Цвет махаона

Джонатан провожал любопытным взглядом улетающие вдаль военные самолеты. Он и представить не мог, что происходит там, за неизведанной ширью. В свои одиннадцать лет Джон мечтал стать летчиком и покорять небесные просторы, быть выше всех. Мечта его испарялась на том самом месте, где он стоял в эту минуту, а именно, посреди пшеничного поля, неподалеку от дома. Вокруг Джона среди пышных золотистых стеблей носился старый пес по кличке Гром. Он был большой, с лохматой рыжей шерстью, длинными отвисшими ушами и добрыми-добрыми черными глазами, которые прятались за тяжелыми веками. Гром ждал, когда светловолосый мальчишка бросит в сторону палку, чтобы умчаться за ней и принести ее. Двенадцатилетний пес был умным, преданным и очень любил своих хозяев, а в особенности Тома, который его подобрал еще щенком и выходил.

Джонатан смотрел на старую покосившуюся лачугу, где прожил уже одиннадцать лет. На всю округу она была здесь одна. Рядом, кроме деревянного амбара, ни единого строения. Томас занимался хозяйством возле дома. В этот жаркий июльский день Джон никак не хотел работать. Несмотря на то, что Том дал ему поручение установить новый забор, он убежал в поле играть с псом.

– Пойдем к дому, Гром! – сказал Джон. – А то отец снова будет ругаться.

Пес исподлобья посмотрел на него, вильнул хвостом и помчал вперед. Джонатан не спеша шел по полю, сбивая палкой пшеничные стебли. В небе над ним продолжали жужжать самолеты, оставляя после себя длинные реактивные следы. Шум от «стальных птиц» надолго поселялся в ушах, но этого было не избежать. Военное время давало о себе знать. По всему миру люди умирали от геноцида и голода. Человечество существовало. Другого слова не подобрать. Кто-то пытался развиваться в городе, многие прятались на фермах, зарабатывая на жизнь лишь ремонтом техники и выращиванием овощей. Том был в числе последних. В округе он известен благодаря ремонту старых автомобилей. Для этого он в 1940-м году построил амбар, где чинил технику. В основном это были автомобили, владельцы которых проживали в молодом городе Нилз, расположенном в сорока минутах езды на север.

– Долго тебя еще ждать? – брюзжал Том. – Если ты, щенок, до захода солнца не поставишь вокруг дома новый забор, то ужина не увидишь!

– Прости, пап! – виновато сказал Джонатан. – Я сейчас начну. Только воды попью.

Том был своеобразным человеком. Внешне выглядел неопрятно, вечно небритый, носил один и тот же синий комбинезон, а на голове шляпа, из-под которой соломой торчали седые волосы. Под длинным острым носом росли пышные белесые усы, сползавшие от уголков губ к подбородку. Когда Томас ругался, они смешно подпрыгивали, что вызывало у мальчика скромную улыбку.

Возраста своего Том никогда не выдавал, а лишь говорил, что он прожил уже целую вечность и многое повидал. На вопрос Джона о маме, говорил, что она далеко и не может сюда приехать из-за войны. Томасу не нравились люди. Он говорил, что они слишком ленивы и алчны, чтобы их любить. Будучи обычным фермером, он не упускал возможности ободрать богачей. Том считал это долгом, ведь каждый из них при возможности обгложет его до косточки, не поморщившись. Конечно, совесть терзала Тома, но плечи не могли выдержать дом, Джонатана и пса Грома.

Том поправил потрепанный комбинезон и направился в амбар, где его дожидалась очередная зеленая развалюха марки «форд В8». Автомобили этой модели, хоть и были распространены, но качество их оставляло желать лучшего. Том радовался, что такой хлам может прокормить его.

Джонатан в это время накинул клетчатую рубашку поверх майки, туже затянул на пояснице бечевку, которая держала на талии его шорты, зачесал назад волосы и направился к груде деревянных брусков, из которых необходимо сначала сколотить подобие забора, а после поставить его. Работы много, а Том не любил откладывать на потом все, что задумал. Так же он воспитывал и Джонатана.

Гром носился рядом, как оголтелый. Несмотря на свой возраст, пес был резв, игрив и часто баловался. И происходило это до тех пор, пока Томас хорошенько не вскрикнет на него. Тогда, как и сейчас, Гром сутулился и прятался в будке переждать злость, нахлынувшую на хозяина. Джонатан молчаливо колотил ограду. У него получалось не особо хорошо, но отец иногда выходил из амбара и подсказывал, как лучше поступить и сэкономить брусьев.

День приближался к завершению. Солнце бронзовым шаром закатилось за линию горизонта, оставив после себя янтарный закат, ослепляющий своей красотой. Джон успел поставить по периметру лишь утлый забор, который не пережил бы и ближайшую песчаную бурю. Такое природное явление вызвано частыми ветрами. Порой весь дом усыпало песком с полей и ближайших карьеров, используемых для строительства Нилза и других городов.

– Джонатан, забор слишком плох! – недовольным голосом сказал Том. – Ты ведь понимаешь, что в бурю он не выстоит и снова разлетится на щепки?

Он подошел к забору, тронул его своей жилистой рукой и тот вмиг покосился.

– Я завтра все исправлю, пап! – сказал Джон. – Нужно в ямы под столбами подсыпать больше щебня.

– Почему сразу не сделал? – спросил Том.

– Думал, что...

– Нет, Джонатан, ты не думал, а просто делал. Надеялся, что я не проверю или хотел быстрее закончить. С таким подходом тебе самое место в кабинете. Там полно таких лентяев!

Джон жил в доме, построенном Томасом двадцать лет назад. В центре большой комнаты находился массивный деревянный обеденный стол, а сразу за ним обтрепанный пыльный диван, на котором все свободное время дремал Томас. В углу комнаты был камин, а слева в нескольких метрах от него стояла хлипкая, едва удерживающая Джона, лестница, ведущая на чердак, где он всегда и спал. Несмотря на «золотые руки» Тома, дом не удавалось, как следует отремонтировать из-за нехватки материалов. В лучшем случае получалось обить стены деревом, привезенным заказчиками в счет оплаты. Но часть материалов уходила на постоянную установку забора вокруг дома. Таким образом Том хотел показать клиентам, какую черту переступать нельзя. Заказчики всегда оставляли машины с ключом в замке зажигания за территорией дома и приезжали за ними в оговоренный срок. Сами же добирались до города либо на автомобилях с компаньонами, либо автобусом, что проезжал недалеко от фермы ежедневно в три часа дня.

Джонатан поднял треугольный осколок зеркала с деревянного пола и посмотрел на свое отражение, после чего умылся холодной водой из ведра. Том уже лежал на диване, свесив одну ногу над полом. Его морщинистое худощавое лицо было прикрыто коричневой ковбойской шляпой. Теплый свет от бензиновой лампы, стоявшей на столе, раскинулся по всей комнате. Джон взглянул на отца, вытер рукавом свое мокрое лицо и полез по дряхлой лестнице на тесный чердак, где слева у стены стоял небольшой промятый диван, а подушкой служила старая одежда, смотанная в рулет и перевязанная веревкой.

Джон не любил рано ложиться спать. Он часто наблюдал за звездным небом через открытое круглое окно на чердаке. Зимой окно забивали, чтобы холод не закрадывался в дом, а с наступлением теплых дней доски отбивали. Окно открывало целый мир в глазах мальчишки.

Джонатан вырвал лист бумаги из старой книги, лежавшей под кроватью, сложил его вдвое, после чего загнул углы. Пара незамысловатых действий и в руках лежал бумажный самолетик. Джон подошел к окну и пустил его по ветру. Творение в секунду слилось с настоящим самолетом.

«Интересно, куда он полетел? – с удивлением спрашивал себя Джон. – Вот бы оказаться на месте пилота и понажимать на кнопки, порулить. Уверен, у них самая лучшая работа. Ведь они видят весь мир свысока, могут за секунду оказаться в любой точке мира».

Джон, облокотившись на круглую раму окна, продолжал вглядываться в бескрайнее небо. Пес Гром выбежал из будки и залаял, смотря на мальчишку и мечась из стороны в сторону.

– Гром, ты почему не спишь? – сказал Джон, смотря на собаку. – Сейчас отец проснется, и нам с тобой не поздоровится. Быстро иди в конуру!

Собака бегала, будто что-то учуяла. Были моменты, когда Гром ночью носился по полю за сусликами и кротами, но в этот вечер он особенно встревожился.

«Почему Гром так себя ведет? – преобладал интерес. – Здесь что-то неладное. Нужно спуститься и выяснить, что с ним происходит».

Джон не решился выходить из дома через комнату, где спал Том, поэтому задумал слезть через окно. Он схватился за деревянный карниз, дотянулся большим пальцем босой левой ноги до козырька крыльца, после чего поставил ногу. Джон медленно опустил вторую ногу, снял руки с карниза и присел на корточки. Оставалось самое сложное: спуститься с треугольного козырька на землю. Джон аккуратно в приседе подобрался к краю и с опаской посмотрел вниз.

Пес в это время следил за стараниями Джона. Он не лаял, а лишь бегал с задранным носом. Казалось, в его голове крутились слова: «Идиот, ты подошел не с той стороны. Нужно прыгать с другой!»

По лбу Джона ползли капли пота. Они лезли в глаза и обжигали их. Джон посмотрел вниз, а затем перекинул взгляд на окно чердака.

«Плохая затея! – подумал он. – Лучше бы остался внутри. Сейчас бы уже спал. Но нет, угораздило повестись на собаку, которая наверняка просто хочет поиграть».

Не успел он полноценно осмыслить поступок, как вдруг порывистый ветер столкнул его с крыши. Джон упал на землю. Тело скрутило обручем, и дышать было невозможно. Джон лежал, держась за ребра. Он считал, что сломал себе их. Однако через секунду почувствовал на лице теплый мокрый язык Грома. Пес облизывал Джонатана, приводя его в чувство. Мальчик кое-как встал, отряхнулся и прихрамывая последовал за псом, умчавшимся далеко в поле.

– Гром, куда ты меня ведешь? – кричал Джон. – Постой!

Он следовал за псом через поле. Стебли пшеницы ласково щекотали колени, будто знали, что мальчишка в шортах. Джон кричал, но продолжал идти. Через несколько минут он остановился у придорожного пустыря. Пес лежал на серой земле и снизу вверх жалобно посматривал на Джона.

– И почему ты меня сюда привел? – ругался он. – Ты же знаешь, что отец меня теперь не впустит в дом! Ты же не играться хотел, верно? Просто привел меня неизвестно куда! Плохая собака!

Гром в этот момент заскулил, словно хотел что-то сказать. Джон плюнул на пустырь и неторопливо направился в сторону дома. Пес не спешил покидать того места.

– Гром, хватит дурака валять. Ты же уже приводил меня сюда! Что ты этим хочешь сказать? Хватит, пойдем! Теперь, благодаря тебе, мне снова придется спать в амбаре!

Гром отчаянно взглянул на Джона и направился за ним. У дома их ждал Том.

– Ты снова бегал за псом? – вскрикнул он. – Я же говорил, чтобы ты не обращал внимания на эту дурную псину. Марш в амбар!

Джонатан опустил голову и пошел, куда указывал палец Томаса. Отец не любил, когда его просьбы не выполняются. Он всегда твердил, что для достижения цели необходим внутренний стержень, хоть и у самого его никогда не было.

Пронзительный выстрел заставил Джона встрепенуться. Вскочив с лежанки из тряпок и сухой травы, он выбежал из амбара. Гул от выстрела разнесся над полем. Джон забежал за дом и увидел Грома. Тот лежал на заднем дворе, рядом с выгребной ямой. Пес дергал лапами и скулил. Влажными глазами он передавал боль, что чувствовал в душе. Над ним с ружьем в руках возвышался Томас. Однажды он сказал, что собака должна жить не больше десяти лет, как и человек, не больше семидесяти. Что у тех, что у других теряется нюх и способность к выживанию. После они только доставляют хлопоты.

Джонатан подбежал к умирающему Грому, водрузил его к себе на колени и начал плакать. Пес был его лучшим другом. Томас равнодушно посмотрел на Джона, закинул ружье на плечо и направился в амбар.

– Почему ты его убил? – кричал плачущим голосом Джон. – Он же ничего не сделал! Животное не он, а ты!

Томас не обращал внимания на выкрики сына, он считал, что ребенка пора приучать к жестокости, иначе он погибнет в этом мире. Если не ты выстрелишь, то выстрелят в тебя, и неважно невинная собака это или человек. Ведь даже от самого беззащитного можно ожидать ножа в спину. Однако Джонатан этого еще совсем не понимал.

– Укрепляй забор, щенок! – уходя произнес Том.

Джон медленно спихнул на землю безжизненное тело Грома, взглянул в его черные глаза и, шмыгая носом, прошептал:

– Прости нас, Гром!

После этого он схватил ведро и направился к ближайшему карьеру, где находился щебень. За день ему нужно натаскать более пятнадцати ведер камня, чтобы укрепить ограду вокруг дома. Путь до карьера не близкий: порядка пятнадцати минут ходьбы в одну сторону.

Вечером Томас выкопал за домом большую яму, куда скинул мешок с телом Грома. Засыпал ее песком и поставил крест, посмотрев на который, тихо произнес:

– Прости, друг, но так будет лучше для всех!

Джон за весь день не обменялся с отцом ни единым словом. Вечером на столе в доме его ждали фрукты и пирожные. Но он прошел мимо стола, умылся холодной водой и молча полез по лестнице на чердак.

Через мгновение Том вышел из дома и посмотрел на чердачное окно, из которого выглядывал Джон.

– Спускайся, – сказал мужчина, пытаясь изобразить улыбку. – Альфред привез из города шоколадные пирожные и апельсины. Тебе они понравятся!

Джон посмотрел на отца и скрылся. Он лег на диван и отвернулся к стене. На глазах накатывалась мокрая соленая печаль.

– Ну же, Джонатан! – просил Том, крича с первого этажа. – Если хочешь знать, то мне тоже жаль Грома. Я любил его. Но иначе поступить не мог. Спускайся и поужинай со мной... сынок!

Спустя минутное молчание, Том услышал копошение. Джон спустился. Он подошел к столу, схватил пирожное и жадно откусил половину. Затем взял железную кружку и отпил из нее несколько глотков. Том почистил апельсин, оторвал половину и протянул Джону.

– Какой он на вкус? – спросил мальчик. – Ни как гранат?

– Возьми и узнаешь! – сказал Том.

Джонатан вспомнил, как месяц назад обрадовался, когда увидел гранат. Эта здоровенная ягода была похожа на помидор. Тогда Том безжалостно разодрал его надвое и положил на стол. Несколько багровых икринок отделились и, немного прокатившись по столешнице, упали на пол. Джон оторвал одну красную капельку от кожуры и положил в рот. Сначала нравилось, потом рот начало связывать, а через миг скулы свело от попыток отделить мякоть от мизерного зернышка.

– Он точно ни как гранат? – снова спросил Джон.

– Попробуй! – ответил Том.

Мальчик взял цитрус и вцепился зубами в сочную мякоть. Тут же его лицо покосилось, а глаза закатились. Джон никогда до этого не пробовал такого. А теперь, возможно, и вовсе разлюбит цитрусовые. Однако он улыбнулся, отложил половину пирожного, схватил еще один апельсин и начал чистить.

Том смотрел на Джона, в голове крутились воспоминания, как он обучал его простой математике, письму и строительству. Чего-то мальчик и не понимал, но со временем учился считать деньги, писать и даже устранять несложные поломки в автомобилях.

– Пап, а как ты думаешь, мама вернется к нам? – спросил он.

– Не думаю, – устало ответил Томас. – Она сейчас очень далеко.

В памяти всплывала ночь 28 июня 1932 года. Именно тогда годовалый пес Гром в зубах приволок к дому корзину, в которой лежал белокурый визгливый младенец. Том не знал, как поступить. Жена три года как жила в земле, смертельная болезнь не оставила ей шансов увидеть собственного ребенка. Том взял корзину, принесенную малышом Громом от придорожного пустыря. Он не решался рассказывать Джону правду, хотя и понимал, что рано или поздно это сделать придется.

– Тебе понравились пирожные? – спросил Том. – Попросить Альфреда привезти их в следующий раз?

– Лучше апельсины! – сказал Джон, держа в руке оранжевую дольку.

– Хорошо! – улыбнулся Том.

– Почему ты убил Грома? – внезапно спросил Джон. Он опустил нос, надул губы и продолжил: – Из-за того, что он меня снова водил к пустырю? В этом только моя вина. Гром мне был другом, а ты убил его!

– Сынок, я могу тебе сказать, что Гром и мне был лучшим другом на протяжении двенадцати лет, – говорил Том. – И я бы его не убил за то, что он баловался или тебя тащил ночью черт пойми куда. Мне пришлось это сделать, его срок пришел. Я не хотел, чтобы он мучился. Он уже давно был болен и через месяц или два сам бы покинул нас. Думаешь, мне это легко было делать? Нет! Я, как и ты, страдаю. Мне Грома будет очень не хватать!

После ужина Джонатан поднялся на чердак, откуда снова смотрел на звездное небо и улетающие вдаль самолеты. Взгляд невольно тянулся вниз, на конуру Грома. Джон понимал, что прошлого не вернуть, но будущее зависит от него. Он хотел попасть в город Нилз, однако Том не позволял ему приближаться к цивилизации и вторил, что город портит и убивает людей.