Я - справедливость

С утра из-под густых древесных крон, скрывавших в своей тени обветшалые могильные камни, доносились голоса. Всегда пригнанная к каменистой ограде калитка была распахнута, а трава на дорожке, уводившей вглубь кладбища, была примята каблуками доброй дюжины сапог. В мирке, где мертвецы были единственными жителями, сегодня слишком много возникло беспокойств вокруг персоны одного из них.

– Поговорить, увы, не выйдет, но на приём я попаду, – вынес вердикт Люкс, осматривая наполовину спущенное в разрытую могилу тело ювелира, который должен был стать одной из ступеней в поисках Гротта.

– Да уж, хорошего мало, – мрачно заметил глава Яринского отделения полиции. Ввиду желания сосредоточить полномочия по всем мероприятиям, связанным с убийством премьер-министра, в одних руках его вызвали сюда, и ему пришлось трястись целых два дня в пути, отчего настроение у главы было ещё хуже, чем обычно. – Пока хоронили одного, второй подоспел вдогонку. Этого хоть уже до могилы доволокли...

– Ваша ирония здесь неуместна, – заметил Люкс, и полицейский неприязненно поморщился. Вот вечно этой шишке всё не нравится! И говорит он не так, и дышит, наверное, тоже... Сидел бы в своей столице, а то принесла нелёгкая! – Но, раз уж у Вас есть время делать такие остроумные замечания, значит, полагаю, Вы уже всё успели осмотреть и наверняка желаете поделиться со мной своими умозаключениями. Что ж, я с удовольствием Вас выслушаю.

Начальник Яринской полиции засопел и вновь неприязненно оглядел навязанного ему в напарники следователя:

– Вас, равно как и короля, всё равно не интересуют мои мысли. Ваше дело – искать, моё – исполнять. Не стоит смешивать одно с другим.

– Мне казалось, что цель у нас одна, но если Вам так неприятно моё общество, – Люкс не смотрел в сторону главы и не мог видеть гримас, сменявших на его лице одна другую, – можете пока заняться проверкой документации. Мне необходимы сведения о пассажирских перевозках по железной дороге за последние дни.

– Думаете, наш убийца приехал сюда на поезде? – хмыкнул полицейский.

– Именно.

– Уж не хотите ли Вы сказать, что это тот же человек, от чьей руки пал недавно министр? – уточнил начальник отделения, которому этот разговор начинал нравиться всё меньше и меньше.

– Думаю, такой вариант развития событий более чем вероятен, – подтвердил его опасения Люкс. – Только... Как Вы думаете, второе убийство было совершено намеренно?

– А как же иначе? Не случайно же Княжичу пулей прошили грудь?

– О, я имел в виду совсем не это... – Люкс обошёл разрытую могилу по кругу и опустился у лица почившего ювелира. – Вот, взгляните, – указал он на рану, вокруг которой ткань пропиталась кровью.

– Хотите сказать, использовали те же пули, что и в прошлый раз?

– Да, – кивнул тот. – И самой пули, насколько я могу судить, нет, равно как и тогда. Слишком жирно для совпадения, так что, полагаю, с личностью преступника мы не ошиблись. И ещё... Посмотрите, в дело, кажется, вмешался кто-то третий, – Люкс указал на лоб умершего, и начальнику Яринского отделения пришлось склониться над ним, чтобы рассмотреть предмет интереса следователя.

– Вряд ли много в городе шутников, рисующих кровью на трупах, – мрачно заметил он, разглядывая выведенный на лбу бывшего ювелира странный символ. – Должно быть, убийце захотелось потешить своё самолюбие, вот он и оставил такую «роспись».

– Я так не думаю, – перебил его Люкс.

– Почему? – искренне не понял его глава, и лицо его вновь приняло выражение самое кислое, какое только возможно изобразить.

– Потому, что со стороны нашего преступника это было бы крайне нелогично. Он избавляется от пули, перетаскивает труп сюда – судя по тому, в каком состоянии он оставлен, в чрезвычайной спешке – и тут же задерживается и рисует символ с риском выдать себя?

– Таким людям свойственно формировать завышенное мнение о себе и своём уме, – заметил полицейский и, пока его не видели, бросил весьма недвусмысленный взгляд на Люкса, чрезвычайно, по его мнению, подходившего под подобное определение.

– Возможно, Вы правы, но здесь иной случай. Убийца осторожен и, вероятно, отчасти догадывается о наших планах. Неслучайно он прибыл в Барру в то же время, что и мы. И, главное, его трудами мы лишились нити, способной вывести нас к Гротту...

– И Вы ещё спрашивали, случайно ли это убийство? Мне кажется, здесь всё вполне очевидно.

– Я бы не был так уверен в том, что всё лежит на поверхности. Например, Вас не смущает то, что труп сброшен в могилу?

– В этой части кладбища редко бывают люди, а, забреди кто в эти края, он бы вряд ли заметил тело, спущенное в могилу. Да и не стал бы кто-то с таким делом возиться: мало ли что может произойти, начали умершего закапывать, да так и не закончили.

– Вы снова поняли меня неверно, – покачал головой Люкс. – Подумайте сами: если человек пребывает в ужасной спешке, станет ли он тратить время на то, чтобы выкопать яму? И, кроме того, лопату на кладбище не держат, и Ваши люди также ничего не обнаружили в окрестностях. Ходить с инструментами – неудобно, да и внимания это привлекает немало. А руками могилу уж точно не раскопать.

– Значит, всё говорит в пользу того, что преступник подготовился заранее, - раздражённо пожал плечами глава, но Люкс и теперь не стал соглашаться с ним:

– Если уж ему хватило времени выкопать яму, было бы логично довести начатое до конца и закидать тело землёй, но этого не произошло. И, да... Не знаю, обратили ли Вы на это внимание... Вернёмся к метке, оставленной на теле жертвы. Как Вы думаете, чем она нанесена?

– Очевидно, кровью... – начал было глава, но, не то раздумав, не то почувствовав какой-то подвох, снова наклонился над лицом мёртвого ювелира и сощурился, рассматривая его. – Хотя... – он пригляделся внимательнее, и губы его искривились в странной улыбке. – Я знаю, что это. Такой краской ведь покрывают стены в церквях и памятники на могилах. Она выдерживает воздействие влаги. Вот почему символ не размыло.

– Я придерживаюсь того же мнения, – кивнул Люкс ("Неужели я получил одобрение самого королевского протеже?" – не без ехидства подумал начальник Яринского отделения полиции). – И вот ещё один аргумент в пользу того, что здесь похозяйничал некто N, имевший при себе и лопату, и краску, и время.

– Думаете, у убийцы были помощники?

– Едва ли. Скорее всего, кто-то просто оказался здесь вскоре после него. Если бы это был сообщник, он бы, пожалуй, привёл всё в мало-мальски надлежащий вид, а этот человек просто... баловался. Порисовал, осмотрел место – и труп, очевидно, тоже.

– Но зачем? Глупо оставлять свои следы на месте убийства.

– То, что у нас пока есть, всё равно вряд ли сможет вывести нас на след этого шутника. Он ничем не рисковал. Скорее всего, он не ожидал увидеть здесь то, что обнаружил в итоге...

– Да уж, трудно предвидеть, что на кладбище окажется труп! – ухмыльнулся глава.

– ...и, испугавшись, сделал всё для того, чтобы тень не могла пасть на него самого. Признаться, даже мне могла бы прийти в голову мысль о ритуальном убийстве, если бы я не ожидал чего-то подобного.

– Вы же изволили только что заявить, что произошедшее – спонтанно. Или под маской у Вас скрывается третий глаз? – не удержался от язвительной реплики начальник.

– Ну что Вы, мой организм никак не превосходит таковой любого другого человека, – Люкс, как всегда, казался невозмутимым, что более всего остального выводило главу из себя. – Просто наш убийца должен быть встревожен, раз уж он понял, что его разыскивают. Что мы наступаем на пятки. Он мог совершить ошибку, хотя... – он вдруг замолчал, и полицейский, развесивший было уши, оказался обманут самым жестоким образом.

– Что? – коротко и нетерпеливо поинтересовался он, поступившись даже своей неприязнью – воистину благородный поступок!

– Не обращайте внимания, – голос Люкса сделался задумчивым. – Я просто подумал кое о чем, что раньше не приходило мне в голову... Даже странно... – он снова умолк, но через пару мгновений продолжил – вновь энергично, без тени недавних сомнений: – Впрочем, здесь мы выяснили всё, что было необходимо. Свои теории я оставлю при себе, чтобы не путать Ваши собственные мысли. Надеюсь, я могу рассчитывать на то, что информация о пассажирах будет у меня на руках в самом скором времени.

– По... Постойте-ка! – начальник Яринского отделения слегка опешил от словесной пощёчины и тщетно пытался взять реванш. – А Вы что же, снова пропасть куда-то хотите? Смотрите, как бы нам Вас искать с собаками не пришлось.

– Я никуда не пропадаю, но мне многое нужно успеть увидеть и узнать. Я сам свяжусь с Вами, когда в этом возникнет необходимость, – спокойно уведомил его Люкс. Задержал взгляд на скукожившемся в разрытой могиле теле, кивнул на прощание главе и направился в сторону кладбищенской ограды. Под ногами шуршала и с хрустом пригибалась к земле трава.

– Чтоб тебя черти съели!.. – зло пробурчал начальник отделения вслед удаляющемуся детективу. Снова эта сволочь забрасывает крючок и уводит манящего червяка прямо из-под носа! Не хочешь чего-то говорить – забудь про язык и сомкни уста, а то тоже тут... «теории оставлю при себе!..»

***

Она не знала, что делать. Паниковала, как девчонка, хотя давно привыкла держать себя в руках.

Вокруг бело и влажно блестел туман, а на груди ювелира яростно алела кровь. Боги, что с ней такое? Не первый случай на её практике – и наверняка не последний. Но сердце дёргается в груди, ритм дыхания порван и сбит. Почему? Чёрт возьми, почему?

Неужели потому, что она когда-то знала этого человека? Потому, что не ожидала столкнуться с ним на одной дорожке? Да кто она такая, кто они такие, чтобы мерить людей? В их ремесле все равны. И друг, и враг, и всякий пустяк. Смешно. Всё хорошо, пока оно далеко, вот по ту сторону туманной завесы. А здесь, где по бардовой капле утекает в землю жизнь, кривые кошачьи когти рвут душу изнутри. С ней такого не бывало давно. Мор, Чума – всё равно! Не может принадлежать такая кличка человеку, у которого в ответственный миг дрожат руки.

Люси закрыла глаза и сделала глубокий вдох...

...и, когда веки дрогнули вновь, её глазами посмотрел на мир другой человек.

Нужно было спешить, пока на кладбище не пришли люди, и мысли заметались в жуткой агонии в поисках новых решений. Люси знала, что на кладбище частыми гостями были те, кто раскапывал могилы. Трупы забирали для экспериментов врачи, хотя эксгумация тел находилась под запретом, равно как и сами операции. Одежду и украшения, с которыми иногда хоронили умерших, извлекали из-под земли, зайцами оглядываясь по сторонам и ловко орудуя пальцами, воры и «шаманы», искавшие в пластах сырой земли материалы для своих поделок. Город боролся с грабителями, но вяло, словно через силу, и все в королевстве понимали, что кладбища всё равно продолжали посещать с завидной регулярностью те, кого бы предпочли там никогда не видеть.

О, если её не осуждали за прочее, сколько помоев вылили бы на её голову, узнай кто, что Мор бродит среди могил в глупой надежде найти ту единственную, где успели поколдовать местные кудесники!

Взгляд Люси скользил по могильным камням, обжигая секундным морозом высеченные на них имена, и теперь сентиментальности не осталось ни во взоре, ни в голове. Боги, неужели все любители анатомического театра под открытым небом решили прервать свои изыскания именно сейчас? Не то чтобы Люси положительно относилась к предмету разграбления могил, но сейчас бы это пришлось как нельзя кстати.

Целые могильные камни, прямые кресты, ровные горки, примятая земля... Да что же это такое? Не рыть же ей яму собственными руками? Труп Княжича остался где-то за спиной, и она не могла развернуться посреди пути, чтобы проверить его. Чёрт, да если кто-то заявится сюда раньше, чем обещают её расчёты, всё пропало!..

И тут нога словно приросла к земле. Покачнувшись, Люси остановилась. Облачно-серые глаза расширились от внезапного ужасного понимания. Она ведь слышала кого-то, когда шла сюда! Кто это был? Где? Боги, где же? Она думала, ей могло показаться, но... нет, слух не должен был подвести! Это пришли на кладбище чьи-то родственники? Глупости, кто пойдёт за город в такой туман! Но для воров погода самая подходящая... С другой стороны, почему тогда не было слышно ни лязга инструментов, ни глухого стука лопаты? Даже мастера своего дела, коих в Барре наверняка обреталось количество, достойное уважения, не могут провернуть подобные манипуляции без единого звука. Хотя... чем чёрт не шутит? В самом деле, может, сегодня на её стороне не только Рок, но и Фортуна?

Люси развернулась и, вспарывая телом туман, двинулась в ту сторону, откуда пришла. Но и здесь всё было спокойно и на удивление нетронуто, только местами заваливались на бок склонённые тяжестью лет надгробия.

– Чёрт, чёрт!.. – сквозь зубы бурчала она, и трава мялась и шёпотом мёртвых отзывалась на шаги. Сапоги приминали упругие травинки, и Люси думала о том, как много здесь останется её следов. К счастью, даже полицейские никогда не станут примерять на себя роль обувщиков.

– Должна же быть хоть одна!..

Но раскопанных могил не было, как не было и инструментов под рукой. Люси буквально физически ощущала, как секунда за секундой уходили в никуда. Времени оставалось всё меньше, а она не смола бы закончить дело раньше даже в случае, если бы перешла на бег. Проклятье!

– Ах! – ...но спасение пришло через несколько мучительно бесконечных минут, когда Люси готова была скрипеть от отчаянья зубами, рыть землю руками, чувствуя под ногтями песок, бежать отсюда, оставив всё неизменным. Но тогда она бы выжгла себя изнутри ненавистью к собственному предательству. А сейчас...

– Вот же невезенье!.. – пробормотала Люси, и губы её расплылись в глупой улыбке, свидетелей которой, к счастью, не нашлось поблизости. Глядя то вправо, то влево, она позабыла посмотреть вперёд, и теперь, оскользнувшись, съехала в раскопанную во влажной земле прямоугольной формы яму. Те, на чью невольную помощь она так рассчитывала, всё-таки не подвели её.

Подвёрнутая нога ныла, и опереться на неё было страшно, как на лёд замёрзшего только-только озера, но Люси пересилила себя и, на первых порах неуверенно, шаг от шага сильнее полагаясь на повреждённую лодыжку, направилась к месту, где оставила тело отошедшего в мир иной ювелира.

– Теперь всё...

Он выглядел поджарым, но оказался неожиданно тяжёлым. Нога опять заныла, и пришлось идти медленнее, чтобы она вновь не подвернулась под тяжестью двух тел. Боясь запачкаться кровью, она перевернула его лицом назад и так взвалила себе на спину, побрела в путь до брошенной кем-то ямы. Люси согнулась, как сгибаются работники, перетаскивая тяжёлые мешки с мукой, и теперь земля плыла у неё перед самыми глазами, а всё вокруг заволок молочно-белый кисельный туман, и казалось, что вокруг не было преград и опоры, кроме заросшей травой дорожки под ногами. Бывший ювелир бился и трясся и стал теперь такой же неприятностью, как походные вьюки, набитые до отвала.

Могила была рядом. Последнее пристанище, где Княжич будет ожидать своей будущей судьбы. Его наверняка найдут и ещё успеют отпеть в церкви. Пусть пока вкусит отчаянную прелесть неизвестности. Это место станет твоим лимбом, о, тот, кто недавно мнил себя апостолом среди людей!

Тело тяжело свалилось в приготовленную кем-то могилу, и Люси, разогнувшись, в последний раз посмотрела на него, как на что-то человеческое. Дальше настало время мелочей. Нужно было вытащить пулю и избавиться от следа в месте, где она, оскользнувшись, упала.

Люси наверняка будут искать, но пока полиция не выйдет на её след. Она всё ещё ужасно молода и неопытна, хотя минула уже почти четверть века с момента её появления.

Ну что, всё? Всё... На руках – земля, на душе – грязь. На чужом жилете – кровь, а надо всем этим – кисельно густой туман.

Люси отряхнула руки и скептически оглядела плод своих трудов. Княжича больше нет, и краеугольному камню мародёров снова ничего не угрожает, вот только... что, если, желая предотвратить беду малую, она привлекла на свою голову куда более серьёзную кару?..

И вот трава снова зашуршала, и галька скрипела под жёсткими каблуками сапог. Пока, Лили, пока, Стивен... Пока, Лотта. Мы все ещё встретимся на одной узкой дорожке.

***

У плохих вестей путь всегда короток, а шаги легки.

И когда они ворвались с порывом уличного воздуха, пропахшего дымом дешёвых сигар, в комнату постоялого двора с молодым парнишкой, крикнувшим:

– На кладбище убийство. Это наши, – Янус сразу же понял, что всё обстояло очень и очень дурно.

– Ступай и передай Лорду, чтобы он пока не высовывался, – бросил он мальчишке и вальяжно раскинулся в кресле. Да, внешне он был спокоен, но внутри у него всё кипело, словно магма поднималась из самых недр его души. А гонец, как назло, не хотел уходить, хотя уже выполнил свою миссию: к устному посланию прилагалась записка, быстро перекочевавшая из по-паучьи тонких пальцев на стол.

– А Вы знаете, кто это сделал, да? Я слыхал, туда полицаи набежали ещё утром. Если бы не туман, должно быть, ещё бы и раньше пришли, – вдохновенно сообщил он и уставился на Януса с благоговейным видом. Он не знал, с кем говорил: для всех посторонних Янус был человеком в маске, и она лежала не только на его лице, но и на манерах и речи. Сейчас он устало прикрыл глаза и, чтобы не разочаровывать паренька, бросил покровительственное:

– Конечно, я всё знаю. Не бойся, полиции до нас далеко. А теперь иди. Просьбу нужно передать как можно скорее.

Янусу казалось, что мальчишка не уйдёт никогда, и минуты тянулись так мучительно долго, что ему хотелось, изменив своей обычной холодности, схватить его за шкирку, как котёнка, и выгнать из комнаты. Но, к сожалению или к счастью, статус налагает определённую ответственность, и репутацию нужно поддерживать всеми правдами и неправдами. И Янус продолжал держать себя гордо и даже как будто расслабленно, ясно давая понять, что какая-то там дюжина полицейских, топчущихся на месте преступления, воплощённого в жизнь кем-то из его подопечных, не была и никогда не могла стать причиной беспокойства:

– Я понимаю, что ты хочешь узнать больше, но пока что рано о чём-то говорить.

– Правда? – мальчишка, очевидно, действительно ожидал каких-то пояснений, и потому выглядел весьма опечаленным. – Господин, а я могу к Вам прийти, если появятся новые новости? Вы расскажете тогда, как всё было на самом деле? Это было бы так здорово!

– Конечно, – отозвался Янус. – Только произойдёт это не раньше, чем ты справишься с поручением.

– В самом деле? Спасибо! – паренёк снова просиял, и Янус понял, что время его отправления в путь за грань номера приблизилось ещё чуть-чуть. – Я всё сделаю, одна нога здесь, другая там, господин! – мальчишка улыбнулся, словно речь шла о покупке леденца на ярмарке, а не об очередной кровавой расправе и томительном следствии. – До свидания!

Его худощавая фигура метнулась к выходу, и Янус уже ожидал услышать резкий стук двери о косяк, но парнишка неожиданно аккуратно, как-то по-лакейски, приоткрыл дверь и, протиснувшись в образовавшуюся щель, таким же образом закрыл её за собой.

Янус слушал, как удалялись, стуча по ступеням, шаги посланца, прикрыв глаза. Казалось, будто он погрузился в сон.

Но стоило невидимому теперь мальчугану преодолеть лестницу и звучно хлопнуть входной дверью, как веки юноши резко распахнулись. Порывистым движением он сдёрнул с лица похожую на череп маску и, отбросив её на стол, судорожно запустил руки в волосы.

– Боги! Да что же?.. Ду-у-ура!.. – выдал он, зло скрипнув зубами. Напускное спокойствие, только что контролировавшее каждое движение, пошло трещинами и осыпалось горстью осколков. Он пребывал в чистейшей ярости, и в глазах светился огонь покачнувшегося разума. Янус редко выходил из себя, но в случаях, когда кто-то или что-то всё-таки умудрялось довести его до белого каления, действо это было страшно.

Шумно переводя дыхание, он вскочил, в пару шагов преодолел комнатушку и запер на ключ дверь; так же порывисто развернулся и метнулся к столу. За считанные мгновения маска оказалась погребённой в одном из массивных ящиков стола под кипой бумаг, а пальцы буквально распотрошили записку.

"Княжич мёртв. Мор", – беспристрастно чернели на бумаге закорючки букв.

– Я же просил ничего без меня не делать! Объяснял сотни раз – куда уж лучше! И тут же – это?! – записка разорвана на мельчайшие клочки и отправлена в полупустую пепельницу. Янус не курит и не собирается, но штука в хозяйстве полезная. На улице – солнце, в гостиничной комнатушке – кажется, что скоро стёкла побьются от мороза.

– Она думает, так просто быть всегда на два шага впереди полиции?! Всё, всё теперь наперекосяк из-за этой своевольной девицы! – красивое и обычно горделивое лицо перекосила судорога слепого бешенства. – Одним непринуждённым движением умудрилась отправить все планы гнить в помойной яме! Такой шанс найти Гротта, и!.. – Янус вдруг осёкся, и жуткая гримаса, сковавшая скулы, начала медленно отпускать напряжённые мышцы. – Хотя... – пальцы тоже расслабились, и злость сменил привычный скепсис, – может быть, ещё не всё потеряно, – медленно, пробуя на вкус слова, произнёс он. – Ведь ищейки тоже потеряли с ним связь. Они будут искать Мор, но если всё обработать должным образом... Если нас отбросит назад, клянусь, я утащу особо старательных полицейских за собой. Боги, мне их даже жаль! – на губах застыла усмешка, а за окнами комнаты постоялого двора остывал на углях заката умирающий день.

***

В трактире фальшиво и наигранно радостно пела флейта. Временами она всхлипывала так резко, что грустно и жалко её становилось даже завсегдатаям, которым давно уже приелись её жалобы.

Начальник Яринского отделения, сдутый и обвисший, сидел за столом в углу и, обставившись рюмками, пил. Взялся он за это занятие давно, и теперь в помутившемся мозгу было звонко и пусто, и трактирщик мигал перед самым лицом, как глаз развязной уличной девки. От начальника несло водкой, потом и прогорклой тоской.

– Черти бы драли этих столичных сыщиков! – бормотал он, и голос время от времени соскакивал на такие высокие ноты, что мог соперничать с испускающей дух флейтой. – У-у-у, канальи! – говорил глава и грозил кому-то невидимому кулаком. Что самое интересное, в ответ ему тоже кто-то грозился, но начальник, как ни старался, всё никак не мог понять, кто бы это был, а перед глазами у него пьяно качались красные фонари. Рюмки на столе манили и блестели в чадящем свете трактира и казались то полными, то пустыми. Где-то звякнула бутылка, и тут же громыхнул смех.

– Сво-о-олочь! – рыдающе протянул глава, и слёзы выступили у него на глазах, не то от льющейся через край водки, не то от искренней всё от той же водки бессильной злости. В неопределённой точке пространства снова мучительно громко зазвенели бутылки.

В черноту глотки из рюмки полилась очередная порция мутно-прозрачного пойла.

– Ну надо же, Крон! – вырвался из застлавшего голову тумана чей-то расплывчатый как дневное марево голос. – Правду говорят, что мир тесен! Хоть подвинься, друг ты мой бриллиантовый! – начальника отделения что-то толкнуло в бок и плавно, как по маслу, подвинуло к стене. Он недовольно фыркнул и перевёл взгляд на персону, потревожившую его пьяный покой, но в глазах кружилось, двоилось и скашивалось, и образ качался, как корабль на гребне волны.

Не узнавая говорящего, Крон протянул к нему руку, но она только схватила воздух и, не нащупав опоры, провалилась куда-то в пустоту. От падения её спасли чьи-то цепкие мягкие пальцы, задержавшиеся на кисти в подобии рукопожатия.

– Рад тебя видеть, – продолжал смазанный человек, уже отпустив руку и переключившись на бутылку с плескавшейся на дне неопределённой мутной штукой, которую трактирщик со свойственной ему искренностью назвал качественной водкой. – Элемская? Ну и дрянь! Как ты это пьёшь? – возмутился расплывчатый, принюхавшись к исходившему из горлышка духу, приложился к бутылке, и, насколько позволяли рассмотреть собранные в кучку глаза главы, количество «дряни» незамедлительно принялось уменьшаться в геометрической прогрессии.

– Как служба-то? – поинтересовался расплывчатый, звонко чмокнув губами. Теперь, хотя сама его фигура продолжала болтаться, как церковный колокол, бутылка в его руках изменила ритм и качалась как-то отрывисто, по-своему. – У нас, видишь ли, ужасное засилье бумаг. Наступают по всем фронтам! – продолжил было он, но середину фразу разорвала икота, и мутный принялся обшаривать оставшиеся рюмки на предмет наличия в них какой-либо жидкости, способной избавить его от этого недуга.

– О, бумаги, чёртовы убийцы полицейской работы! – пьяно и горестно вторил расплывчатому Крон. Покончив со спиртным и не решаясь в присутствии собеседника, лицо которого всего никак не желало обрести определённые очертания, заказывать новую порцию, крутил в пальцах одну из пустых рюмок, заворожённо провожая глазами плясавшие на её поверхности алые фонари. – Раньше всё были выезды, погони, казни! А теперь – тьфу! Одна макулатура, говорить противно! Вот, изволишь ли видеть, – продолжал начальник Яринского отделения, решив для простоты обращаться к неожиданному гостю просто, по-братски, – я должен раздобыть кучу документов по пассажирским перевозкам, а как – это им всё равно! Сидишь, как идиот, со всеми этими бумажками, и расследование с места не двинется, нет! То ли дело было, когда всех их – р-р-раз! – и на плаху! О, какой был порядок! А теперь – бумаги! Ужаснейшая вещь, какая только могла произойти с нашей полицией!

– Ах, как я с тобой согласен, как согласен! – сочувственно протянул мутный, успевший каким-то чудом обзавестись новой непонятной бутылкой. На жирных его пальцах искрились перстни, похожие на бутылочное стекло. – А что, в деле-то о премьере прогресс есть? Скоро уже схватят... – теперь его поразила отрыжка, но он кое-как сдержался и закончил: – ...преступника?

– Да какой, к матери пёсьей, преступник?! – возмутился Крон, да так сильно, что даже рюмку шлёпнул об стол.

– Ну, тише, тише, – попытался остудить его пыл мутный, даже положил с этой целью Крону руку на плечо, но, впрочем, тут же её убрал.

– Да чего ты, в самом деле? Я спокоен, как труп! – обиделся тот, но голос всё-таки понизил. – Я только говорю, что этот зазнайка, этот королевский прихвостень вгоняет всё наше дело в гроб! Надо бы заниматься тем, чем должно, так нет же! – рюмка снова ударила по столу, и по толстому её стеклу пошла едва заметная пока трещина. – Он лезет в какие-то дебри, путает нас всех, и черти меня дери, если он ещё не запутался сам!

– Никогда не поверю, что всё так дурно обстоит. Как-никак, сам Король...

– Что король! Когда у ног его суетятся такие люди, что может король? О, готов поспорить, это всё дело рук очередного выродка с Востока! Они лезут к нам, как блохи на собаку! Развели у себя бардак и нам желают того же. О, наш монарх! – взревел Крон и расплакался от своей прочувственной речи.

Мутный плаксиво скуксился, плеснул водку в одну из рюмок и, высоко подняв её над головой, со слезами в уголках глаз, предложил:

– Выпьем же за короля! Да будет долог век его и славно царствие!

– За короля! – под рыдающую флейту поддержал его Крон и хотел уже было осушить рюмку, но та оказалась пуста.

– Возьми, друг! – всплакнул рядом мутный, оценив его потерю, и протянул бутылку, которую Яринский глава и принял с удовольствием. В глазах качнулся не только собеседник, но и закопчённый потолок, и красных огоньков как будто сделалось больше.

К флейте примазалось что-то ещё, и стало мучительно, тоскливо и легко. Пол качался, силуэты плыли, огни мигали умирающим фонарём. Водка и нечто ошибочно именуемое «вином» лились, журчали и жгли горло.

– Да здравствует король! К чёрту бумажки!..

– На эшафо-о-от!..

– К чёрту баб!

На улице было темно, и трактир болезненно пульсировал в опустившейся на Город мгле жёлтым пятном. Мостовую временами сотрясал конский топот, затухавший и разгоравшийся, как свечное пламя. С неба косился обрезанный лунный серп, впившийся в чернильно-чёрный атлас неба.

В трактире Крон опрокинул в себя очередную бутылку и замертво начал валиться на пол. Мутный суетился рядом, зачем-то хлопал себя по карманам и дурным голосом призывал нашатырь.

Прибежавший трактирщик утащил Крона куда-то в подсобку, и оттуда долго доносились противные чавкающие звуки и стоны: его рвало в брошенную на пол деревянную лоханку, от которой кисло несло помоями и приторно-приятно – маслом. Трактирщик больше не мигал, и даже алые огоньки унялись. В полуподвальном помещении заведения мальчишка-подмастерье собирал со стола в грязную тряпочку крупные, округлые, похожие на застывшие рыбьи глаза осколки разбитой рюмки.