Последний выбор
Джул
Я спокойно прошла мимо Клауса и села на край кровати, пытаясь выглядеть как можно более невозмутимо. Он бросил на меня странный, немного изучающий взгляд, будто хотел что-то сказать, но передумал. Несколько мгновений он стоял на месте, потом молча направился в ванную. Шум воды наполнил комнату, и я вздохнула, ощущая, как напряжение немного спадает, хотя и ненадолго.
Достав телефон, я начала машинально пролистывать сообщения. От Алекса ничего не было. Это меня слегка тревожило: он всегда находил время ответить, даже если был занят. Я пыталась убедить себя, что причин для беспокойства нет, но все равно внутри росло какое-то неприятное чувство.
Вместо этого я заметила множество сообщений и пропущенных звонков от других людей. Обычно я игнорировала такие вещи, не открывая их даже из любопытства. Однако сегодня что-то во мне изменилось. Будто внутренний голос заставил меня поступить иначе.
Я открыла чат, от которого старалась держаться подальше, — чат с Беатрисой. Её имя, выделенное жирным шрифтом, вызывало смешанные эмоции: раздражение, гнев, а ещё... что-то вроде грусти. Между нами всё давно было закончено, но она упорно продолжала искать способы напомнить о себе.
– «Ты ведь приедешь в пятницу?»
Я нахмурилась. В её стиле было говорить загадками и притворяться, что она знает обо мне больше, чем я сама.
– «Почему это?» – быстро напечатала я и отправила, надеясь, что она ответит прямо.
– «О, ты перестала меня игнорировать? Или просто наконец нашла свой телефон?»
Я закатила глаза, чувствуя, как нарастает раздражение. Она всегда так делала – излишне драматизировала даже самые простые вещи.
– «Почему я должна приехать в пятницу?» – повторила я свой вопрос, стараясь не дать эмоциям выйти наружу.
– «Ты не знаешь?»
Я зажала губу, чтобы не выругаться.
– «Если спрашиваю, значит не знаю».
Она затянула паузу, прежде чем ответить, и я почти ощутила, как она наслаждается этим моментом.
– «Тогда не буду портить сюрприз. Встретимся в пятницу. Спокойной ночи».
Я отбросила телефон на кровать, зло выдохнув. Беатриса была как заноза, которая не даёт покоя. Разговоры с ней всегда приводили к одному: раздражению и чувству, что я снова попалась на её крючок. Она обожала это – держать меня в напряжении, заставлять задумываться, делать всё возможное, чтобы я о ней не забывала.
Когда-то я её любила. Казалось, это было в другой жизни. Беатриса была яркой, непредсказуемой и невероятно притягательной. Она могла заставить тебя чувствовать себя самым важным человеком на свете, но в следующую секунду безжалостно оттолкнуть. Мы расстались много лет назад, и всё это время я пыталась избегать её, вычеркнуть из своей жизни. Но она не сдавалась.
Шум воды прекратился, и я услышала шаги. Обернувшись, я увидела Клауса, выходящего из ванной. Его тело ещё блестело от воды, а полотенце, обмотанное вокруг бедер, выглядело так, будто готово было вот-вот упасть. Сердце предательски замерло, а потом забилось чаще.
Он подошёл к кровати и сел рядом. Я почувствовала, как матрас слегка прогнулся под его весом. Его взгляд снова стал мягким, почти изучающим. Он взял мою руку, сжал её, а потом неожиданно наклонился и коснулся моих пальцев губами. Это движение было таким простым и нежным, но от него у меня перехватило дыхание.
– Во сколько мы завтра поедем? – спросила я, чтобы отвлечь себя от накативших чувств.
– Хейли хочет выехать рано, – сказал он, потянувшись за одеялом.
– Это во сколько? – я попыталась улыбнуться, хотя голос всё ещё был немного напряжённым.
– Думаю, к девяти мы уже будем в пути.
Я кивнула и легла, стараясь расслабиться. Клаус лежал по правую сторону, и я чувствовала его тепло, даже не касаясь. Всё, что происходило за последние дни, давило на меня, но я решила хотя бы на время отпустить эти мысли.
Повернувшись на бок, я заметила, что он смотрит на меня. Его глаза блестели в полумраке, и я вдруг почувствовала желание быть ближе. Немного поколебавшись, я подползла ближе и осторожно положила руку на его пресс. Его мышцы напряглись, но он не отодвинулся. Я осмелилась закинуть ногу на его бедро, и когда он не возразил, устроила голову на его груди.
Некоторое время мы лежали в тишине, и я уже начала думать, что он уснул, как почувствовала, как его рука мягко опускается мне на голову. Он начал гладить мои волосы, и от этого жеста у меня защипало в глазах.
***
Клаус разбудил меня утром, чем довольно сильно удивил, ведь на этот раз мне опять не приснились кошмары. Если честно, я уже начинаю думать, что, возможно, для избавления от них мне просто стоило переспать с кем-то. Хотя это звучит чересчур просто, и я сомневаюсь, что подобный метод на самом деле работает. Но факт остаётся фактом — мои кошмары, которые не оставляли меня уже долгое время, вдруг исчезли. И я не знала, стоит ли радоваться или опасаться, что они вернутся.
Клаус куда-то отошёл, оставив меня в одиночестве в комнате. Я медленно поднялась с кровати, осматриваясь, и, натянув на плечи кардиган, вышла в коридор. В доме было подозрительно тихо, как будто все ждали чего-то. Я направилась к лестнице и спустилась на первый этаж. Как только я ступила на пол в гостиной, на меня тут же уставились три пары глаз. Элайджа, Хейли и Кол сидели на диване и, похоже, обсуждали что-то до моего появления. Но сейчас их разговор замолк, а взгляды впились в меня. Клауса здесь не было.
— Я же говорил, что ведьмочка никуда не уходила, — сразу же усмехнулся Кол. Его голос был полон ехидства и самодовольства, будто он выиграл какой-то спор. Я поджала губы, и мои щеки ощутимо залились румянцем.
Не успела я ничего ответить, как в комнату вошёл Клаус. Его шаги были уверенными, а выражение лица — непроницаемым.
— Джулиана поедет с нами, — спокойно произнёс он, как будто это было само собой разумеющееся.
— Значит, я остаюсь, а она едет? — Кол тут же вскинулся, удивлённо глядя на брата.
— Да, — подтвердил Клаус, даже не удостоив его взглядом. — Наши враги могут заподозрить неладное, если все первородные вдруг исчезнут одновременно.
— А она-то тогда почему едет с вами? — не сдавался Кол, его голос звучал всё более раздражённо.
— Уверен, нам может понадобиться ведьма, — вмешался в разговор Элайджа, который до этого молча наблюдал за происходящим. Он повернулся ко мне и улыбнулся мягко и успокаивающе. — Лучше перестраховаться, чем потом пожалеть.
Они ещё некоторое время препирались, но вскоре Кол сдался и откинулся на диван с обиженным видом. Я пожала плечами, понимая, что спорить с ними бесполезно. Таково их решение, и ничего уже не изменишь.
Мы с Клаусом направились к выходу, а остальные медленно пошли следом. Когда мы отошли чуть дальше от остальных, я тихо прошептала:
— Они все думают, что мы... ну, трахались у них под боком.
Клаус даже не удосужился повернуться ко мне и лишь лениво ответил:
— Кого волнует, что они думают?
— Меня, — резко ответила я и остановилась, заставив его тоже притормозить. Я взглянула ему прямо в глаза. — Я не хочу, чтобы они так думали.
Он ничего не ответил, просто молча отвернулся и подошёл к Элайдже, который что-то загружал в багажник. Я почувствовала, как на плечо опустилась рука, и обернулась — рядом стояла Хейли.
— Всё в порядке? — спросила она тёплым голосом.
— Да, просто... Ты знаешь, какой он бывает, — вздохнула я, устало закатывая глаза.
— Ну, если он тебя достанет, просто скажи. Я надеру ему зад, — спокойно ответила Хейли и улыбнулась.
— Почему ты это сделаешь?
— Потому что для этого и нужны подруги, — пожала плечами она.
Спустя несколько минут все уже сидели в машине. Я устроилась на заднем сиденье рядом с Хейли, которая что-то печатала на телефоне. Клаус сел за руль, а Элайджа занял место пассажира. Я взглянула на экран своего телефона, где появилось новое сообщение от Алекса, где он говорил, что всё в порядке и он просто забыл написать мне вчера. Я скривилась, сразу поняв, чем они занимались, если Алекс вчера «забыл» обо мне.
Машина ехала в полной тишине, нарушаемой лишь тихим гулом мотора. Спустя минут десять Хейли вдруг заговорила:
— Как думаешь, Ник, как нас примет Хоуп? Она ведь впервые увидит нас в реальной жизни.
— Думаю, всё будет в порядке, — ответил Клаус, не отрывая глаз от дороги. Но Хейли выглядела так, словно она не была уверена в его словах.
— Мы так мало о тебе знаем, — вдруг произнесла она, глядя в мою сторону. — Я помню, ты как-то говорила, что у тебя есть братья?
В этот момент Клаус неожиданно повернул голову и встретился со мной взглядом. Его взгляд был оценивающим, как будто он пытался что-то понять.
— Да, — кивнула я. — У меня три старших брата.
— Когда я ночевала у тебя дома, ты не хотела говорить о своей семье. Почему? У вас плохие отношения?
— Ну... 50 на 50, — пожала плечами я.
— Почему так?
— Ну, я думаю, один из них буквально ненавидит меня, — повторила я, чувствуя, как с каждым словом внутри растёт странная пустота. — Точнее, он ненавидит всех вокруг, не только меня. Единственный человек, которого он любит по-настоящему, — это он сам.
После этих слов в машине повисла тяжёлая тишина. Хейли задумчиво посмотрела на меня, словно выбирая, стоит ли ей продолжать расспрашивать. Я перевела взгляд на окно, наблюдая, как за стеклом медленно проносились деревья и случайные дорожные знаки. Мне казалось, что я сказала слишком много, но, с другой стороны, разве это что-то меняет? Я привыкла, что люди чувствуют неловкость, когда я говорю о своей семье. Я даже не винила их за это.
— Впрочем, я не жалуюсь, — продолжила я, пожав плечами, чтобы разбавить неловкость. — Мне вполне хватает любви двух других братьев.
Я почувствовала, как взгляд Клауса всё ещё не отрывается от меня через зеркало заднего вида. Он изучал меня — молча, пристально, как будто видел что-то, чего раньше не замечал. Возможно, мои слова заставили его задуматься. Возможно, он видел во мне что-то знакомое — болезненное и близкое.
— Ясненько, — наконец проговорила Хейли, чуть расслабляясь. — У тебя были хорошие отношения с родителями?
Я отвела взгляд от окна и, тяжело вздохнув, ответила:
— Я плохо помню свою мать. Она умерла, когда я была совсем маленькой. Но мой папа... Папа был самым лучшим отцом, который только мог быть у меня. Иногда он казался мне чересчур строгим, особенно когда я была подростком, но со временем я поняла: он просто беспокоился о нашей безопасности. О безопасности всех нас.
Хейли улыбнулась, и на её лице появилась тёплая заинтересованность.
— Ты была папиной дочкой? — с лёгкой усмешкой спросила она.
Я не удержалась от улыбки и кивнула:
— Да, была. Все всегда говорили, что я была его любимицей и больше всего похожа именно на него — и характером, и внешне. Он был сильным человеком, и я всегда старалась соответствовать этому.
— Я помню, видела у тебя дома фотографию, — вдруг вспомнила Хейли. — Там вы сидели за огромным столом, и вокруг было так много людей. Очень много.
Я не смогла сдержать смешок:
— У меня большая семья. Очень большая.
— Это все твои родственники? — удивилась Хейли.
— Ну да, — пожала плечами я, откинувшись на сиденье. — Там были почти все: братья, дяди, тёти, кузены...
— Но там было человек двадцать, если не больше! — недоверчиво возмутилась она.
— И это ещё не все, — хихикнула я. — Тогда не все могли приехать. Некоторые остались дома, кто-то был занят делами.
— Ничего себе... — протянула Хейли, явно впечатлённая.
Я не успела ничего ответить, потому что в этот момент мой телефон завибрировал в руках. Я машинально посмотрела на экран, и моё сердце тут же пропустило удар. Имя отправителя было настолько неожиданным, что мне стало не по себе.
«Аарон».
Я нахмурилась, чувствуя, как внутри нарастает тревога. Что ему нужно? Он никогда не писал просто так.
- «Где мой брат?»
Я закусила губу и замерла на месте, пытаясь понять, как ответить. Алекс был у Ромео, а Ромео — главный враг Аарона. Если он узнает, где сейчас Алекс, будет плохо. Нет, не просто плохо. Это будет катастрофа.
— Всё в порядке? — спросила Хейли, заметив, как изменилось моё лицо.
— Да, — ответила я неуверенно, стараясь казаться спокойной. Я быстро напечатала ответ:
- «Вчера мы набухались, он всё ещё спит.»
Это была ложь. Я знала, что если Аарон почувствует хоть малейший подвох, мне конец. Алекс тоже не поздоровится.
Экран тут же загорелся новым сообщением.
- «Неужели?»
Я стиснула зубы, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Он уже что-то подозревал. Я была уверена.
— «Чего ты хочешь? Мне некогда.» — быстро написала я. Лучшая защита — это нападение. Если я буду уверена в себе, он не заметит, что я вру.
- «С каких пор ты такая злюка?» — пришёл новый ответ.
Я закатила глаза, хотя внутри нарастала паника.
- «Я тебя сейчас заблокирую.»
- «Боже, не представляю, как Джо терпит тебя всю жизнь. Я поговорил с тобой минуту, а мне уже плохо.»
- «Как я тебя понимаю. Бедный Алекс.»
— Всё точно нормально? — голос Хейли звучал мягко, но в её глазах читалось беспокойство.
— Иногда я просто хочу быть грёбаной сиротой, — буркнула я, убирая телефон в сторону. — Тогда хотя бы у меня не было бы родственников, которые действуют мне на нервы.
Хейли фыркнула и улыбнулась:
— Семья — это сложно. Но без них, поверь, бывает ещё хуже.
Я не успела ответить, потому что телефон снова завибрировал. Я неохотно взглянула на экран.
- «Ты выпила свои таблеточки? А то опять неуравновешенная.»
На этот раз я едва не выругалась вслух. Этот человек умел действовать на нервы лучше, чем кто-либо. У меня всё внутри кипело, будто в кастрюле, оставленной на огне слишком долго. Сердце стучало так сильно, что, казалось, его ударные волны можно увидеть снаружи. Я почувствовала, как кровь приливает к лицу от злости, и уверена — если бы кто-то сейчас взглянул на меня, то увидел бы, как мои щеки и уши пылают ярким алым цветом.
Уверена, что если бы это было физически возможно, из моих ушей уже шёл бы пар. Как в мультиках, где герои злятся настолько, что становятся маленькими взрывами с глазами. Только это была не игра. Не шутка. Я чувствовала, как мои пальцы впиваются в ладони, и если бы я разжала кулаки, то увидела бы на коже полукруглые следы от ногтей. Глубокие. Болезненные. Но это было лучше, чем всё остальное. Лучше, чем потерять контроль и сломаться прямо сейчас, здесь, на глазах у всех.
Моя челюсть сжалась так крепко, что зубы начали болеть от напряжения. Я представила, как всаживаю нож в череп Аарону. Момент, когда лезвие входит в плоть, пронизывает кость с хрустом, а его лицо меняется от боли и удивления. Я сделала это в воображении так чётко, как будто это уже произошло. Да, это успокаивает. Очень успокаивает. Представить, как он беспомощно орёт, пытается вырваться, но я сильнее. Я держу его за волосы, оттягиваю голову назад и с новой силой вонзаю нож — глубже, сильнее. Пусть кричит. Пусть захлёбывается в собственной крови. Никто не услышит его криков, никто не спасёт его. Я искупаюсь в его крови. Тёплой, густой, обволакивающей. Мои пальцы скользнут по лужам алого, и я буду наслаждаться моментом. Его смертью. Моя ярость утихнет только тогда, когда он перестанет дышать.
Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
«Стоп! Остановись!» — мой внутренний голос звучал как удар хлыста. Я резко вскинула голову и зажмурилась, как будто это помогло бы прогнать мысли. Это не то, о чём я должна думать. Что говорила мне миссис Фрауль? «Когда ярость захлёстывает, представь что-то светлое. Найди в себе хорошее воспоминание. Обними его. Держись за него, как за спасательный круг». Чушь. Полная чушь. На нашей последней сессии я чуть не всадила ей ножницы в горло, а потом смотрела ей прямо в глаза и улыбалась. Она выглядела такой испуганной. Наверное, именно поэтому она решила отказаться от меня. Психологическая помощь? Меня нельзя спасти.
Джексон всегда говорил мне: «Дыши, Джулиана. Просто дыши и считай до десяти. Всё пройдёт». Я пробовала. Я пробовала так много раз, что каждый вдох уже был проклятием. Но это не помогало. В отличие от советов Зейда и Джонни. Они учили меня другому: «Не держи ярость в себе. Ты должна выплеснуть её. Кровь всё очистит. Кровь — это свобода». И я их послушала. Однажды. Тогда всё кончилось плохо. Очень плохо. Слишком плохо. И главное не для меня. Беатриса. Беатриса. Беатриса. Беатриса.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Я пыталась убедить себя, что всё в порядке. Ты в порядке, Джулиана. Всё будет хорошо. Не думай об этом. Не вспоминай. Забудь. Забудь. Забудь. Забудь. Пожалуйста. Пожалуйста. Прошу, не думай об этом. Зажмурь глаза, сожми кулаки и дыши. Просто дыши.
Я закрыла глаза, но это было ошибкой. Веки сомкнулись, и тьма внутри меня заполнилась картинами. Кровь. Я вижу её снова.
Окровавленная статуэтка в моих руках вздымалась и опускалась с пугающей регулярностью. Раз за разом. Я больше не ощущала тяжесть металла в ладони — это движение стало настолько автоматическим, что я не замечала ни усталости, ни боли в плечах. Его лицо... Человеческое лицо, которое ещё минуту назад умело говорить, смотреть, дышать, выражать эмоции, превратилось в нечто неразличимое, в месиво из костей, плоти и крови. Я видела, как кровь разлеталась брызгами, оседая на стенах и полу. Она была везде: на моих руках, на лице, на волосах, пропитывая ткань одежды до липкости и тяжести. Мне казалось, что воздух стал густым, сладковатым от металлического запаха. Я чувствовала, как он заполняет лёгкие, но почему-то мне нравилось это.
Мне всегда казалось, что кровь должна вызывать отвращение, но сейчас я смотрела на неё иначе. Это было нечто... первобытное. Красивое. Я почти слышала слова Зейда в своей голове: «Кровь — это искусство. Только тот, кто решится пролить её, сможет понять настоящую свободу». Тогда я думала, что он просто сумасшедший, выживший из ума маньяк, которому некуда девать свои тёмные мысли. Но теперь... Теперь я понимала его. Это была не свобода, нет. Это было что-то большее — чистота, очищение, настоящий момент освобождения от всего. От гнева, от страха, от боли, от себя.
— Почему ты не останавливаешься? — прошептала я самой себе, хотя ответ уже знала.
Потому что я не могу. Я не могла остановиться. Статуэтка всё ещё была в моих руках, и я чувствовала, как она скользит от крови, но пальцы не разжимались. Его крик стих, а тело подо мной стало неподвижным, но я продолжала бить. С каждым новым ударом что-то внутри меня выходило наружу: слёзы, которых я не замечала, боль, которую я подавляла годами, голоса, которые кричали в моей голове. Всё это выплёскивалось в каждом движении, в каждом хлюпающем ударе по окровавленному лицу. Металл раскалывал кости с таким звуком, что меня передёрнуло. Но я не могла остановиться.
Кровь была такой горячей, что обжигала кожу. Она стекала по моим рукам ручейками, стекая с пальцев, капая на пол. Я смотрела, как она образует красные лужи на старой плитке.
Моё дыхание стало сбивчивым. Тяжёлым. Я не замечала, как по моим щекам текли слёзы, смешиваясь с кровью и размывая её в тёплых разводах. Моя рука замерла, статуэтка осталась поднятой. Я вдруг поняла, что больше нет смысла. Он мёртв. Он не дышит. Никогда больше не посмотрит на меня, не скажет ни слова. Никогда больше не причинит мне боль.
Но почему я всё ещё злюсь? Почему это не прошло?
— Джулиана? — голос прозвучал будто сквозь вату, где-то на границе моего сознания. Я не двигалась. — Джулиана? Ты где? Джулиана! Ау?!
Это был голос Беатрисы. Я узнала его сразу, но не смогла ответить. Будто кто-то зажал мне горло изнутри. Я слышала, как она открыла дверь. Скрип. Шаги. Она вошла в комнату, но я не обернулась. Я смотрела на тело, которое всё ещё казалось мне живым. Оно двигалось — нет, это просто тени от света. Я вдруг почувствовала страх. Что, если он поднимется? Я должна быть уверена. Я должна...
— Джулиан?! Джулиана?! — услышала я её шаги, приближающиеся ко мне.
Она замерла, увидев труп, и я почти услышала, как её дыхание сбилось. Она смотрела на него, на меня, на статуэтку в моей руке. Я слышала, как её сердце колотилось.
— Я просто... — мой голос дрогнул. Я была не я. Мой голос звучал чужим, как будто это не я говорила. — Я просто хотела, чтобы он перестал так говорить про меня. Ты... Ты злишься на меня?
Я повернула голову и встретилась с ней взглядом. Она была бледной. Я неосознанно протянула руку к её лицу и дотронулась до щеки. Кровь с моих пальцев оставила на её коже алый след.
— Нет, нет! Конечно нет! — поспешно ответила Беатриса, взяв меня за руку. Её пальцы дрожали. — Всё хорошо, Джули-Джу. Ты в безопасности. Дай мне это, ладно? — Она аккуратно коснулась статуэтки, которую я всё ещё сжимала так сильно, что болели суставы.
Я смотрела на неё. Почему она не злится? Почему не кричит? Я не заслуживала её нежности. Я медленно разжала пальцы, и статуэтка с глухим стуком упала на пол. Беатриса присела передо мной на колени и взяла мои руки в свои.
— Это не твоя вина, — прошептала она. — Он был паршивцем. Он заслужил это. Ты слышишь? Это не твоя вина.
— Ты любишь меня? — спросила я, почти шёпотом, но мой голос сорвался на крик. — Скажи, что любишь меня! Скажи! Скажи! Скажи!
— Я люблю тебя, — прошептала она, и одна слеза скатилась по её щеке.
— Тогда почему ты бросила меня? Почему?! Почему?! — мой крик был хриплым, словно кто-то царапал горло изнутри.
— Я не могу сказать, — её голос дрожал. Слёзы текли по её лицу, но она продолжала держать меня за руки.
— Ты была моей опорой, — прошептала я. — А потом просто бросила меня. В самый сложный момент.
Беатриса отвела взгляд, словно не могла выдержать моей боли. Но её руки всё ещё крепко сжимали мои. Она подняла голову и сказала:
— Я люблю тебя. Всегда буду любить. И сейчас мы уйдём отсюда. Если что-то пойдёт не так — это я убила его. Слышишь? Это сделала Беатриса Пемброк. Не ты.
— Если ты не будешь любить меня, я убью тебя, — прошептала я, глядя ей прямо в глаза.
— Убей меня, если я не буду любить тебя, — сказала она почти умоляюще. — Но сейчас всё будет хорошо. Ты примешь душ. Мы уйдём. Всё забудется.
Она наклонилась и коснулась моих губ своими. Слёзы текли по моим щекам, смешиваясь с кровью на её лице.
Машина остановилась возле элегантного двухэтажного дома, окружённого садом с аккуратно подстриженными кустами и высокими, стройными деревьями. От него веяло чем-то тёплым и почти старинным, будто здесь хранились целые поколения воспоминаний. Я медленно провела рукой по ремню безопасности и затем коснулась своей сумки, где лежали таблетки. Это стало привычкой — словно уверенность в том, что решение любых проблем лежит в маленькой серебристой пачке.
Клаус, не говоря ни слова, вышел из машины, обошёл её и открыл для меня дверь. Прежде чем выйти, я на секунду взглянула в зеркало. Моё лицо выглядело спокойно, как будто последние несколько часов не были наполнены напряжением и странными воспоминаниями. Ни единой слезы. Ни одного лишнего следа на коже. Всё было в порядке. Я была в порядке.
Когда я вышла из машины, первое, что я увидела, — это Ребекку с ребёнком на руках. Её лицо светилось спокойствием и лёгкой усталостью, а взгляд был направлен на нас. Она держала малышку Хоуп так аккуратно и бережно, как будто девочка была самым драгоценным сокровищем.
Хейли выбежала из машины почти сразу же, её шаги были быстрыми и нервными. Она подбежала к Ребекке и замерла на несколько секунд. Она смотрела на Хоуп так долго, словно не верила, что девочка здесь, прямо перед ней. Её рука дрогнула, и, наконец, она осторожно, с видимым волнением, взяла дочь на руки.
— Это твой папа, Хоуп, — прошептала Хейли срывающимся голосом, указывая на Клауса, её глаза наполнились слезами.
Я краем глаза наблюдала за Клаусом, который подошёл к ним быстрым шагом. Он смотрел на дочь с таким выражением лица, которое я никогда раньше у него не видела. Его обычно холодные и надменные черты смягчились. Хоуп, как будто почувствовав что-то, потянулась к нему маленькими ручками. Клаус взял её на руки.
В этот момент всё вокруг замерло. Хейли не могла сдержать слёзы, они текли по её щекам, а она даже не пыталась их вытереть. Маленькая ручка Хоуп обхватила мизинец Клауса, а через секунду девочка неожиданно его укусила. Клаус вздрогнул и с удивлением посмотрел на неё, а потом разразился смехом. Это было настолько необычно видеть, что я не смогла сдержать улыбку.
— Джул, — раздался голос Ребекки, отвлекая меня от этой трогательной сцены. — Скоро будет обед, не поможешь мне расставить тарелки?
— Конечно, — кивнула я и направилась вслед за ней в дом.
Когда я переступила порог, меня сразу же окутало ощущение уюта и тепла. Дом был старым, но при этом ухоженным и живым. Широкая прихожая с высоким потолком и огромным окном на лестничной площадке наполнялась мягким светом. Полы были из старого, тёмного паркета, который приятно скрипел под ногами, будто приветствуя каждого нового гостя. В воздухе витал лёгкий аромат древесины и чего-то ещё, почти неуловимого, что придавало дому особый характер.
— Очень красивый дом, — сказала я, рассматривая его.
— Да, — улыбнулась Ребекка. — Он мне тоже нравится.
Мы прошли через просторный коридор, который вёл в гостиную. Здесь старинный стиль сочетался с современной элегантностью. Стены были светлыми, почти бежевыми, а на потолке виднелись аккуратные лепнины, придающие помещению нотку величественности. Большие окна, скрытые за светлыми шторами, пропускали мягкий солнечный свет, а мебель в комнате — тёмные велюровые диваны и кресла — гармонировала с общим стилем.
Но кухня... Она была совершенно другой. Здесь кирпичная кладка соседствовала с новой бытовой техникой. Большой деревянный стол с белой скатертью стоял в центре, а на полках красовались старинные фарфоровые чашки и банки с засахаренными фруктами. Всё это вместе создавало ощущение настоящего дома, живого, с историей.
— Так ты встречаешься с моим братом? — внезапно спросила Ребекка, выдернув меня из моих мыслей.
Я чуть не выронила тарелку от неожиданности.
— Эм... — промямлила я, чувствуя, как лицо заливает румянец.
— Извини! — поспешно сказала она, заметив мою реакцию. — Просто я вижу, как вы смотрите друг на друга.
— Да, мы в отношениях, — наконец призналась я, вздохнув.
— Я рада за него, — улыбнулась она, а потом добавила, уже с иронией: — А тебе соболезную.
Я фыркнула, пытаясь сдержать смех.
— Спасибо, — пробормотала я, закатывая глаза.
— Тебе понадобится много успокоительного, пока ты с ним, — сказала Ребекка, протягивая мне бокал с вином.
— Я и не сомневалась, — усмехнулась я в ответ.
— Он мой брат, поэтому поверь мне: он придурок. Но ты справишься, — добавила она, подмигнув.
— Ребекка, ты что, настраиваешь Джул против нашего брата? — раздался спокойный голос Элайджи, который вошёл на кухню и с лёгким укором взглянул на сестру.
— Я просто предупреждаю, — махнула рукой Ребекка, закатив глаза.
— Думаю, они разберутся сами, — спокойно произнёс Элайджа и повернулся ко мне. — Извините за неё. Она порой слишком любопытна.
— Всё в порядке, — улыбнулась я.
Элайджа начал расставлять тарелки рядом со мной, а потом вдруг произнёс:
— Если хотите знать моё мнение, Джулс... Я рад, что вы с Клаусом. Он изменился. В лучшую сторону. И я благодарен вам за это.
Эти слова были неожиданны, но так приятны. Я улыбнулась ему искренне.
— Я не спорю, что с ним тяжело, — продолжил он. — Но вы сильная. У вас получится.
— Спасибо, — тихо ответила я, чувствуя, как где-то внутри меня что-то тёплое расправило крылья.
В этот момент в кухню вошла Ребекка, за ней Клаус и Хейли с Хоуп на руках.
— Вы подружились? — спросил Клаус, слегка приподняв бровь.
— Мы нашли несколько общих тем, — спокойно ответил Элайджа.
***
Напряжение между мной и Клаусом росло с каждой минутой. Он знал это. Я знала это. Мы оба чувствовали, как невидимая стена между нами становится всё плотнее и выше, словно время и обстоятельства нарочно нас разделяли. Нам нужно было поговорить. Честно, открыто. Но это не получалось. Нас постоянно окружали люди — кто-то заходил, кто-то выходил, все что-то спрашивали, предлагали, мешали. А иногда Клаус просто уходил. Уходил, никому ничего не сказав. Как сейчас.
Он исчез, оставив меня одну среди всех этих людей, домов и разговоров, которые меня не касались. Я глубоко вздохнула, закрывая глаза, но тут ко мне подошла Хейли с маленькой Хоуп на руках. Девочка выглядела сонной, но капризной — её крохотные ручки тянулись к матери, а глаза устало моргали.
— Мне нужно найти Элайджу, но Хоуп не хочет засыпать. Ты бы не могла побыть с ней некоторое время? — спросила Хейли, выглядела она немного уставшей и измотанной.
— Конечно, — кивнула я и осторожно взяла малышку на руки.
Хейли благодарно улыбнулась и быстро удалилась, оставив меня наедине с Хоуп. Я посмотрела на девочку, которая неожиданно успокоилась у меня на руках, и не могла перестать улыбаться. Её крохотные пальчики сжимались и разжимались, а глаза смотрели на меня с удивительным интересом.
— Какая же ты чудесная, — прошептала я, аккуратно проводя пальцем по её пухлой щечке.
Она улыбнулась, и я почувствовала, как моё сердце сжалось. Эта улыбка была такой искренней, чистой, настоящей. Она наполнила меня теплом и какой-то грустью одновременно. Я всегда мечтала стать матерью. С самого детства я представляла, как держу на руках своего ребёнка. Свое продолжение. Свой смысл жизни. Но сейчас, стоя здесь с чужим ребёнком на руках, я вдруг осознала, что моя мечта, скорее всего, так и останется мечтой.
После рождения Джексона моя мать долго не могла забеременеть. Потом появился Зейд. Через семь лет. А спустя ещё пять лет родились я и Джонни.
Джексон... Он женат на Хлое уже почти десять лет, но у них до сих пор нет детей. Я знаю, что это беспокоит всех. Очень беспокоит. Если с Джексоном что-то случится, а наследника у него не будет, власть перейдёт Зейду. И тогда... тогда всё погибнет. Зейд не оставит ничего и никого на своём пути. Он будет уничтожать и крушить всё вокруг, как буря, не знающая пощады. Я знаю это, потому что знаю его.
И в этот момент мне стало страшно. Я мечтала о ребёнке. О том, чтобы стать матерью. Но как? С кем? Если я не выйду замуж за ведьмака, никто не примет моих детей. И даже если я выйду замуж... Я смогу обременить Джексона ещё большими проблемами. Я не позволю этому случиться. Власть нашего клана и так висит на волоске. Мой брат сделал слишком много, чтобы сохранить наше имя. Я не стану ещё одним поводом для его слабости.
Но разве нельзя просто мечтать? Я всегда хотела двоих детей. Мальчика и девочку. Принца и принцессу. Я даже знала их имена. Уже с шестнадцати лет я представляла их: как они бегают по нашему старому дому, как я готовлю для них завтрак по утрам, как они смеются, устраивая беспорядок.
Но всё это — только иллюзии. Только несбыточные мечты. В моём мире нет места детям, которые не вписываются в правила. Я могу представить их сколько угодно, но реальность раз за разом будет напоминать мне, что это невозможно. В моём мире ведьмы никогда не примут некровного наследника. Для них дети — это символ, это продолжение рода. Всё должно быть правильным.
Хоуп снова улыбнулась и что-то пробормотала, её крохотная ручка коснулась моей щеки. Я не удержалась от улыбки и прошептала:
— Ты самый милый ребёнок, которого я когда-либо видела...
— Неужели? — раздался позади меня голос, от которого всё внутри меня перевернулось.
Я вздрогнула и обернулась. Клаус стоял в дверном проёме, скрестив руки на груди. Его взгляд был пристальным, но не злым. Скорее... любопытным.
— Клаус, — тихо сказала я, удивлённая его внезапным появлением.
***
Клаус
Я знал, что что-то не так ещё в машине. Даже не нужно было смотреть на неё слишком долго — я просто чувствовал это. То, как её плечи напряглись, как она отвернулась к окну, а её пальцы нервно касались сумки. Джулиана пыталась казаться спокойной, но я видел, как в её взгляде что-то изменилось. Что-то произошло. Что-то, о чём она не хотела говорить.
Я, конечно, не спросил тогда, потому что в машине были Хейли и Элайджа. Вряд ли она бы сказала мне правду в их присутствии. Может, даже в одиночестве она бы не рассказала. Упрямая, гордая, закрытая — она была чертовски похожа на меня. Я узнал этот взгляд сразу, потому что слишком часто видел его в зеркале.
После её признания вчера, когда она сказала, что любит меня, я понял, что попал в задницу. Чёртову, бездонную, абсолютную задницу. Не то чтобы я не чувствовал того же. Но это было неожиданно, будто кто-то сорвал с меня щит, который я возводил годами. Люди, которых я любил, умирали. Все. Это была не случайность, не совпадение. Это была черта, которую я не мог переступить. И теперь, когда она сказала это, всё, что я хотел сделать, — сбежать. Спрятаться от её слов, от самого себя, от этой любви, которая могла стать моим самым слабым местом.
Мне нужно было держаться от неё подальше. Я должен был. Но я не мог. Я начал встречаться с ней, надеясь, что мои враги никогда не доберутся до неё. Смешно, правда? Как будто я не знал, на что они способны. Как будто не понимал, что однажды кто-то явится и заберёт её. Просто потому, что она — моя.
Когда мы приехали к Ребекке, Хоуп и Хейли, всё стало только хуже. Джулиана держалась от меня подальше, а я от неё. Между нами росла невидимая стена, и я не знал, как пробить её. Я пытался придумать, что сказать, как объясниться, как перестать быть ублюдком. Всё, что у меня получалось, — молчать и сжимать кулаки от злости на самого себя.
— Насчёт вчера... — начал я, осторожно подбирая слова.
Она обернулась и заговорила быстрее, чем я успел продолжить:
— Я ведь говорила, что это вырвалось случайно. Я часто говорю это, не задумываясь.
Я приподнял бровь, всматриваясь в неё.
— Ты часто это говоришь? — мои зубы стиснулись, а челюсть дёрнулась. Гнев поднимался где-то внутри, как яростная тень. — Кому?
Она пожала плечами, будто это ничего не значило. Она пыталась скрыть что-то за этой показной небрежностью, но я видел, что под маской спокойствия что-то клокотало.
— Что случилось в машине? — мой голос стал ниже, сдержаннее, но от этого ещё опаснее.
— Что случилось в машине? — повторила она, будто не понимая вопроса. Я заметил, как на долю секунды её глаза блеснули пониманием, а потом она попыталась скрыть это.
— Ну? — выжидающе спросил я.
— Это не то, о чём я хочу говорить, — ответила она коротко, вставая и передавая мне Хоуп.
Я смотрел на неё, пытаясь понять, что происходит в её голове. Почему она не могла просто... открыть мне правду?
— Ты всегда будешь что-то скрывать от меня? — спросил я, когда она уже собиралась уйти.
Она остановилась. Повернулась ко мне, и я увидел в её глазах что-то большее, чем злость или разочарование. Там была боль. Глубокая, неутихающая боль.
— Да, всегда, — её голос был холодным, но я слышал, как он дрогнул. — Потому что ты не сможешь понять. У тебя свой менталитет, меня растили с другим.
— Ты даже не пытаешься, Джулиана! — я повысил голос, не выдержав. — Не пытаешься убедить меня, объяснить хоть что-то!
Она отступила назад, и я увидел, как её глаза наполнились слезами. Я тут же пожалел о своих словах.
— Джулиана, — прошептал я, но было поздно.
— Ты ненавидишь ведьм, — её голос дрожал. — Моя семья ненавидит вампиров и оборотней. Отношения невозможны, если ты не чувствуешь себя в безопасности рядом с этим человеком. Как я могу быть уверена, что в какой-то момент ты просто не убьёшь меня? Как ты можешь быть уверенным, что я не убью тебя? Наши отношения были невозможны с самой первой встречи. Наше общение было невозможным. Я знала, что всё так и будет. Я не хочу подвергать тебя опасности. И не хочу подвергать себя.
Её слова были как удары ножом. Каждый из них находил свою цель. Я хотел сказать что-то в ответ, но не смог. Она развернулась и выбежала из дома, оставив меня стоять посреди комнаты с дочерью на руках.
Хоуп захныкала, и это вывело меня из ступора. Я посмотрел на неё, как будто впервые увидел, что она здесь. Её маленькие ручки тянулись ко мне, а на щеках блестели слёзы.
— Тсс, — тихо прошептал я, обнимая её крепче. — Всё хорошо. Всё будет хорошо.
Но это была ложь. Я не знал, как всё исправить. Я не знал, как вернуть Джулиану. Я просто стоял, не в силах пошевелиться, и чувствовал, как по моей щеке медленно скатывается слеза.
Что я делаю? Почему всё всегда рушится у меня на глазах? Почему я всегда причиняю боль тем, кто мне дорог?
Я знал, что однажды кто-то заберёт её. Я всегда этого боялся. Но хуже всего было осознавать, что сейчас я сам толкаю её прочь.
***
Джул
Я выбежала из дома, не оглядываясь, не думая. Моя душа была пуста, а тело – как оболочка, которая движется, но не чувствует. Элайджа и Хейли кричали мне в спину, спрашивая, что случилось, но я не могла ответить. Мне не хватало слов. Не было силы даже сказать им что-то. Я просто продолжала идти, шаг за шагом, будто каждый шаг мог быть последним. Мой телефон зазвонил, и я, не раздумывая, взглянула на экран. Джонни. Он всегда чувствовал, когда что-то не так. Но я не могла ответить ему. Я знала, что если это сделаю, если расскажу хоть слово, то все будет кончено. От Майклсонов не останется и пороха. Я сбросила звонок и села на холодную, мокрую землю, как будто земля могла поглотить меня, поглотить всю боль, которая сжимала моё сердце. Слезы текли без остановки, и не было никакой силы, чтобы их остановить. Я рыдала, как никогда раньше. Вся эта боль, все эти слёзы – они не могли вернуть то, что уже было потеряно. Я знала, что это конец. И только сейчас, сидя в этом лесу, я поняла, что сказанное Клаусом вчера было не случайностью. Я любила его. Нет, я люблю его. Я всегда любила. Но теперь, теперь я ненавижу себя ещё больше. Он не знал, кто я. Он не знал всей правды, всей темной стороны моей жизни. А я знала, кто он. Я знала его настоящего. Я знала, что он никогда не простит мне, если правда всплывет. Я знала, что все, что я делала, это обманывать его, обманывать себя. Я обманывала всех, включая себя. Когда Аарон сказал, что я самая огромная лгунья, которую он знает, я не верила ему. Я думала, что он просто пытается меня задеть, чтобы я почувствовала себя плохо. Но теперь я поняла, что он был прав. Он всегда был прав. И во всех своих бедах мне не нужно было искать виноватого. Виноватой была я. Я сама была причиной всего этого. Моя мать умерла из-за меня. Я привела её туда, где её не должно было быть. Я не смогла её защитить. Мой отец умер из-за меня. Он пошёл туда, где был опасный мир, где его жизнь была на грани, и я не смогла остановить его. Он пошёл защищать меня. Мой отец. Он был лучшим, и я не смогла защитить его, как он защищал меня. Я постоянно доставляю проблемы своим братьям. Они страдают из-за меня. Я убила Маруна. Я убила его. Я уничтожила всё, что было хорошего в моей жизни. Мы расстались с Беатрисой из-за меня. Я всегда требовала от неё слишком много. Я всегда думала, что она должна была понимать, но она не могла. Я её разрушила. А теперь, всё, что происходит между мной и Клаусом, это тоже моя вина. Я знаю правду, а он нет. Он не знает. И не узнает. И это мучает меня больше всего. Я лгу ему, я лгу всем. Я – лгунья. Я – проблема. Я – проклятие. Никто из них не был виноват. Он не был виноват. Это всегда была я. И я не знаю, как продолжать жить с этим. Как жить с осознанием того, что я – причина всего, что случилось. Я – тот человек, который разрушает всё вокруг. Я – тот человек, чьими руками всё уничтожается.
Я стояла перед зеркалом, моё лицо было залито слезами. Глаза воспалённые от постоянных рыданий, а руки дрожали. Я не могла понять, сколько времени прошло, но в голове царил лишь хаос. Джексон уехал на срочное собрание с Хлоей. Зейд тоже поехал с ними, чтобы разобраться с каким-то предателем. Джонни, вроде, должен был вернуться с тренировки по баскетболу через пару часов, но я не могла думать о нём. Всё, что происходило вокруг меня, казалось далеким и чуждым. Все говорили, что я смогу забыть, что случилось, но это было невозможно. Я посмотрела на свою шею. Повязка всё ещё скрывала левую её часть, но я чувствовала, как эта маленькая деталь стала моим личным напоминанием о том, что я пережила. Я не могла сдержаться и резко оторвала её, чтобы взглянуть на незажившую рану. Когда я увидела её, слёзы, которые я пыталась скрыть, потекли сильнее. Боль снова охватила меня, но теперь она была не только физической, но и внутренней. Я ненавидела этот шрам. Ненавидела, как он появился. Ненавидела всё, что произошло. Лучше бы я тогда умерла, чем переживать эту пытку каждый день. Лучше бы я исчезла, а папа жил. Это стало моим единственным желанием. Я больше не могла так страдать.
Сначала мама, потом он. Я не могла понять, почему я ещё жива. Почему я продолжаю быть частью этого мира, если всё вокруг меня уничтожено. Другие говорили, что со временем боль утихнет, что я забуду, что это не так важно, что я найду силы продолжать. Но они ничего не знали. Ничего не знали. Они не видели, как их собственная мать умирала на их глазах, как её тело сгорало в огне. Они не видели обезглавленную голову их отца. Они не видели, как люди, которых они любили, уходили, и они никогда не смогут понять этого. Они никогда не поймут, что я чувствую. Я знаю. Я черт возьми знаю. Я помню, как его рука, вонзившая осколок в моё горло, начинала душить меня. Помню, как сознание начало покидать меня, а пульс замедлялся, и я думала, что это конец. Это было последнее, что я могла бы испытать. Но я вернулась. Я вернулась, чтобы быть живой, но я ненавидела себя за это. Я изменялась, каждый день теряла частичку себя. Когда умер папа, я умерла вместе с ним. Я потеряла самую важную часть своей жизни, и я знала, что больше никогда не смогу быть такой, какой была раньше. Я больше не могла быть той радостной Джулианой, которая смеялась и дарила счастье всем вокруг. Я больше не могла быть счастливой. Я больше не могла быть живой в душе. Мои близкие знали, что больше не увидят радости в моих глазах, не услышат смеха в моей речи. Они знали, что я умерла вместе с ним. Мысли о том, что я могла бы быть рядом с папой, даже в смерти, приносили мне больше покоя, чем вся эта жизнь. Мысли о том, что мои страдания наконец-то закончатся, и я не буду каждый день просыпаться, ожидая, что всё это повторится снова и снова, казались мне более успокаивающими, чем то, что я переживала сейчас. Я просто хотела быть с моими родителями. Я просто хотела быть с ними, где бы они ни были. Я хотела, чтобы этот кошмар прекратился. Я больше не могла жить в страхе, что он вернется и завершит то, что начал. Я не могла ждать, когда он снова оставит меня живой, чтобы я страдала ещё больше. Я просто хотела, чтобы это закончилось. Я больше не могла держать это в себе. Я не могла носить этот груз.
Я снова взглянула на нож, который я держала в руке. Его лезвие казалось мне не страшным, а спокойным, почти ласковым. Я почувствовала, как оно впивается в ладонь, и кровь потекла. Я взглянула на свои запястья и не могла остановить себя. Лезвие холодно коснулось кожи, и моментально появился тонкий красный след. Мои слёзы становились сильнее, а рыдания вырывались из моей груди, как если бы они хотели вырваться наружу, уйти, освободить меня от этого ужаса. Моё сердце колотилось в груди, но я почувствовала странное спокойствие. Боль, которая сжала мою душу, начала отпускать. Тёплая кровь медленно стекала по коже, и каждая капля ощущалась как облегчение. Я почувствовала, как моё тело стало легче, как если бы я сделала долгий и глубокий вдох, и вся тяжесть, накопленная за эти годы, начала исчезать. Я почувствовала, как сознание тускнеет, и ванная комната, в которой я сидела, становилась всё более далёкой. Нож выпал из моих рук, с металлическим звоном ударившись о край ванны, но я едва это услышала. Всё стало казаться таким далеким, таким неважным. Я закрыла глаза, и в тишине мне стало тепло, уютно. Я больше не чувствовала боли. Мои глаза закрылись, и я плавно погрузилась в нечто тёплое, мягкое, как объятия, в которые я так мечтала попасть. Вдалеке я услышала чей-то крик, но уже не могла на него ответить. Было всё равно. Всё кончено.
- Всегда мечтала увидеть плачущего Элленсфорта, - послышался голос, холодный и зловещий. Я мгновенно подскочила, сердце учащенно забилось, и взгляд охватил все вокруг. Но никого не было. Я начала оглядываться, пытаясь понять, откуда этот голос.
- Кто здесь?! – крикнула я, вытирая слезы, которые никак не прекращались. Они катились, как неумолимый поток, не давая мне ни минуты покоя.
Скоро, словно в ответ на мой крик, из темных уголков ночи внезапно налетели вороны. Их черные крылья врезались в моё лицо, царапая кожу, а лапы спутывали волосы, словно я оказалась в ловушке. Паника заполонила меня.
- Motos, - прошептала я, сжимая зубы. В тот момент вороны разлетелись в разные стороны, но злобный след их присутствия остался. – твари, - пробормотала я уже с яростью в голосе.
- Ты обижаешь их, - прозвучал голос из тени. Я ощутила, как холод пробегает по коже, и медленно повернулась.
- Кто ты? – спросила я, пытаясь не выдать своей напряженности.
- Я – Далия, дорогая, - ответила женщина, шагнув из темноты. Её улыбка была приторной и слишком уверенной, чтобы быть настоящей.
- Это должно мне что-то дать? – я не могла скрыть растущей злости, но пыталась держаться спокойно.
-Ты похожа на него, - сказала она, не скрывая иронии в голосе. – На своего отца. Просто копия. Разница лишь в том, что он ненавидел первородных, а ты с ними трахаешься. Как бы он отреагировал, если бы знал, Джулиана?
Моё сердце сжалось. Я не могла поверить, что она так просто вырвала из меня всё самое болезненное.
- Он мертв, - я бросила на неё злой взгляд, чувствуя, как пламя ярости и боли разгорается внутри. – Откуда ты знаешь кто я и кто моя семья?
Далия, не торопясь, подошла ближе, её шаги были уверены и холодны, как её слова.
- Я знаю Фабиано Элленсфорта ещё с твоего возраста. А также я недавно видела его в потустороннем мире, - она усмехнулась, не скрывая своей победоносной усмешки.
- Как там мой отец? – я спросила, не в силах сдержать волнения. Каждый уголок моего тела дрожал от мысли, что я могу услышать что-то, что отнимет у меня последнюю надежду.
- Он волнуется за своих детей, - ухмыльнулась она, не скрывая своей зловещей радости. – Вы сможете встретиться, если ты мне поможешь.
- Помочь в чем? – я не могла понять, что она имеет в виду. Что за ужасное предложение она готова мне сделать?
- Забрать то, что принадлежит мне, - её голос стал резко холодным.
- Что это значит? – я вонзила взгляд в её лицо, пытаясь понять, что она замышляет.
- Когда-то давно я заключила сделку со своей сестрой – Эстер, ты должна её знать. – её голос приобрёл ещё более зловещий оттенок.
- Ты сестра Эстер, Эстер Майклсон? То есть ты тётка Клауса? – я была поражена, не понимая, что происходит.
- Именно, - её улыбка стала ещё шире, и я почувствовала, как тревога охватывает меня. – Она не могла забеременеть, поэтому я наложила заклятие, но взамен она должна была отдавать первенцев рода Майклсон.
- Но Фин был всё время с остальными, - я не могла понять, почему она говорит так.
- А почему ты решила, что мы говорим о нём? Её первым ребенком была девочка по имени Фрея.
- И теперь ты хочешь заполучить Хоуп, - догадалась я, её слова эхом отзывались в голове. – Ты хочешь забрать невинного ребёнка? – мой голос дрогнул, и слёзы, казалось, были ближе, чем когда-либо.
- Он по праву мой! – прошипела она, её глаза сверкали.
- Она – ребёнок! – кричала я, не в силах сдержать эмоции.
Далия оценивающе пробежалась взглядом по мне, её холодные глаза не отрывались от моего лица.
- Я верну тебе отца, - её рука коснулась моей щеки, и я вздрогнула. Холод её прикосновения пронзил меня насквозь. Я попыталась отстраниться, но она лишь крепче сжала мою челюсть. – Если ты поможешь мне, вы встретитесь.
Мой отец. Отец. Отец. Эти слова звучали в моей голове, как эхо, повторяясь снова и снова, как непреодолимая боль. Я чувствовала, как они проникают в самую глубину моего сознания, оставляя след в душе, который невозможно стереть. Он был моей опорой, моей крепостью, моим защитником. Он был тем, кто воспитывал меня, кто заботился обо мне, кто всегда был рядом, когда я нуждалась в помощи, когда мне было страшно, когда я переживала свои первые утраты и радости. Он был для меня всем. И теперь, когда я стояла перед выбором, я не могла понять, как вообще можно было выбрать между ним и кем-то другим.
После её первого предложения в моей голове мелькнула мысль, которая, как молния, пронзила меня насквозь. Я должна была выбрать не только ради себя. Это моя семья. Моя семья всегда была на первом месте, с самого детства. Я выросла с мыслью, что семья — это святое. И теперь, когда я столкнулась с этой ужасной дилеммой, я поняла, что не могу отказаться от своих близких, даже если это значит потерять его. У меня есть братья, они тоже нуждаются в отце. Они тоже скучают по нему, как и я. Каждый день они ощущают его отсутствие. Мы все страдаем из-за того, что его больше нет. И они тоже заслуживают того, чтобы быть рядом с ним, даже если их счастье будет связано с потерей того, кто был для меня всем.
А ещё несколько месяцев назад я даже не могла представить, что мне можно будет жалеть Майклсонов. Я не могла себе представить, что буду стоять здесь, пытаясь сделать выбор, который нарушит всё, во что я верила. Почему я должна выбирать между людьми, которых и года не знала, и отцом, который буквально растил меня всё это время? Он был моим отцом. И несмотря на всё, что происходило, я всегда знала, что могу на него рассчитывать. Он был тем, кто создал меня такой, какая я есть, и я не могла просто отказаться от этого. Он был моим героем, даже если другие видели его как злодея. Он был тем, кто научил меня жить, кто поддерживал меня, кто был рядом, когда мир казался слишком жестоким.
Я любила его. Я до безумия любила его, несмотря на все его ошибки, несмотря на его тёмные стороны. Это была любовь, которая не имела границ. Я скучала по нему. Я скучала по его присутствию, по его голосу, по его рукам, которые всегда обнимали меня так крепко, что мир казался защищённым. Он был моим миром, моим утешением, моей душой. И теперь, когда я стояла на распутье, я не могла представить, как жить без него. Но и в то же время, я понимала, что сделаю выбор, который разрушит меня изнутри.
Я не могла жить без него. Но в то же время, я не могла бы жить с тяжестью на своей совести. Я не могла бы терпеть мысль о том, что мой выбор окажет ужасные последствия для тех, кого я люблю. Но что было хуже? Потерять его окончательно или стать частью того, что мне совершенно чуждо? Я знала, что в любом случае я буду ненавидеть себя. Это было неизбежно. Я буду ненавидеть себя ещё больше за тот выбор, который мне предстоит сделать. И несмотря на всё, я знала, что как бы я ни решила, я никогда не смогу избавиться от боли. Буду ли я винить себя? Наверное, да. Буду ли я сожалеть о своём решении? Конечно. Я буду ненавидеть себя больше, чем сейчас.
Слеза медленно скатилась по моей щеке, и я почувствовала, как сердце сжалось в груди.
- Ты приняла решение? – её голос был холодным, словно лезвие ножа, которое подкрадывалось к моему сердцу.
Я кивнула.
- Fes Matos Tribum, - прошептала я, и Далия отлетела назад, столкнувшись с деревом, и её тело корчилось от боли.
- Это было неправильное решение, - её голос был тихим, но полным угрозы.
- Вероятнее всего, - я прошептала в ответ, не веря в свою решимость, - но такой вырастил меня мой отец. Он был героем, которого все считали злодеем.
Я побежала, не думая о боли, не останавливаясь ни на секунду. Мне нужно было найти Клауса. Всё, что произошло между нами, казалось неважным, когда передо мной стояла такая огромная угроза. Хоуп нуждалась в защите, она заслуживала этого. Она была просто ребенком, и она не заслуживала того, что происходило с ней. Я любила своего отца, но в этот момент я поняла, что Хоуп заслуживала спасения больше. Время прошло, и я смирилась с тем, что моего отца больше нет. Но Хоуп можно было спасти. Мы должны были её спасти. Она заслуживала жить. Она заслуживала быть счастливой.
Я не знала, где находилась, потому что лес был огромным. Я бежала сквозь темноту, не думая, куда направляюсь. Слёзы заливали мои глаза, а шаги становились всё тяжелее.
— Клаус! — закричала я в отчаянии. — Клаус!
Тёмная пустота окружала меня, и я едва видела перед собой хоть что-то.
— Кто-нибудь! Ребекка! Элайджа! Хейли! Клаус! — я кричала, оглядываясь. — Клаус! Клаус!
Я пыталась найти телефон, но, похоже, я его выронила, когда убегала от Далии. Моё тело было охвачено холодом, и мурашки бегали по коже. Я чувствовала, что всё выходит из-под контроля, что Далия может забрать Хоуп, и что я могу не успеть вовремя.
Я прокладывала путь сквозь ветки и листья, которые царапали моё лицо. Наконец я заметила свет. Сердце забилось быстрее, и я ускорила шаг. Я вырвалась из леса и увидела дом. С облегчением выдохнула, сердце начало успокаиваться. Всё было не так плохо, как я думала. Хоуп была в безопасности. Я не видела шума и суматохи. Я успела. Хоуп ещё здесь. Она в порядке. Я тоже. Далия мне ничего не сделала. Я смогла сбежать.
— Клаус! — крикнула я, выбираясь из веток.
Я чувствовала, как холодный воздух, словно ледяные иглы, проникает в мои лёгкие, глубоко и безжалостно, заполняя каждый уголок, и исчезает, растворяясь в пустоте. Но вскоре ощущение этого воздуха заменяется нечеловеческой болью, когда её рука сжимает моё горло. Я не могла дышать. Моё тело сковала невидимая, жестокая сила. Я пыталась закричать, вырвать из себя хоть звук, но ни один, даже самый тихий шепот не покидал моего горла. Мои губы открылись, но никакого звука не было, кроме звона в ушах. Я была в ловушке, без защиты, без силы. Мои лёгкие, словно смятые, не могли получить воздуха, и боль от его нехватки расползалась по грудной клетке, сдавливая меня, как лапы чудовища, что не отпустит. Я чувствовала, как каждая клеточка моего тела борется за последний вдох, а она лишь продолжала сжимать свою хватку.
- Я ведь обещала, что ты встретишься со своим отцом, только не говорила, как именно. – её голос прозвучал как тёмный шепот, полный злорадства, и на её губах расползлась ухмылка. Она наслаждалась этим моментом, наслаждалась моим страданием.
Боль, отчаяние, страх – всё это сливалось в одно, и я не могла вырваться из этого кошмара. Тело стало невероятно тяжёлым, мысли затуманивались, как облака, закрывающие всё вокруг. Мои щеки горели от боли, а шея ломалась под её сильной рукой. Я не могла думать. Я не могла дышать. Я пыталась бороться, но моё тело не слушалось. Я пыталась ударить её, ногти царапали её кожу, но с каждым усилием становилось всё сложнее. Она лишь смотрела на меня, её взгляд был полон презрения. Она не торопилась, её действия были медленными, и она наслаждалась каждым моментом, когда я теряла силы. Она вытягивала из меня жизнь, и я ничего не могла сделать.
Слёзы стекали по моим щекам, беззвучные, как мой крик, поглощённый этим ужасом. Я пыталась дышать, но воздух не приходил. Всё становилось размытым. Мои руки, словно изломанные, не могли даже оттолкнуть её руку. Я пыталась вырваться, но с каждым усилием становилось всё хуже. И вот, где-то в глубине этого кошмара, я почувствовала, как силы уходят. Моя грудь не могла подняться, сердце, которое когда-то билось в ритме жизни, теперь билось всё медленнее, как заброшенная механическая игрушка. Мои глаза теряли фокус, а мир вокруг меня становился каким-то чужим, размытым, несуществующим. Я ощущала, как холод охватывает моё тело, и темнота уже тянет меня в свои объятия. Я пыталась бороться, но теряла силы, теряла всё. Я умирала, и это было неизбежно.
Но в этот момент моё сознание вдруг прорезала мысль. Джонни. Джонни. Это его лицо я увидела перед собой. Мой Джонни. Мой брат. Я знала, что если я умру, он пойдёт за мной, и эта мысль заполнила меня болью, а вместе с ней — тоской. Я не могла этого допустить. Я не могла. Он должен был жить. Он не должен был умереть из-за меня. Я не хочу, чтобы он был в этом кошмаре. Пусть с ним будет всё хорошо. Пусть с ним будет счастье, пусть он будет жив. Всё, что я хочу – это его счастье. Я хочу, чтобы он не чувствовал этого страха, этой боли, этой тени, которая разрушала нас. Он был смыслом моего существования. Всегда был первым. Даже когда мы ссорились, он был моим первым выбором. Я бы умерла за него, за Джонни, за Джексона, за Зейда. Я бы отдала всё, чтобы они были живы. И вот теперь, когда я теряю силы, я понимаю, что смерть – это не конец. Я умираю ради них. Я умираю, но это была моя последняя жертва.
Тени сгущались в моём разуме, и я уже не могла бороться. Боль ушла. Я не чувствовала её. Я не чувствовала ничего. Лишь пустота и спокойствие, как в гробнице. Я стояла на грани жизни и смерти, и в какой-то момент тьма поглотила меня. Я исчезла в этом мире, где нет спасения. Мои тревоги ушли, и теперь, наконец, я была свободна. Свободна от боли, от страха, от всего, что меня терзало. Я пыталась уйти с четырнадцати лет. Я пыталась убежать, но теперь всё кончено. Я наконец мертва. И я была готова.
Как вам глава? Когда я только придумывала её, я собиралась сделать её милой и романтичной, но как видите что-то пошло не так. Прошу писать комментарии, ведь они очень придают мне мотивацию!