11
Так глупо его не обманывали со времён обучения в чародейском училище, только тогда Смородник был зелёным доверчивым мальчишкой, только-только лишившемся семьи, а сейчас-то считал себя матёрым циничным мужчиной с булыжником вместо сердца. И так нелепо попался.
Вчетвером устоять против двенадцати упырей — плёвое дело, но одному — почти нереально. Был бы он лучше вооружён, если бы не был ранен и в целом чувствовал себя лучше, то, может, справился бы с тремя-четырьмя. Но тут...
Какой-то частью разума Смородник понимал: вот и всё. Так выглядит его конец.
Что скажет Сенница? Выпьет свой любимый коктейль и бархатисто рассмеётся. Боярышник скажет, что собаке — собачья смерть.
И всё, остальные равнодушно пожмут плечами и забудут, что был когда-то чародей, изгнанный из отряда за оплошность и погибший глупой смертью на пустыре в восемнадцатом квартале.
А, ну ещё девчонка из кофейни возмутится, что сделка сорвалась. Но кто знает, может, вздохнёт с облегчением, ей не придётся вести своего парня на «смотр».
Но огонь внутри него не собирался сдаваться. Да и вообще хотелось бы пожить подольше и стереть ухмылку с рожи Лыка. И всем остальным доказать, что он чего-то стоит.
Смородник вскинул винтовку, и по хромированному стволу пробежало пламя. Почти не целясь, он выстрелил в сторону упырей, и алая вспышка разрезала воздух. Раздался визг, упыри побежали ещё быстрее, разъярённые гибелью соплеменника.
Смородник за долю секунды прикинул расстояние, отделяющее его от упырей. Отбросил винтовку, опустился на одно колено и резко выбросил руки вперёд. Пламя поднялось из глубин груди, зародилось будто где-то в области солнечного сплетения, пролилось по венам волной жара и хлёсткой, но приятной боли, закололо под кожей и хлынуло из ладоней и пальцев неудержимыми струями. Краем глаза Смородник заметил, что рана на руке заискрила сквозь повязку, на бинте выступили прожжённые чёрные дыры.
Огонь побежал по земле, слишком кроваво-алый и быстрый, чтобы быть похожим на обычное пламя, зажжённое от спички. Да уж, на обычной охоте можно было бы ездить на мотоцикле и отстреливать упырей по одному, а сейчас честные правила пришлось забыть.
Послать волну огня — это не зарядить чародейской жизнью магазин патронов и не воспламенить клинок. Не все чародеи решились бы разливать свою искру вот так, не имея при себе никакого запасного источника силы или подстраховки в виде товарищей по отряду. Смородник знал случаи, когда чародеи, самонадеянно выпустив искру, не могли вовремя остановиться и буквально истекали жизнью, как кровью: лишняя секунда, и в тебе уже нет огня, и даже тепло не тлеет, лишь пустой выгоревший уголь, сухой и хрупкий.
Но выбора не оставалось.
Первая огненная волна отняла столько сил, что он покачнулся, стоя на одном колене. Перед глазами плясали чёрные мушки, но судя по звукам, пару-тройку упырей всё-таки удалось задеть, они визжали, мечась в агонии.
Смородник видел движение: упыри всё равно будут пытаться достать его, потому что он привлёк их своей кровью и разозлил до предела. Пусть чародейская кровь для них не так хороша на вкус, как кровь простых людей, но он уже почти чувствовал, как кривые зубы рвут его шею, а смрадные пасти припадают к ранам, чтобы выпить его без остатка, а потом разорвать и сожрать ещё тёплую плоть.
Дыхание с хрипом вырвалось изо рта. Смородник с усилием поднялся на ноги и послал вперёд ещё несколько снопов алых искр. Огонь заключил его в кольцо невысокого пламени, за которым остались кружить упыри, как падальщики в ожидании добычи.
Надолго его не хватит. Любое пламя гаснет без подпитки, даже чародейское. Если он сейчас повернётся спиной и попробует уйти, то упыри настигнут его уже минут через десять, когда круг из пламени угаснет. Хотелось бы встретить неизбежное лицом к лицу.
Смородник поднял винтовку и снова выстрелил, но не попал, упыри возбуждённо сновали у огненного ограждения, жадно щёлкали пастями и скулили, когда подходили слишком близко к огню.
Искра в крови бурлила и просилась наружу, но это уже было не приятное обжигающее ощущение, а тянущее, выматывающее, сводящее с ума. Сердце колотилось тяжело, с оттяжкой, будто кровь разом загустела и с трудом перекачивалась по венам. В груди давило, и Смородник слышал своё тяжёлое дыхание.
Один из упырей — самый крупный, с горбом на загривке, как у матёрого кабана — рискнул и, подобравшись, перепрыгнул через огонь. Остальные радостно заверещали, заскулили, но не стали следовать его примеру, трусливо жались снаружи, капая вязкими нитями слюны.
У Смородника похолодело в груди, будто весь жар выгорел, оставив только заледенелое пожарище. Он направил винтовку на чудовище и выстрелил не метясь, в упор, но в этот же миг упырь кинулся ему под ноги, и выстрел прошил набрякшее небо. Упыри растявкались, будто смеялись.
Смородник упал на спину, не выпуская винтовку из рук. Упырь поставил передние лапы ему на грудь и сильнее вдавил в землю. Из раскрытой пасти доносилась гнилостная вонь: ил, тина, тухлая рыба, сырая земля. Узкие ноздри жадно раздувались, чуя кровь, блестели влажные тёмные глаза с сеточкой синих вен вокруг глазниц. Смородник ударил тварь прикладом в висок, звериная голова мотнулась в сторону, но лапы продолжали твёрдо стоять на груди Смородника, и когти уже впивались так сильно, что чуть не прорывали куртку.
Упырь глухо зарычал, рявкнул прямо перед лицом. Смородник выпустил винтовку и с рыком сомкнул руки на шее твари. Краем глаза он видел, как начинает гаснуть его защитное кольцо, а значит, если он сейчас убьёт вожака, то остальная стая всё равно настигнет его через считаные минуты.
Искра тяжело ворочалась в груди и расплывалась по крови раскалённым металлом — тягуче, болезненно, совсем не так, как обычно. Смородник чувствовал себя разбитым, больным и донельзя уставшим, а в мозгу билась мысль, которую он никак не мог разобрать и продумать до конца: всплывали образы чародеев, уезжающих и оставляющих его одного с упырями, а ещё — события полугодовалой давности.
Подземная парковка. Упыри. Отряд. Взрывающиеся машины.
Дивник, Клён и Мятлик, которые погибли по его вине.
Справедливо, если и он сейчас встретит свою смерть.
Самое страшное, что он даже не боялся и не жалел — просто привык бороться, пока дышит.
Вены на руках напряглись, грудь полоснуло такой яркой болью, что перед глазами всё побелело. Огонь хлынул из его ладоней, сомкнутых вокруг упыриной шеи. Тварь завизжала, забилась, но Смородник держал из последних сил, скрежеща зубами. Челюсти снова щёлкнули перед его лицом, на щеку брызнула слюна, а потом упырь рухнул сверху, целиком объятый огнём, но ещё дёргающийся.
Туша весила килограммов сто, не меньше. Смородник застонал, с трудом перекатился и выполз из-под дымящегося тела. Почти наощупь нашёл винтовку и вцепился в неё обеими руками.
Грязные волосы падали на глаза, внутри не осталось ничего, кроме боли и страшной, давящей усталости. Он сначала встал на колени, и с каждым вдохом воздух входил в лёгкие со свистящим хрипом. Смородник затравлено смотрел, как упыри кружат прямо на границе защитного огня, от которого уже осталось всего ничего, лишь тлеющая трава и дым.
Но нападать не спешили.
Смородник поднялся на ноги, держа винтовку наготове в ослабевших руках. Он сделал пару выстрелов, только один из которых попал в цель.
Защитный круг окончательно угас, взвившись седым кружевом дыма.
— Давайте, — прохрипел Смородник, не узнавая собственный голос. — Сплюнул на землю. — Вот он я.
Но упыри несколько раз взвизгнули, покружили ещё немного и потрусили обратно, в сторону озера. Ничего не понимая, Смородник несколько раз моргнул. Горбатые худые спины одна за одной скрылись в тумане, поднимающемся от воды.
«Зафиксирована пониженная жизненная активность», — радостно оповестило приложение.
— Это ты про меня? — буркнул Смородник.
Он тяжело опустился обратно на землю и сел, скрестив ноги и ссутулившись. Мотоцикл стоял неподалёку, но теперь был совершенно бесполезным, с простреленными-то шинами. И что делать? Оставаться тут? Идти пешком до трассы и надеяться поймать попутку?
А что случилось с упырями-то? Почему они развернулись и ушли? Их напугала смерть вожака? Или... кто-то позвал их снизу?
Смородник дотянулся до рюкзака и достал термос. Выпил кофе — как обычно, сладкий и крепкий. Сжевал шоколадный батончик, не чувствуя вкуса. Хотел закурить, но из пальцев не вырвалось ни единой хорошей искры, только с треском вспыхнула и погасла одна крошечная, которая не смогла даже запалить сигарету. Пришлось искать зажигалку. Докурив, он посидел ещё с полчаса, равнодушно глядя на бурый жухлый сухостой и серое небо над ним.
Затем поднялся и, пошатываясь, побрёл по тропе в сторону дороги.
Идти пришлось около двух часов. Уже начало темнеть, с неба снова закапало что-то мерзкое, вперемешку с ветром. Смородник шёл медленно, его знобило до дрожи в руках, и внутри него были только бессилие, тяжесть и боль. Мучительно ныли все кости, вены и даже кожа, сердце билось лениво, вполсилы, и добравшись до трассы, он с трудом удерживал себя на ногах, когда пытался поймать машину.
Конечно, даже сквозь жар и усталость он понимал, как выглядит со стороны. Рюкзак и винтовка за спиной дополняли образ угрюмого парня, одетого во всё чёрное, смертельно бледного и неприветливого. Машины проезжали мимо, и Смородник не винил их, он и сам не стал бы останавливаться возле такого типа. Себе дороже.
Дождь усилился, вымочил все волосы и джинсы, зато с куртки капли просто стекали. Наконец перед ним затормозил большегруз. Смородник даже не поверил своей удаче и неловко переступил с ноги на ногу.
— Что, досталось тебе? — выкрикнул водитель, опустив окно.
Смородник молча кивнул, глядя на широкое обветренное лицо дальнобойщика. Тот махнул рукой: залезай, мол, и Смородник взобрался в кабину. Захлопнул за собой дверь и привалился боком к окну, прикрыв глаза.
— Тебе куда, мужик?
Смородник хрипло назвал адрес общежития и погрузился в тягучую лихорадочную дрёму.
Он не помнил, как они ехали. Сильно шумел двигатель, в кабине было жарко до духоты, грузовик трясся, и сквозь сон чувствовалось, как от всего этого тяжёлые молоты начинают стучать в голове и тело сдаётся под натиском простуды и усталости.
Дорогу до комнаты Смородник тоже не запомнил. Машинально повернул ключ в двери, скинул ботинки и куртку прямо на пол в коридоре и, даже не включая свет, рухнул на матрас.
***
С утра Варде пребывал в приподнятом настроении: вчера Мавна пригласила его в кофейню, и сегодня вечером они должны встретиться. Варде был готов и вчера к ней сорваться, но Мавна сказала, что хочет отдохнуть и побыть одна: вроде бы мельком упомянула, что у неё что-то с ногой, но подробнее рассказывать отказалась. Он заказал доставку роллов на её адрес и попросил добавить открытку с пожеланием скорейшего выздоровления.
Вообще-то её приглашение было сущей ерундой, ведь кофейня принадлежит её семье и наверняка это будет вовсе не красивое свидание, а простая встреча, но после неудачного предложения руки и сердца Варде отчаянно опасался оступиться где-то ещё, поэтому любое приглашение от Мавны звучало для него лучше самой изысканной музыки.
Не запороть бы теперь ничего! Может, цветов ей купить? Или это будет слишком на неё давить? Наверное, лучше конфет? Да она и так работает в кофейне, с утра до вечера в компании выпечки, тортов и сиропов, наверное уже и от запаха сладкого воротит. Тогда... Плюшевого лягушонка? Ну нет, он их подарил уже с дюжину. Решит ещё, что у него гиперфиксация на лягушках. Которой, конечно же, нет.
Варде почесал нос стилусом и потряс головой. На него снова свалился большой заказ с ретушью: школьные фотоальбомы, сразу шесть классов по двадцать пять человек в каждом. И дедлайн горящий. Но и платили хорошо, можно правда порадовать Мавну подарком. Было бы времени побольше, заскочил бы в город на блошиный рынок или в магазинчик с украшениями ручной работы. Она такое любит.
Пока он витал в облаках, по лестнице послышались тяжёлые шаги. Варде вздохнул и вжал голову в плечи. Сейчас придёт отец.
Дверь резко распахнулась — отец и мысли не допускал, что, входя в комнату ко взрослому сыну, нужно стучать. Варде заскрежетал зубами, но внешне постарался никак не показывать возмущение. Эх, как бы хотелось снять себе хотя бы комнату где-нибудь в городе, но этот ведь не отпустит и из-под земли достанет. В прямом смысле.
— Бросай свою чепуху, — прочистив горло, буркнул отец, просунув в комнату взлохмаченную голову. — Пойдём. Разговор есть.
— Я работаю, — тихо возразил Варде.
— Работать — это вагоны разгружать. А ты от лени с ума сходишь. Я жду.
Он пошёл обратно по лестнице, оставив дверь открытой. Варде чуть не застонал от раздражения, но сдержался. Если отец услышит, может и руку поднять. И неважно, что Варде давно не школьник и даже не студент. Взрослый мужчина. Но пока он и правда не может никуда деться. И такое чувство, что даже своей жизнью распоряжаться не может.
Он со вздохом отложил стилус, сохранил рабочие файлы и оттолкнулся ногами от пола, отодвигая кресло.
Отец ждал на заднем дворе, у пруда. Бродил, заведя руки за спину и пиная листья. Надо бы взять грабли и сгрести листву, но не было времени. Да и желания тоже. Варде обожал возиться с растениями весной: сажать рассаду, сеять цветы. Но осенью всегда нападала хандра, и смотреть на то, как всё увядает, было грустно.
— Что ты хотел сказать, пап? Мне нужно доделать заказ.
Отец сощурил болотистые глаза и скривил губы. Варде знал: сейчас начнётся гневная тирада.
— Заказ, говоришь? — Отец остановился, засунув руки глубоко в карманы коричневого шерстяного пальто. — А ты собираешься вливаться в жизнь общины? Или будешь всё в своей норе прятаться? Я видел Калеха. Он сказал, ты отказался пойти на сборы. Как это называется, сынок?
Варде пожал плечами.
— Отказался. Калех не врёт. Я говорил, пап. Я не хочу.
Варде сказал это более дерзко, чем хотел, и вскинул подбородок. Он не знал, что сейчас на него обрушится: гнев отца или безобидный выговор? Бывало по-разному, и за двадцать лет Варде так и не научился с точностью предугадывать его реакции.
Отец повернулся к нему, багровея лицом. Его челюсти сжимались и разжимались, как рот выброшенной на берег рыбы.
— Ах ты не хочешь? Не хо-очешь. А я, думаешь, хочу со всеми вами носиться? Хочу взращивать молодняк и пестовать его? Хочу горевать, когда вас, дураков, заживо сжигают огнепоклонники?
Отец шагнул ближе, почти прикасаясь грудью к груди Варде. Варде сглотнул, но не отступил. Ветер рябил свинцовую поверхность пруда, качал упавшие на воду листья дубов и клёнов, и казалось странным, что отец не приостанавливает сборы до весны, как делал раньше. Пора бы немного успокоиться. Болота сейчас скуёт морозом, и молодняку придётся схорониться на дне до тепла. Но отец настаивал на сборах так же, как летом.
— Следующий сбор уж не пропусти, будь добр. Не всё же на дармовых харчах сидеть. Я буду тебя там ждать. Вчера кто-то убил вожака молодого гнезда. Мы не должны спускать это с рук.
Варде облегчённо выдохнул. Похоже, отец не станет его бить и ему не придётся придумывать оправдание для Мавны, если на его лице расцветут кровоподтёки. Он с неохотой кивнул. Сбор так сбор. Не впервой. Потерпит Калеха и других неприятных типов.
Всё-таки семья, как-никак.
***
Варде всё-таки купил цветок — но не срезанный, а каланхоэ в горшке. Долго выбирал оттенок цветов: ярко-розовый Мавне бы не очень понравился, белые походили на свадебный букет, а с этой темой он уже прокололся. Взял оранжевый: солнечный и тёплый, как и сама Мавна.
Она уже ждала. С улицы из окна Варде заметил копну красивых каштаново-рыжих волос и улыбнулся.
Мавна сидела лицом ко входу и искренне обрадовалась, увидев Варде. Вскочила и бросилась навстречу, крепко обняла, и щёку Варде щекотнули её волосы, пахнущие так тепло и знакомо, корицей и вишней. Он чмокнул её в губы, боясь целовать по-настоящему: её брат-громила обычно всегда вертелся где-то в кофейне и недвусмысленно поигрывал мускулами и хмурился, когда видел их вместе. Мавна отшучивалась и говорила, что Илар хороший и ему нравится Варде, но для самого Варде это было слабым утешением. Не хотелось бы представлять, что будет, если огромный кулак встретится с его челюстью. Надо будет как-нибудь найти ключик к доверию этого Илара. Подарить и ему лягушонка? Но уже не сегодня.
Благо, вместо братца за кассой стояла миловидная блондинка. Кажется, её звали Айна.
— Я соскучилась, — призналась Мавна и снова прижалась к его губам, но уже куда более чувственно. Варде обхватил её за талию рукой, свободной от горшка с каланхоэ.
На Мавне в этот раз был какой-то новый свитер, который выглядел более элегантно, чем то, что она обычно носила: из тонкого чёрного кашемира, со свободным высоким воротом. И помада. На её губах была помада.
— Ты сегодня очень красивая, — с восхищением выдохнул Варде, расплываясь в счастливой улыбке. — Куколка моя.
Он провёл пальцами по волосам Мавны, а она увернулась со смешком и потянула его за столик.
— Не смущай меня, — наконец выдавила Мавна, заправляя волосы за уши.
У неё и правда прелестно порозовели щёки, и Варде сам смутился: такой милой она сейчас была, но в то же время — будто немного другой, остро-красивой. Не милая девчушка, а очаровательная женщина.
— У нас тут мало нормальной еды, но я знаю, что ты любишь нашу пасту со шпинатом и рикоттой, — затараторила Мавна, указывая на блюда, уже стоящие на столе. — И баббл матча. Тебе она нравится. Если захочешь что-то ещё...
Варде поймал её руку и сжал.
— Всё прекрасно. Спасибо большое. Ты о себе не забыла?
— О. Нет, конечно.
Она указала на классический капучино и сэндвич с индейкой.
Варде торжественно вручил каланхоэ и сперва помог Мавне сесть, а потом занял своё место. Он неловко усмехнулся: в самом деле, они встречаются уже довольно давно, она носит его помолвочное кольцо, они проводили вместе дни и ночи, но продолжают смущаться и суетиться, как подростки на первом свидании. Ну не дураки ли? Пора бы и повзрослеть.
Мавна бросила взгляд поверх плеча Варде, на дверь. Виновато улыбнулась и поёрзала на стуле.
— Красивый цветок. Спасибо тебе. Обязательно придумаю ему имя.
Некоторое время они наслаждались едой и болтали ни о чём: перебрасывались отвлечёнными фразами о погоде, о делах в кафе и украшениях к празднику, которые томились в коробках, разгруженные только сегодняшним утром. Мавна несколько раз отвлекалась на телефон, набирала сообщения, а один раз вышла сделать звонок и вернулась растерянная.
— Что-то случилось? — спросил Варде, допивая матчу.
Мавна села на своё место и подпёрла щёку кулаком. Веснушки на её лице были такими красивыми, что Варде нестерпимо захотелось их поцеловать. Он перегнулся через стол, осторожно взял лицо Мавны в ладони и мягко поцеловал её в губы.
— Всё нормально, — ответила она. — Купава пишет. У неё какие-то... трудности.
— Понятно.
Варде не очень верилось, что у такой девушки, как Купава, могут быть трудности. Несравненная красавица, лучшая студентка с серьёзными проектами, дочка богатых и любящих родителей — такие девушки не могут сталкиваться с проблемами, их жизнь — как сценарий фильма об успешном успехе. Так что посочувствовать у него не получилось.
— Хочешь поехать ко мне? — предложил Варде. — Ты давно у меня не оставалась.
Мавна скользнула по нему сомневающимся взглядом, от которого Варде насторожился. Обычно похожие предложения стоит принимать с большим энтузиазмом. Хотя... в последнее время она не очень-то охотно принимает его предложения. Плечи сами собой опустились ещё до того, как она ответила.
— Вардюнь, прости, но там у Купавы правда что-то случилось. Я съезжу помогу, хорошо? Встретимся ещё завтра, я обещаю.
Варде не смог скрыть своё разочарование. В нём вспыхнуло раздражение, но он постарался не дать ему вылиться наружу. Что поделать, если ей подруга дороже жениха...
— Понимаю.
Он уткнулся в тарелку, делая вид, что хочет собрать на вилку ещё немного растёкшегося соуса — больше от блюда ничего не осталось. Не хотелось показывать своё недовольство, чтобы Мавна не подумала, что Варде истеричный ревнивец. К тому же, они с Купавой правда дружили много лет, и раз уж нужно ехать — что ж, пусть едет.
— Тебя подвезти?
Мавна замотала головой, красиво порозовев щеками.
— Ну ты что! Не буду тебя перетруждать. Тебе наверняка надо доделать работу. А в центр ехать долго, потом ещё и назад по пробкам. Я на автобусе доеду.
Работу и правда нужно было сдавать. Чтобы взять новую. А потом и ещё. Отложить деньги к тем, что уже были накоплены. И надеяться, что отец позволит отойти от болотных дел и отпустит его жить так, как сам Варде хочет.
— Мне было бы приятно тебе помочь, — мягко сказал он и взял Мавну за руку. Её руки всегда были такими очаровательными: маленькими и очень тёплыми, с тонкими пальцами и аккуратными ногтями. Хотелось трогать их, легонько сжимать и подносить к губам, но Варде стеснялся надоедать ей. Хотя Мавна никогда не возражала против объятий.
Она мягко улыбнулась блестящими от помады губами.
— Лучше отдохни. Может и такси возьму. Не переживай, справлюсь. Хочешь чизкейк с собой? Или тебе как обычно, булочку с кленовым пеканом? Без корицы, я помню.
Варде покачал головой. Кажется, его выпроваживали. Или он просто себя накручивает?
В сердце прокралась грусть. Он смотрел, как Мавна суетится у витрины, накладывая ему выпечку в пакет, любовался её быстрыми, но плавными и будто бы округлыми движениями, её выразительной фигурой и волнистыми волосами. Как бы хотелось, чтобы она заботилась о нём не только в кофейне, у всех на глазах. Но и в месте, которое они оба смогут назвать своим домом.
К грусти примешалась тоска. У него не получится просто снять квартиру и увезти Мавну куда-то в соседний удел. Во-первых, она сама не захочет бросать брата и кофейню. Ещё и это дело с пропавшим Раско... А во-вторых, отец никуда не отпустит Варде. И уйти от дел не получится: это никогда не было его личным выбором, и если у тебя болотная вода вместо крови, то беги куда угодно, но топь всегда будет бежать по следу.
Может, и правда не стоит тянуть Мавну за собой в эту топь?..
— Вот, — пропыхтела она, опуская на стол перед Варде пакет, под завязку набитый свежайшей выпечкой. — Угости отца. А то он так и не привык ко мне.
— Его едой не задобришь, — кисло заметил Варде. — Спасибо большое, Лягушонок. Ты чудо.
Мавна чмокнула его в лоб. Варде улыбнулся, поднялся, обхватил её за плечи и заглянул в лицо. Мавна смотрела на него большими карими глазами, в которых отражались золотистые огоньки гирлянд, развешенных по окнам кофейни. Вишнёвые губы заманчиво приоткрылись. Она выглядела немного удивлённой, будто думала, что Варде отпустит её без поцелуя.
— Завтра обязательно встретимся, — прошептал он, перебирая пальцами пряди у неё на затылке. Обычно ленивое сердце быстрее заколотилось, разгоняя прохладную кровь. Для пальцев Варде кожа Мавны была почти что горячей, и от неё самой шло до дрожи приятное тепло. Её хотелось обнимать, прижиматься ближе, ласкать её. Но никак не отпускать поздним вечером одну.
Мавна смущённо опустила глаза. Мельком глянула на экран телефона, зажатого в руке. Варде поймал её губы своими и прижался к ней в долгом поцелуе. Ему было плевать, что подумают другие посетители кофейни и нажалуется ли Айна Илару. Он хотел целовать свою девушку: у всех на виду, никого не стесняясь. Показать всем, как он любит её и скучает. И как хочет, чтобы они встречались чаще и дольше.
Мавна первая отстранилась. Наверное, он и правда немного перегнул. Варде смущённо переступил с ноги на ногу и взял пакет с выпечкой, чтобы убрать в рюкзак.
— Да, — со вздохом улыбнулась она. Варде заметил, что помада от поцелуя смазалась. — Обязательно встретимся. Хорошего вечера.
— И тебе. Позвони, когда будешь дома.
Мавна взъерошила ему волосы на макушке, набросила пальто, подхватила сумочку и выпорхнула из кофейни так быстро, что Варде даже не успел заметить, к какой остановке она пошла. Когда он вышел — почти сразу после неё — то уже не увидел Мавну. Наверное, быстро свернула за угол и прибавила шаг, чтобы он не увязался за ней.
Варде вздохнул, стоя посреди вечерней улицы. Ему показалось, или она как-то подозрительно быстро сбежала?..
***
Мавна в который раз проверила телефон. Её сообщения так и оставались непрочитанными, а в строчке под контактом у Смородника значилось, что он был в сети больше суток назад. А самое главное — не приехал на встречу, которую так упорно просил ему устроить. Странно, это всё очень странно.
Наверняка что-то случилось. И как только Мавна подумала об этом, предчувствие беды стало только разрастаться.
Но что она может сделать? Трубки он не берёт и вообще не заходит в сеть. Оставалось только съездить к общежитию и проверить. Если он просто решил без предупреждения устроить себе выходной — то пожалуйста. Поедет обратно. Но вдруг что-то произошло?
Позавчера он явно был простужен, хотя и всячески отрицал и даже не хотел застегнуть куртку на ветру. Вчера, когда она звонила, голос Смородника звучал плохо. Вдруг ему нужно вызвать скорую? Никто же ему не поможет, раз даже дохлых крыс под дверь подсовывают. Пусть он и сам виноват, что со своим скверным характером не смог завести друзей, но всё-таки было его жалко.
Мавна стояла на остановке, и в голове у неё звучал голос Купавы, которая наверняка сказала бы, что если у неё разыгрался комплекс спасательницы, то нужно сходить в супермаркет и забрать с собой все одинокие бананы — тогда отпустит. С одной стороны, Мавна была с ней согласна. Но с другой что-то мешало заняться своими делами и спокойно поехать к Варде. Всё-таки без веских причин Смородник бы не пропустил встречу с ним. Уж слишком настойчиво просил их познакомить. И то дело с тысяцким явно ставил превыше всех остальных.
Мавна нервно поглядывала в сторону, откуда должен приехать автобус и ещё более боязливые взгляды кидала на сквер напротив. Не хватало сейчас встретить тут упыря... Вдруг правда объявится, как в тот раз? И что она одна с ним сделает? И близость аптеки не спасёт. Да уж, может и зря отказалась от помощи Варде...
Но Мавна тут же представила, как попросила бы Варде подвезти её на машине до чародейского общежития и сообщила бы, что пойдёт проведать знакомого. Уж ничего хорошего он бы ей на это не сказал.
К счастью, автобус приехал быстрее, чем Мавна успела накрутить себя до паники. Она запрыгнула в салон, едва открылись двери, чтобы ни один упырь не успел ухватить её за ногу — которая от резвых движений снова начала ныть. Усевшись около окна, Мавна нервно открыла сумку, достала влажную салфетку и стёрла помаду. Она красилась для Варде, потому что в тот раз, собираясь в бар, чувствовала уколы совести. Вроде бы, ему понравилось. Но после его неожиданно пылких поцелуев наверняка всё смазалось, и теперь редкие пассажиры будут коситься на неё, как на распутную девку.
Сегодня с пробками было полегче, чем в тот раз, когда они ехали со Смородником, и Мавну не успело укачать: наверное, тогда всё-таки на неё слишком много свалилось разом. Мавна ещё раз проверила телефон. Вдруг Смородник сейчас написал, что просто напился и проспал? Но нет. Никаких сообщений. «Был в сети позавчера».
Мавна вздохнула и, собравшись с духом, отправила сообщение Илару:
Я еду в чародейское общежитие на севере
Она поспешила нажать кнопку блокировки, чтобы не видеть, прочитал ли он сразу и начал ли печатать ответ. Стиснув телефон в ладони, Мавна отвернулась к окну.
Ответное сообщение тренькнуло негромким сигналом.
Что ты там забыла, Булка???
Мавна снова вздохнула. Она обещала не врать Илару, и он был прав: лучше, чтобы он знал, где её носит по вечерам. Перебрав в голове разные варианты правдивого ответа, который не звучал бы странно или двусмысленно, она напечатала:
Мне кажется, со Смородником что-то случилось. Проведаю и обратно.
Илар долго печатал. Наконец написал:
Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Будь осторожна. Встретить тебя?
Сначала Мавна хотела отказаться, но пришлось признать: раз в городе правда столько упырей, то возвращаться поздно пешком от остановки будет на самом деле опасно. Автобус-то ходит только до кофейни, а оттуда ещё до дома несколько километров. Наверное, будет лучше, если Илар приедет на такси. И ему тоже станет спокойнее. А ещё Мавна покажет, что доверяет ему так же, как раньше, и больше не врёт.
Я напишу, когда освобожусь. Приедешь за мной?
Конечно, Булка. Буду ждать. Осторожнее там.
Мавна тепло улыбнулась. Оказывается, не врать — это очень приятно.
Наверное, перед Варде тоже нужно будет извиниться и признаться, что ездила не к Купаве, а к больному знакомому. Но это потом.
В этот раз она не стала выходить на остановку раньше и доехала прямо до общежития. Это и правда оказалось удобно, только пришлось вернуться немного назад, чтобы дойти до здания с пламенем и черепами, нарисованными на кирпичной кладке. Стараясь не обращать внимания на пугающие рисунки, Мавна устремилась к входной двери. И тут её ждало первое препятствие: кодовый замок.
К счастью, проблема решилась быстро. Из общежития вышла красивая высокая девушка с гладкими ярко-рыжими волосами. Она даже не заметила Мавну, которую чуть не ударила дверью, и быстрым шагом пошла куда-то за угол, закуривая на ходу от своих пальцев. Мавна мышкой шмыгнула в открытую дверь, но её настигло второе препятствие в лице строгой консьержки.
— Девушка, вы к кому? — выкрикнула она, высовываясь из окошка.
Мавна попыталась улыбнуться.
— Добрый вечер. Вы меня не помните?
Женщина пристально посмотрела на неё поверх очков и отрезала:
— Нет.
Мавна сникла. Ну как так-то? Должна же была запомнить. Недавно ведь виделись. За спиной у консьержки висели связки ключей на крючках, прибитых к полке. Мавна попыталась незаметно рассмотреть, на месте ли ключ от тридцать восьмой квартиры.
— Чего глаза таращишь? Тут не цирк, иди куда шла.
От грубого тона Мавне стало обидно. Она же ничего не сделала и даже не пыталась хамить. Но, наверное, в чародейском общежитии всё гораздо строже с дисциплиной, чем в обычном. Ну ладно. Она хотя бы попытается.
— А Смородник у себя? — спросила она.
Консьержка хмыкнула.
— Тебе-то зачем? Не надейся, к нему не подобраться. Та ещё цаца.
— Мне нужно знать. — Мавна чувствовала, как начинает заливаться краской. Да уж, выглядит она наверняка глупо. — Он забирал ключи?
— Не помню я всех. Они по десять раз на дню туда-сюда шныряют, как бешеные, а мне всех запомни?
Мавна лихорадочно думала. Если ключей нет, то и Смородника может не быть дома. А если у них тут всех по два комплекта? Выпросить бы ключ и заглянуть в квартиру. Тогда её совесть будет чиста: она звонила, писала и съездила проведать. Нет так нет. Больше бегать и искать по всему городу она не станет. Решив, что консьержка и так уже передумала про неё кучу нелестных мыслей, Мавна, мысленно удивляясь сама себе, пошла на отчаянный шаг.
— Просто поймите, пожалуйста, — начала она жалобно. — Я его девушка. Мы недавно встречаемся, но я хочу сделать сюрприз. Вот, приехала, ничего не сказав. Мне бы ключи получить да и всё...
— Барышня. — Взгляд и тон консьержки стали совсем уж стальными. — Вы в курсе, что у нас не принято вот так по ночам нахаживать? Хотите миловаться — дорога в мотель. У нас тут приличное место вообще-то.
Мавна почувствовала, как её заливает краской до корней волос. Да уж. Теперь её совершенно точно запомнят. Она возмущённо возразила:
— О чём вы подумали?! Я подарок хотела передать!
Для пущей убедительности она засунула руку в сумку и, покопавшись, вытянула первый попавшийся предмет, на который наткнулись пальцы. Предметом оказалась крупная сосновая шишка, которую Мавна как-то подобрала во время прогулки с Варде, да так, видимо, и забыла вытащить. Покрутив шишку перед лицом консьержки, она быстро убрала её обратно, чтобы не успела рассмотреть и задать лишние вопросы.
— Так что не надо про меня гадости думать, пожалуйста. Мне на минуту. Если хотите, я в залог оставлю телефон и паспорт. Только ключи дайте.
Она решительно выложила из сумки паспорт, а сверху него припечатала телефон экраном вниз. Внутренний голос подсказывал Мавне, что она перегибает и это выглядит чересчур театрально, но отступать было поздно. Надо же как-то дойти до цели, которая уже так близка.
На удивление, консьержка сжалилась.
— Ладно уж, раз вы такая упрямица. Ну чисто ослица. Вот ключ. — Паспорт и телефон исчезли в окошке, и вместо них появился блестящий ключик с круглым брелоком и цифрами «38». — Только недолго. Я предупредила.
— Спасибо большое! — восхитилась Мавна, даже не обидевшись за «ослицу», схватила ключ и поспешила на второй этаж.
Коридорные лампочки не вспыхнули красноватым, и правда никак не отреагировав на Мавну. Значит, на самом деле нужно быть чародейкой, чтобы осветить себе путь. Ну что ж.
Повозившись в темноте, Мавна кое-как вставила ключ в замок и повернула его два раза. С тихим щелчком дверь открылась, и Мавна с опаской шагнула внутрь квартиры.
Её встретила темнота. Мавна закрыла за собой дверь и, нащупав на стене выключатель, зажгла свет.
Сразу же она споткнулась о небрежно валяющиеся в прихожей ботинки, огромные от налипшей на них грязи. Мавна ойкнула. Тут же на полу лежал полураскрытый рюкзак, а чуть дальше — куртка, тоже вся в пятнах. Мавна насторожилась и прошла вперёд.
— Есть кто живой? — спросила она вполголоса.
В висках тревожно бился пульс. Судя по обуви и вещам, Смородник должен быть дома. Но эти разбросанные вещи и тишина выглядели как-то жутковато...
Мавна заметила на столе вторые ключи — наверное, его собственные. Сделала ещё шаг и взглянула в сторону матраса.
Смородник лежал прямо поверх неразобранной постели, в одежде, лицом вниз. Мавна прикрыла рот рукой: со стороны он выглядел не очень-то живым... По крайней мере, точно нездоровым.
— Эй!
Она осторожно присела на краешек матраса и убрала с лица пряди грязных волос. Пальцы коснулись кожи на скуле, и Мавна охнула: он был горячим, как самовар, и дышал прерывисто, неглубоко.
— Смородник, — позвала Мавна, потихоньку тряся его за плечо. — Ты слышишь? Что с тобой?
Он никак не отреагировал. Мавна тяжело вздохнула и приложила ладонь к его лбу: так и есть, ей не показалось, у него точно сильный жар. Раненая рука лежала поверх подушки, и было видно, что повязку давно пора сменить, бинты были покрыты пылью, а сквозь них проступали бурые пятна крови. Джинсы Смородника покрывали брызги чего-то тёмного, и весь он был таким непривычно грязным, потрёпанным, больным и несчастным, что Мавну затопила жалость.
Она погладила его по голове, и пальцы покрылись пылью.
— Что же случилось, Смо? Ты меня слышишь? Я не смогу тебе помочь, пока ты не скажешь, что у тебя болит. И есть ли у тебя какие-то чудесные мази для этого.
Его ресницы дрогнули. Он приоткрыл спёкшиеся губы и едва слышно прохрипел:
— Л-Лунница?
Мавна покачала головой.
— Нет. Это всего лишь я. Мавна. Девчонка из кофейни. Помнишь меня?
Она похлопала его по плечу.
Смородник наконец разлепил глаза, приподнял голову и уставился на Мавну. Веки у него были красные и опухшие, слезящиеся глаза тоже покраснели. Смородник шмыгнул носом, кашлянул и перевалился на бок.
— Что ты тут делаешь?
— Приехала посмотреть, жив ты тут или нет. — У Мавны немного отлегло, когда она поняла, что он проснулся и снова может говорить привычным грубым тоном. Пусть его голос был безнадёжно простуженным, а в груди что-то клокотало при кашле, но он хотя бы очнулся. А с простудой она справится. Даром, что ли, двоих братьев по сто раз лечила?
— Не надейся, что помру, — буркнул Смородник и снова закрыл глаза, задышал ртом.
— Нет-нет, хватит разлёживаться. И помирать не смей. Я не надеюсь, если что. — Мавна схватила его за локоть и потянула вверх. Смородник с неохотой и кряхтением сел на матрасе, сгорбив спину, и потёр глаза свободной рукой. — Давай, сходи в душ. А то я тебя не узнаю за слоем грязи. Полегче станет. Переоденься. А я тут порядок наведу. Давай-давай.
Мавна встала и потянула его за локоть. Смородник вяло отмахнулся, закашлялся булькающим кашлем и, пошатываясь, поднялся на ноги. Мавна боялась, что он снова рухнет на матрас, и поддержала, пока не пришёл в равновесие.
— Давай в душ, — проговорила она дружелюбным тоном, будто ребёнку, и повела Смородника к двери в ванную. — Осторожно, тут стул, не врежься.
Мавна затолкала Смородника в душ, поспешила выбежать из ванной и, закрыв за собой дверь, принялась деловито шарить по ящикам комода, обнаружившегося в коридоре прямо за стойкой-вешалкой.
— Прости, что влезаю в святая святых, — пробормотала она шёпотом, — но у меня нет выбора.
В ящиках всё оказалось ожидаемо занудно и скрупулёзно сложено. Несколько серых футболок, несколько чёрных — с принтами и без. Мавна наугад достала то, что ей больше всего показалось похожим на домашнюю одежду: серую футболку с длинными рукавами и чёрные штаны из мягкой ткани. Быстро открыв дверь в ванную, она не глядя швырнула туда чистую одежду и снова вернулась к комоду.
Ага, в нижнем ящике обнаружилось постельное бельё. Всё строго однотонное, в приятных оттенках серого и явно недешёвое. Мавна стянула старые пододеяльник и наволочки, бросила их на пол и постелила свежие. Выдохнула, осматриваясь. Повесила валяющуюся на полу куртку на вешалку, поставила ровно ботинки. Надо бы протереть полы и помыть обувь, но в ванной пока занято, а все вёдра и швабры там. Значит, пора сделать самое главное.
Мавна деловито открыла дверцу холодильника и недовольно прикусила губу, когда обнаружила внутри только банки с зелёной мазью и просроченные капли для глаз. Правда, при внимательном осмотре обнаружился ещё завалявшийся бульонный кубик.
— Как ты тут вообще живёшь? — возмутилась она, зная, что её никто не услышит. — Ну ничего. Сейчас исправим.
Мавна проверила кухонные шкафчики и убедилась, что кроме сухой лапши и шоколадок там ничего нет. Покачала головой: что такое, взрослый мужчина, а даже еды себе купить не может, как он вообще выживает?
К счастью, хотя бы сковородки и кастрюли у него были.
Оставалось только одно.
Мавна сгребла со стола ключи, набросила пальто, взяла сумку и выскользнула за дверь, заперев её за собой. Спустилась к консьержке и с видом оскорблённого достоинства вернула ей одолженные ключи.
— Вот. Я же обещала, что на минутку. Хотелось бы получить свои вещи обратно.
Чопорно поджав губы, консьержка забрала ключи и протянула Мавне её паспорт и телефон.
— Благодарю. И хорошо бы узнать код от входной двери.
— Это конфиденциальная информация.
— О. Ну тогда я спрошу кого-то, кто окажется человечнее. Всего хорошего.
Мавна пробежала через турникет и вышла на улицу. Постояла, поморщившись. Нога начинала немного болеть, если она спешила, но что делать? Скоро и магазины закроются.
Она достала телефон и быстро посмотрела по картам, где ближайший супермаркет. К счастью, оказался недалеко. До закрытия ещё час. Ладно, успеет.
Мама всегда говорила, что лучшее лекарство — это суп. Абсолютно непонятно, что произошло со Смородником и почему он валялся грязный и больной на матрасе и даже не помыл ботинки, но ясно, что в одиночку ему придётся туго. Совершенно точно у него была температура и противные симптомы в виде насморка и кашля — доходился под ветром в футболке, как бы воспаление лёгких не заработал. Поэтому Мавна бросила в корзину курицу, луковицу, морковку, две картофелины и немного овощей, а для лечебного чая — замороженную облепиху, имбирь, палочки корицы и апельсины. В отделе со сладостями выбрала мятные пряники и конфеты в голубых обёртках с медвежатами. Оплатив, побежала в аптеку и закупилась всем, что могло облегчить симптомы простуды.
Хромая по тускло освещённой улице с полными пакетами обратно к общежитию, Мавна с тоской поняла: вредная консьержка не сказала ей код, значит, попасть внутрь будет непросто. Попытаться подобрать по стёртым кнопкам? Или рискнуть и набрать три шестёрки?
Она опустила пакеты на асфальтовую дорожку и тоскливо вздохнула. Будет обидно проторчать тут дольше запланированного. Но на её счастье из-за угла к общежитию быстро приближалась та самая девушка, которая уже впустила сегодня Мавну, ничего о том не подозревая. Гулко простучали по тротуару высокие каблуки сапог, и чародейка быстрым и грациозным движением тонких пальцев набрала на двери простейший код: раз-два-три. Наконец-то заметив Мавну, она вздёрнула бровь.
— Доставка продуктов?
Мавна с пыхтением подняла свои пакеты.
— Можно и так сказать.
Девушка потянула дверь на себя, пропуская Мавну вперёд.
— Спасибо.
Мавна не без зависти отметила, что доставала чародейке только до плеча и протиснулась в подъезд, снова под въедливый взгляд консьержки. Попыталась отвернуться, но проницательная блюстительница порядка её тут же узнала.
— Опять вы? Ну девушка, я же говорила!
— Это доставка, — вступилась чародейка и игриво подмигнула Мавне. — Ко мне.
— Ай ты лиса, — консьержка даже улыбнулась, но её взгляд снова поледенел, вернувшись к Мавне. — Ну раз под твою ответственность, то идите обе. Поняла меня?
Чародейка снова пропустила Мавну вперёд через турникет и прошла сама. Мавна обернулась на неё, задрав голову.
— Спасибо тебе.
Чародейка бархатисто рассмеялась.
— Да не за что. Ты к кому?
— В тридцать восьмую, — вздохнула Мавна, поднимаясь по лестнице. Пакеты оттягивали руки, хотелось уже скорее поставить тяжесть на пол.
Чародейка посмотрела на неё долгим задумчивым взглядом.
— Ну удачи.
Она поднялась выше, и лампочки зажигались красноватым, реагируя на присутствие искры, а Мавна, ковыряя ключом в замке, запоздало подумала, что не надо было, наверное, признаваться. Вдруг она сделает Смороднику только хуже и в следующий раз ему подбросят что-то похлеще дохлой крысы? Или насолят другим способом. Хорошо бы узнать, с чего на него вообще так взъелись соседи... Она посмотрела вверх, но шаги красотки уже стихли вдали.
Эх, в другой раз.
Смородник ещё не выходил из ванной. Мавна слышала, как льётся вода в душе и сварливо цокнула языком. Да уж, страшно представить, какие счета за коммунальные услуги ему приходят.
Бросив курицу в кастрюлю с водой, она принялась мыть и чистить овощи для супа. Открыла окно проветрить. Поставила вариться облепихово-апельсиновый чай с имбирём и корицей. Вспомнив про бульонный кубик в холодильнике, кинула его к супу вместе с овощами. Поставила ровно стулья. Воткнула ноутбук заряжаться. Переложила купленные лекарства в аптечку. Закрыла окно. Задёрнула шторы. Сняла пенку с кипящего супа. Выключила чай и накрыла крышкой, чтобы настаивался. Нашла в шкафчике глубокую миску и высыпала туда пряники и конфеты. Сразу стало уютнее.
Вода в душе всё лилась, и Мавна начала беспокоиться, как бы Смородник там не заснул. Она походила взад-вперёд мимо двери, но постучаться не решилась. В конце концов, его привычек она не знала и узнавать не собиралась, так что пусть моется в своей квартире, сколько захочет. Вдруг он ждёт, когда подействует маска для волос?
Мавна села на стул и сложила руки на коленях. Хотелось поскорее уйти, но нельзя же оставить суп без присмотра. Убежит.
От скуки она обвела глазами жилище, в который раз ужасаясь, насколько безжизненным и пустым тут всё выглядело. От аккуратности и чистоты подташнивало: ну не может в таких условиях жить нормальный человек. А Смородник со своими татуировками будто был единственным чёрно-цветным пятном среди этого засилья белого и серого. Сюда бы красивые кухонные полотенца и скатерть на стол. На окно хорошо бы повесить гирлянду. Ну хотя бы крошечную. На верхние шкафчики поставить красивые миски и вазы. А матрас застелить уютным вязаным пледом. И коврик сбоку. Обязательно нужен коврик. А то что же — голыми ногами на пол вставать?..
Мавна со вздохом прошла к своей сумке, которую она повесила в прихожей, и достала оттуда сосновую шишку — ту самую, которую она демонстрировала консьержке под видом подарка. Сдув приставшие сухие кусочки мха, она водрузила шишку на кухонную столешницу, ближе к стене. Обычно люди ставят туда красивые фарфоровые солонки и перечницы. Но шишка тоже ничего.
Наконец звук льющейся воды прекратился. Мавна помешала суп, проверила, готова ли курица, ткнула кусочек картошки. Вроде разварилась.
Дверь ванной открылась, и в комнату ввалился Смородник: ещё пошатывающийся, с покрасневшими глазами и носом, но вымытый и посвежевший, в чистой одежде. У Мавны уголок губы дёрнулся в непроизвольной улыбке.
— Ну что, лучше? — спросила она, наливая суп в тарелку.
Смородник стоял и моргал, приоткрыв рот. Кажется, он вообще успел забыть о том, что в его квартире кто-то есть. Ну конечно, мыться больше часа! Всё на свете забудешь.
— Не стесняйся, садись.
Мавна указала ему на стул.
Смородник шмыгнул носом и послушно опустился на стул, не сводя недоверчивого, но болезненно-воспалённого взгляда с кастрюли на плите.
— Что ты делаешь? — спросил он сипло.
Мавна поставила перед ним полную тарелку ароматного супа: такого, как готовила мама. С мелко нарезанной картошкой и морковкой, а луком — ещё мельче. Хоть Мавна и поужинала в кофейне, но не удержалась и налила себе тоже порцию, пусть и небольшую, чтобы не объедать больного.
— Я тебе помогаю. Почему тебя это удивляет?
Смородник дёрнул плечом, мотнул сырыми после душа волосами и взялся за ложку.
— Просто. Это странно. Зачем тебе?
Мавна закатила глаза.
— Мы договаривались встретиться. Тебе нужно было увидеть Варде. Твой интерес был сильнее моего, но ты не пришёл. Не отвечал на звонки и не заходил в сеть. Что я должна была подумать?
Смородник сосредоточенно ел суп, почти уткнувшись лицом в тарелку, но всё-таки умудрялся бросать короткие реплики между ложками, с прихлюпыванием исчезающими у него во рту.
— Ничего. У людей иногда меняются планы.
— То есть ты считаешь, что лучше было бы лежать тут с температурой и без еды? Да у тебя в холодильнике мышь повесилась!
Мавну щекотнуло уже привычное раздражение, которое разжигало все её нервы в присутствии Смородника. Ну вот, только пришёл немного в себя, и снова начинает её бесить. Как знакомо.
— Проснулся бы и заказал доставку.
— Ах ну вы посмотрите, какие мы сильные и независимые! — Мавна всплеснула руками слишком театрально, едва не опрокинув тарелку. — Слушай, вообще-то это даже обидно выслушивать. Я тебе много всего купила. И лекарства тоже.
Она встала из-за стола и выложила перед Смородником капли от насморка, порошок против жара, сироп от кашля, таблетки от горла и упаковку бумажных платков.
Смородник смотрел на всё то великолепие и становился только мрачнее.
— Я верну тебе деньги, — наконец выдавил он, снова громко шмыгнув носом. Его голос звучал неузнаваемо, одновременно хрипло и гнусаво, и Мавне всё-таки было его жаль. — Спасибо. Но не стоило.
— Ого, мы умеем говорить «спасибо», — буркнула она, немного успокаиваясь. Слушай, а где у вас постирать вещи? Я сменила тебе постельное бельё, и твоя старая одежда ужасно грязная.
— В подвальном этаже есть постирочная. Мы туда ходим.
Мавна деловито кивнула.
— Уж хорошо. Я отнесу. Ты дома пока отлёживайся. А... — она скользнула взглядом по его руке, но на этот раз рукава закрывали всё до запястий, и Смородник в этой простой серой футболке выглядел непривычно спокойным и домашним. — Как рука? Повязка выглядела ужасно.
Он засучил рукав, показывая свежий бинт.
— Зашить надо. Глубоко зацепили.
Мавна с сомнением покосилась на повязку.
— Так может, тебе скорую вызвать?
Но Смородник только упрямо мотнул головой, вновь взявшись за суп.
— Не надо. Разберусь.
Мавна бессильно выдохнула. Ну что делать с человеком, который ни в какую не хочет принимать помощь? Или не хочет принимать помощь именно от неё? Его можно понять, ворвалась без спроса какая-то раздражающая девица, выпросила ключи, хозяйничает тут по-наглому. Но не бросать же его в таком состоянии.
Мавна перевела взгляд и заметила хромированную винтовку, прислонённую к стене. В голове что-то стало складываться. Грязная одежда, оружие...
— Ты был на охоте? Простуженный потащился, да? Ещё со своей рукой. Сколько их хоть было?
Смородник ответил не сразу. Доскрёб со дна тарелки кусочки моркови, прожевал и в который раз пожал плечами, отводя глаза.
— Двенадцать. Гнездо.
Мавна сперва подумала, что это шутка. Но Смородник не был похож на человека, который станет запросто шутить. Да и видок у него всё-таки был потрёпанный. Неужели правда?
— Ты придурок, — заключила она упавшим голосом. — Разве так можно?
— Ничего. Живой же.
— И как тебе вообще такое в голову пришло? Ты один был?
— Сначала с отрядом. Вчетвером.
— Сначала?..
Мавне не нравилось, что каждое слово из него приходится выманивать, но Смородник говорил с трудом: наверное, он сейчас с радостью вернулся бы на свой огромный матрас и не стал бы продолжать разговор.
— Это была ловушка, — признался он с явной неохотой. — Им нужно было, чтобы меня убили.
Мавна потянулась к конфете и замерла, ухватившись за фантик. Грудь тронуло холодком страха.
— За что?
— За дело.
Смородник встал, вымыл обе тарелки и вернулся за стол с двумя кружками облепихового чая. На одной кружке красовался логотип его любимой лапши, а на другой — название пакетированного чая. Мавна с грустным вздохом взяла предложенную ей кружку.
— Ладно уж. Не буду тебя мучать, ты и так от меня устал. Обещай, что будешь лечиться. Я купила тебе всё. На ночь выпей шипучку и спать. И носки не забудь надеть. У тебя есть шерстяные? Я в комоде видела только обычные. Извини, что ковырялась в твоих вещах.
Мавна засмущалась. Наверное, это и правда выглядело странно, и она нарушила сто тысяч ограничений и личных границ, так тщательно выстроенных Смородником, но, с другой стороны, её совесть не позволила бы сделать меньше того, что она могла.
— Шерстяных нет, — ответил он, задумавшись.
— Ну хотя бы какие-то надень. Суп завтра доешь. Больше пей тёплого. И... я завтра позвоню. Обсудим, когда в следующий раз ты сможешь встретиться с Варде. Идёт?
Смородник послушно достал из комода носки, натянул их на свои длинные ступни и кивнул.
— Ладно.
Мавна суетливо сунула грязную одежду и постельное бельё в большой мешок, поставила его около двери — чтобы Смородник сам отнёс постирать, когда ему станет получше. Набросила пальто, взяла сумку, не забыла вытащить ключи из кармана и повесить на крючок. Надела ботинки и щёлкнула дверным замком.
— Ну, пока.
— Пока.
И когда Мавна уже закрывала за собой дверь, расслышала, что вслед ей донеслось ещё одно слово — второй раз за этот странный вечер:
— Спасибо.
Она вышла в коридор, встретивший глухой темнотой, и улыбнулась себе под нос, на ходу набирая Илару, чтобы заехал за ней.