11. Рация
Сны твоих мертвых друзей - Звенья
Щелк-щелк-щелк. Шипение. Помехи. Неразборчивый голос. Щелк-щелк-щелк по каналам. Шипение. Щёлк.
- Перо-оди-...?
«Не трогай колёсико! - стукала по рукам Нил, - передачу собьешь!»
«Да я просто посмотреть» - обижался Янар. Ему всегда нравилось нажимать на кнопочки.
«Вот так посмотришь, и до нас не достучатся. С волны уйдёшь, её больше никто не поймает. »
«А если мы к кому-то стучимся, как понять, есть кто-то на этой волне, или никого? »
- Перо-два на... -зи, ответьте! Приё-...
«Если слышишь помехи в эфире и "голоса призраков" - значит поблизости нужная волна с живым человеком. Главное - поймать, а это сделать очень трудно... Поэтому любой контакт - победа. Понял? Лови передачи» - у Нил всегда глаза горели, когда дело доходило до наставлений.
«Понял. Ловлю».
Совы-телекоммуникационщики...
- Перо-один... Отзовитесь... - шипение. Помехи.
Янар открывает глаза и рывком садится.
Рация. Сигнал. Каррин!
Дёргается в сторону. Тут же жалеет, поскуливая. Голова трещит. Каждая мышца идёт на излом. Правая рука - один большой синяк.
Он видит зелёный брезент над головой. Палатка просторная. Кровать, стол. За столом - ещё одна койка. Бабочка в руке, стойка капельницы рядом. Привычная обстановка, но вместе с этим незнакомая.
Мозги скручивает. Так отъезжает крыша.
- Что за дичь?
Он вздыхает полной грудью. Лёгкие побаливают от напряжения. Першение щекочет горло. Как будто шарики всю ночь надувал.
И тогда Янар вспоминает.
Сумерки, метель. Они тащатся черт знает куда...
Нурай.
Сердце замирает. Где, где он его оставил...
Лежат на снегу, бело-синие, бездыханные. Иней на лицах, расцарапанные ветром щеки, погрызенные губы. Невысказанное слово. Кровь.
Где Нурай.
- Перо-один! - шумит что-то совсем близко шершаво, голосом Каррин.
Янар оглядывается. Рация на столе.
Тянется к ней, но не успевает. Передатчик выхватывает крепкая рука в черной-черной перчатке. Чужак. Подкрался незаметно.
- Доброе утро, - незнакомец обольстительно скалится. Высокий. Зубы белые. Лицо молодое. Одежда тёмная, но на совиную не похожа, - попросишь подружку сказать координаты?
Янар лихорадочно соображает. Выдаёт гениальное:
- Вы кто?
Незнакомец фыркает.
- Дед Мороз и Снегурочка. Не видно? - следом заходит женщина, похожая на детектива: уставшая, в пальто, которое носят только детективы, в свитере с высоким горлом, который надевают только киношные детективы. И медицинской маске. Такие детективы не используют, только патологоанатомы, - ты бы лицо прикрыл, они неизвестно какую бяку принесли.
- Айда анализы сделал, - отмахивается мужчина, - не заразные.
Янар ничего не понимает. Он умер? Он жив? Он где-то посередине и теперь навсегда приговорён к страданиям?
- Ляг, - советует женщина, - сейчас всю кровь высосет.
Янар замечает: пакеты на капельнице, где должна быть жидкость, пусты. По трубке, прямо из бабочки, медленно поднимается что-то темно-малиновое. Вена болит.
В лимбо есть боль?
- Налда, - представляется женщина, пока колдует над катетером, - врач. Зови, если что-то будет беспокоить.
- Ладно.
Янар растирает затекшие ладони. Руку сгибает в локте - Налда напоследок попросила держать ватку, пока кровь не остановится. Как в больнице. Он давно не был в нормальных больницах, с тех самых пор, как мир сошел с ума. Поворачивается в сторону рации, но её на столе нет.
Мужчина прижимает динамиком к уху. Задумался. Слушает. Суровый вид никак не вяжется со спортивной кепкой и двумя торчащими из-под неё густыми косами. На Крика чем-то похож, может, ровесник. Только неотёсанней, дикой.
- Перо-два долбится сюда уже второй день, - пожимает плечами, - с нами говорить не захотела. Успокой её.
И бросает рацию Янару. Тот ловит. Косится на незнакомца. Он лениво рассматривает свои ногти.
Плевать. Каррин слишком важна, чтобы играть в недоверие.
- Перо-один на связи, - щёлкает кнопкой, - ты в порядке, Риша?
- Про координаты спроси, - подсказывает мужик, - мы её заберём.
Янару это не нравится. Подозрительно. Но сектанты не стали бы носить одежду, похожую на гильдийскую, и не спасли бы замерзающего ребёнка. Детей всегда скармливают демонам, потом уже разбираются, чьи они были. Сектанты не ставят детям капельницы и не укутывают в одеяло с мишками.
- Янар! - кричит Каррин в микрофон слишком громко, - хвала Богам! Вы в порядке? Как ты умудрился потерять рацию? Где Нурай?
Голова болит от потока вопросов. Последний режет под ребром.
Где Нурай?
На рации мелкие царапины и наклейка кошачьей лапы - Тайка прилепила, когда была жива. Так это волчары...
- Координаты, - напоминает мужчина.
Раздражает.
- Риша, - ноет под языком. Как давно он не называл это имя. Фактически - несколько дней, но прошла целая вечность, - мы...
Это раньше были «мы». Сейчас он один.
- Риш... - губы сохнут. Хотя бы её нужно уберечь, - я не знаю. Меня подобрали какие-то люди, они просят твое местоположение. Чтобы забрать.
Мужик одобрительно кивает.
Канал пощелкивает, шипит.
«Барабашки бегают по волнам» - шутила Нил. «Если не будешь мыться - выпрыгнут и сожрут» - соглашалась Гера. Это было давно.
- Семь на восемь? - раздается по ту сторону.
Янар улыбается. Он знает этот код. Все дети сов знают - прихоть Крика. Это тоже было давно. Зубрили таблицу умножения, пока раскладывали патроны по магазинам, спорили. Ругались. Взрослых в лагере было больше. Они пока были детьми.
- Сорок восемь.
«Все в порядке». Наивный и глупый шифр, который ни разу не пригодился.
Каррин мнется. Сомнение долетает сквозь трубку.
Называет координаты.
Мужик кивает, забирает рацию и о чем-то долго с ней беседует - Янар не слышит. Все заглушают монотонные удары мыслей по черепу.
Он потерял Нурая. Обещал же, что прорвутся, тащил за собой, переполненный глупой неправдивой уверенностью. И что в итоге?
В итоге пустота. Даже боли нет. Когда ушла Нил, в груди что-то бесконечно ныло, стреляло, кололо. Тогда он думал, что умирает вслед за ней, поражённый кармой. А сейчас - ничего. Наверное, его сердце просто сгнило, под ребрами качает кровь равнодушный насос. Насосы не умеют болеть. А несгибаемые гвозди - тосковать. Твой отряд мертв, твоя душа мертва, а ты смеешься и идешь вперед. Такие они - совы. Черствые.
Это не убивает, не уничтожает до основания. Это не стягивает комок в горле. Не в этом причина.
- Я зайду позже, - бросает через плечо мужчина, рацию забирает с собой, - поедем подружку вашу забирать. Кто-то еще из выживших есть?
Янар плывет. Не различает, где мысли, а где подвывающий голос совести. Обвиняющий: «ты должен был следить за ним. Это твой человек. Твоя ответственность».
- Нас было двадцать.
Было. А сколько сейчас? Остался хоть кто-то?
- Ух ты, - тот присвистывает, - гильдия?
- Две.
Было.
Давит. Давит. Тянет. Невозможно.
Янар вываливает то, до чего дотягиваются мысли: о миссии, о базе, о побитых грифонах. О том, как все начало рушиться. Последовательность причин и следствий, сухие факты, без эмоций и имен.
«Нас отправили, мы пошли, мы потерялись». Мы. Сейчас один.
Мужик слушает, не перебивает. Хмурится. Достает из-за пояса тубус, его тоже кидает Янару.
- Отметь место лагеря на карте. Скатаемся туда вечерком, посмотрим, что и как.
- А демоны?
- А демоны за внедорожниками не бегают, - смеется по-доброму, - внедорожник лучше танка, запомни, малой. Тот, кто быстро бегает, по морде не получает.
Крик бы с таким поспорил.
- Если что-то будет нужно - доставай Налду. А если ее не найдешь - Хис, - советует мужик, - она такая, маленькая, бегает и орет вечно. Скажешь, что от Дакара, и она тебя не пошлет. Наверное.
- А Дакар - это кто? - не понимает Янар.
- Здрасьте, приехали, - вояка обижается, - а если подумать?
Понимает.
Дакар кивает довольный. Вот и разобрались. Все понятно. Дакар - две черные косички и кепка, Налда - врач в шкуре детектива, Хис - маленькая и орущая. Такое нетрудно запомнить.
- Не скучайте, мальчишки, - в третий раз прощается Дакар, - эту вашу Ришу вернем - рацию отдам. Будете базу свою ловить.
Уходит.
Мальчишки?
Янар слетает с койки. Фактически - встает, но слабая нога думает иначе. Падает. Не замечает.
Мальчишки. Он же не успел отпочковаться от самого себя?
Тянет, колет, царапает острыми ноготками душу. Не надежда. Не безысходность. Что-то непонятное, черное и шипастое.
На второй кровати едва шевелится одеяло. Вверх-вниз, в такт слабому дыханию. Синие волосы распластаны по подушке. Губы. Не синие.
Нурай. Живой.
Янар выдыхает одно большое ругательство, придумывает на ходу.
А вот это - больно. Вот это - стреляет по почкам и желудку. Опоясывает по сердцу леску и затягивает узел, чтобы разорвалось. Вот от этого хочется хрипеть и сдирать кожу с лица, лишь бы перестало печь изнутри. Внутри - огонь. Снаружи тоже. Он опять задыхается воздухом, но на этот раз теплым.
Живой. Живой. Живой.
И пальцы у него теплые. Янар чувствует. Касание тоже чувствует. Чувствует слишком много и, одновременно с этим, ничего.
Между плотью и костями что-то разрывается, он пытается давить это в себе, чтобы исчезло там же, где появилось, не вышло наружу.
Совы черствые. Они не плачут.
Янар тоже не плачет. Просто скручивается калачиком из-за рези под ключицами и утыкается Нураю в спину.
Живой. Выкарабкались.
