грязная, мол. Чародейка снова усмехнулась, перекатив жвачку из одного угла рта в другой. Мавна заметила, что от Лунницы пахнет духами, но, вроде бы, не такими, какими пахло в машине Смородника.
— Нет его дома. Я слышала, ему то ли голову пробили, то ли ещё как-то покалечили. — Она пожала плечами в кожаной куртке. — В больничке валяется. Проводить?
— Ох.
В груди Мавны ещё сильнее стиснуло от обиды и жалости. Сначала кто-то подкидывает ему мусор под дверь, потом пробивают голову... Он же и так уже давно не в лучшей форме! То раны от упыря, то болезнь, то драка с Варде, а теперь что? С кем подрался на этот раз? Во что влип? Вот же неугомонный, убьётся ведь однажды, дурачок.
— Проводи, пожалуйста, — сдалась она. — Только у меня с собой ничего нет. Больных же навещают с гостинцами...
Подумалось: стащить у консьержки пару пряников? Да нет, это будет некрасиво.
— У тебя есть полный пакет окурков. Такие, как он, другие подарки не заслуживают, — хмыкнула Лунница, забросила волосы на одно плечо и поманила Мавну пальцем. — Пошли.
— Почему ты так жестоко говоришь?
Мавна уже запыхалась, едва поспевая за длинноногой Лунницей.
— Потому что он придурок, каких поискать, — лениво ответила она, даже не оборачиваясь. Они спустились на первый этаж, резко свернули налево и вышли в длинный коридор с большими окнами. — Но я была дурой и надеялась, что он изменится. А ты что, малышка? Очаровалась загадочностью или тачкой?
— Ничем я не очаровалась. Мы просто знакомые. Слушай, чего ты тогда мне помогаешь?
— Мне любопытно наблюдать. А ещё утром я разложила карты и мне выпало, что я должна кому-то помочь. Тогда день закончится успешно.
По пути на этаже встретилась урна. Выкинув пакет с окурками, Мавна хмыкнула под нос. Ну и девица. Вроде помогает, но так, что чувствуешь себя виноватой и обязанной. Невыносимая какая-то. Хотя красавица невероятная, не то что сама Мавна. И со Смородником они, должно быть, смотрелись отлично, оба высокие и стройные, и одеваются похоже. Мавне одновременно стало и грустно, и спокойно. Может, они с Лунницей помирятся и кто-то будет за ним присматривать. Да и наверняка он сейчас бросается во все тяжкие из-за того, что переживает из-за расставания. Тогда многое становится ясно. Но она всё равно ведь волнуется за него чисто по-дружески, появление Лунницы ничего не меняет. Так?
Коридор был каким-то бесконечным, через высокие окна в проход заливалось прозрачное октябрьское солнце, а сквозь грязноватое стекло виднелся внутренний двор с газоном, усыпанном оранжевыми листьями. Навстречу им попалась компания совсем юных чародеев, почти подростков, и Мавна закусила губу, провожая их взглядом.
— Послушай, — начала она. — Наверное, твои карты не будут против, если ты поможешь мне ещё кое с чем?
— С чем ещё?
Лунница с любопытством оглянулась на Мавну. На любопытстве можно выстроить продуктивный диалог — или даже сотрудничество. Если Луннице, конечно, настолько же интересно это общение, насколько самой Мавне.
— Это ваш молодняк? — Мавна махнула рукой в спину удаляющимся подросткам.
Лунница обернулась.
— Ну да. Чародеи тоже люди. Мы не вылупляемся из яиц.
— О, а я-то думала... досадно. Да шучу я! В общем... Ты не могла бы показать мне, где учится ваша молодёжь? И как её отбирают тоже.
— Ты не подойдёшь, — отрезала Лунница. — Слишком взрослая. И ноги, извини, коротковаты. Такая от упыря не убежит.
— Не очень-то и хотелось. — Мавна постаралась скрыть обиду в голосе. — Я просто должна узнать, как всё происходит и как вы вербуете людей... детей... подростков. Ты поняла.
В пустом коридоре каблуки Лунницы стучали громко и даже как-то агрессивно. Она задумчиво посмотрела на Мавну и указала на закрытую дверь, показавшуюся в торце. На двери висели плакаты:
«Чародей! Не используй искру для разогрева пищи в общественном месте».
«Чародей! Трёхразовое питание способствует накоплению здоровой искры».
«Чародей! Мой руки перед едой».
— Там у нас столовка, — бросила Лунница. — А почему ты у этого придурка не спросила? Или он тебе не доверяет и отмалчивается? О, он тот ещё молчун. Звука лишнего не вытянешь.
Мавна не сразу поняла, что Лунница собирается весь разговор звать Смородника «этим придурком». Но насчёт молчуна поспорила бы: иногда он всё-таки бывал довольно разговорчив, если его хорошенько взбесить.
— Не довелось спросить. Ну так поможешь?
Лунница пожала плечами.
— Не знаю. Меня Матушка по головке не погладит. Да и вижу я тебя второй раз в жизни, малышка. Откуда мне знать, что ты не агентка упырей?
— Справедливо, — кисло согласилась Мавна.
— Так что максимум, что я могу — это отвести тебя к твоему дружку. А дальше сами разбирайтесь. Если что — пускай сам все шишки собирает. Я не хочу рисковать. Уж прости.
Из дверей столовой доносились неожиданно знакомые запахи: котлет и макарон, жидкого супа и компота из сухофруктов — ну прямо как в школе. Мавна даже удивилась, но спросила себя мысленно: а что, ты думала, что юные чародеи тоже заваривают себе сухую лапшу и растворимый кофе с килограммом сахара? Хорошо, что хотя бы учеников тут кормят чем-то похожим на домашнюю еду.
После столовой они свернули налево, а направо уходил ещё один коридор, и Мавна только мельком в него заглянула. Кажется, он вёл в соседний корпус. Наверное, там и живут юные чародеи? А что, если попытаться на обратном пути как-то избавиться от Лунницы и туда проникнуть? Надо будет попробовать.
— Только учти, ты никому не скажешь, что это я показала тебе, как пройти в больницу. Окей? Придумаешь что хочешь. Но меня ты не видела.
Лунница провела Мавну по лестнице в больничный корпус и указала на двери, наполовину застеклённые зеленоватым стеклом и выкрашенные белой краской. Тут тоже висели плакаты:
«Чародей! Соблюдай тишину в больничном крыле».
«Чародей! Береги себя и своих соратников».
— А в скорую вы совсем не обращаетесь, да? — спросила Мавна, сморщив нос от резких больничных запахов, которыми тут, кажется, пропитались и стены, и потолок.
— Обращаемся, когда наши врачи не могут помочь. Но... Ты, наверное, понимаешь, что мы достаточно закрыты от обычного общества. От этого сложности. У Матушек и Батюшек есть договорённости с частными клиниками, но всё же стараемся справляться своими силами. Пока получается. В клиники обычно отправляют самых ценных членов отряда. А тех, кого не жалко — Калиннику на опыты.
Мавна всмотрелась в её лицо. Лунница выглядела отстранённой, но в лёгком изгибе рта и прищуре глаз плескалось злорадство. Она специально так говорила. Не могла сейчас высказать обиду Смороднику в лицо, вот и возмещала всё на Мавне. А Мавна что? Ей своих обид и проблем хватает, влезать в чужие не хватит ни сил, ни времени. Пускай сами разбираются, если хотят.
— Ну всё, подружка. — Лунница отступила на шаг назад и заправила волосы за уши. Кивнула Мавне. — Я пошла, меня отряд ждёт. Дальше сама. В дверь и дальше в кабинет к Калиннику постучись, он отведёт в палату. Меня ты не видела, поняла?
Мавна повела плечом и обхватила пальцами дверную ручку.
— Договорились. Спасибо тебе.
Лунница отмахнулась, развернулась на каблуках и поспешила прочь так быстро, будто боялась, что Мавна кинется её догонять.
Немного подождав, когда её шаги стихнут, Мавна прошла через бело-стеклянные двери. Медицинский запах стал ещё гуще. В обе стороны вели двери больничных палат с номерами. Стены — казённо-бежевые, на этот раз без единого плаката, даже непривычно. На потолке — вытянутые лампы, совсем как в обычной больнице. Интересно, загораются от искры алым, или светят обычным, белым?
Мавна поёжилась, кутаясь в свой огромный мягкий свитер с мухоморами. Если посмотреть на неё со стороны, то она, наверное, выглядела тут самым чужеродным объектом, который только можно было себе представить. Так тихо и одиноко... Хотелось бы верить, что молодые и сильные чародеи как можно реже попадают сюда. Хотя с их образом жизни, скорее всего, происходит наоборот.
Мавна подумала: а если её сейчас кто-то тут застукает, то что сделают? Вызовут полицию? Вряд ли. Выгонят своими силами. А то и ещё сделают что-то похуже. На всякий случай она вытащила из сумки складной нож и крепко зажала в кулаке.
Вдруг Лунница заманила её в ловушку? Мавна мотнула головой. Нет, нельзя так плохо думать о людях, которые ничего плохого тебе не сделали. Хотя вон Варде прикидывался милым, а на самом деле... нет, лучше об этом не думать.
Собрав волю в кулак, который не был занят ножиком, Мавна отыскала взглядом кабинет врача и быстрым шагом кинулась к двери, стараясь не представлять, как будет объяснять, кто она и как сюда попала. Сымпровизирует как-нибудь.
Она схватилась за ручку, но дверь в эту же секунду с силой распахнулась изнутри, и Мавну едва не сбило с ног что-то большое и твёрдое. От удара в глазах потемнело, Мавна брякнула ругательство, за которое Илар щёлкнул бы её по уху.
— Какого... ты здесь забыла?!
Подняв голову, Мавна облегчённо выдохнула, увидев перед собой Смородника — живого и относительно здорового.
— Покровители, как же ужасно ты выглядишь! — охнула она и вскинула к груди руки.
— И тебе хорошего дня, — буркнул Смородник, нахмурившись. — Что у тебя в руке? Нож?
Мавна спохватилась и сунула ножик в задний карман джинсов.
— Да, был.
Они замерли на расстоянии шага, молча и настороженно глядя друг на друга. Мавна не соврала, Смородник выглядел хуже некуда, с щетиной, растущей неровными пятнами, всклокоченный, ещё более худой, чем обычно — захотелось срочно увести его в соседнее крыло, со столовой, и потребовать от кухарок тройную порцию котлет с компотом. Мавна снова пожалела, что отдала вредной консьержке все пряники.
Любого другого знакомого она бы без раздумий обняла при встрече. Но знала, что Смороднику это не понравится, поэтому от неловкости не знала, куда деть руки и решила скрестить их на груди.
— Что с тобой случилось? Я волновалась. Ты получил моё сообщение?
Тут же она заметила, что он стискивает в пальцах телефон, будто выбежал из кабинета, чтобы кому-то позвонить.
— Получил, — ответил он скованно и переступил с ноги на ногу. — Только что. Извини, что не отвечал.
У Мавны округлились глаза.
— Да ты что! Какое извини. Я боялась, что ты влип во что-то или... или тебя убили. И рада видеть живым. Я бы обняла тебя, но...
— Но?
— Но ты не любишь. Я помню: как в музее, смотреть можно, трогать нельзя. Не нарушу правила, не бойся.
Смородник равнодушно пожал плечами, но пошатнулся, стал ещё бледнее и оперся спиной о стену.
— Как себя чувствуешь? Что с головой? Бинтов не вижу. Уже хорошо.
— Ага. А то побрили бы. Зрелище было бы не для слабонервных.
— Да и так, знаешь ли...
Мавна нервно хихикнула. И снова их разговор явно шёл не по плану. Если план вообще когда-либо был. Покровители, да как они умудряются говорить такую ерунду, когда кругом полно действительно важных тем?
— Могло быть хуже. Сотрясение. — Смородник почесал нос с заживающими корочками у ноздрей. — Сейчас Калинник выбежит ругаться.
И точно. Дверь снова открылась, и в коридоре возник молодой мужчина с короткой опрятной бородой и стильной стрижкой, одетый в белый халат. Увидев Мавну, он как-то хитро усмехнулся.
— Милая девушка, простите великодушно, но у моего пациента постельный режим. Ему необходим покой и тонна витаминок, а ещё лучше — новый мозг. Очень любезно, что вы зашли, но ему нельзя нервничать и всё такое. Вон, смотрите! — он красноречиво указал на покачивающегося Смородника, который мужественно держался за стенку, но становился таким бледным, будто его вот-вот стошнит, — обещаю, что ещё пара дней, и верну его вам как новенького.
Мавна улыбнулась врачу, не глядя на него. Ей показалось, что Смороднику не понравились слова «верну его вам» — взгляд у него стал тяжёлым и непроницаемым, будто хотел пригвоздить Мавну к месту. Она развела руками — потерпи, мол, я тут не виновата.
— Хорошо. Спасибо вам. И... выздоравливай, пожалуйста. Я всё ещё хочу с тобой поговорить. Встретимся, хорошо?
Смородник кивнул, но, видимо, тут же пожалел, стиснув губы от боли. Ладно уж, пусть лечит свою голову. Значит, какой-никакой мозг там был, раз что-то сотряслось.
Мавна манула рукой и побрела назад, пряча под ладонью улыбку, которая вдруг почему-то решила так неуместно появиться на её губах. Странное дело.
Приятное чувство облегчения сменилось решительностью, когда Мавна вдруг поняла, что осталась совсем одна в пустом крыле общежития, а прямо перед ней — проход в корпус для учеников. Она ведь и так уже сюда попала, почему бы не посмотреть одним глазком? Может, даже удастся с кем-то поговорить. Охраны тут нет, да и вообще все разбежались по своим делам. И если это поможет ей что-то узнать, то будет очень даже неплохо...
Крадучись, стараясь даже дышать потише, Мавна прошагала по коридору.
С виду всё было очень похоже на школьный этаж: светло-зелёные стены, тусклое освещение, двери по обеим сторонам. Где-то с табличками: номера кабинетов, изредка были подписаны названия дисциплин. Ничего необычного, Мавна успела пройти мимо кабинетов истории, обществознания, биологии и литературы. Затем коридор вывел в просторную рекреацию с диванами и комнатными растениями. Мавна заметила, что у одного дивана был сильно обожжён подлокотник. Пройдя мимо туалетов, Мавна попала в следующий коридор, но и там сплошь тянулись учебные классы, за дверями которых слышались голоса. Наверное, жилые комнаты размещались на другом этаже...
Мавна развернулась и пошла обратно, к лестницам, но тут её сердце забилось чаще: позади послышался стук чьих-то каблуков.
Сделать вид, что она простая ученица? Или спрятаться в туалете? А может, за диваном? Да ну, как-то совсем не серьёзно. Придумать что-то ещё? Прикинуться журналисткой?
Мысли лихорадочно заметались, и Мавна правда подумала, что проще всего зайти в уборную, но не успела.
— Милочка, вы заблудились?
Мавна остановилась и повернулась к окликнувшей её женщине, сделав самое невинное лицо. На Илара такое действовало безотказно: круглые печальные глаза, чуть приподнятые брови и растерянно приоткрытый рот. Но женщина лишь вздёрнула аккуратную бровь. В её взгляде явно читалось неодобрение.
— Я... Уже ухожу.
— Нет. — Не просьба и не вопрос, скорее приказ. От строгого голоса по спине пробежали мурашки, и Мавна вновь почувствовала себя шестнадцатилетней школьницей, будто и не было тех лет в техникуме. Их с Купавой однажды поймала завуч с сигаретой в туалете, вот и обращалась тогда к ним в похожем тоне. До сих пор было стыдно вспоминать, а уж что Илар им высказал...
Женщина подошла ближе, и на Мавну повеяло знакомым тяжёлым запахом духов. Кажется, именно такими пропахла тогда машина Смородника... Интересно. Женщина была одета в шёлковый брючный костюм с разводами персикового и пыльно-розового цветов, на шее у неё висело колье — жёлтое, наверняка золотое. Губы накрашены сливовой помадой, волосы собраны в аккуратный гладкий хвост. Она была невысокой, одного роста с Мавной, но из-за каблуков и осанки выглядела властной и статной. Мавна стыдливо опустила глаза, чувствуя себя провинившейся.
— Это частная территория. Мы не пропускаем людей с улицы. Что ты тут забыла, милочка?
Мавна вцепилась пальцами в ремешок сумки.
— Извините.
— Я задала вопрос.
Никого подводить не хотелось. Наверняка эта женщина тут кто-то вроде завуча или даже директрисы — мало ли, что она сделает Смороднику, Калиннику или Луннице. А то ведь ещё и консьержке перепадёт. Рискованно.
— Простите. Я заблудилась. Пришла в гости к другу.
Женщина приподняла брови.
— Далековато же ты зашла. Я закрываю глаза на визиты во взрослое общежитие, но сюда посторонним заходить нельзя. Даже опасно. Пойдём, я выведу тебя. И, надеюсь, мы больше не встретимся.
— Угу, — понуро буркнула Мавна.
Они пошли обратно. Женщина — быстро стуча каблуками, Мавна — едва за ней поспевая. Обволакивающий шлейф духов душил, и будто бы чувствовалась власть, исходящая от чародейки. Конечно же, в представлении Мавны она обязана быть чародейкой, как иначе? Проходя мимо больничного отделения, Мавна зачем-то обернулась.
— Послушайте, — она попыталась завязать разговор, пока женщина вела её, как провинившуюся девчонку, по коридору с окнами. — Я хотела бы кое-что узнать, пока выпала такая возможность. Как... Как стать чародеем?
Мавна прибавила шаг, чтобы не плестись сзади, а хотя бы пытаться идти на равных. Женщина повернула к ней голову, задержав на Мавне задумчивый взгляд.
— Потерять всё, девочка. И не побояться обрести вновь. Вряд ли ты этого захочешь.
— О. — Мавна потёрла щёку, чтобы скрыть смущение. Снова она казалась себе дурочкой, задающей неуместные вопросы. Ну кто так делает? — Я вовсе не то имела в виду. Просто... у вас же есть молодые ученики? Откуда они поступают?
И снова пожалела, что не откусила себе язык лет десять назад. Может, вообще лучше всего было бы помалкивать и не давать этой чародейке знать, что ей хоть что-то известно об этих странных ребятах со способностями сжигать всё на своём пути?
— Не стану спрашивать, кто тебе рассказал о нас и этом месте. Сама выясню. А тебе лучше бы задавать свои вопросы своему другу, к которому ты пришла.
— У меня просто брат пропал, — принялась оправдываться Мавна. — И я подумала...
— Мы не крадём детей, — отрезала женщина сурово. — Мы их спасаем. Вот и всё. Тебе пора.
Они быстро дошли до проходной в основном корпусе, и женщина указала Мавне в сторону выхода.
— Извините. — Мавна крепче вцепилась в сумку. — Я не хотела доставить неприятности. И если вопросы прозвучали нетактично — тоже. Мне просто важно кое-что узнать.
— Всего хорошего.
Женщина развернулась и пошла обратно, оставив Мавну чувствовать себя униженной и незначительной. Отмахнулась от неё, как от навязчивой мошки. Мавна вздохнула. Что ж. На другое вряд ли можно было бы надеяться, когда лезешь в осиное гнездо. Но у неё же остаётся упрямая голова и несколько способов вызнать нужное. Она попробует снова.
Консьержка молча нажала на кнопку, разблокировав перед ней турникет.
***
Варде вытер руки о передник и стянул его через голову. Он пожарил куриные крылышки в панировке, почти повторив рецепт известного в Уделах сетевого кафе. Сделал картофельный салат. И так замотался, что догадался снять фартук только после того, как поел сам и почти вымыл посуду — оставалась только отцовская тарелка, но тот не спешил, обсасывал куриные кости и кидал их с глухим стуком, не сводя угрюмого взгляда с Варде. Тот понял: из-за фартука. На столе перед отцом стояла эмалированная кружка с кровью, из которой тот периодически прихлёбывал со звуком, от которого Варде чуть не тошнило.
— Наконец-то стал на мужика похож, — хмыкнул отец, когда Варде остался в джинсах и свитере. — А то я сижу и гадаю: вроде сына растил, а получилась баба.
— Пап. — Варде оперся о столешницу кулаками, пропустив едкие слова, к которым уже даже привык. — Я должен сказать.
— Ну так говори.
Варде вдохнул через нос. Его уже несколько дней мучила тревога, сдавливающая грудь ледяным камнем. Наверное, в чём-то отец был даже прав. Он незрелый и не способен принимать решения. Но, с другой стороны, не всем же быть решительными и сильными? Если он родился таким мягким и осторожным, то как перекроить свою суть?
— Пап, я не буду уводить Мавну на дно.
Ещё одна кость ударилась о дно тарелки, громче, чем предыдущие. Отец медленно утёр усы тыльной стороной ладони и выпрямился. Варде смотрел исподлобья, как его глаза наливаются кровью, как у разъярённого быка.
— Что ты сказал, головастик?
— Что слышал. Не буду. Она достойна настоящей жизни, понимаешь? Она не аккумулятор и не батарейка для нас. Она живой человек. Девушка. Моя любимая девушка. И я желаю ей счастья.
Отец поднялся, отодвинул стул, скрипнув деревянными ножками по плитке. Варде чуть дёрнулся, готовый втянуть голову в плечи и съёжиться, но стиснул зубы и решил не показывать своего страха. Хватит. Не мальчик уже.
— Она не батарейка, значит. А кто будет отчитываться перед голодным молодняком? Уж не ты ли, мой мальчик, в болото спустишься? Ты же боишься свои белые ручки замарать. И пшеничные волосики испачкать.
Отец положил тяжёлую ладонь на голову Варде, с силой надавил и взъерошил его волосы так, чтобы они упали на глаза. Варде стерпел.
— Нет, пап. На свете полно людей, достойных такой участи. Воры, убийцы, живодёры. Но не Мавна. Я тут умру без неё, понимаешь?
— Ты и так мёртв, — напомнил отец, жестоко полоснув словами по самому больному. — А девка твоя сладкая, как яблочко. Ты с ней уже наигрался, должно быть. Найдёшь новую. А нам такие ой как нужны. И поганец её мелкий представляешь, как обрадуется? Сколько сил они вдвоём принесут нам? Подумай головой, а не другим местом, сынок.
Он с издёвкой потрепал Варде по щеке, как ребёнка.
— Мелкий поганец? — Варде насторожился. Кажется, отец его дразнил или специально недоговаривал. — Ты о ком? Её брат? Ты что-то знаешь? Пап, это очень важно. Скажи мне, прошу.
Отец вернулся к столу, поднял тарелку с костями и сунул её в руки Варде.
— Посуду помой, хозяюшка.
— Пап! Ответь.
Бесполезно. Отец развернулся, почесал бок под колючим коричневым свитером, сдвинул ковёр, откинул крышку люка, почти идеально сливающуюся с дощатым полом. Снизу потянуло несвежей водой. Отец сел на край лаза, как если бы собирался спуститься в погреб. Свесил ноги, а потом и сам погрузился в болото с тихим плеском.
Варде остался один. Гулко стучало сердце в висках: ту-тух, ту-ту-тух, и тикали на стене старые часы в пожелтевшей раме.
Немного постояв, он закрыл люк и уложил сверху ковёр, как делал всегда, когда отец уходил под топь.
Ну вот. Снова дом стал похож на обычное человеческое жилище. Но тут взгляд наткнулся на немытую кружку с ржаво-кровяными разводами. Варде со вздохом сунул её под струю воды.
Нет. Не человеческое жилище. Упыриное логово. А что имел в виду отец, он выяснит. Даже если придётся самому...
Он полуобернулся, глядя на уголок ковра, который остался небрежно загнутым кверху.
Однажды, наверное, придётся. Весьма скоро. Но ради Мавны можно было и в болото вернуться. Он же провёл там целых двадцать тягучих лет. Проведёт ещё пару деньков, не растает.
Варде снова вытер руки о полотенце и встряхнул головой. Ну ничего. Раз отец сегодня ушёл, значит, вечер можно провести как нормальный человек. Хоть какой-то плюс в этом поганом дне.