7. Чай
Сны твоих мертвых друзей - Неосознанное завтра
Костёр упирается в небо. Снежинки дрожат в воздухе и тают, не долетая до земли. Вода булькает в котелке. Тихо. Как в походе.
- Непривычно, - Каррин палкой рисует узоры на земле, - когда мы в последний раз выбирались вот так, с ночёвкой?
- Вчера. - Нурай кутается в плащ и похож на воробья - такой же нахохлившийся и недовольный, - и позавчера. И позапозавчера. И позапозапозавчера.
- Позапозавчера ночью мы шли, - поправляет Янар. Чистит автомат. Посматривает в котелок.
- Душнилы, - выдыхает Каррин облачко пара, - я про атмосферу. Посмотрите, как спокойно.
- Как в морге, - соглашается Янар. Никто не понимает, шутит он или нет.
Пародия на чай дымится в кружке. Тишина обволакивает.
- А раньше мы рассказывали страшилки у костра, - Каррин тянет руки к огню, греет ледяные пальцы, - песни пели, смеялись. Где оно всё?
Никто не говорит ответ, но он ощущается в воздухе. Как легкий мороз, щиплет язык. Всем известен.
- Нет смысла вспоминать прошлое, - Нурай в сотый раз шмыгает носом, - слишком многое изменилось.
Янар молчит. Думает. А может спит.
Изменилось не многое - всё. От основания до деталей. Остались только оболочки, потому что люди тоже поменялись целиком и полностью. Их вывернуло наизнанку и пересобрало заново, уродливых мутантов из заплаток. А у кого-то вместо швов - дырки. Уродливые, с торчащими нитками. На месте самой большой дырки когда-то было сердце. Сейчас у Янара его нет.
Они жуют в полной тишине остатки последнего сухпайка, запивают прозрачным чаем - на вкус как вода. Каррин делит по третям шоколад. Янар кладет кусочек на язык и морщится - горький. Как обычно, но все еще не привык. Нурай крутит в руках компас. Щелкают дрова.
Спокойно.
Янар закидывает костер холодной землей, оставляет едва тлеющие угли. Снова разбирает автомат, чистит, собирает. Каррин дежурила прошлой ночью и засыпает первой - отрубается в своем мешке через три минуты, Янар заботливо тянет застежку наверх, чтобы ей было теплее.
Нурай никак не ложится. Вечность наблюдает за краснеющими углями, а когда укладывается, долго копошится, стараясь устроиться удобнее. Вздыхает.
- Прости, - наконец выдает, - за кретина. Топографического.
Они повздорили днем из-за карты. Нурай хотел пройти напрямую по заброшенному населённому пункт, а затем срезать через лес, Янар пытался доказать, что на открытой местности проще следить за обстановкой, и поэтому лучше пройти больше, зато в относительной безопасности. Простая стычка, обыденная, таких каждый день происходило по несколько штук, но в этот раз накаленные до предела нервы не выдержали у обоих. Наговорили друг другу глупостей, о которых все еще жалеют, сорвали голоса. И зачем?
- А за обычного? - у Янара на душе скребут кошки.
Наверное, это он должен извиняться. В итоге же пошли через город, пополнили запасы и ни на кого не наткнулись. Друг оказался прав. А Янар слишком вспылил. Слишком. И себя не простит.
- За обычного просить прощения не буду.
Янар смеется. Ощущение гадости понемногу отпускает. Всегда с ним, волчарой, вот так: плохо до тошноты после ссор, а потом мирятся за два предложения.
Нурай переворачивается на живот, смотрит пронзительно. Нижнюю половину лица в руках спрятал - на охоте всегда надо нос прикрывать, чтобы со снегом слиться, это все знают.
- Ты изменился, - говорит Нурай сипло, и Янара прошибает.
Он ненавидит такие разговоры.
- Как мило. Заметил, что я поменял причёску несколько месяцев назад? - на самом деле он не менял ничего.
- Ты не менял, - Нурай видит насквозь, - ты - это про постоянство и упертость. Никогда не меняешься. Но что-то всё равно не так.
Что-то. А может всё?
Янар не замечает, как по новому кругу начинает разбирать автомат. Магазин, крышка, пружина, поршень, затвор. Шомпол крутит в руках. Не задумывается. Нервничает.
- Конкретней.
- Ты бы не стал смеяться после оскорбления. Набросился бы с кулаками, ляпнул что-то, но не отпустил.
Раньше так и было.
- Днём ляпнул, - не что-то - целый список гадостей.
- Ляпнул. А сейчас нет.
- Тогда захотел, сейчас не хочется, - пожимает плечами по-простому, держаться старается расслабленно, но под пристальным взглядом тяжело дышать.
Он как на ладони. Уязвимый и открытый. Его знают слишком хорошо.
Нурай вздыхает, но не спорит. Так лучше.
- Как нога? - желание болтать в друге не умирает.
- Нормально, - постоянно ноет, отдаёт тупой болью, всё ещё пульсирует, хотя раны давно затянулись, мешает бегать, - могло быть лучше.
Ранение глупое до невозможного. Был бы он внимательнее, смотрел наверх - не выпал из жизни лагеря на несколько недель. В тот день они узнали, что демоны умеют лазать по деревьям. Знание не спасло от новых потерь. Непростительные ошибки.
- Но ты выжил и можешь ходить - уже хорошо. Ребята таким не похвастаются.
Ребята... Их Янар не помнит. Ни имена, ни лица. Но он их знал. Один мастерски раскладывал карты, доставал монетки из воздуха и картавил. Второй пугался даже собственной тени, и, не глядя на цель, всегда попадал в яблочко. Третий просто жил и когда-то мечтал стать космонавтом. Они общались, но не близко. Не привязался. Хотя и за ними присматривал.
- Если так сравнивать, то наш мир - рай на земле, - ворчит.
Нурай пожимает плечами - если не согласен, спорить не хочет. Отворачивается и укрывается с головой.
- Буди, если что, - раздаётся совсем тихое из мешка.
Десять секунд кашляет, затихает.
Янар остаётся один на один с небом.
Тихо.
Каррин что-то бурчит во сне - оказывается, она умеет разговаривать, когда спит. Когда называет имена - мурашки бегут по спине, и давит что-то внутри.
Тяжёлые облака тянут руки к земле. Снежинки колют щеки. Нога ноет.
Ноябрь. Скоро Крику тридцатник, но возраст почти не чувствуется. Янар говорит с ним на равных.
Последняя весточка из лагеря пришла сегодня днём, больше на связь никто не выходил. В эфире тишина. В голове липкие сомнения.
«Пока держимся, но антибиотики кончились. Минте вроде лучше, но не встаёт. Демонов вроде не видно, но вдали кто-то выл» - весь отчёт Канари, прокативший на качелях трижды.
Всё хорошо, но как бы плохо. Объективная оценка.
Ноги мёрзнут. Янар растирает холодные ладони и крепче обнимает автомат. Не заболеть бы.
Нурай вот болеет, хотя отрицает всеми силами, дурачок. Как будто, если скрывать, не станет хуже. Когда Каррин узнала, чуть не убила и заставила выпить десять кружок чая за день. Собственно, так чай у них и закончился. Теперь хлещут воду. Невкусную - из-под фильтра.
Минта не лечился до последнего, в итоге слег с воспалением лёгких. Неделю не мог сбить температуру, почти не дышал. Может, и сейчас не может - Канари не сказал. Не хотел нагонять негатив.
Если сляжет Нурай - Янар не простит ни его, ни себя. Потому что он - капитан маленького отряда, обязан заботиться о своих людях. Тем более о друзьях. Как друг, не командир. А присматривать за Нураем, почти младшим братом, это обязанность, отпечатанная в мозгах. Так надо. Так правильно. Волчара как ребёнок, неразумный и ведомый, ему внимания нужно больше. У Каррин своя голова на плечах, Крик взрослый, Минта умный, Кохаку... Кохаку его не волнует. Никогда не волновала. Но она тоже член семьи, и игнорировать её нельзя, даже если хочется.
Ветер шевелит траву, свистит вдали. Не поднялась бы буря.
Хрустит трава.
Янар вскидывает автомат и прислушивается.
Шелест. Шаги. Бормотание.
Демоны.
Он будит Каррин. Каррин тупо смотрит в небо ровно четыре секунды, а затем вскакивает, начинает собирать вещи. Засовывает запасной магазин за пояс. Туда же отправляется карта.
Нурай встаёт тяжелее, нехотя, покашливает, но всё же взваливает на себя рюкзак и спальный мешок в течение двух минут.
Они покидают стоянку быстрым шагом. Переходят на лёгкий бег - тени скользят следом. Летят рысью, когда рычание звучит отовсюду.
Вот тебе и открытая местность. Раньше демоны их избегали - прятались от солнца под деревьями, за высокими домами, но сейчас совсем потеряли совесть. А может наконец-то поняли: чем ближе зима, тем меньше света.
Впереди растёт чёрное пятно. Каррин готовится стрелять.
- Нет! - шипит Янар, - сбегутся на звук. Обойдем!
Демоны берут их в кольцо.
Разумные, трави.
- А теперь? - Каррин потряхивает, но прицел держит крепко.
В руке Нурая блестит клинок.
- К чёрту! - выплёвывает Янар и снимает автомат с предохранителя.
Остается два магазина, да?
